Байрон Джордж Гордон - Чайльд Гарольд

нъ въ Литернѣ, то онъ, во всякомъ случаѣ, тамъ жилъ {Vitam Literni egit sine desiderio urbis. Tit Liv. Hist. lib. XXXVIII, cap. 53.}.

  

   In cosi angusta e solitaria vila

   Era 'l grand' uorao che d' Africa s'appella

   Perche prima col ferro al vivo aprilla *).

   {* Trionfo della Castitа.}

  

   Обыкновенно полагаютъ, что неблагодарность - порокъ спец³ально республиканск³й, повидимому, забывая о томъ, что на одинъ извѣстный случай непостоянства народной массы мы имѣемъ сотню примѣровъ паден³я придворныхъ любимцевъ. Кромѣ того, народъ часто и раскаивался, между тѣмъ какъ монархи - рѣдко или никогда. Оставляя въ сторонѣ мног³я извѣстныя доказательства этого факта, мы разскажемъ только одну короткую истор³ю, изъ которой можно видѣть разницу между аристократ³ей и народнымъ большинствомъ.

   Витторе Пизани, потерпѣвш³й въ 1354 г. поражен³е при Портолонго и нѣсколько лѣтъ спустя въ еще болѣе рѣшительномъ сражен³и при Полѣ съ генуэзцами, былъ отозванъ венец³анскимъ правительствомъ и заключенъ въ тюрьму. Обвинители требовали для него смертной казни, но верховный судъ ограничился только тюремнымъ заключен³емъ. Въ то время, когда Пизани отбывалъ это незаслуженное наказан³е, сосѣдняя съ Венец³ей К³оза, съ помощью Падуанскаго синьора, захвачена была Петромъ Дор³а. {См. выше, прим. VI.} При вѣсти объ этомъ несчаст³и забили въ набатъ въ большой колоколъ на колокольнѣ св. Марка; народъ и солдаты съ галеръ были призваны для отражен³я наступавшаго непр³ятеля, но заявили, что не сдѣлаютъ ни шагу, если Пизано не будетъ освобожденъ и поставленъ во главѣ войска. Тотчасъ же созванъ былъ верховный совѣтъ; узникъ былъ приведенъ въ засѣдан³е, и дожъ Андреа Контарнни сообщилъ ему о требован³яхъ народа и государства, видѣвшихъ единственную надежду на спасен³е въ его усил³яхъ и теперь умолявшихъ его забыть о причиненной ему обидѣ. "Я безъ жалобы подчинился вашему приговору", отвѣчалъ великодушный республиканецъ; "я терпѣливо переносилъ страдан³я заточен³я, потому что былъ ему подвергнутъ по вашему приказу: теперь не время разбирать. насколько я его заслуживалъ: вѣроятно, оно было нужно для блага республики, всѣ рѣшен³я которой всегда мудры. Смотрите на меня, какъ на человѣка, готоваго пожертвовать жизнью ради спасен³я своего отечества". Пизани былъ назначенъ главнокомандующимъ, и его старан³ями, вмѣстѣ съ Карло Дзено, венец³анцы вскорѣ снова пр³обрѣли перевѣсъ надъ своими соперниками на морѣ.

   Итальянск³я республики были не меньше неблагодарны къ своимъ гражданамъ, чѣмъ греческ³я. Свобода какъ здѣсь, такъ и тамъ, была, повидимому, достоян³емъ нац³ональнымъ, а не личнымъ, и, не взирая на хваленое "равенство передъ закономъ", въ которомъ одинъ древн³й греческ³й писатель видѣлъ существенное отлич³е между своими соотечественниками и варварами {См. послѣднюю главу II-й книги Д³онис³я Галикарнасскаго.}, охрана нравъ согражданъ, повидимому, никогда не была главною задачею древнихъ республикъ. Этому м³ру былъ еще неизвѣстенъ очеркъ автора "Итальянскихъ Республикъ", въ которомъ такъ остроумно указано различ³е между свободою древнихъ государствъ и значен³емъ этого понят³я въ болѣе удачной англ³йской конституц³и. Какъ бы то ни было. итальянцы, переставъ быть свободными, со вздохомъ оглядывались назадъ, на эти смутныя времена, когда каждый гражданинъ могъ возвыситься до участ³я въ верховномъ правительствѣ, и никогда не могли вполнѣ оцѣнить преимуществъ монарх³и. Спероне Сперони, на предложенный Францискомъ-Мар³ей II, герцогомъ Роверскимъ. вопросъ: "что предпочтительнѣе - республика или монарх³я, правлен³е болѣе совершенное, но непрочное, или менѣе совершенное, но за то и менѣе подверженное перемѣнамъ?" отвѣчалъ: "Наше счаст³е слѣдуетъ измѣрять его качествомъ, а не продолжительностью", и прибавилъ, что онъ предпочитаетъ жить одинъ день, но по-человѣчески, чѣмъ жить сто лѣтъ, но подобно животному, дереву или камню. Этотъ отвѣтъ почитали и называли великолѣпнымъ до послѣднихъ дней итальянскаго порабощен³я {"Е intorno alla inagnifica lisposta", etc Serassi, Vita del Tasso, lib. III, p. 149, tom. II, edit. 2, Bergamo.}.

  

  

   Петрарки лавръ чужбиною взрощенъ.

   (Строфа LVII).

   Флорентинцы не воспользовались короткимъ пребыван³емъ Петрарки въ ихъ городѣ, въ 1350 г., для того, чтобы отмѣнить декретъ о конфискац³и имущества его отца, который былъ изгнанъ вскорѣ послѣ изгнан³я Данте. Его вѣнецъ ихъ не поразилъ. Но когда, въ слѣдующемъ году, они пожелали воспользоваться его содѣйств³емъ для учрежден³я своего университета, тогда они раскаялись въ своей несправедливости, и Боккачч³о былъ посланъ въ Падую, чтобы уговорить лавреата оставить свою скитальческую жизнь и переселиться въ родной городъ, гдѣ онъ могъ бы окончить "вою сбезсмертпую" Африку и, получивъ назадъ все свое состоян³е, пользоваться уважен³емъ всѣхъ классовъ своихъ согражданъ. Они засвидѣтельствовали передъ нимъ такое высокое мнѣн³е, объ его сочинен³яхъ и учености, которое онъ могъ бы оцѣнить по достоинству: они называли его славою своей родины, говоря, что онъ всегда былъ имъ дорогъ, а теперь сталъ еще дороже, и прибавляли, что если что-нибудь въ ихъ послан³и ему не поправится, то ему слѣдуетъ къ нимъ возвратиться хотя бы только затѣмъ, чтобы исправить ихъ слогъ {"Accingiti innoltre, se ci è lecito ancor l' esortarti а compire l' immortal tua Africa... Se ti avviene d' incontrare nel nostro stile cosa che ti dispiaccia, cio debb' essere un altro motivo ad esaudire i desiderj della tua patria". Storio della Lett. Ital. tom. v. par. i. lib. i. pag. 76.}. Петрарка, повидимому, сначала благосклонно отнесся къ этой лести и къ настоян³ямъ своего друга, но въ концѣ концовъ, все-таки не вернулся во Флоренц³ю и предпочелъ паломничество къ могилѣ Лауры и подъ тѣнь Воклюза.

