Тассо Торквато - Освобожденный Иерусалим, Страница 31 - Книги

iv align="justify"> Природа указала диким козам

На средство благодетельной травы;

Они себе в ней исцеленье ищут,

Когда стрела вонзается в их тело

И разрывает мясо. Ангел эту

Траву приносит и рукой незримой

Выдавливает соки из нее

В ту воду, что припасена для раны.

Туда потом он прибавляет также

Святой струи лидийского фонтана

С душистой панацеей; старец воду

На рану льет, и вдруг стрела выходит:

Ни крови нет, ни боли; снова бодр

И свеж Готфрид. И восклицает лекарь:

"Не моему искусству ты обязан,

Не смертного рукой ты исцелен.

Я в этом чуде вижу помощь свыше,

К тебе слетел, бесспорно, ангел Божий;

Теперь свободен ты, бери свое

Оружие и возвращайся к славе".

Готфрид, пылая рвением, уже

Надел свою пурпуровую обувь,

Уже схватил копье и меч, и воздух

Уже на шлеме перьями колышет.

Сопутствуемый тысячным отрядом,

Он к городу идет; от тучи пыли,

Что поднимают воины с земли,

Темнеют небеса; дрожит земля.

Издалека героя примечают

И узнают враги: внезапный ужас

Охватывает их и леденит.

Готфридов голос трижды раздается.

От этих гордых звуков, этих криков,

Что призывают к битве, воскресает

Отвага в христианах, и они

К оставленным стенам спешат обратно;

Но Сулейман с черкесом уж засели

В развалинах, чтоб не пустить в пролом

С отрядом налетевшего Танкреда.

Готфрид, в броню закованный, подходит

И с видом, наводящим страх и трепет,

Молниеносный дротик, размахнувшись,

В черкеса вдруг бросает: и таран

Такую быстроту не мог придать бы.

Оружие летит, как вестник смерти,

С ужасным шумом, но Аргант бесстрашный

Спокойно щит уж держит наготове.

И щит пронзен, и латы; равнодушный

К царапине, Аргант Готфриду дротик

Назад шлет с криком: "Получи свое

Обратно!" Но герой, пригнувшись низко,

Удара избегает; дротик в глотку

Вонзается Сигьеру: умирая,

Являет радость преданный слуга,

Что спас своею смертью господина.

И в то же время камнем Сулейман

В вождя невстрийцев попадает метко;

Вокруг себя не раз перевернувшись,

Тот падает на землю бездыханным.

Готфрид, пылая мщением, хватает

Оружие его, бежит к стене,

Врывается в развалины, как буря,

И бой ведет лицом к лицу с врагами.

В ожесточенной схватке расточает

Удары он один страшней другого;

Но ночь, исподтишка подкравшись, землю

Окутывает темной пеленой:

Смиряющие тени, наконец,

Кладут предел смертельной распре смертных;

Приходится Готфриду завершить

Кровопролитный день и в стан вернуться.

Но, прежде чем уйти, велит туда

Перенести он раненых, а также

От ярости врагов, насколько можно,

Сберечь машин остатки и обломки;

Осадная же башня, этот ужас

Неверных, хоть повреждена немало,

Но держится еще и может снова

На гибель осажденным послужить.

Она катилась по полю и скоро

Была уж под защитою окопов;

Но как ветра и бури победив

И к пристани идя, вдруг судно на мель

Садится или гибнет на скале,

Как бездны и потоки одолевший

Шатается и падает нежданно

Совсем у дома конь изнеможенный,

Так на бок наклоняется вдруг башня,

С которой столько связано надежд:

Два колеса ломаются под нею

И, подгибаясь оба, заставляют

Ее в пути на воздухе повиснуть

И неизбежно быстро разрушаться;

Тотчас ее подхватывают, ставят

И держат в ожидании починки.

Желательно Готфриду, чтобы к утру

Она была приведена в порядок,

И страже, к ней приставленной, герой

Беречь ее приказывает строго;

Стук молотков, однако же, и крики

Работающих слышат с укреплений,

И сразу сотни факелов зажженных

Врагам работы тайну выдают.

ПЕСНЯ ДВЕНАДЦАТАЯ

Несется ночь на черной колеснице;

Но вовсе не смыкают глаз и стан

И город. Христиане под надежной

Охраной все работы продолжают;

Неверные восстановляют также

Разрушенные стены и валы.

И в то же время ранами своими

И те и эти заняты прилежно.

Все раны перевязаны. Текут

Часы, не прерываются работы;

Но рвение к ним гаснет понемногу:

И тишина и тьма зовут к покою.

Одна лишь амазонка, в вечной жажде

И подвигов и славы, неустанно

Рабочих побуждает. С ней Аргант,

И говорит она себе неслышно:

"Аргант и повелитель турок нынче

Явили чудеса отваги оба:

Одни дерзнули выйти из-за стен

И обратить в куски снаряды вражьи,

А я вдали от боя, под прикрытьем,

Искусною стрельбою отличалась,

И в этом слава вся моя: ужель

На это только женщина способна?

Ах, лучше бы, среди стольких героев

Души своей ничтожной не являя,

Ушла в леса и в горы я и там

В зверей бы диких стрелы запускала!

Иль, в женские одежды облачившись,

Скрывалась бы в убежище надежном!"

