стоинъ Бога, храмъ прекрасный,
Отъ глубины вѣковъ до нашихъ дней.
Съ тѣхъ поръ, какъ палъ С³она градъ несчастный,
Грѣхами вызвавъ Бога гнѣвъ ужасный, -
Что, гордый храмъ, сравняется съ тобой
Велич³емъ и прелест³ю ясной?
Могущество и Слава съ Красотой
Въ ковчегѣ дивномъ томъ придѣлъ имѣютъ свой.
CLV.
Вотъ ты вошелъ. Твой духъ не подавило
Велич³е святого алтаря,
Хотя оно все то-же, что и было.
Здѣсь слабый духъ, внезапно воспаря,
Надеждами священными горя,
Себя достойнымъ мнитъ сего чертога.
Коль Божество узритъ душа твоя
Лицомъ къ лицу, какъ зритъ жилище Бога, -
То взоръ Его очей не заблистаетъ строго.
CLVI.
Чѣмъ далѣ ты, тѣмъ выше онъ встаетъ,
Гармон³ю размѣровъ соблюдая.
Вершина Альпъ предъ взоромъ такъ растетъ,
Громадностью изящной поражая...
Тамъ живопись, тамъ мраморъ, тамъ златая
Горитъ лампада въ пышныхъ алтаряхъ,
И, здан³я земныя затмевая,
Чье основанье неподвижный прахъ, -
Тамъ куполъ царственный, парящ³й въ облакахъ.
CLVII.
Не въ силахъ все обнять въ единомъ взорѣ,
Ты долженъ храмъ на части разбивать:
Коль много бухтъ насъ манитъ въ синемъ морѣ,
Не знаемъ мы, куда сперва пристать.
Здѣсь постепенно нужно созерцать
Детали всѣ, какъ цѣпи чудной звенья,
Пока не сможетъ слабый умъ связать
Всѣ дивныя отъ храма впечатлѣнья,
Чью славу онъ не могъ обнять въ одно мгновенье.
CLVIII.
Виной тому не храмъ, но мы лишь сами;
Виной тому - ничтожность чувствъ людскихъ...
Я не умѣю слабыми устами
Вамъ о восторгахъ разсказать своихъ...
Прекраснѣйш³й изъ алтарей земныхъ
Надъ чувствами безсильными смѣется,
Пока не развернемъ мы шире ихъ,
Пока нашъ робк³й духъ не встрепенется...
Тогда лишь гордый храмъ обзору поддается.
CLIX.
Блеснетъ здѣсь свѣтъ въ сознан³и твоемъ,
И - больше, чѣмъ простое удивленье
Или восторгъ предъ славнымъ алтаремъ,
Иль предъ великимъ чудомъ умиленье,-
Сильнѣе, чѣмъ талантомъ восхищенье,
Дотоль еще невиданнымъ землей, -
Вкусишь ты здѣсь источникъ вдохновенья,
И, черпая песокъ въ немъ золотой,
Поймешь ты весь просторъ идеи неземной.
CLX.
Вотъ Ватиканъ. Взгляни, какъ близъ дворца
Тамъ Лаоконъ въ мученьяхъ погибаетъ.
И смертный ужасъ, и любовь отца
Съ безсмертнымъ онъ терпѣн³емъ сливаетъ.
Борьба кипитъ... Но тщетно напрягаетъ
Свои усилья бѣдный Лаоконъ,-
Живая цѣпь сильнѣй его сжимаетъ,
За мукой страшной муку терпитъ онъ.
И замираетъ въ немъ за стономъ тяжк³й стонъ.
CLXI.
Иль посмотри на изваянье это:
Не выпуская лука своего,
Стоитъ онъ, богъ поэз³и и свѣта,
Какъ воплощенье солнца самого.
Побѣдой дышетъ гордый ликъ его,
Уже летитъ пучекъ перуновъ мстящихъ.
Все выдаетъ въ немъ сразу божество:
Презрѣн³е и мощь въ ноздряхъ дрожащихъ
И яркихъ молн³й блескъ въ его очахъ грозящихъ.
CLXII.
И кажется, тѣ дивныя черты
Создали грезы нимфы одинокой,
Влюбленной нимфы сладк³я мечты
О юномъ богѣ, тамъ, въ странѣ далекой.
Мечтать объ этой красотѣ высокой
Могли бы мы лишь въ мигъ, когда въ сердцахъ
У насъ горитъ безсмертья лучъ глубок³й,
Когда, блестя, какъ звѣзды въ небесахъ,
Сольются мысли всѣ въ божественныхъ чертахъ.
CLXIII.
Коль съ неба пламень сердца сокровенный,
Похитилъ намъ отважный Прометей,
То этотъ долгъ ваятель вдохновенный
Ужъ отдалъ небу статуей своей.
Поэз³и исполнено все въ ней,
И, кажется, задумано богами
Безсмертное создан³е людей.