  

  

   Ей завѣщалъ Боккачч³о свой прахъ.

   (Строфа LVIII).

   Боккачч³о былъ похороненъ въ церкви св. Михаила и св. ²акова въ Чертальдо, небольшомъ городкѣ провинц³и Вальдельзы, гдѣ, какъ нѣкоторые думаютъ, онъ и родился. Тамъ онъ провелъ послѣднее время своей жизни въ трудолюбивыхъ научныхъ занят³яхъ, которыя и сократили его существован³е; тамъ его праху былъ обезпеченъ если не почетъ, то по крайней мѣрѣ покой. Но "г³ена ханжества" въ Чертальдо разрыла могилу Боккачч³о и выбросила его останки изъ священной ограды св. Михаила и св. ²акова. Поводомъ - и, надо надѣяться, извинен³емъ - этого поступка послужила перестройка пола въ церкви; какъ бы то ни было, надгробный камень былъ снятъ и оттащенъ въ сторону, къ фундаменту церкви. Можетъ быть, тутъ къ ханжеству присоединилось еще и невѣжество. Было бы очень печально сообщать о такомъ исключен³и, въ виду общаго почтен³я итальянцевъ къ своимъ великимъ именамъ, если бы съ нимъ не соединялась черта болѣе почетная и болѣе отвѣчающая общему характеру нац³и. Главное лицо въ округѣ, послѣдняя отрасль дома Медичи, почтила память обиженнаго поэта тѣмъ покровительствомъ, которое лучш³е изъ ея предковъ оказывали всѣмъ своимъ заслуженнымъ современникамъ: маркиза Ленцони спасла надгробный камень Боккачч³о отъ того пренебрежен³я, въ которомъ онъ нѣсколько времени находился, и нашла для него почетное мѣсто въ своемъ собственномъ домѣ. Она сдѣлала еще больше. Домъ, въ которомъ жилъ поэтъ, охранялся такъ же мало, какъ и его могила, и чуть не разрушился надъ головою человѣка, равнодушнаго къ имени его прежняго владѣльца. Домъ этотъ состоитъ изъ трехъ небольшихъ комнатокъ и низенькой башни, на которой Козимо II Медичи помѣстилъ надпись. Маркиза купила этотъ домъ и намѣревается окружить его тѣмъ попечен³емъ и уважен³емъ, как³я подобаютъ останкамъ и славѣ ген³я.

   Здѣсь не мѣсто говорить что-нибудь въ защиту Боккачч³о; но человѣкъ, потративш³й все небольшое состоян³е на пр³обрѣтен³е знан³й, бывш³й однимъ изъ первыхъ, если не самымъ первымъ, изъ тѣхъ, кто насадилъ на итальянской почвѣ греческую науку и поэз³ю; человѣкъ, который не только изобрѣлъ новый стиль, но основалъ или по крайней мѣрѣ утвердилъ новый языкъ; который не только пользовался уважен³емъ всѣхъ образованныхъ европейскихъ дворовъ, но и считался достойнымъ высокой должности въ республикѣ своего родного города и, что еще важнѣе,- былъ удостоенъ дружбы Петрарки; человѣкъ, проживш³й всю свою жизнь какъ философъ и другъ свободы и умерш³й среди заботъ о пр³обрѣтен³и новыхъ познан³й,- такой человѣкъ заслуживалъ большаго уважен³я, нежели то, какое было ему оказано со стороны священника въ Чертальдо и одного, нынѣ уже умершаго, Англ³йскаго путешественника, изображающаго Боккачч³о ненавистнымъ, презрѣннымъ и развратнымъ писателемъ, чьи нечистые останки должны были бы гнить въ забвен³и {}. Этотъ англ³йск³й путешественникъ, къ несчаст³ю для тѣхъ, кому пришлось оплакивать утрату любезнаго человѣка, находится теперь уже внѣ всякой критики; но смерть, не защитившая Боккачч³о отъ нападокъ г. Юстаса, не защититъ и этого послѣдняго отъ справедливаго суда потомства. Смерть можетъ освятить его добродѣтели, но не его заблужден³я и позволительно скромно замѣтить, что онъ погрѣшилъ не только какъ писатель, но и какъ человѣкъ, вызвавъ тѣнь Боккачч³о вмѣстѣ съ тѣнью Аретино среди гробницъ Санта-Кроче только затѣмъ, чтобы съ негодован³емъ отвернуться отъ нея. Что касается

  

   "Il flagello de' principi,

   Il divin Pietro Aretino",-

  