Вдруг, мыслью озаренная, Клоринда

Выходит из раздумья, восклицая:

"Давно уж, государь, моя душа

Томится жаждой подвига такого,

Что дерзостью затмил бы все другие;

И вот что мне, не знаю, Провиденье ль,

Гордыня ли моя, сейчас внушает:

Пойти с мечом и с факелом к врагам

И башню сжечь; мой подвиг будет в этом,

А остальное все - во власти Неба.

И если мне не суждено вернуться,

Тебе своих я спутниц поручаю,

А также и того, кто был ко мне

Отечески и нежен и заботлив.

Отправь в Египет и сироток бедных,

И старца, удрученного годами.

Молю, будь милосерд к ним, государь:

И пол и возраст этого достойны".

Арганта изумленного пронзает

Из сердца амазонки жало славы,

И говорит он: "Ты пойдешь туда,

Меня же бросишь здесь, как рядового?

И мог бы я издалека спокойно

Огнем, тобой зажженным, любоваться?

Нет, нет! Доныне я делил твои

Опасности и до конца желаю

С тобой остаться в славе или в смерти.

Не меньше твоего вот это сердце

Опасность презирает; как прекрасно

Жизнь выменять на честь, я знаю так же".

Клоринда же ему: "Ты доказать

Сумел нам это вылазкой бессмертной;

Но что потеря женщины Солиму?

В тебе ж (да отвратит несчастье Небо)

Какую он утрату понесет!" -

"Напрасно ты пытаешься умерить

Мой пыл пустыми доводами, - так

Ей воин возражает, - за тобой

Пойду я, если хочешь; а не хочешь,

Пойду один вперед". Согласной парой

Царя они находят средь старейших,

И говорит Клоринда: "Государь,

Дозволь нам некий замысел исполнить.

Аргант берется вражью башню сжечь,

А что он говорит, то исполняет;

Я с ним пойду: дождаться только надо,

Чтоб стража от усталости заснула".

Вздевает к небу руки Аладин

И восклицает, слезы проливая:

"Хвала Тебе, что, на рабов смиренных

Склоняя взор, мое спасаешь царство!

Нет, не падет оно, пока еще

В таких бойцах опору обретает;

Но вам, великодушные, какая

Награда возместить заслугу может?

Пусть Слава обессмертит ваше имя

И им весь мир наполнит; я же только

Вознагражу вас вполовину, если

Вам часть своих владений предложу".

Так молвил повелитель престарелый,

Арганта и Клоринду обнимая.

Султан, пылая ревностью высокой,

Не может скрыть ее и говорит:

"Мечом и я не тщетно опоясан;

Я с вами отправляюсь иль за вами".

Клоринда возражает: "Как? Втроем?

А на кого же мы Солим оставим?"

Аргант ему другой ответ готовит,

Но Аладин его предупреждает:

"Твою отвагу знают, Сулейман;

Все ужасы бессильны перед нею;

Последнего ж защитника лишившись,

Встревожился б народ еще сильнее,

И этих бы двоих я удержал,

Когда б их заменить возможно было.

Меж тем у башни сильная охрана:

Чтоб одержать над нею верх, сильнейший

Отряд должны мы были бы послать,

А это запрещает осторожность.

Пусть действуют вдвоем; им не впервые

Случайностям подобным подвергаться.

Их пара стоит тысячи бойцов:

Вернутся к нам они с победой только!

И сан державный твой, и твой венец

Обязывают здесь тебя остаться;

Когда ж Клоринда и Аргант исполнят

Свой замысел (а что они исполнят,

Я в глубине души не сомневаюсь)

И станут их преследовать, тогда

Ты выйдешь к ним на помощь". Аладину

Султан с досадой явной уступает.

"Постойте, - говорит Исмен, - постойте:

Еще теперь не время; подождем,

Пока восторжествует сон над стражей,

Поставленной у гибельной махины.

Я снадобье горючее меж тем

В достаточном запасе приготовлю".

С ним оба соглашаются и часа

Удобнейшего ждут нетерпеливо.

Чтоб не привлечь вниманья христиан,

Роскошные одежды и доспехи

Клоринда заменяет черным платьем,

Беды грядущей предзнаменованьем.

Без блеска щит она берет и шлем

Без перьев и нашлемника; лишь евнух

Арзет при ней, тот евнух престарелый,

Что вынянчил ее со дня рожденья.

Повсюду за воительницей смелой

Он следует, на возраст не взирая:

При виде снаряжения ее

Тревогою сжимается в нем сердце.

Своими сединами, старой службой,

Всей нежностью ее он заклинает

От пагубной затеи отказаться;

Она ж внимать не хочет ничему.

"Жестокая, - так заключает он, -

Уж если ни года мои, ни просьбы,

Ни слезы преклонить тебя бессильны,

Тогда тебе открыть я должен тайну.

Узнаешь ты свое происхожденье,

И уж решай сама, как поступить".

Он требует настойчиво, Клоринда,

Дыханье затаив, ему внимает.

"Сенап был Эфиопии царем;

Быть может, он там царствует доныне;

Он сам и с ним все эфиопы Сына

Марии, Иисуса, почитают.

На женской половине во дворце

Я жил и там прислуживал царице:

Хотя она была и черной кожи,

Но цвет ее красы отнюдь не портил.

Сенап ее неистово любил

И ревновал с не меньшим пылом также;

Терзаемый губительною страстью

И от людей жену скрывая, он

Равно хотел бы скрыть ее от Неба.

Разумная и скромная царица

Жила в уединенье неизменном

И счастье обретала в счастье мужа.