| Главная » Книги |
Тассо Торквато - Освобожденный Иерусалим, Страница 10
Тассо Торквато - Освобожденный Иерусалим
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
n="justify">
Что в верности его не сомневался.
45
Под бременем двойным, вначале дядя,
Казалось, о моем лишь думал счастье:
Дивил он весь Восток своей ко мне
Поистине родительской любовью.
Быть может, под личиной благородства
Он уж тогда был полон черных мыслей;
Меня ж в невестки проча, может быть,
Далек еще он был от преступленья.
46
Росла я; рос двоюродный мой брат,
Упрямое и грубое созданье.
Под внешностью мерзейшею таится
Такое же и сердце у него;
В нем скупость уживается с гордыней;
Развратный, необузданный, собою
Чудовищную смесь одних пороков
Без тени добрых чувств являет он.
47
Такого-то супруга для меня
Мой опекун заботливый готовил!
Не раз он возвещал мне, что должна я
С ним разделить и ложе и престол.
На всякие пускался он уловки,
Но вырвать роковое обещанье
Не удалось ему: я неизменно
Отказом иль молчаньем отвечала.
48
Но, наконец, однажды он уходит
С таким зловещим видом от меня,
Что я свою страдальческую повесть
В его лице, как в зеркале, читаю.
И с той поры ужасные виденья
Мой сон тревожить ночь за ночью стали,
А роковой испуг запечатлел
В душе грядущих бедствий ожиданье.
49
Тень матери являлась часто мне
Под облаком печали. Ах, как мало
Напоминало бледное лицо
Знакомые черты ее портретов!
И говорила мне она: "Беги,
Дитя мое, беги от страшной смерти!
Уж вижу я отраву и кинжал
В предательской руке; беги скорее!"
50
Но что мне было в этих предсказаньях
Погибели, меня подстерегавшей?
Неопытная, робкая, к кому
За помощью могла я обратиться?
В чужих краях вымаливать подачку
Казалось мне ужасней смерти. Да,
Я предпочла бы дни свои окончить
В местах, мое рожденье увидавших.
51
Несчастная, боялась смерти я
И от нее бежать не смела. Выдать
Боялась эту самую боязнь
И час своей погибели ускорить.
Так, полная тревоги и смятенья,
Влачила я унылый жребий свой:
Как будто меч над головою видя,
Я каждый миг ждала его паденья.
52
Но вот (благодарить ли мне судьбу,
Иль надо мной она лишь посмеялась?)
Один отцом воспитанный придворный
Является тайком и возвещает,
Что смерть моя уж дядей решена
И приговор исполнен будет скоро:
Тирану сам же дал он обещанье
Отравленный мне кубок поднести.
53
Одно лишь бегство будто бы спасет
Меня от занесенного удара.
И, предлагая мне свои услуги,
Он ободрить старается меня.
Мне ничего не остается больше,
Как ввериться советчику; и я
Бежать решаюсь в ту же ночь далеко
И от родной земли, и от тирана.
54
Ночь настает и замысел наш кроет
Безмолвной тайной мрака своего.
Я ухожу, со мною две служанки,
Две спутницы в неведомых скитаньях;
Но влажный взор невольно обращаю
К местам, где первый день мне улыбнулся
Прикованные к виду дорогому,
Насытиться не могут им глаза.
55
Туда меня все помыслы влекут,
Но каждый шаг оттуда удаляет.
Так в бурю мореход глазами ищет
От взора убегающую землю.
Без сна и ночь, и день, ее сменивший,
Мы по местам неведомым блуждали
И, наконец, до замка добрели
Совсем уж на краю моих владений.
56
То замок был Аронта, моего
Спасителя, бежавшего со мною.
Предатель между тем, узнав, что жертва
Его исчезла, в бешенство приходит
И тут же с плеч своих сложить вину
Решает на меня и на Аронта:
Обоим нам приписывает он
Задуманное им же злодеянье.
57
Как будто подкупила я Аронта
Ему напиток с ядом приготовить,
Чтоб, от его избавившись надзора,
Не знать запрета в склонностях преступных;
В пылу постыдной страсти отдавалась
Я множеству любовников как будто.
О, молния сожгла б меня скорее,
Чем осквернила б я святую честь!
58
Что, пожелав моих сокровищ, варвар
Убить меня решил, мне это больно;
Но что он честь мою пятнает, ах,
Какая рана с этою сравнится!
Перед моими подданными в страхе
В обман хитро их вводит нечестивец,
Чтоб мнимою виною удержать
На мщение поднявшуюся руку.
59
Взойдя на мой престол и на себя
Венец мой возложив, он, кровопийца,
На том еще не думает мои
Невзгоды и несчастия покончить.
Аронта сжечь сулит он в замке, если
Тот сам его оковам не предастся;
А мне и тем, кто делит жребий мой,
Он даже не войной грозит, а плахой.
60
Он хочет, говорит, в моей крови
Омыть позор, ему мной нанесенный,
И дому моему вернуть ту честь
И мощь, которых я его лишила.
На деле же он одного боится:
Утратить скипетр, мне принадлежащий;
И, только сжив меня со света, может
Он власть свою упроченной считать.
61
Ах, в замыслах своих не преуспеть
Не может он! И без твоей поддержки
Придется, государь, мне не слезами,
А кровью укротить его жестокость.
Несчастная, невинная, без средств,
Без помощи, склоняюсь я к твоим
Ногам, твои колена обнимаю
И возвратить мне честь и жизнь молю.