   то мы нисколько не смущаемся порицан³емъ этому франту, обязанному тѣмъ, что его помнятъ до настоящаго времени, поэту, благоухан³е котораго спасло много ничтожныхъ червяковъ; но ставить Боккачч³о наряду съ подобною личностью и предавать отлучен³ю даже его прахъ - это такой поступокъ, который невольно заставляетъ сомнѣваться въ способности "классическаго туриста" разсуждать объ итальянской, да и о всякой другой литературѣ, ибо невѣдѣн³е въ какомъ-нибудь одномъ вопросѣ можетъ дѣлать автора неспособнымъ судить только о данномъ частномъ случаѣ, между тѣмъ какъ увлечен³е професс³ональнымъ предразсудкомъ обращаетъ его въ невѣрнаго истолкователя всѣхъ вообще вопросовъ. Всяк³я превратныя и несправедливыя толкован³я могутъ быть результатомъ того, что въ публикѣ называется "дѣломъ совѣсти",- вотъ единственное жалкое извинен³е, какое можно придумать для священника въ Чертальдо и для автора "Классическаго путешеств³я". Можно было бы еще примириться съ нѣкоторымъ порицан³емъ новеллъ Боккачч³о; но благодарность этому источнику, изъ котораго муза Драйдена почерпнула свои послѣдн³е и наиболѣе гармоническ³е стихи, все-таки, должна бы побудить воздержаться отъ слишкомъ рѣзкаго осужден³я Декамерона. Во всякомъ случаѣ, раскаян³е Боккачч³о должно было бы воспрепятствовать удален³ю его праха изъ могилы; слѣдовало бы вспомнить и сказать, что онъ въ пожилыхъ годахъ написалъ письмо къ одному изъ своихъ друзей, убѣждая его не читать Декамерона - ради скромности и ради самого автора, который не всегда будетъ имѣть подъ рукою защитника, могущаго объяснить, что онъ это написалъ въ юности и по приказан³ю старшихъ {"Non enim ubijue estqui, in excusationem meam consurgens dicat: juvenis scripsit, et majoris coactus imperio". Изъ письма къ Магинарду Кавальканти, маршалу Сицил³анскаго королевства. См. Tiraboechi, Storia, t. V, p. 525.}. Но, конечно, не вольныя картины автора и не дурныя наклонности читателей доставили Декамерону, единственному изъ всѣхъ произведен³й Боккачч³о, безсмертную популярность; установлен³е новаго и прекраснаго языка обезсмертило тѣ сочинен³я, въ которыхъ этотъ языкъ впервые появился. По той же самой причинѣ сонетамъ Петрарки суждено было пережить его "Африку", "любимицу царей", которою онъ самъ восторгался. Неизмѣнныя черты природы и чувства, въ такомъ изобил³и разсѣянныя въ новеллахъ Боккачч³о и въ сонетахъ Петрарки, послужили главнымъ источникомъ извѣстности обоихъ писателей за предѣлами ихъ родины; но о Боккачч³о, какъ о человѣкѣ, такъ же нельзя судить но одному этому сочинен³ю, какъ нельзя видѣть въ Петраркѣ только любовника Лауры. Впрочемъ, даже и въ томъ случаѣ, если бы отецъ тосканской прозы былъ извѣстенъ только какъ авторъ Декамерона, осторожный писатель не рѣшился бы произнести о немъ приговоръ, несогласимый съ безошибочнымъ голосомъ нѣсколькихъ вѣковъ и народовъ. Неоспоримыя достоинства никогда не признавались за сочинен³ями, отличающимися только нравственною нечистотою.

   Истиною причиною нападокъ на Боккачч³о, начавшихся въ довольно раннюю пору, было то, что онъ выбиралъ дѣйствующихъ лицъ своихъ скандальныхъ истор³й въ монастыряхъ и при дворѣ; но государи смѣялись надъ любовными приключен³ями, такъ несправедливо приписанными королевѣ Теоделиндѣ, между тѣмъ какъ духовенство громко высказывало свое возмущен³е любовными сценами монаховъ и отшельниковъ; негодуя на эти картины, по всей вѣроятности, именно за то, что онѣ были слишкомъ вѣрны дѣйствительности. Предполагаютъ, что въ двухъ новеллахъ передавались дѣйствительные факты въ видѣ сказки, въ насмѣшку надъ канонизац³ей плутовъ и м³рянъ. Серъ Чаппеллетто и Марцеллинъ цитируются съ одобрен³емъ даже у скромнаго Муратори. Велик³й Арно, цитируемый Бэйлемъ, указываетъ, что было предложено выпустить новое издан³е новеллъ, въ которомъ, ради "очищен³я", должны были быть исключены слова "монахъ" и "монахиня" и всѣ безнравственности приписаны лицамъ другого зван³я. Истор³я итальянской литературы не знаетъ такого издан³я: но еще недавно во всей Европѣ о Декамеронѣ существовало только одно мнѣн³е, и отпущен³е грѣховъ его автору, повидимому, считалось дѣломъ рѣшеннымъ по крайней мѣрѣ сто лѣтъ тому назадъ. "On se feroit siffler si l'on prétendoit convaincre Boccace de n'avoir pas été honnête homme puisqu'il fait le "Décameron". Такъ выразился одинъ изъ лучшихъ людей и, можетъ быть, лучш³й изъ всѣхъ критиковъ, когда-либо жившихъ,- настоящ³й мученикъ безпристраст³я {Словарь Бэйля, 1740.}. И о такъ какъ это сообщен³е о томъ, что въ началѣ минувшаго столѣт³я можно было быть освистаннымъ за утвержден³е, что Боккачч³о - не хорош³й человѣкъ, исходитъ, повидимому, отъ одного изъ тѣхъ враговъ, которые всегда оставляются въ подозрѣн³и, даже и тогда, когда они дарятъ насъ правдой, то мы можемъ найти болѣе очевидный контрастъ осужден³ю тѣла, души и музы Боккачч³о въ немногихъ словахъ одного Изъ его современниковъ, человѣка добродѣтельнаго и патр³ота, который самъ потрудился перевести на латинск³й языкъ одну изъ сказокъ этого "нечистаго" писателя. "Я замѣтилъ въ другомъ мѣстѣ", говоритъ Петрарка въ письмѣ къ Боккачч³о, "что эту самую книгу нѣкоторыя собаки рвали на куски, но вы упорно защищали ее своимъ жезломъ и голосомъ. Я этому и не удивился, ибо имѣлъ случай убѣдиться въ силѣ вашего ума и знаю, что вамъ пришлось имѣть дѣло съ такими несговорчивыми и неспособными людьми, которые всегда готовы упрекать другихъ на то, чего они сами или не любятъ, или не умѣютъ, или не могутъ сдѣлать, и только въ этихъ случаяхъ выказываютъ свою ученость и краснорѣч³е, а во всѣхъ прочихъ совершенно безгласны" {Animadverti alicubi librum ipsum canum dentibus lacessitum, tuo tamen baculo egregiè tuâque voce defensani Nec miratus sum: nam et vires ingenii tum novi, et scio expertus esses hominum genus insolens et ignavum, qui quicquid ipsi vel nolunt vel nesciunt, vol non possunt, in aliis reprehendunt: ad hoc unum docti et arguti, sed elingues ad reliqua". Epist. Ioan. Boccatio, Opp. tom. I, p. 540. edit. Basil.}.

   Съ удовольств³емъ можно отмѣтить, что не все духовенство походитъ на священника изъ Чертальдо, и что одинъ изъ тѣхъ, которые не желали имѣть у себя прахъ Боккачч³о, не упустилъ случая воздвигнуть кенотафъ въ воспоминан³е о немъ. Пав³анск³й каноникъ Бев³усъ, въ началѣ XVI столѣт³я, поставилъ въ Арквѣ, противъ могилы Петрарки, доску, на которой воздалъ Боккачч³о одинаковыя почести съ Данте и Петраркой.