Нетронутый бѣгущими годами,
Огнемъ рожденный богъ досель стоитъ предъ нами.
CLXIV.
Но гдѣ-жъ теперь мой вѣрный пилигримъ,
Герой моихъ свободныхъ пѣснопѣн³й?
Что-жъ медлитъ такъ приходомъ онъ своимъ?
Нѣтъ, не придетъ онъ, лиры добрый ген³й,
Блѣднѣетъ онъ съ толпой своихъ видѣн³й
И свой прощальный вздохъ въ стихѣ намъ шлетъ.
Но коль онъ живъ среди земныхъ творен³й,
Оставь его... Онъ все равно умретъ,
И ночь небыт³я печаль его возьметъ.
CLXV.
Все въ хаосѣ томъ мрачномъ утопаетъ,
И тѣни, и тѣла. На все кругомъ
Онъ свой покровъ туманный разстилаетъ;
Все кажется намъ призраками въ немъ,
И исчезаетъ въ облакѣ густомъ
Земныхъ лучей непрочное с³янье,
И гаснетъ слава... Но во мракѣ томъ
Виднѣется вдали ея мерцанье.
Печальный этотъ свѣтъ приноситъ намъ страданье
CLXVI.
И заставляетъ жадный взоръ вперять
Въ нѣмую мглу. И всѣ мы знать желаемъ,
Что насъ должно за гробомъ ожидать,
Когда мы прахъ свой жалк³й покидаемъ.
И мы о славѣ суетной мечтаемъ,
Хоть знать о ней не будемъ ничего.
Но счастье въ томъ, что навсегда бросаемъ
Тогда мы бремя сердца своего,
Не будетъ литься впредь кровавый потъ его.
CLXVII.
Но чу! Изъ тьмы ночной мы услыхали
Неясный ропотъ, заглушенный стонъ.
Понятенъ этотъ тяжк³й вздохъ печали,
Коль весь народъ несчастьемъ пораженъ.
Земля разверзлась. Мракъ со всѣхъ сторонъ...
Но средь толпы видѣн³й безтѣлесной
Одною тѣнью взоръ нашъ восхищенъ:
То блѣдный образъ матери прелестной,
Къ груди прижавшей сына съ ласкою небесной.
CLXVIII.
О гдѣ-жъ ты, отпрыскъ славныхъ королей?
Надежда нац³й! Иль тебя не стало?
О, почему-же смерть косой своей
Взамѣнъ тебя сразить не пожелала
Тѣхъ, чью главу любовь не осѣняла?
Ты умерла въ печальный часъ ночной,
Когда надъ сыномъ сердце истекало
Горячей кровью... Унесла съ собой
Ты радость и мечты своей страны родной.
CLXIX.
Вѣдь безъ вреда крестьянка молодая
Рождаетъ сына. Ты же умерла
Во цвѣтѣ лѣтъ, любовь вокругъ вселяя.
И нѣтъ души, чтобъ слезъ здѣсь не лила,
Какой бы хладной раньше ни была.
Тебя оплачетъ скорбная Свобода, -
Ты радугу ей свѣтлую дала.
А бѣдный твой супругъ... Зачѣмъ Природа
Соединила васъ для одного лишь года?
CLXX.
Какъ грубъ онъ, бѣлый холстъ одеждъ твоихъ.
Плодъ брака твоего - лишь прахъ холодный...
Нѣтъ златокудрой дочери въ живыхъ,
Любимицы Британ³и свободной.
Надеждами былъ полонъ духъ народный,
Мечтали мы, для счаст³я дѣтей,
Что милый сынъ принцессы благородной
Взойдетъ на тронъ... Онъ былъ для всѣхъ очей
Какъ свѣтлый лучъ, и вдругъ - исчезъ во тьмѣ ночей.
CLXXI.
Мнѣ больше жаль британцевъ сиротливыхъ,
А не ея: непроченъ фим³амъ
Любви народной; ложь придворныхъ льстивыхъ
Съ младенчества привычна королямъ;
И лести звонъ пр³ятенъ ихъ сердцамъ,
Пока народъ не потерялъ терпѣнья...
Рокъ измѣняетъ въ счастьѣ сыновьямъ,
Онъ броситъ гирю въ чашу - въ то-жъ мгновенье
Вдругъ постигаетъ власть нежданное крушенье.
CLXXII.
Таковъ быть могъ ея удѣлъ земной.
Нѣтъ, сердце мысль о томъ не допускало:
Она с³яла благостью, красой,
Въ велич³и,- она враговъ не знала.
Какъ быстро смерть ее отъ насъ умчала,
Какъ много узъ порвала вдругъ она!
Скорбь молн³ей сердца намъ пронизала.
Отъ короля до нищаго, страна
Какъ громомъ смертью той была потрясена.
CLXXIII.
Вотъ дремлетъ Неми средь холмовъ лѣсистыхъ
И буйный вихрь, что дубы съ корнемъ рветъ
И гонитъ волны изъ бреговъ скалистыхъ,
И пѣной ихъ до неба достаетъ,-
Тотъ гнѣвный вихрь до Неми не дойдетъ.
На озерѣ спокойна гладь нѣмая,
Его струи ничто не шелохнетъ
И спитъ оно, какъ ненависть глухая,
Иль какъ змѣя, на солнцѣ кольцами блистая.
CLXXIV.
Альбано плещетъ межъ сосѣднихъ скалъ;
Вотъ Тибръ сверкаетъ лентой предо мною,
И омываетъ моря син³й валъ
Брегъ Лац³ума дальн³й... Пѣснь про Трою
Тамъ загорѣлась яркою звѣздою.
Направо вилла: Тулл³й находилъ
Въ ней тишину, наскучивъ суетою.
А тамъ, гдѣ кряжъ полъ-неба обхватилъ,
Измученный поэтъ въ прелестной мызѣ жилъ.
CLXXV.
Но я забылъ: мой странникъ близокъ къ цѣли.
Оконченъ путь. Простимся мы сейчасъ.
Пусть будетъ такъ. Но прежде захотѣли
На море мы взглянуть въ послѣдн³й разъ.
Вотъ впереди, насколько видитъ глазъ,
Оно блеститъ лазурной пеленою...
Прими-же, море, здѣсь привѣтъ отъ насъ!
Ты отъ Кальпэ плѣняло взоръ красою
До мѣстъ, гдѣ Эвксисъ плещетъ темною волною
CLXXVI.
У Симплегадеса. Рядъ быстрыхъ лѣтъ,
Но полныхъ все-же бурь и утомленья,
Оставили на насъ обоихъ слѣдъ.
Плодъ не великъ отъ нашего стремленья,-
Его сушили слезы и сомнѣнья.
Но не напрасно пройденъ путь земной:
И солнца лучъ даетъ намъ наслажденье,
И море, и земля плѣнитъ порой,
И забываемъ мы про злобный родъ людской.
CLXXVII.
Въ пустыню я-бъ хотѣлъ бѣжать глухую
Съ однимъ лишь другомъ - съ милою моей.
Забылъ-бы тамъ про ненависть людскую
Молился-бы въ тиши я только ей.
Стих³я! Въ мощи пламенной твоей
Себя порой я вижу обновленнымъ.
Пошли-же мнѣ подругу поскорѣй!
Иль не живетъ въ краю уединенномъ
Она, боясь предстать предъ взоромъ умиленнымъ?..
CLXXVIII.
Есть наслажденье въ дѣвственныхъ лѣсахъ;
Пустынный берегъ дорогъ мнѣ порою.
Есть красота въ синѣющихъ валахъ
И въ музыкѣ таинственной прибоя.
Природа стала мнѣ теперь родною,
Я больше, чѣмъ людей люблю ее;
Сливаясь съ ней взволнованной душою,
Кто я, чѣмъ былъ,- я забываю все,
И сердце дивныхъ чувствъ исполнено мое.
CLXXIX.
Стремись, о, море, вдаль волной широкой.
Ты кораблей выносишь тяжк³й гнетъ.
Все давитъ человѣкъ пятой жестокой,
Лишь до тебя досель не достаетъ.
Порой обломки шумный валъ несетъ,
Но это слѣдъ твоей-же бури грозной.
И словно ключъ на дно тогда идетъ
Природы царь,- пловецъ неосторожный,
И гроба не найдетъ тамъ прахъ его ничтожный.
CLXXX.
Нѣтъ на твоемъ пути его слѣдовъ,
И грабить ты себя не позволяешь.
Ты, презирая власть его оковъ,
Съ своей груди долой его бросаешь.
Ты къ небу въ пѣнѣ волнъ его вздымаешь.
Трепещущ³й, онъ молится богамъ
О помощи, а ты его кидаешь
Вдругъ съ вышины къ скалистымъ берегамъ.
О, дерзновенный червь! Пускай лежитъ онъ тамъ.
CLXXXI.
Пусть громъ оруд³й воздухъ сотрясаетъ,
И сокрушаетъ стѣны крѣпостей,
Сердца народовъ въ ужасъ повергаетъ,
Борта колеблетъ тяжкихъ кораблей, -
Свободенъ все-же бѣгъ твой величавый
И служитъ царь земли для волнъ забавой.
Все таетъ въ пѣнѣ облачной твоей:
Армада тонетъ на пути за славой
И гибнетъ Трафальгара доблестный трофей.
CLXXXII.
Нѣтъ древнихъ царствъ на берегахъ твоихъ.
Гдѣ Грец³и и Рима дни былые?
Гдѣ Карѳагенъ? Ты омывало ихъ
Во времена свободы золотыя,
Въ тяжелые года тирановъ злыхъ.
Ты видѣло могучихъ царствъ паденье,
Теперь они - наслѣдье странъ чужихъ.
Одно