Байрон Джордж Гордон - Чайльд Гарольд

iv align="justify">  

         Но вновь отъ человѣческихъ дѣян³й

         Перехожу къ создан³ю Творца.

         Кончается страница - плодъ мечтан³й,

         Что длилася, казалось, безъ конца.

         Гдѣ тучъ и бѣлыхъ Альпъ слилися грани -

         Туда я поднимусь, чтобъ взоръ открылъ

         Все, что доступно для земныхъ создан³й

         На высотѣ, гдѣ рой воздушныхъ силъ

         Вершины горныя въ объятья заключилъ.

  

                   СХ.

  

         Итал³я, въ тебѣ запечатлѣнъ

         Столѣт³й свѣтъ, который ты струила

         Съ тѣхъ поръ, какъ отражала Карѳагенъ

         До славы позднихъ дней, что осѣнила

         Вождей и мудрецовъ твоихъ. Могила

         И тронъ державъ! Дана струямъ твоимъ

         Безсмерт³я живительная сила,

         И всѣхъ, кто жаждой знан³я томимъ -

         Съ семи холмовъ своихъ поитъ державный Римъ.

  

                   СХ².

  

         Я далеко подвинулся въ поэмѣ,

         Въ тяжелый часъ ее возобновивъ.

         Знать, что не тѣ мы и не станемъ тѣми,

         Какими быть должны; духъ закаливъ

         Въ борьбѣ съ собой, гнѣвъ, замыселъ, порывъ,

         Любовь, вражду, всевластное стремленье -

         Таить въ себѣ, ихъ горделиво скрывъ -

         Тяжелая задача, безъ сомнѣнья,

         И все таки ее привелъ я въ исполненье.

  

                   СХ²².

  

         Изъ словъ я пѣсню, какъ вѣнокъ, плету,

         Но можетъ быть она - одна забава,

         Картинъ набросокъ, схваченъ налету,

         Чтобъ усладить на кратк³й мигъ мечту.

         Намъ дорога въ дни молодости слава,

         Но я не молодъ и не признаю

         За похвалой иль за хулою права

         Имѣть вл³янье на судьбу мою:

         Забытъ иль не забытъ - я одинокъ стою.

  

                   СХ²²².

  

         М³ръ не любя, любимъ я не былъ м³ромъ,

         Его дыханью грубому не льстилъ,

         Не покланялся я его кумирамъ

         И устъ моихъ улыбкой не кривилъ.

         Я не дѣлилъ восторговъ общихъ пылъ.

         Въ толпѣ - окутанъ мыслей пеленою -

         Среди другихъ я не съ другими былъ,

         Я былъ имъ чуждъ, но безъ борьбы съ собою -

         Навѣрно до сихъ поръ стоялъ бы я съ толпою.

  

                   СХ²V.

  

         М³ръ не люблю, м³ръ не любилъ меня,

         Но - честными разстанемся врагами,

         Я вѣрю: въ немъ слова - одно съ дѣлами,

         И добродѣтель въ немъ - не западня

         Для слабаго; я вѣрю, что съ друзьями

         Скорбятъ друзья, правдивыя уста

         Есть у двоихъ иль одного межъ нами,

         Надежда намъ не лжетъ, и доброта -

         Не только звукъ пустой, а счастье - не мечта.

  

                   СХV.

  

         О, дочь моя, пѣснь начиналъ тобою,

         Съ тобою пѣснь довелъ я до конца,

         Тебя не видѣть - осужденъ судьбою,

         Но всѣхъ другихъ сильнѣй любовь отца.

         Пусть ты не знаешь моего лица -

         Къ тебѣ несутся дней грядущихъ тѣни,

         Въ мечтахъ заслышишь ты призывъ пѣвца,

         Дойдутъ до сердца звуки пѣснопѣн³й,

         Когда мое навѣкъ замретъ въ могильной сѣни.

  

                   СХV².

  

         Содѣйствовать развит³ю ума

         И любоваться радостей разцвѣтомъ,

         Слѣдить, какъ ты знакомишься сама

         Съ диковиннымъ, невѣдомымъ предметомъ,

         И поцѣлуемъ, нѣжностью согрѣтымъ

         Отцовскою - касаться нѣжныхъ щекъ,

         И видѣть, какъ растешь ты - счастье въ этомъ

         Найдти бъ я по своей природѣ могъ,

         Но этого всего меня лишаетъ рокъ.