  

  

   Что намъ до пирамидъ ея, богато

   Украсившихъ склепъ торгашей-князей?

   (Строфа LX).

  

   Наше уважен³е къ имени Медичи начинается съ Козимо и оканчивается съ его внукомъ. Этотъ потокъ чистъ только въ своемъ источникѣ. Въ поискахъ воспоминан³й о доблестныхъ республиканцахъ, носившихъ это имя, мы посѣщаемъ церковь св. Лаврент³я во Флоренц³и. Недоконченная капелла въ этой церкви, бросающаяся въ глаза своимъ мишурнымъ блескомъ, предназначенная служить усыпальницею тосканскихъ герцоговъ и убранная кругомъ вѣнками и гробами, не вызываетъ иного чувства, кромѣ презрѣн³я къ расточительному тщеслав³ю этой семьи деспотовъ, между тѣмъ какъ простая плита на полу, посвященная "отцу отечества", примиряетъ насъ съ именемъ Медичи {Cosmus Medices, Decreto Publico, Pater Patriae.}. Для Коринны {Corinne, 1810, 1. XXIII, ch. 3.} было вполнѣ естественно предположить, что статуя, воздвигнутая въ честь герцога Урбино въ capella de'depositi, была посвящена его великому тезкѣ Рафаэлю; великолѣпный Лоренцо получилъ на свою долю только гробницу, наполовину скрытую въ нишѣ сакрист³и. Упадокъ Тосканы начинается со времени господства Медичи. Нашъ Сидней далъ яркую и вѣрную картину того могильнаго покоя, который послѣдовалъ за упрочен³емъ владѣтельныхъ фамил³й въ Итал³и: "Не смотря на всѣ мятежи во Флоренц³и и другихъ городахъ Тосканы, несмотря на всѣ интриги гвельфовъ и гибеллиновъ, черныхъ и бѣлыхъ, нобилей и простонародья, эти города продолжали развиваться, усиливаться и богатѣть: но въ течен³е менѣе нежели полутораста лѣтъ спокойнаго властвован³я Медичи населен³е провинц³и уменьшилось на девять десятыхъ. Замѣчательно, между прочимъ, что когда Филиппъ II испанск³й отдалъ С³енну герцогу флорентинскому, его посланникъ, бывш³й тогда въ Римѣ, написалъ ему, что онъ отдалъ болѣе 650,000 подданныхъ; трудно повѣрить, что теперь населен³е этого города и всей его территор³и составляетъ не больше 20,000 душъ. Въ подобной же пропорц³и уменьшилось населен³е Пизы, Пистойи, Ареццо, Картоны и другихъ городовъ, бывшихъ прежде очень богатыми и густо населенными, а въ особенности населен³е самой Флоренц³и. Этотъ городъ, такъ долго возмущаемый всяческими мятежами, бунтами и войнами, большею частью неудачными, все еще сохранялъ такую силу, что когда КарлъV²I² французск³й. будучи допущенъ туда на правахъ друга съ цѣлой арм³ей, вскорѣ потомъ завоевавшей королевство неаполитанское, вздумалъ было овладѣть Флорепц³ей, то народъ, вооружившись, нагналъ на него такого страху, что онъ радъ былъ убраться оттуда на тѣхъ услов³яхъ, как³я ему были предписаны. Макк³авелли сообщаетъ, что въ то время Флоренц³я, вмѣстѣ съ небольшой принадлежавшей ей территор³ей долины Арно, могла въ нѣсколько часовъ, по звону набата, собрать 135,000 хорошо вооруженныхъ людей; а теперь этотъ городъ, какъ и всѣ проч³е города этой провинц³и, находится въ столь жалкомъ состоян³и слабости, бѣдности и унижен³я, что не можетъ ни сопротивляться притѣснен³ямъ своего собственнаго правителя, или защищаться въ случаѣ непр³ятельскаго нашеств³и. Его населен³е или разсѣялось, или разорено; лучш³я фамил³и переселились въ Венец³ю, Геную, Римъ, Неаполь и Лукку. И это - вовсе не результатъ войны или моровой язви: напротивъ, они пользуются полнымъ спокойств³емъ и не страдаютъ ни отъ какого бѣдств³я, кромѣ своего правительства" {Discourse corcerning Government, by А. Sidney, 1751. Сидней, вмѣстѣ съ Локкомъ и Годлеемъ,- одинъ изъ писателей, къ которымъ Юмъ относился съ "презрѣн³емъ".}. Начиная отъ узурпатора Козимо и кончая глупымъ Гастономъ, мы тщетно ищемъ тѣхъ славныхъ качествъ, благодаря которымъ патр³отъ возвышается до власти надъ своими согражданами. Велик³е герцоги, и въ особенности - Козимо III, съумѣли до такой степени измѣнить весь тосканск³й характеръ, что прямодушные флорентинцы, въ оправдан³е нѣкоторыхъ недостатковъ филантропической системы Леопольда, вынуждены были признаться, что ихъ государь былъ единственнымъ либеральнымъ человѣкомъ въ своихъ владѣн³яхъ. Но и этотъ превосходный государь представлялъ себѣ нац³ональное собран³е не иначе, какъ учрежден³емъ, обязаннымъ исполнять только его собственныя желан³я, а отнюдь не волю народа.

  

  

             ...въ пылу ожесточенья

   Не замѣчалъ никто землетрясенья.

   Строфа LXIII).

   "И таково было ихъ взаимное ожесточен³е, такъ жарко они сражались, что землетрясен³е, разрушившее большую часть многихъ городовъ Итал³и, остановившее течен³е быстрыхъ потоковъ, погнавшее море въ рѣки и низвергшее цѣлыя горы, не почувствовалось никѣмъ изъ сражавшихся" {Tit.Liv., XXII, cap. 5.}. Таково описан³е Лив³я. Сомнительно, чтобы подобное увлечен³е боемъ допускалось современной тактикой.

   Мѣсто сражен³я при Тразименѣ опредѣляется безошибочно. Путникъ, идущ³й изъ деревни подъ Кортоною въ Casa di Piano, ближайшую станц³ю на пути въ Римъ, на первыхъ же двухъ-трехъ миляхъ дороги видитъ вокругъ себя, особенно - съ правой стороны, плоскую равнину, которую Аннибалъ обратилъ въ пустыню, чтобы заставить консула Фламин³я выступить въ Ареццо. Съ лѣвой стороны и впереди возвышается цѣпь холмовъ, спускающихся къ Тразименскому озеру; Лив³й называетъ ихъ "montes Cortonenses", а теперь они называются Гваландра. Къ этимъ холмамъ вы подходите въ Оссайѣ,- деревнѣ, о которой путеводители говорятъ, что она названа такъ но причинѣ находимыхъ тутъ костей; но костей тутъ никакихъ не находятъ, потому что сражен³е происходило по другую сторону холма. Отъ Оссайи дорога начинаетъ понемногу подниматься, но входитъ собственно въ горы только на 67-й милѣ отъ Флоренц³и. Подъемъ не крутъ и продолжается минутъ двадцать. Вскорѣ внизу направо показывается озеро и "Боргетто", круглая башня, стоящая прямо надъ водой; волнообразные холмы, частью покрытые лѣсомъ, посреди которыхъ извивается дорога, мало по малу уходятъ въ сосѣдн³я съ этой башней болота. Ниже дороги, направо, среди этихъ лѣсистыхъ возвышенностей, Аннибалъ поставилъ свою конницу {Ibid., cap. 4.}, въ расщелинѣ между озеромъ и нынѣшней дорогой,- надо полагать, у самаго Боргетто, какъ разъ подъ самымъ нижнимъ изъ этихъ "tumuli" {Ibid., cap. 4.}. Съ лѣвой стороны, на вершинѣ холма, возвышающагося надъ дорогой, находится старая круглая руина, которую крестьяне называютъ "башней Аннибала карѳагенскаго". Дойдя до высшей точки дороги, путникъ видитъ часть роковой равнины, которая открывается передъ нимъ вся, когда онъ спустится съ Гваландры. Скоро онъ оказывается въ долинѣ, окруженной слѣва, спереди и сзади холмами Гваландры, образующими сегментъ шириною болѣе полукруга и спускающимися къ озеру, которое тянется справа и образуетъ какъ бы тетиву этого лука изъ горъ. Этого мѣстоположен³я нельзя разсмотрѣть изъ равнинъ Кортоны; оно оказывается вполнѣ замкнутымъ только тогда, когда вы войдете въ ограду холмовъ,- и тогда въ самомъ дѣлѣ является "мѣстомъ, какъ бы нарочно созданнымъ для засады", "locus insidiis natus". Боргетто стоитъ въ узкомъ болотистомъ проходѣ у самаго холма и озера, а на противоположный склонъ горъ можно попасть только черезъ маленьк³й городокъ Нассиньяно, который стоитъ надъ водою, у подошвы высокаго утеса. Внизъ отъ горъ, къ верхнему концу равнины, тянется покрытый лѣсомъ отрогъ, почти до самаго Нассиньяно; на этомъ отрогѣ расположена бѣлая деревня, называемая Торре. Повидимому, Полиб³й говоритъ именно объ этомъ отрогѣ, что Аннибалъ занялъ его и оттуда повелъ въ атаку своихъ тяжело вооруженныхъ африканцевъ и испанцевъ {Hist, 1. III, cap. 83,- Разсказъ Полиб³я не легко согласить съ нынѣшнимъ видомъ мѣстности и съ разсказомъ Лив³я; онъ говоритъ о холмахъ направо и налѣво отъ прохода и долины: но когда Фламин³й вошелъ туда, направо отъ этихъ пунктовъ должно было находиться озеро.}. Съ этого же мѣста онъ направилъ свои балеарск³я и легко вооруженныя войска въ обходъ черезъ высоты Гваландры направо, такъ, чтобы они, пройдя незамѣченными, образовали засаду въ расщелинахъ, по которымъ идетъ теперь дорога, и были готовы броситься на лѣвый флангъ непр³ятеля, когда конница пройдетъ черезъ находивш³йся позади проходъ. Фламин³й подошелъ къ озеру, близъ Боргетто, при заходѣ солнца, а на слѣдующее утро, еще до восхода солнца, не посылая впередъ никакихъ развѣдчиковъ, двинулся впередъ, не замѣтивъ ни конницы, ни легкихъ войскъ вокругъ себя и надъ собою, и видя только впереди холма Торре тяжело вооруженныхъ карѳагенянъ. Консулъ началъ располагать свое войско на равнинѣ, а тѣмъ временемъ бывшая въ засадѣ непр³ятельская конница заняла проходъ сзади него у Боргетто. Такимъ образомъ, римляне были совершенно окружены, имѣя справа озеро, впереди - главную непр³ятельскую арм³ю, стоявшую на холмѣ Торро, налѣво - легко вооруженныя войска, занимавш³я высоты Гваландры, а въ тылу кавалер³ю, которая, по мѣрѣ того, какъ римляне подвигались впередъ, занимала всѣ выходы, дѣлая отступлен³е невозможнымъ. Поднявш³йся съ озера туманъ окуталъ арм³ю консула, но всѣ возвышенности были ярко освѣщены солнцемъ, и всѣ части карѳагенскаго войска, стоявш³я въ засадѣ, смотрѣли на холмъ Торре, въ ожидан³и сигнала къ атакѣ. Аннибалъ подалъ этотъ сигналъ и самъ двинулся съ высоты. Въ ту же минуту всѣ его войска, стоявш³я на высотахъ сзади и слѣва отъ Фламин³я, сразу бросились впередъ, на равнину. Римляне, построивш³еся въ туманѣ въ боевой порядокъ, внезапно услышали со всѣхъ сторонъ крики непр³ятеля, и прежде, чѣмъ были въ состоян³и начать сражен³е, и даже разсмотрѣть, кто собственно на нихъ напалъ, убѣдились, что они были окружены и должны погибнуть.

   Съ высотъ Гваландры стекаютъ въ озеро два небольшихъ ручья. Путешественникъ переходитъ первый изъ нихъ на разстоян³и около одной мели отъ входа въ равнину; этотъ ручей отдѣляетъ тосканскую территор³ю отъ папской. Второй ручей, на четверть мили дальше, носитъ назван³е "кроваваго" (Sanguinetto),- и крестьяне указываютъ на открытое мѣсто слѣва, между этимъ ручьемъ и холмами, гдѣ, по ихъ разсказамъ, происходило главное побоище. Остальная часть равнины покрыта густо насаженными оливковыми деревьями и вполнѣ ровною становится только въ углу, у озера. Дѣйствительно, весьма вѣроятно, что сражен³е происходило именно въ этомъ углу, такъ какъ шесть тысячъ римлянъ, пробившихся въ началѣ боя сквозь непр³ятельск³е рады, заняли вершину находящагося тутъ возвышен³я; иначе имъ пришлось бы переходить черезъ всю равнину и пробиваться сквозь главныя силы Аннибала.

