Тассо Торквато - Освобожденный Иерусалим, Страница 39 - Книги

fy"> Бегите, ах, бегите струй ужасных!

Бегите яств, расставленных на сочной

Траве у ручейка! Спешите дальше,

Не слушайте призывных голосов

Красавиц вероломных; пусть они

Вам нежные шлют взгляды и улыбки:

Пренебрегите ими и в чертог

Волшебницы входите, не колеблясь.

Тотчас же в лабиринт вы попадете,

Где сбились бы, наверное, с пути;

Но я чертеж вручу вам, на котором

Извилины все точно обозначу.

Итак, до очарованного сада

Дойдете вы: там все любовью дышит;

На бархатной траве там со своей

Возлюбленной герой ваш пьет блаженство.

Как только он останется один,

Явитесь перед ним без замедленья

И покажите щит ему алмазный,

Который я тотчас вручу вам также.

Увидит он себя в нем разодетым,

Как женщина: тогда и стыд и гнев

В его завороженном сердце вспыхнут

И смоют все следы позорной страсти.

Ничто теперь вас задержать не может:

Все пасть должны препоны перед силой,

Что к цели вас незримо поведет;

И для самой Армиды даже будет

Вполне нежданным ваше появленье.

Рука, в пути хранительница ваша,

И вам троим уже обратный путь

С заботливостью той же обеспечит.

Но надо, чтобы с первыми лучами

Отправились вы завтра, а сейчас

Пора уже вам отдыху предаться".

И с этими словами он обоих

В покой, им приготовленный, отводит,

А после удаляется к себе,

Вдвоем их до рассвета оставляя

Исполненными чувств и мыслей новых.

ПЕСНЯ ПЯТНАДЦАТАЯ

Уж наново аврора призывает

Людей к труду. Гостям приносит старец

Обещанные жезл, чертеж и щит

И говорит обоим: "Отправляйтесь,

Пока прохладой веющего утра

Не обратило солнце в знойный день;

Примите от меня залоги эти

Моей любви и ждущей вас победы".

А воины тем временем уж встали

И облачились в бранные доспехи;

С надеждою в сердцах они идут

За старцем теми ж мрачными путями,

Какими он же вел их накануне.

Так достигают русла напоследок,

И воинам, прощаясь, молвит старец:

"Счастливого пути, мои друзья!"

Под ними пригибается волна,

Потом их поднимает, словно были б

Они двумя древесными листками,

И вскоре ставит на сухую землю.

Едва они успели оглядеться,

Как видят уж корабль перед собою,

А на корме ту женщину, которой

Они в пути довериться должны.

Кудрявые на лоб спадают пряди;

Благоволенье кроткое сулят

Спокойные, приветливые взоры;

Небесной чистотой лицо сияет.

Живая, беспрерывная игра

Бесчисленных цветов ее одежды

Глазам остановиться не дает

На прихотливой смене переливов.

Так в озаренье солнечного блеска

Неуловимо-быстрой чередой

Сменяется оттенок за оттенком

На нежной шее горлицы влюбленной:

То вспыхнет вдруг рубиновое пламя,

То яркий изумруд зазеленеет;

Один с другим несхожие, они

Равно пленяют взор красой чудесной.

И воинам неведомая молвит:

"Счастливейшие смертные, взойдите

На мой корабль, которому не страшен

В себе таящий беды океан;

Мой господин и ваш доброжелатель

Приказывает мне отныне вашей

Быть проводницей". Так сказав, она

К земле подводит судно без усилий.

На зов радушный оба поспешают,

Ветрила надуваются, и судно,

Послушное руке искусной кормчей,

Подобно птице в воздухе, летит;

Летит легко и быстро, оставляя

Едва заметный след на половодной

Реке, способной большие гораздо

Суда снести на раменах своих.

Сверкают волны пенной белизной

И, в брызги разлетаясь, глухо ропщут;

Чем дальше, русло делается шире,

Течение становится спокойней.

И, наконец, сама река, как будто

Устав от продолжительного бега

И вожделенный отдых обретя,

Теряется в просторе океана.

Едва они лишь в море выплывают,

Как небо очищается от туч,

И грозный свист стихает аквилона,

Что бури вызывал из недр пещерных;

Взамен его зефир на легких крыльях

Чуть-чуть рябит улегшиеся волны:

И на престол лазури светозарной

Восходит торжествующий покой.

Уж Аскалон из глаз их исчезает,

И, словно из пучины, на поверхность

Всплывают перед ними стены Газы:

Так город называется, что был

Основан на развалинах другого,

Которому служил он только портом;

Теперь же берега его шатрами

Покрыты и солдатами кишат.

На зрелище зловещее с невольной

Тревогой смотрят воины: они

И всадников и пехотинцев видят,

То в город, то из города снующих.

Верблюдов тоже видят и слонов,

Вздымающих ногами тучи пыли;

И видят грозный ряд судов военных,

На якоре еще стоящих в порте.

Другие паруса уж распускают,

А третьи, весла в воду опустив,

Уж пенят волны. Воинам обоим

Тогда путеводительница молвит:

"Войска и корабли, что перед вами

На суше здесь и на море, - лишь часть

Тех сил, что против христиан властитель

Египта собирает торопливо.

