Тассо Торквато - Освобожденный Иерусалим, Страница 21 - Книги

y"> Немногие к знаменам робко жмутся,

Клоринда же, смятенье это видя,

Благоприятным пользуется мигом

И скакуна во всю пускает прыть.

117

"Друзья, - кричит она, - теперь за наши

Права вступились сами Небеса;

Их гнев минует нас благополучно

И наших лишь врагов разит нещадно.

Лишенные оружия и света,

Они дрожат и уж готовы сдаться:

Вперед! Вперед! За мной, друзья, куда

Судьба нам путь указывает славный!"

118

Так воинов она воспламеняет

И нападает вдруг на христиан;

Над жалким их бессилием смеется,

И рубит их неистово, и гонит.

Воспрянувший Аргант усугубляет

Смятенье победителей своих:

И кажут тыл они врагам и буре,

Поспешно покидая поле битвы.

119

Бегущие, гонимые и Адом

И смертными, они мешают кровь

Из ран своих с ручьями дождевыми,

Обильно наводнившими долину.

На груды умирающих и мертвых

Безжизненными падают телами

Рудольф, рукой Арганта пораженный,

И Пирр, погибший от меча Клоринды.

120

Так в ужасе бежали христиане:

Неверные с нечистыми в союзе

Преследуют их злобно по пятам.

Один Готфрид бесстрашно подставляет

Ударам вражьим, молниям и буре

Свое лицо, журит вождей и, стоя

У входа в стан, как неусыпный страж,

Встречает их смятенные отряды.

121

Двукратно устремляясь на Арганта,

Он преграждает путь ему двукратно;

В сплоченные ряды врагов, как вихрь,

Двукратно он влетает: напоследок

Он сам и остальные за окопы

Скрываются, победы не изведав.

Спешат обратно в город сарацины,

А христиане в стан едва бредут.

122

Но все еще убежища они

От разъяренной бури не находят:

Преследует ненастье их и там.

Вода свободно проникает в ставки,

А ветер раздирает их на части,

Срывает и по воздуху разносит.

Вой ветра, шум дождя, и гром, и крики

В ужаснейший сливаются аккорд.

ПЕСНЯ ВОСЬМАЯ

Гром перестал греметь, утихла буря,

И замерло дыхание ветров:

Вся в золоте и в розах выходила

Аврора из небесного чертога.

Но злобные зачинщики ненастья

Еще не унялись. Один из них,

Что Астаротом звать, своей сестре

Дискордии такое молвит слово:

"Ты воина там видишь, что от мести

Борца за нашу славу ускользнул.

Остановить его уж мы не в силах:

Латинянам расскажет он, какой

Его начальник участи подвергся;

Важнейшие он тайны выдаст им,

И это их принудит, может статься,

Бертольдова обратно вызвать сына.

Возврат для нас опасный мы должны

Предупредить иль хитростью, иль силой.

Сойди же к христианам: что им вестник

На благо скажет, обрати во зло;

Пролей в сердца латинян, гельветийцев

И англичан могучую отраву

Разноплеменной розни, посели

В отрядах недовольство и раздоры.

Тебя вполне достоин подвиг: ты же

Властителю его и обещала".

Сказал он, и чудовище тотчас же

Летит исполнить замысел коварный.

А вестник между тем, достигнув стана

Воителей Христовых, говорит:

"Я должен видеть вашего вождя;

Меня к нему, прошу вас, проводите".

К Готфриду любопытная толпа

Его ведет; почтительно склонившись,

Целует он ту доблестную руку,

Что заставляет Азию дрожать,

И говорит: "Герой, от океана

До звезд своими подвигами славный,

Хотел бы я порадовать тебя

Вестями!" И со вздохом продолжает:

"Единственный сын датского монарха,

Свенон, опора старости его,

Горел мечтой стать под твои знамена

В ряды отважных мстителей Христовых:

Ни трудности похода, ни наследство,

Ни нежность к престарелому отцу -

Ничто в его великодушном сердце

Унять не в силах было это рвенье.

Он под твоим главенством знаменитым

Хотел войны искусство изучить;

Его душа безвестностью томилась;

Исполнен был он зависти к Ринальду,

Сравнившемуся в возрасте столь юном

С храбрейшими воителями мира.

Но больше всех соблазнов возбуждал

В нем рвение венец небесной славы.

Становится, пылая нетерпеньем,

Он во главе отряда молодежи

И прямо через Фракию идет

Почти без остановок в Византию;

Там император греческий радушно

Его в своих палатах принимает;

Туда ж к нему является твой вестник

С последними военными вестями.

Рассказывает он о том, как пала

Антиохия и каким позором

Окончилась для персов их попытка

Обратно город взять; и о тебе

Рассказывает он, и о Ринальде,

О том, как этот юноша в порыве

Великодушном скрылся и в каких

Он подвигах являл свою отвагу.

А напоследок вестник прибавляет,

Что вы уже у стен Иерусалима,

И приглашает принца разделить

Последние хотя бы лавры с вами.

Воспламеняют юношу рассказы;

Ему веками кажутся часы:

С неверными сразиться полный рвенья,

Омыть он жаждет руки в их крови.

Как будто ваша доблесть боевая

Упреком служит трусости его;

Снедаемый стыдом, он и советы

И просьбы все упорно отвергает.