   Римляне сражались отчаянно въ продолжен³е трехъ часовъ; но смерть Фламин³я послужила сигналомъ къ общему отступлен³ю. Тогда карѳагенская конница бросилась на убѣгающихъ, и озеро, болото у Боргетто, а въ особенности - равнина у Сангвинетто и проходы Гваландры были завалены трупами. Недалеко отъ остатковъ стараго вала, въ мрачномъ ущельѣ слѣва отъ ручья, много разъ находили человѣческ³я кости, чѣмъ и подтверждается назван³е "кровавой рѣчки".

   Въ Итал³и каждая мѣстность имѣетъ собственнаго героя. На сѣверѣ такимъ "ген³емъ мѣста" часто является какой нибудь живописецъ; иностранецъ Джул³о Романо пользуется въ Мантуѣ чуть ли не большей славой, нежели ея уроженецъ Виргил³й {Около середины XII в. мантуанск³я монеты имѣли съ одной стороны изображен³е и имя Виргил³я.}. На югѣ мы слышимъ римск³я имена. Близъ Тразименскаго озера предан³е осталось вѣрнымъ славѣ врага римлянъ: "Аннибалъ карѳагенск³й" - единственное древнее имя, которое помнится на берегахъ этого озера. Фламин³я не знаетъ никто; только погонщики на этой дорогѣ выучились показывать путешественникамъ мѣсто, гдѣ былъ убитъ Il Console Romano. Даже историкъ сохранилъ только одно имя изъ всѣхъ, сражавшихся и павшихъ въ тразименской битвѣ. На той же дорогѣ въ Римъ вы снова встрѣчаетесь съ этимъ карѳагеняниномъ: одинъ антиквар³й, содержатель почтовой станц³и въ Сполето, разсказываетъ вамъ, что его городъ отразилъ нападен³е побѣдоноснаго непр³ятеля, и показываетъ ворота, которыя до сихъ поръ носятъ назван³е "Аннибаловыхъ". Можно, пожалуй, замѣтить мимоходомъ, что одинъ французск³й путешественникъ, хорошо извѣстный подъ именемъ президента Дюпати, принялъ за Тразименское озеро - Больсенское, видѣнное имъ на пути изъ С³енны въ Римъ.

  

  

   О статуя, виднѣешься одна

   Ты въ наготѣ божественной предъ нами.

   (Строфа LXXXVII.).

   О предположен³и раздѣлить на 2 части Помпея Спады уже упоминалось историкомъ "Паден³я Римской Импер³и". Гиббонъ нашелъ свѣдѣн³я объ этомъ въ запискахъ Фламин³я Вакки. Къ его разсказу можно прибавить, что папа Юл³й III заплатилъ спорившимъ между собою собственникамъ за статую пятьсотъ кронъ и подарилъ ее кардиналу Капо ди Ферро, который воспрепятствовалъ исполнен³ю надъ нею Соломонова суда. Въ эпоху болѣе цивилизованную эта статуя подверглась настоящей операц³и: французы, представлявш³е въ Колизеѣ трагед³ю Вольтера "Брутъ", рѣшили, что ихъ Цезарь долженъ упасть къ поднож³ю той самой статуи Помпея, пьедесталъ которой, какъ полагаютъ, былъ обрызгавъ кровью настоящаго диктатора. Вслѣдств³е этого девятифутовый герой былъ перенесенъ на арену амфитеатра, и для облегчен³я этой переноски подвергся временной ампутац³и правой руки. Республиканск³е артисты оправдывались тѣмъ, что эта рука, все равно, была раньше реставрирована; но ихъ обвинители не вѣрятъ, что цѣлость статуи спасла бы ее отъ этого насил³я. Страсть къ изыскан³ямъ открыла даже подлинную кровь Цезаря въ пятнѣ близъ праваго колѣна статуи; но болѣе хладнокровная критика отвергла не только эту кровь, но даже и то, что статуя изображаетъ Помпею, находя, что "держава" въ ея рукѣ скорѣе указываетъ на перваго императора, чѣмъ на послѣдняго изъ республиканскихъ властителей Рима. Винкельманъ не признаетъ существован³я героическихъ статуй римскихъ гражданъ; но "Агриппа" Гримани, почти современный "Помпею", представляетъ именно героическое изображен³е; обнаженныя римск³я фигуры, конечно, допускались рѣдко, но не были вовсе запрещены. Лицо статуи гораздо больше похоже на hominem integrum et castum et gravem {Cicer, Epist. ad Atticum, XI, 6.}, нежели на какой-либо изъ бюстовъ Августа и слишкомъ грубо для послѣдняго, который, по словамъ Светон³я, былъ красивъ во всѣ эпохи своей жизни. Точно такъ же не замѣтно и сходства съ чертами Александра Македонскаго, и наоборотъ - замѣчается сходство съ медалью Помпея {Изд. Каузеусомъ, въ его Museum Romanum.}. Спорная "держава" не могла быть слишкомъ грубою лестью человѣку, который засталъ Малую Аз³ю на границѣ, а оставилъ ее въ центрѣ Римской импер³и. Винкельманъ, повидимому, ошибся, полагая, что мѣсто нахожден³я этой статуи не можетъ служить доказательствомъ ея тождества съ тою, на которую пала кровь Цезаря. Фламин³й Вакка говоритъ: sotto una cantina; а извѣстно, что эта cantina находилась въ Vicolo de'Leutari, близъ Canceilaria: положен³е, въ точности отвѣчающее положен³ю Януса передъ базиликой театра Помпея, куда Августъ перенесъ статую послѣ того, какъ кур³я была сожжена или снесена {Sueton. in Vita August., cap. XXXI, et in Vita C. I. Caesar., cap. LXXXVIII. По словамъ Апп³она, она была сожжена.}. Часть портика, извѣстнаго подъ именемъ "Помпеевой сѣни" {Tu modo Pompeia lentus spatiare sub umbra. Ovid., Art. Am., I, 67.}, еще существовала въ началѣ XV столѣт³я, атр³умъ еще носилъ назван³е Satrum. Такъ говоритъ Блондусъ {Flavii Blondi, De Roma Instaurata, Венец. 1511, lib. III, p. 25.}. Какъ бы то ни было, суровое велич³е статуи такъ внушительно и ея истор³я такъ памятна, что игра воображен³я не оставляетъ мѣста для холодной разсудительности, и вымыселъ,- если только тутъ есть вымыселъ,- производитъ на зрителя не менѣе сильное дѣйств³е, чѣмъ сама истина.

  

  

   О, славная волчица! Матерь Рима!