  

                   СХV²².

  

         Вражду ко мнѣ пусть въ долгъ тебѣ вмѣняютъ -

         Любить меня тебѣ предрѣшено;

         Пусть, какъ проклятье, имя устраняютъ,

         Какъ тѣни правъ, утраченныхъ давно,

         Могила разлучитъ насъ,- все равно!

         Хотя бъ всю кровь мою извлечь хотѣли

         Изъ жилъ твоихъ и удалось оно,

         Они и тутъ бы не достигли цѣли:

         Отнять бы жизнь твою, но не любовь успѣли.

  

                   СХV²²².

  

         Дитя любви, ты рождено въ страданьѣ

         И вскормлено въ борьбѣ: мои черты,

         Ихъ отъ меня наслѣдуешь и ты,

         Но только будутъ всѣ твои мечтанья

         Возвышеннѣй, и чище - блескъ огня.

         Спи мирно въ колыбели, дочь моя,

         Изъ горныхъ странъ я шлю тебѣ прощанье,

         Тебя благословеньемъ осѣня,

         Которымъ ты, увы! была бы для меня!

             Павелъ Козловъ, В. Лихачовъ и О. Чюмина. ¹)

  

   ¹) Переводъ покойнаго П. А. Козлова остановился на LV строфѣ (съ ея добавочной пѣснью). Строфы LVI-LXV переведены для настоящаго издан³я В. С. Лихачовымъ, строфы LXVI-СХV²²² тоже для настоящаго издан³я переведены О. Н. Чюминой.

  

  

  

   Джону Гобгаузу, Эсквайру, А. M. (Artium Magister магистру искуствъ), F. R. S. (Fellow of the Royal Society - члену Королевскаго Ученаго Общества) и m. д., и m. д.

  

   Дорогой Гобгаузъ. Послѣ промежутка въ восемь лѣтъ между первой и послѣдней пѣснями "Чайльдъ Гарольда", теперь выходитъ въ свѣтъ конецъ поэмы. Вполнѣ понятно, что, разставаясь съ такимъ старымъ другомъ, я прибѣгаю за утѣшен³емъ къ еще болѣе старому и лучшему другу, который присутствовалъ при рожден³и и при смерти того друга, съ которымъ я теперь разстаюсь,- къ человѣку, которому я болѣе обязанъ за его мудрую дружбу, чѣмъ я могу или могъ бы быть благодаренъ - при всей моей признательности ему - Чайльдъ-Гарольду за симпат³и публики, перешедш³я отъ поэмы и къ ея автору. Вполнѣ естественно, что я прибѣгаю къ тому, кого я долго зналъ и кого сопровождалъ въ далек³я путешеств³я, кто ухаживалъ за мной, когда я былъ боленъ, утѣшалъ меня въ моихъ печаляхъ, радовался моимъ удачамъ, былъ вѣренъ, когда мнѣ приходилось круто, былъ надежнымъ совѣтчикомъ, опорой въ опасностяхъ, испытаннымъ другомъ, никогда не отказывавшимъ въ поддержкѣ - т. е. къ вамъ.

   Обращаясь къ вамъ, я отъ вымысла иду къ истинѣ. Посвящая вамъ завершенное, или, во всякомъ случаѣ, законченное поэтическое произведен³е - самое длинное, самое продуманное и понятное изъ всего, что я писалъ, я хочу оказать честь самому себѣ напоминан³емъ о многолѣтней близкой дружбѣ съ человѣкомъ ученымъ, талантливымъ, трудолюбивымъ и благороднымъ. Такимъ людямъ, какъ мы съ вами, не подобаетъ ни льстить, ни принимать лесть - но дружбѣ всегда разрѣшалась искренная хвала. И если я пытаюсь отдать должное вашимъ качествамъ, или, вѣрнѣе, вспомнить, чѣмъ я имъ обязанъ, то дѣлаю я это не для васъ и не для другихъ, а для моего собственнаго утѣшен³я - вѣдь ни въ комъ и никогда за послѣднее время я не находилъ достаточнаго доброжелательства ко мнѣ, которое бы помогло мнѣ стойко перенести горесть разлуки съ моимъ трудомъ. Даже число, помѣченное на этомъ письмѣ - годовщина самаго несчастнаго дня въ моемъ прошломъ, воспоминан³е о которомъ, однако, не будетъ отравлять моей дальнѣйшей жизни, пока меня будетъ поддерживать ваша дружба и сознан³е моихъ силъ - станетъ отнынѣ болѣе пр³ятнымъ для насъ обоихъ; оно напомнитъ намъ о моей попыткѣ выразить вамъ признательность за вашу неустанную любовь ко мнѣ; мало кто извѣдалъ въ жизни такую привязанность, а если такое чувство выпадало на чью либо долю, то оно вызывало болѣе возвышенное представлен³е о другихъ людяхъ и о себѣ.