Страшит его одна опасность только:

Не разделив опасностей твоих,

Не разделить с тобой и славы бранной;

И ничего не слушает он больше.

Сам ускоряет он свою судьбу;

Едва, чтоб в путь скорей пуститься, первых

Лучей авроры в силах он дождаться:

Кратчайшую дорогу избирая,

Он даже не пытается ни трудных

Проходов, ни враждебных стран избегнуть;

Он нас ведет неведомо куда,

И мы ему покорны, как слепые.

Здесь голод нас подстерегает, там

Природа заграждает нам дорогу:

Вести борьбу приходится повсюду,

Но мы одолеваем все препоны,

Врагов уничтожая там и здесь.

Победы в нас поддерживают бодрость,

И мы, гордясь успехами своими,

Пределов Палестины достигаем.

Тут наши скороходы нам доносят,

Что слышен шум оружия и видны

Распушенные по ветру знамена;

А это заставляет их бояться,

Не войско ли идет на нас большое.

Бледнеют лица воинов, Свенон же

Бесстрашно и спокойно озирает

Испуганный отряд и говорит:

"Нас пальмы победителей, друзья,

Иль мучеников пальмы ждут сегодня!

Надеюсь я на первые, но славу

Нам большую еще сулят вторые.

Когда-нибудь здесь в память нас воздвигнут

Потомки храм; сюда стекаться будут

Народы, чтоб почтить могилы наши

Иль чтоб трофеи наши увидать".

Сказав, он расставляет часовых,

Распределяет должности, работы,

Велит всем при оружии остаться

И сам ни лат, ни шлема не снимает.

И вот среди полночной тишины,

Когда вокруг все мирным сном объято,

Внезапно страшный рев пронзает воздух

И судорогой землю потрясает.

"К оружию!" - кричат, и королевич

Летит, чтоб во главе отряда стать;

Его глаза отваги мечут искры,

Лицо горит. Нас бурно атакуют:

Враги непроницаемым кольцом

Охватывают нас; мечи и копья

Вздымаются вокруг дремучим лесом,

И сыплются дождем обильным стрелы.

На каждого из нас в бою неравном

По двадцати приходится врагов;

Немало уж сраженных и немало

Во мраке при последнем издыханье.

Но в том же мраке и число убитых,

И раненых число погребено;

И подвиги и беды наши ночь

Под черной пеленой таит ревниво.

Меж тем Свенон являет неустанно

И силу рук, и тяжесть их ударов:

Вокруг него течет ручьями кровь,

И груды тел ему оплотом служат;

Куда он на коне в разгаре схватки

Ни обернется, всюду он несет

В своих глазах лучистых смертный ужас

И смерть в своей руке вооруженной.

Сражаемся мы так, пока авроры

Лучи не озаряют небосклон;

Рассеяв тьмы все ужасы, они же

Все ужасы нам смерти открывают.

Столь вожделенный день приносит нам

Лишь зрелище смятенья и печали:

Весь стан телами мертвыми усеян

И нашими останками покрыт.

Две тысячи нас было, а осталось

Не больше сотни. Дрогнуло ли сердце

Геройское от ужаса, не знаю;

Но светел был и ясен вид Свенона.

И говорит он нам, возвысив голос:

"Пойдемте же, товарищи, и к счастью,

И к славе по пути, что указали

Нам павшие бойцы своею кровью".

Он говорит и, улыбаясь смерти,

Что быстро приближается к нему,

Перед потоком хлынувшим отвагу

И стойкость беспримерную нам кажет.

Нет лат таких, хотя бы из алмаза,

Чтоб меч его могучий не пронзил,

Невдолге тело юное собою

Одну сплошную рану представляет.

В неукротимый труп уже не жизнь,

А храбрость лишь одна влагает душу:

Он на удар ответствует ударом;

Чем глубже рана, тем он сам страшней.

Но вдруг, глазами яростно сверкая,

Поддержанный товарищами воин

Свирепо нападает на него

И после долгой схватки побеждает.

И падает царевич благородный,

И некому за павшего отмстить.

О кровь великодушно пролитая!

О властелина лучшего останки!

Свидетелями будьте вы, что жизни

Я не берег! Я презирал опасность,

И если б дни мои решило Небо

В тот миг пресечь, я умер бы достойно.

Среди своих товарищей умерших

Свалился я, один еще живой,

Но уж и чувств лишенный, и сознанья:

Глаза завеса черная покрыла.

Так я лежал и вдруг очнулся; веки

Мои раскрылись вновь; мне показалось,

Что это - ночь; в пространстве темном слабый

Колеблющийся свет увидел я.

Я был еще не в силах различать

Ближайшие предметы: я как будто

И бодрствовал, и спал; то открывались

Глаза мои, то закрывались снова.

От влажности земли, моей постели,

А также и от свежести ночной

Я ощущал такие боли в ранах,

Что, думалось, пересчитать их мог бы.

А свет все приближается меж тем;

Уже я различаю тихий говор.

С усилием приподнимаю веки

И вижу: надо мной два человека

В одеждах длинных с факелом стоят.

"О сын мой, - слышу, - не теряй надежды

На Господа! Он помощью Своею

Предупреждает чистые молитвы".

Протягивает руку говорящий

И с видом вдохновенным произносит

Вполголоса неясные слова,