Из глубочайших недр своих земель

Он сильных поджидает подкреплений;

Но я питаю сильную надежду,

Что к войску христианскому вернуться

Удастся раньше вам, чем соберется

Египетское войско под его

Главенством личным или под начальством

Того вождя, что будет им назначен".

А судно легкокрылое меж тем

Бесстрашно и спокойно режет волны

Средь вражеских судов и их невдолге

Далеко оставляет за собою.

Так мощный царь воздушного простора

Высоко над землей и над другими

Пернатыми из низменных пород

Взвивается отважным взмахом крыльев.

Уже они и Рафию минуют,

И полосу египетских песков,

Унылую бесплодную пустыню;

И мыс они перед собою видят,

Прославленную ту скалу, что в море

Нависшею вершиною своею

Бросает тень далекую: она

Хранит в себе Помпеевы останки.

И Дамиетта мимо, а за нею

И устья знаменитые, где Нил

Обратно морю отдает те воды,

Что им самим получены от неба.

Вот стены, возведенные для греков

Победоносным греческим вождем;

Вот и Фарос, соединенный с сушей,

А раньше с ней водою разлученный.

Родос и Крит не видны им: они

Вдоль Африки плывут, страны, у моря

Старательно возделанной, внутри же

Пустынной и чудовищ страшных полной;

Проходят и Мармарику, и земли,

Где древле пять цветущих городов

Кирены было, и Птолемаиду,

И баснословной Леты берега.

Плывут они и от Большого Сирта,

И от его опасных скал далеко;

Из глаз их пропадает скоро мыс

Джудекка и за ним ущелье Магры.

Там Триполи подъемлет берег свой,

Здесь Мальту чуть не заливают волны;

Минуя Малый Сирт, минуют вместе

Они Альзерб, где жили лотофаги.

По берегу залива, меж двух гор,

Раскинулся Тунис богатый, гордый

Тунис, краса ливийских городов;

Сицилию колышут будто волны

И Лилибей заносчиво свою

Вершину, как иглу, вонзает в небо.

"Глядите, - проводница произносит, -

Вон место, где был Карфаген когда-то".

Где он теперь? Развалин лишь его

Последние останки здесь находят.

И города и царства умирают;

И памятников пышных, и дворцов

Лежат в траве и под песком обломки.

А человек на смертность негодует!

Плывут в виду Бизерты, а подальше

Любуются Сардинией скалистой.

Проходят берега, где пастухи

Блуждали нумидийские когда-то;

Вот Бугия, Алжир, пиратов грозных

Бесславные притоны; вот Оран.

Мелькает край слонов и львов, где будут

Основаны потом Фец и Марокко;

Гренаду видят вправо, но она

За горизонтом скоро исчезает.

Мелькает и ущелье, по сказанью,

Проломленное будто бы Алкидом.

Когда-то, вероятно, море в гневе

Разрушило препоны, что ему

Поставила природа в этом месте;

Оно проливом узким прорвалось

И разлучило Африку с Европой:

Так времени все в мире уступает.

Уже четыре раза в небесах

Над путниками солнце поднималось;

Огромное прошли они пространство,

Но кораблю их, чтимому волнами,

Искать приюта не было нужды:

И вот они уж в океан вступают,

В тот океан, что водами своими,

Как поясом, охватывает мир.

Не видно уж и Гадеса с его

Цветущею долиною, не видно

И берегов: вода и небо только.

"Божественная, - говорит Убальд, -

Ты, что ведешь к широкой нас пучине,

Скажи, бывали ль смертные здесь раньше?

За этой многоводной пеленой

Находятся ль создания живые?"

Она в ответ на это: "Геркулес,

В Испании и в Африке чудовищ

Всех истребив и покорив Европу,

Смирился на пороге океана.

Он тесные пределы положил

И мужеству, и гению людскому;

Но, любопытству дань платя, решился

Улисс разумный их переступить.

Он миновал опасные столбы

И в океан полет направил смелый;

Но опытность ему здесь изменила,

И он погиб в пучине океана.

Судьба его для нас осталась тайной,

С ним вместе погребенной: и, его

Последовав примеру, может статься,

Там многие нашли себе могилу.

Неведом океан: в нем нет числа

Ни островам, ни царствам; там - и люди,

И земли плодоносные, как ваши.

Природа не скупится на дары,

И под лучами солнца зреют жатвы".

Тогда Убальд с вопросом к ней: "Какие ж,

Поведай нам, там действуют законы

И вера там господствует какая". -

"У каждого народа там свои

Обычаи, обряды и наречья:

Одни зверей боготворят, другие

За божества чтут землю, солнце, звезды;

А у иных на пиршествах гнуснейших

От страшной пищи ломятся столы.

В конце концов, и нравов первобытных,

И нечестивой веры все народы". -

"Так, значит, Бог, свет истины принесший

С небес на землю нашу, хочет скрыть

Его лучи от этих стран злосчастных?" -

"Нет, правая там вера воцарится,

И процветут искусства и законы.

Придет пора, и рушатся преграды,

Что оба полушария пока

Стеной неодолимой разделяют.