   Намъ привелось побывать вмѣстѣ, въ разное время, на родинѣ рыцарства, великаго историческаго прошлаго и древнихъ миѳовъ - въ Испан³и, Грец³и, Малой Аз³и и Итал³и; и то, чѣмъ были для насъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ Аѳины и Константинополь, стали въ болѣе недавнее время Венец³я и Римъ. И моя поэма также, или ея герой-скиталецъ, или оба вмѣстѣ, сопровождали меня отъ начала до конца путешеств³я; и да простится мнѣ суетная гордость, которая побуждаетъ меня относиться съ любовью къ произведен³ю, которое до нѣкоторой степени связываетъ меня съ мѣстомъ, гдѣ оно было написано и съ предметами, которые оно пытается описать; и хотя оно мало достойно этихъ волшебныхъ и достопамятныхъ мѣстъ и очень слабо отвѣчаетъ нашимъ далекимъ представлен³ямъ и непосредственнымъ впечатлѣн³ямъ, все же, какъ знакъ преклонен³я передъ тѣмъ, что достойно уважен³я какъ проявлен³е чувствъ, возбуждаемыхъ велич³емъ, оно было для меня источникомъ радости во время работы, и я разстаюсь съ нимъ съ нѣкоторымъ сожалѣн³емъ; я даже не ожидалъ, что событ³я жизни оставятъ въ моей душѣ мѣсто для такого отношен³я къ вымыслу.

   Что касается содержан³я послѣдней пѣсни, то въ ней отведено меньше мѣста герою-скитальцу, чѣмъ въ предыдущихъ, и даже когда онъ появляется, то почти совсѣмъ не отдѣленъ отъ автора, говорящаго отъ своего собственнаго имени. Я усталъ проводить границу, которую все равно никто не признаетъ; подобно тому, какъ никто не вѣрилъ, что китаецъ въ "Гражданинѣ м³ра" Гольдсмита дѣйствительно китаецъ, такъ и я напрасно заявлялъ и воображалъ, что установилъ различ³е между скитальцемъ и авторомъ; стремлен³е проводить это различ³е и досада на то, что всѣ мои старан³я въ этомъ отношен³и тщетны, такъ мѣшали моей работѣ, что я рѣшилъ отказаться отъ этого совершенно - и такъ и сдѣлалъ. Всѣ мнѣн³я на этотъ счетъ, въ настоящее время и въ будущемъ, утрачиваютъ отнынѣ всякое значен³е; поэма должна отвѣчать сама за себя - и не быть въ зависимости отъ автора; поэтъ же, у котораго нѣтъ ничего въ распоряжен³и, кромѣ извѣстности, временной или постоянной, создаваемой его литературными старан³ями, заслуживаетъ общей судьбы всѣхъ писателей.

   Въ нижеслѣдующей пѣснѣ я имѣлъ намѣрен³е, въ текстѣ или въ примѣчан³яхъ, коснуться современнаго состоян³я итальянской литературы и даже нравовъ. Но я вскорѣ убѣдился, что текста, въ тѣхъ размѣрахъ, которые я опредѣлилъ себѣ, недостаточно для цѣлаго лабиринта внѣшнихъ предметовъ и для связанныхъ съ ними размышлен³й, а большинствомъ примѣчан³й, за исключен³емъ немногихъ и самыхъ краткихъ, я всецѣло обязанъ вамъ; мои собственныя примѣчан³я ограничиваются только разъяснен³емъ текста.

   Разсуждать же о литературѣ и нравахъ нац³и, столь различной отъ своей собственной, задача весьма трудная - и едва-ли благодарная. Это требуетъ столько наблюдательности и безпристраст³я, что мы не рѣшились бы довѣриться своему сужден³ю или, по крайней мѣрѣ, не высказали бы его сразу, безъ болѣе тщательной провѣрки своихъ наблюден³й - хотя мы и не совсѣмъ лишены наблюдательности, и знаемъ языкъ и нравы народа, среди котораго мы недавно жили. Литературныя такъ же, какъ и политическ³я отношен³я повидимому такъ обострились, что иностранцу почти невозможно оставаться вполнѣ безпристрастнымъ относительно нихъ; но достаточно - по крайней мѣрѣ для моей цѣли - сослаться на то, что сказано на ихъ собственномъ языкѣ:- "М³ pare che in un paese tutto poetico, che vanta la lingua la più nobile ed insieme la più dolce, tutte tutte le vie diverse si possono tentare, e che sinche la patria di Alfieri e di Monti non ha perduto Pantico valore, in tutte essa dovrebbe essere la prima". Въ Итал³и есть еще велик³я имена: Канова, Монти, Уго Фосколо, Пиндемонте, Висконти, Морелли, Чиконьяра, Альбрици, Меццофанти, Маи, Мукстоксиди, Ал³етти и Вакка обезпечиваютъ современному поколѣн³ю почетное мѣсто въ большинствѣ отраслей искусства, науки и Belles-Lettres; и въ нѣкоторыхъ областяхъ искусства вся Европа, весь м³ръ - имѣетъ лишь одного Канову.

   Альф³ери гдѣ то сказалъ: "La pianta uomo nasce più robusta in Italia che in qua lunque altra terra - e che gli stessi atroci delittiche vi se commettono ne sono la prova". He подписываясь подъ второю частью фразы, заключающею очень опасную теор³ю - справедливость ея можно оспаривать тѣмъ, что итальянцы ни въ какомъ отношен³и не болѣе жестоки, чѣмъ ихъ сосѣди,- нужно однако намѣренно закрывать глаза, или быть совершенно ненаблюдательнымъ, чтобы не поражаться удивительной даровитостью этого народа, его воспр³имчивостью, способностью все усваивать, быстротой пониман³я, кипучестью ихъ ген³я, чутьемъ красоты и сохранившейся среди невзгодъ повторяющихся революц³й, ужасовъ сражен³й и вѣковыхъ страдан³й "жаждой безсмерт³я" - безсмерт³я независимости. И когда мы сами ѣздили верхомъ вокругъ стѣнъ Рима и слышали простую грустную пѣснь рабочихъ "Roma! Roma! Roma! Roma non è più come era prima", трудно было не противопоставлять этотъ печальный напѣвъ разнузданному реву торжествующихъ пѣсенъ, все еще раздающемуся въ лондонскихъ тавернахъ по поводу кровопролит³й при Mont St. Jean и предательства Генуи, Итал³и, Франц³и и всего м³ра людьми, поведен³е которыхъ вы сами обличили въ трудѣ, достойномъ лучшихъ временъ нашей истор³и. Что касается меня -

  

         "Non movero mai corda

         Ove la turba di sue ciance assorda".

  

   O томъ, что выиграла Итал³я недавнимъ перемѣщен³емъ нац³й, англичанамъ безполезно справляться, пока не подтвердится, что Англ³я пр³обрѣла еще нѣчто кромѣ постоянной арм³и и отмѣны Habeas Corpus; лучше бы они слѣдили за тѣмъ, что происходитъ у нихъ дома. Что касается того, что они сдѣлали за границами своей страны и въ особенности на югѣ, то - "они навѣрное получатъ возмезд³е", и не въ очень отдаленномъ времени.

   Желая вамъ, дорогой Гобгаузъ, благополучнаго и пр³ятнаго возвращен³я въ страну, истинное благополуч³е которой никому не можетъ быть дороже чѣмъ вамъ, я посвящаю вамъ эту поэму въ ея законченномъ видѣ и повторяю еще разъ искреннее увѣрен³е въ преданности и любви вашего друга, Байрона.

  

  

             ПѢСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

  

                   I.