   Опалена стрѣлою громовой...

   (Строфа LXXXVIII).

   Древн³й Римъ, подобно современной С³еннѣ, по всей вѣроятности, былъ богатъ изображен³ями кормилицы своего основателя; но въ истор³и особеннаго вниман³я заслужили двѣ волчицы. Одну изъ нихъ, "изъ бронзы, древней работы" {

   Antiq. Rom., I: χάλκεα ποιήματα παλαἶας ὲργασἰας}, видѣлъ Д³онис³й въ храмѣ Ромула, подъ Палатbномъ; обыкновенно полагаютъ, что это была та самая, о которой римск³й историкъ {Liv., Hist., X, cap. 23.} говоритъ, что она была сдѣлана изъ денегъ, собранныхъ въ видѣ штрафа съ ростовщиковъ, и стояла подъ Руминальской смоковницей. Другую прославилъ въ прозѣ и стихахъ Цицеронъ {*}, а историкъ Д³онъ говоритъ, что съ ней случилось то самое происшеств³е, на которое намекаетъ ораторъ {Dion, Hist., 1. XXXVII, p. 37, edit. Rob. Steph. 1548.}. Вопросъ, о которомъ спорятъ теперь антиквар³и, заключается въ томъ, какая именно волчица находится во дворцѣ Консерватор³и: та ли, о которой говорятъ Лив³й и Д³онис³й, или та, о которой говоритъ Цицеронъ,- или ни та, ни другая. Старинные писатели въ этомъ отношен³и такъ же расходятся между собою, какъ и новѣйш³е: Люц³й Фавнъ {"In eadem porticu aenea lupa, cujus uberibus Romulus ac Remus lactantes inhiant, conspicitur: de hac Cicero et Virgilius semper intellexere. Livius hoc signum ab Aedilibus ex pecuniis quibus mulctati essent foeneratores, positum innuit. Antea in Comitiis ad Ficum Ruminalem, quo loco pueri fuerant expositi locatum pro certo est." Luc. Fauni de Antiq. Urb. Rom. lib. II. cap. VII. ap. Sallengre, tom. I. p. 217.} говоритъ, что объ этой самой волчицѣ упоминается у всѣхъ названныхъ писателей,- что невозможно, а также и у Виргил³я,- что допустимо. Фульв³й Урсинъ {Ap. Nardini, Roma Vetus, 1. V, cap. 4.} называетъ ее волчицею Д³онис³я, а Марл³анъ {Marliani Urb. Rom. Topograph., Venet. 1588, p. 23.} полагаетъ, что о ней говоритъ Цицеронъ. Съ нимъ, "колеблись", соглашается Риккв³й {Gost. Rycquii. De Capit. Roman. Comm., 1696.}. Мардини склоняется къ предположен³ю, что это - одна изъ многихъ волчицъ, существовавшихъ въ древнемъ Римѣ, но если выбирать только изъ двухъ, то скорѣе - цицероновская {Roma Vetus, t. V, cap. 4.}. Монфоконъ утверждаетъ послѣднее безъ всякихъ колебан³й {Montfaucon, Diarium Italie, Paris 1702.}. Изъ позднѣйшихъ писателей рѣшительный Винкельманъ заявляетъ, что она была найдена въ церкви св. Теодора, на томъ мѣстѣ, или по близости отъ того мѣста, гдѣ находился храмъ Ромула, и, слѣдовательно, признаетъ ее за волчицу Д³онис³я. Онъ основывается на показан³и Люц³я Фавна, который, однако, говоритъ только, что она была помѣщена. а не найдена близъ гуминальской смоковницы, у Комиц³я, и, повидимому, вовсе не отождествляетъ этого мѣста съ церковью св. Теодора. Риккв³й первый сдѣлалъ эту ошибку, и Винкельманъ ему послѣдовалъ.

  

   {* "Tum statua Nattae, tum simulacra Deorum, Romulusque et Remus cum altrice bellua vi fulminis icti conciderunt". De Divinat. II. 20. "Tactus est ille etiam qui hanc urbem condidit Romulus, quem inauratum in Capitolio parvum atque lactantem, uberibus lupinis inhiantem fuisse meministis". In Catilin. III. 8.

  

   "Hic silvestris erat Romani nominis altrix

   Martia, quae parvos Mavortis semine natos

   Uberibus gravidis vitali rore rigabat

   Quae tum cum pueris flammato fulminis ictu

   Concidit, atque avulsa pedum vestigia liquit.

   Do Consulatu, lib. II. (lib. I. de Divinat. cap. XII.)}

  

   Фламин³й Вакка разсказываетъ совсѣмъ особую истор³ю: по его словамъ, онъ слышалъ, что волчица съ близнецами была найдена близъ арки Септим³я Севера {Flaminius Vacca, Memorie, num. III ap. Roma antica di Famiano, Nardini, Roma 1771.}. Комментаторъ Винкельмана держится одинаковаго мнѣн³я съ этимъ ученымъ и обрушивается на Нардини за то, что тотъ не замѣтилъ, что Цицеронъ, говоря объ ударѣ молн³и, поразившемъ Капитол³йскую волчицу, употребляетъ прошедшее время. Но вѣдь Нардини и не утверждаетъ положительно, что эта волчица - та самая, о которой упоминаетъ Цицеронъ; да если бы онъ и утверждалъ это,- его предположен³е вовсе не представлялось бы нелѣпымъ. Самъ же комментаторъ долженъ былъ признать, что на заднихъ ногахъ нынѣшней волчицы находятся знаки, очень похож³е на тѣ, как³е получаются отъ удара молн³и; но, чтобы избавиться отъ этого затруднен³я, онъ тутъ же прибавляетъ, что и волчица, видѣнная Д³онис³емъ, также могла быть поражена молн³ей или получить какой-либо иной ударъ.

   Разсмотримъ этотъ вопросъ въ отношен³и къ словамъ Цицерона. Ораторъ въ двухъ мѣстахъ говоритъ о Ромулѣ и Ремѣ, особенно о первомъ, относительно котораго слушатели помнили, что онъ находился въ Капитол³и и былъ пораженъ молн³ей. Въ стихахъ Цицеронъ напоминаетъ, что волчица съ близнецами упала и оставила слѣды своихъ ногъ. Онъ не говоритъ, что волчица была разбита; да и Д³онъ сообщаетъ только, что она упала, ничего не говоря о силѣ удара или о прочности ея установки. Такимъ образомъ, вся сила доказательствъ аббата, комментатора Винкельмана, основывается на томъ, что Цицеронъ употребилъ прошедшее время; по такой оборотъ фразы указываетъ лишь на то, что въ то время, когда Цицеронъ говорилъ, статуя уже не стояла какъ прежде. Винкельманъ замѣтилъ, что близнецы - новѣйшее произведен³е; несомнѣнно также, что на волчицѣ есть слѣды позолоты, почему и можно предположить, что эта волчица составляла часть древней группы. Извѣстно, что находивш³яся въ Капитол³и священныя изображен³я, въ случаѣ поврежден³й отъ времени или какой-либо случайности, не уничтожались, а складывались въ особыя подземныя помѣщен³я, т. наз. favissae {Luc. Fauni De Antiq. Urb. Rom., 1. IL c. 6, ap. Sallengre, t. I, 216.}, можно предположить, что тамъ же хранилась и волчица, которая затѣмъ была поставлена гдѣ-нибудь на видномъ мѣстѣ, когда Капитол³й былъ перестроенъ Веспас³аномъ. Риккв³й говоритъ, не указывая источника, что она была перенесена изъ Комиц³я въ Латералъ, а оттуда - въ Капитол³й. Если она была найдена близъ арки Севера, то она можетъ быть однимъ изъ тѣхъ изображен³й, о которыхъ Ороз³й говоритъ, что они были сброшены молн³ей на форумѣ, когда Римъ былъ взятъ Аларихомъ. Большая древность статуи рѣшительно доказывается ея работой, это обстоятельство и побудило Винкельмана признать ее за волчицу Д³онис³я. Какъ бы то ли было, капитол³йская волчица должна относиться къ тому же нашему пер³оду, къ которому относится и храмъ Ромула. Лактанц³й {"Romuli nutrix Lupa honoribus est affecta divinis, et ferrem, et animal ipsum fuisset, cujus figuram gerit". Lactant. de Falsa Religione, lib I. cap. XX. pag. 101. edit. varior. 1660. Это значитъ, что онъ скорѣе готовъ былъ бы допустить поклонен³е волчицѣ, нежели непотребной женщинѣ (lupa). Комментаторъ замѣчаетъ, что не всѣ раздѣляли мнѣн³е Лив³я, будто въ видѣ волчицы изображена была Лавренц³я. Страбонъ держался этого мнѣн³я.} увѣряетъ, что въ его время римляне поклонялись волчицѣ; извѣстно, что Луперкал³и праздновались еще въ очень позднюю эпоху {Въ 496 г. по Р. X. "Quis credere posait", говоритъ Баров³й (Ann. Eccles., Lucae 1741, VШ, 602), viguisse ad huc Romae ad Gelasi tempora, quae fuere ante exordium Urbis allata in Italiam Lupercalia"? Гелас³й написалъ письмо, занимающее четыре листовыхъ страницы, къ сенатору Андромаху и другимъ, доказывая, что этотъ обычай надо уничтожить.}, когда всѣ проч³е древн³е языческ³е обряды уже исчезли. Этимъ можно объяснить и то обстоятельство, что древнее изображен³е волчицы сохранилось лучше другихъ древнихъ символовъ язычества. Слѣдуетъ, впрочемъ, замѣтить, что волчица была гербомъ Рима и что слова о "поклонен³и" этому гербу внушены лишь христ³анскою ревностью Лактанц³я. На древнихъ христ³анскихъ писателей вообще нельзя полагаться въ ихъ обвинен³яхъ противъ язычниковъ. Евсев³й обвинялъ римлянъ въ томъ, что они поклоняются Симону Магу и поставили ему статую на островѣ Тибра. Между тѣмъ, римляне, по всей вѣроятности, даже ничего и не слыхали объ этомъ лицѣ, сыгравшемъ видную, хотя и скандальную, роль въ церковной истор³и и оставившемъ въ Римѣ слѣды своего воздушнаго боя съ ап. Петромъ Надпись, найденная на островѣ Тибра, показала, что Евсев³й принялъ за Симона Мага одно туземное божество, носившее имя "Семо Сангуса" или "Фид³я" {Eccles Hist. (Lipsiae 1827, p. 130), lib. II, cap. 13. Эта истор³я передана ранѣе ²устиномъ мученикомъ; но самъ Барон³й называетъ ее басней. См. Nardini, Roma Vet., lib. VII, cap. 12.}.

   Даже и въ то время, когда поклонен³е основателю Рима уже совершенно прекратилось, у римлянокъ все еще осталась привычка приходить съ больными дѣтьми въ церковь св. Теодора,- какъ прежде онѣ приходили съ ними въ храмъ Ромула {Accurata e succincta Descrizione. etc., di Roma moderna, dell' Ab. Venuti, R. 1766, II, 397.}. Этотъ обычай существуетъ и до настоящаго времени, и на этомъ основан³и полагаютъ, что церковь стоитъ на мѣстѣ прежняго храма. Стало быть, если волчица дѣйствительно была найдена въ этомъ мѣстѣ, какъ утверждаетъ Винкельманъ, то она несомнѣнно должна быть признала за ту, которую видѣлъ Д³онис³й. Фавнъ, говоря, что она стояла у Pyминальской смоковницы, близъ Комиц³я, указываетъ только, согласно Плин³ю, на ея древнее мѣстонахожден³е; если же онъ желалъ указать на то мѣсто, гдѣ она въ дѣйствительности была найдена, то это указан³е относится не къ церкви св. Теодора, а къ совершенно иной мѣстности, близъ которой, какъ полагали, находилась Руминальская смоковница, а слѣдовательно и Комиц³й: это - три колонны у церкви Santa Maria Libеratrice, въ углу Палатина, обращенномъ къ форуму.

   Впрочемъ, мы можемъ только предположительно указывать мѣсто, гдѣ найдена была волчица; можетъ быть, все-таки, слѣды позолоты и удара молн³и служатъ лучшимъ доказательствомъ въ пользу мнѣн³я, что именно объ этой волчицѣ говоритъ Цицеронъ. Какъ бы то ни было, въ поэмѣ вполнѣ умѣстно было упомянуть о ней, какъ объ одномъ изъ интереснѣйшихъ останковъ древняго Рима. Конечно, именно объ этомъ изображен³и говоритъ Виргил³й въ своихъ прекрасныхъ стихахъ:

  

             Geminos huic ubera circum

   Ludere pendentes pueros, et lambere matrem

   Impavidos; illam, tereti cervice reflexam

   Mulcere alternos, et corpora fingere lingua.

   (Aen. VIII, 631-634).

  

  

   Нѣтъ, въ Цезарѣ иной огонь горѣлъ.

   (Строфа ХС).