62
Рукой твоей, в возмездье справедливом
Смиряющей и гордость и нечестье,
Святынею твоею заклинаю:
Не отвергай моих молений жарких!
Пусть жалость благодетельного сердца
Мне сохранит и дни и скипетр. Жалость!
Нет, государь, я умоляю только
Тебя о правосудии разумном.
63
Ты чувством справедливости и мощью
Все исполнять, что хочешь, одарен:
Меня спасая, ты приобретаешь
Себе, как мне, покорный край. Довольно
Мне от тебя десятерых героев.
Со мной в Дамаск отправившись, сумеют
Они меня и преданным вельможам,
И верному народу возвратить.
64
Один из важных жителей Дамаска,
Заведующий входом потаенным,
Ворота отворить мне и ввести
Украдкой во дворец меня берется:
Он за успех ручается, коль помощь
Я от тебя хоть слабую добуду;
Ему она дороже целой рати,
Так ценит он отвагу христиан".
65
И, смолкнув, ждет Готфридова ответа;
Но и в ее молчанье продолжает
Настойчивость мольбы ее звучать.
Колеблется Готфрид: боится он
Коварства сарацинов, ибо знает,
Что верен людям только верный Богу;
Но свойство душ великих, доброта,
В нем все одолевает напоследок.
66
И кое-что еще его вниманье
Приковывает к бедствиям царевны.
Он чувствует, как важно для него
Иметь в своих руках престол дамасский:
Властительница новая, конечно,
Пути ему признательно откроет,
В намереньях поможет и доставит
Оружие, припасы и казну.
67
Пока Готфрид, взволнованный рассказом,
С поникшей головой, соображает
И взвешивает доводы, Армида
С него не сводит глаз в недоуменье:
Молчаньем продолжительным ее
Все больше он смущает и тревожит;
Но, наконец, в смягченных выраженьях
Решительно отказывает ей.
68
"Когда бы, госпожа, то предприятье,
К которому призвало Небо нас,
Мечей и рук не требовало наших,
Могла б вполне на нас ты положиться.
Но мы должны спасти народ Господень
И стен святых восстановить свободу.
Великий был бы грех ослабить войско
И шествие победное замедлить.
69
Даю тебе обет, и пусть он будет
Тебе залогом, что, когда удастся
Нам вырвать из неволи эти стены,
Возлюбленные Небом, мы тотчас
Последуем сердечному порыву
И возвратим тебе престол отцовский.
А если б я тебе поддался нынче,
Отступником я стал бы нечестивым".
70
Армида молча голову склоняет
И, в землю взор вперив, стоит недвижно;
Потом, глаза омоченные к небу
Подняв, взывает с горестью глубокой:
"Несчастная! Ах, в целом мире жребий
Найдется ли плачевней моего!
Скорее все изменится в природе,
Чем перестанет гнать меня судьба.
71
Надежды, значит, нет: напрасны слезы;
К моленьям глухо сердце человека.
Быть может, не разжалобив тебя,
Разжалоблю тирана я скорее?
Суровостью тебя корить не буду:
В моих напастях Небо лишь виновно;
Оно твою ожесточает душу
И непреклонным делает тебя.
72
Нет, государь! Не ты мне, нет, а рок
Отказывает в помощи молимой.
Жестокий, беспощадный рок, возьми же
Остаток жизни ненавистной! Ах!
Тебе казалось мало на сиротство
Меня обречь в младенческие годы:
Еще с престола нужно было свергнуть
И в грудь вонзить отравленный кинжал.
73
Прочь, прочь отсюда, где не позволяет
Мне дольше оставаться честь моя.
Прочь, но куда? Где скрыться злополучной
От ярости тирана? В целом мире
Мне не найти убежища такого.
Но что ж колеблюсь я? Перед собой
Я вижу смерть и к ней иду, чтоб этой
Рукой предупредить ее удары".
74
Она молчит; в ее глазах - печать
Исполненной достоинства досады.
По виду и скорбя и негодуя,
Она уйти и вправду будто хочет.
А слезы, слезы гнева и печали,
Текут неудержимо и обильно,
И кажется от солнечного блеска,
Что сыплются жемчужины из глаз.
75
И все лицо омочено слезами.
Такою нам является лилея,
Когда еще чуть брезжит в небе утро
И чашечка ее сверкает ярко
Алмазными слезинками Авроры;
А ветерок, способствуя расцвету,
К ней в лоно пробирается и нежит
Ее дыханьем сладким, как влюбленный.
76
Но из ее волшебных слез родится
Таинственное пламя, что в сердца
Мужские проникает, самовластно
Охватывает их и зажигает.
Амур! Кто от тебя пощаду видел
И пламенем твоим кто не горел!
Но ты, благоприятствуя Армиде,
Свои же чудеса усугубляешь.
77
Ей лживою печалью удается
Растрогать всех, и все в одно решают:
"Чтоб быть таким неумолимым, нужно
Тигрицею быть вскормленным, родиться
В мрачнейших недрах Альп иль морем гневным
Быть выброшенным на берег пустынный;
Как может он, жестокий, огорчать
Такую красоту отказом грубым!"
78
Пока так ропщут все и не дерзает
Никто заговорить, Евстахий юный,
Любовью весь горя и состраданьем,
Становится перед Готфридом смело
И речь ему такую держит: "Брат,
Чрезмерную суровость и жестокость
| |
| Просмотров: 421 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры