Съ высотъ величья палъ народъ: лавинѣ,
Катящейся съ горы,- подобенъ онъ.
Гдѣ Дандоло - велик³й старецъ - нынѣ,
Который сокрушилъ Царьградъ въ его гордынѣ?
XIII.
Здѣсь солнца лучъ надъ конницею мѣдной
Святого Марка блещетъ, какъ тогда,
Но Дор³и угроза не безслѣдной
Осталася: и на коняхъ - узда.
Чтобъ избѣжать въ паден³и стыда,
Съ тринадцатью столѣтьями свободы
Венец³я уходитъ навсегда,
Какъ водоросль, въ свои родныя воды:
Такъ лучше, чѣмъ влачить въ позорѣ рабства годы.
XIV.
Она была въ дни юной славы - Тиромъ,
Присвоила побѣдъ ея молва
Ей имя "Насадительницы Льва",
Въ моряхъ, на сушѣ, надъ подвластнымъ м³ромъ,
Сквозь дымъ и кровь, звучали тѣ слова.
Европы всей отъ мусульманъ охрана!
Ты это помнишь, Канд³я! Жива
Лепанто память, волны океана!
Не уничтожатъ ихъ вѣка и власть тирана.
XV.
Покоится во прахѣ дожей рядъ,
Какъ статуи осколки. Величавы -
Лишь ихъ дворцы о прошломъ говорятъ.
Разбитый скипетръ, мечъ ихъ,- нынѣ ржавый,
Сдались врагу. Безмолв³е палатъ
И узкихъ улицъ, видъ чужихъ постылый -
Напоминаетъ все враговъ захватъ
И надъ стѣной Венец³и мнѣ милой
Нависло тучею отчаянья унылой.
XVI.
Когда въ цѣпяхъ вступали въ Сиракузы
Плѣненныя аѳинск³я войска -
Ихъ выкупомъ явился голосъ Музы
Аттической, звуча издалека.
Смотри, какъ побѣдителя рука
Роняетъ поводъ, онъ - пѣвцу въ угоду
Бросаетъ мечъ, и - милость велика:
Снявъ цѣпь неволи, онъ велитъ народу
Благодарить пѣвца за пѣснь и за свободу.
XVII.
Венец³я, не будь иного права,
Иныхъ дѣян³й славныхъ за тобой,
И тутъ пѣвца божественнаго слава,
Духъ Тассо - узелъ рабства роковой
Должны бъ разсѣчь. Позоренъ жреб³й твой
Для всѣхъ земель, и вдвое - Альб³ону.
Царь, какъ и ты, надъ бездною морской -
Какъ ты, утратить можетъ онъ корону,
Хотя изъ волнъ морскихъ и создалъ оборону.
XVIII.
Волшебный городъ сердца! Съ дѣтскихъ дней
Ты дорогъ мнѣ; богатство, радость м³ра -
Какъ рядъ колоннъ, встаешь ты изъ морей.
Ратклиффъ, Отвэя, Шиллера, Шекспира
Созданьями навѣкъ въ душѣ моей
Запечатлѣнъ твой свѣтлый образъ живо.
Въ своемъ упадкѣ ты еще милѣй,
Чѣмъ въ, дни когда являлся горделиво
Въ великолѣп³и и блескѣ - всѣмъ на диво.
XIX.
Тебя прошедшимъ населилъ бы я,
Но и теперь для глазъ и размышленья
Есть многое въ тебѣ. Въ ткань быт³я
Вплетенныя счастливыя мгновенья -
Венец³я, на нихъ краса твоя
Набросила оттѣнокъ свой. Не властна
Смыть чувства эти времени струя,
Исторгнуть - пытка, какъ ни будь ужасна,
Иль замерли бъ давно они во мнѣ безгласно.
XX.
Высокая альп³йская сосна
Вздымается на высотѣ холодной,
Отъ бурь жестокихъ не защищена,
На почвѣ каменистой и безплодной.
И все жъ размѣръ ея и вышина
Становятся громадными; какъ глыбы,
Среди камней раскинула она
Корней своихъ гигантск³е изгибы:
И силы духа въ насъ такъ разростись могли бы.
XXI.
Страдан³е пустить свой корень властно
Въ сердцахъ опустошенныхъ. Выносить
Возможно жизнь. Верблюдъ - свой грузъ влачить,
Волкъ - умирать, привыкли всѣ безгласно.
Пусть ихъ примѣръ не пропадетъ напрасно.
Вѣдь если звѣрь, что глупъ или жестокъ,
Въ молчан³и страдаетъ такъ ужасно,
То мы, чей разумъ ясенъ и глубокъ -
Съумѣемъ закалить себя на кратк³й срокъ.
XXII.
Страдающ³й - страданьемъ уничтоженъ,
Иль самъ уничтожаетъ скорби власть;
Однимъ - возвратъ на прежн³й путь возможенъ,
И ткань свою они стремятся прясть,
Другихъ же губитъ ранняя напасть,
Какъ тростники ихъ слабую опору.
Согласно съ тѣмъ: возвыситься иль пасть
Духъ осужденъ - стремятся всѣ къ раздору
Иль къ миру и труду, къ добру или къ позору.
XXIII.
Но скорбью побѣжденною оставленъ
Бываетъ чуть замѣтный слѣдъ всегда;
Какъ жало скорп³она, онъ отравленъ,
И малости довольно иногда,
Чтобъ вызвать гнетъ, что сбросить навсегда
Желали бъ мы. Все ранитъ: звуки пѣнья,
Цвѣтокъ, весна, закатъ и волнъ гряда.
Той цѣпи грозовой, которой звенья
Оковываютъ насъ, болѣзненно давленье.
XXIV.
Какъ? Отчего мысль эта зародилась
Въ насъ молн³ей - невѣдомо оно,
Но потрясенье рѣзко повторилось
И не стереть ожога намъ пятно.
Ей воскресить рой тѣней суждено
Среди событ³й жизни обыденныхъ,
И ихъ прогнать заклятьямъ не дано.
Какъ много ихъ и мало: измѣненныхъ,
Давно оплаканныхъ, любимыхъ, погребенныхъ!
XXV.
Но мысль моя блуждаетъ. Средь развалинъ
Развалина сама, пусть въ тишинѣ
Она о томъ мечтаетъ, какъ печаленъ
Удѣлъ величья падшаго въ странѣ,
Что всѣхъ была славнѣй, и въ эти годы -
Прекраснѣй всѣхъ. Она вѣнцомъ природы
Божественной всегда казалась мнѣ.
И въ дни геройства, красоты, свободы
Покорны были ей и земли всѣ, и воды.
XXVI.
Монарховъ достоянье, люди Рима!
Итал³я! Всего, что создаютъ
Искусство и природа, ты - пр³ютъ.
Садъ м³ра, чья краса неистребима,
Ты и въ своемъ упадкѣ несравнима,
Ты въ траурѣ - прекраснѣй, въ нищетѣ -
Другихъ богаче ты невыразимо,
Въ крушен³и - стоишь на высотѣ
И въ незапятнанной с³яешь чистотѣ.
XXVII.
Луна взошла, еще не ночь. Закатъ
Съ ней дѣлитъ небеса, и моремъ свѣта
Залитъ фр³ульскихъ горъ лазурный скатъ.
Чистъ небосводъ, и радужнаго цвѣта
Оттѣнками на западѣ богатъ -
Иридою онъ блещетъ. Переходитъ
Тамъ въ вѣчность. День; с³ян³емъ объятъ,
Насупротивъ Д³аны щитъ восходитъ,
Какъ островъ, гдѣ пр³ютъ духъ праведныхъ находитъ.
XXVIII.
Одна звѣзда съ ней блещетъ на просторѣ,
Чарующемъ небесъ, но до сихъ поръ
Еще струится солнечное море
И заливаетъ высь Рет³йскихъ горъ,
Какъ будто День и Ночь вступили въ споръ.
Природа водворяетъ миръ желанный;
Любуясь тихой Брентой, видитъ взоръ,
Какъ роза пурпуръ свой благоуханный
Склоняетъ къ ней, струи окрасивъ въ цвѣтъ багряный.
XXIX.
Тамъ ликъ небесъ далекихъ отраженъ
Въ чарующемъ разнообразьѣ сказки:
Созвѣзд³й дивный блескъ, заката краски.
Но вотъ все измѣнилось, горный склонъ
Покровомъ блѣдной тѣни омраченъ.
Въ днѣ гаснутъ жизнь и краски, какъ въ дельфинѣ:
Въ предсмертныхъ мукахъ отливаетъ онъ
Цвѣтами всѣми, краше - при кончинѣ,
Лишь мигъ - и тускло все, безжизненно отнынѣ.
XXX.
Есть въ Аркуѣ старинная гробница,
Лауры въ ней возлюбленнаго прахъ;
Паломниковъ приходитъ вереница
Почтить его. Онъ возродилъ въ стихахъ
Языкъ родной, на иго возставая,
Что внесъ въ его отчизну варваръ-врагъ.
И лавръ слезами пѣсенъ обливая,
Достигъ онъ тѣхъ вершинъ, гдѣ - слава вѣковая.
XXXI.
И въ Аркуѣ, гдѣ встрѣтилъ онъ кончину,
Въ селеньѣ горномъ прахъ его хранимъ,
Тамъ на закатѣ онъ сходилъ въ долину
Преклонныхъ лѣтъ. Въ селѣ гордятся имъ,
И предлагаютъ осмотрѣть чужимъ
Гробницу, домъ его. Неприхотливо
И просто все, но будучи такимъ,
Здѣсь болѣе умѣстно и правдиво,
Чѣмъ зданья пирамидъ, воздвигнутыхъ на диво.
XXXII.
Всѣхъ, что земного бренность сознаютъ,
Манитъ къ себѣ спокойное селенье,
Оно - надеждъ обманутыхъ пр³ютъ
Въ тѣни холмовъ зеленыхъ. Въ отдаленьѣ
Тамъ въ городахъ кипятъ и жизнь, и трудъ,
Но всѣ очарованья ихъ напрасны,
И болѣе они не привлекутъ
Отшельника къ себѣ: лучъ солнца ясный -
Вотъ праздникъ для него поистинѣ прекрасный.
XXXIII.
Лучъ солнца золотитъ своимъ узоромъ
Цвѣты, листву, холмы и зыбь ручья,
Часы уединенья надъ которымъ
Текутъ свѣтло, какъ и его струя,
Не праздные въ созвучьѣ быт³я.
Мы въ свѣтѣ - жизнь, въ уединеньѣ строгомъ -
Смерть познаемъ. Защиты отъ нея
Здѣсь нѣтъ въ льстецахъ, въ тщеслав³и убогомъ.
Въ единоборство мы вступаемъ съ нашимъ Богомъ
XXXIV.
Иль съ демономъ, что ослабляетъ думъ
Благихъ порывъ, людьми овладѣвая,
Чей съ юныхъ лѣтъ меланхоличенъ умъ.
Страшась, что ждетъ ихъ доля роковая,
Они во тьмѣ и страхѣ пребывая,
Страдан³й безъ конца предвидятъ рядъ.
Блескъ солнца - кровь, земля - тьма гробовая,
Могила - адъ, и даже самый адъ -
Страшнѣе чѣмъ онъ есть - имъ кажутся на взглядъ.
XXXV.
Когда иду по улицамъ Феррары,
Что широки, но поросли травой,
Мнѣ кажется, что злыхъ проклят³й чары
Родъ Эсте наложилъ на городъ свой.
Тамъ - прихотью тирановъ вѣковой -
Являлся онъ то палачемъ суровымъ,
То другомъ всѣхъ избранниковъ - съ главой
Увѣнчанною тѣмъ вѣнкомъ лавровымъ,
Что Данте первому достался въ вѣкѣ новомъ.
XXXVI.
Ихъ слава - Тассо, онъ же - ихъ позоръ.
Легко ль достигъ онъ славы несравненной?
Припомнивъ пѣснь, въ ту келью бросьте взоръ,
Куда поэта ввергъ Альфонсъ надменный.
Но угасить не могъ тиранъ презрѣнный
Велик³й умъ поэта своего
И этою ужасною гееной
Безум³я, и Тассо торжество
Прогнало сумракъ тучъ; вкругъ имени его
XXXVII.
Хвалы и слезы всѣхъ временъ. Въ забвеньѣ
Межъ тѣмъ исчезла бъ память о тебѣ,
Какъ прахъ отцовъ - когда-то самомнѣнья
Исполненныхъ, не будь къ его судьбѣ
Причастенъ ты: теперь твои гоненья
Намъ памятны, и герцогск³й твой санъ
Съ тебя спадаетъ. Будь происхожденья
Иного ты, родился бъ ты, тиранъ,
Рабомъ того, кто былъ тебѣ на муки данъ.
XXXVIII.
Ты, что подобно тварямъ безсловеснымъ,
Чтобъ ѣсть и умереть былъ сотворенъ,
Но только хлѣвъ твой менѣе былъ тѣснымъ,
Роскошнѣе - твое корыто. Онъ,
С³яньемъ вѣчной славы осѣненъ,
Что Бруски съ Буало глаза слѣпило:
Не допускалъ тотъ, завистью смущенъ,
Чтобъ пѣснь иная лиру пристыдила
Французскую, чей звукъ слухъ рѣжетъ, какъ точило.
XXXIX.
Миръ памяти Торквато оскорбленной!
При жизни, въ смерти - вѣчный твой удѣлъ,
Пѣвецъ, никѣмъ еще не побѣжденный -
Мишенью быть для ядовитыхъ стрѣлъ.
Насъ каждый годъ даритъ толпой мильонной,
Но равнаго тебѣ не можетъ дать
И поколѣн³й рядъ соединенный.
Хотя бы вмѣстѣ всѣ лучи собрать -
То солнца одного мы не могли-бъ создать.
XL.
Великъ ты, но земли твоей поэты
И до тебя носили въ ней вѣнецъ,
И ими адъ и рыцарство воспѣты.
Былъ первымъ онъ - Тосканы всей отецъ,
"Божественной комед³и" творецъ,
И южный Скоттъ, что флорентинцу равный,
Волшебныхъ пѣсенъ создалъ образецъ,
И Ар³осто сѣвера стихъ плавный
Воспѣлъ войну, любовь, героевъ подвигъ славный.
&nbs