  

         Взошелъ на Мостъ я Вздоховъ, гдѣ видны

         По сторонамъ его дворецъ съ темницей

         И, крыльями вѣковъ осѣнены,

         Вздымаются громады изъ волны,

         Какъ бы волшебной вызваны десницей.

         Улыбкой славы мертвой озаренъ

         Здѣсь рядъ вѣковъ; тогда съ морской царицей,

         На сотнѣ острововъ воздвигшей тронъ -

         Крылатый Левъ царилъ въ тѣни своихъ колоннъ.

  

                   II.

  

         Цибелѣ, порожденной океаномъ,

         Она подобна - госпожа морей

         И силъ морскихъ съ короною своей

         Изъ башенъ горделивыхъ. Въ ней приданымъ

         Добыча войнъ была для дочерей.

         Лились съ Востока всѣ богатства въ м³рѣ

         На лоно къ ней; къ себѣ она царей

         Звала на пиръ, являяся въ порфирѣ,

         И честью всѣ они считали быть на пирѣ.

  

                   III.

  

         Въ Венец³и замолкла пѣснь Торквато,

         Безмолвно правитъ гондольеръ весломъ,

         Здѣсь въ разрушеньѣ - не одна палата,

         Нѣтъ пѣсенъ неумолчныхъ, какъ въ быломъ,

         Искусство, троны - гибнутъ безъ возврата.

         Живетъ природа, красота - жива,

         Имъ памятна Венец³я - когда то

         Край вѣчныхъ карнаваловъ, празднества,

         Какъ шла о томъ по всей Итал³и молва.

  

                   IV.

  

         Есть обаянье въ ней, что намъ дороже

         Побѣдъ и героическихъ тѣней,

         Во тьмѣ скорбящихъ объ утратѣ дней,

         Когда со славой царствовали дожи.

         Падетъ Р³альто, но безсмертны въ ней

         Трофеи наши - Мавръ и Шейлокъ. Зданья

         Они - вѣнецъ; пускай волной своей

         Все смоютъ здѣсь вѣка до основанья -

         Пустыню населитъ лишь ихъ существованье.

  

                   V.

  

         Созданья духа въ существѣ своемъ

         Безсмертныя - струятъ потоки свѣта

         И насъ дарятъ отраднымъ быт³емъ.

         Мы - тлѣннаго рабы, и безъ просвѣта

         Влачили бъ жизнь, но образы поэта,

         Вражды людской смягчая остроту,

         Даютъ возможность новаго разцвѣта,

         И заполняютъ сердца пустоту,

         Давно увядшаго еще въ своемъ цвѣту.

  

                   VI.

  

         Таковъ пр³ютъ дней юныхъ и преклонныхъ;

         Сперва - Надежда, позже - Пустота

         Ведутъ къ нему. Плоды чувствъ утомленныхъ -

         Ряды страницъ, а въ ихъ числѣ - и та,

         Что предо мной. Прекраснѣй, чѣмъ мечта,

         Порою все жъ дѣйствительность бываетъ,

         И сказочнаго неба красота,

         Созвѣзд³й тѣхъ, что Муза разсыпаетъ

         Въ своихъ владѣн³яхъ,- ей въ блескѣ уступаетъ.

  

                   VII.

  

         Какъ истина, являлись мнѣ во снѣ

         Иль на яву подобныя видѣнья,

         И уходили, словно сновидѣнья.

         Пусть это - сонъ, еще живутъ во мнѣ

         Тѣ образы и - таковы вполнѣ,

         Какими ихъ я видѣлъ временами.

         Но пусть они уходятъ! Въ глубинѣ

         Разсудокъ трезвый управляетъ нами

         И называетъ ихъ болѣзненными снами.

  

                   VIII.

  

         Я научился языкамъ другимъ,

         Среди чужихъ не слылъ я за чужого,

         И оставался духъ собой самимъ.

         Не трудно обрѣсти отчизну снова,

         Чтобъ жить съ людьми, иль жить, какъ нелюдимъ,

         Но тамъ рожденъ я, гдѣ въ сердцахъ народныхъ

         Таится гордость быт³емъ своимъ;

         Покину ль островъ мудрыхъ и свободныхъ,

         Чтобъ новый домъ найти за далью водъ холодныхъ?

                   IX.

  

         Родимый край любимъ, быть можетъ, мной,

         Разстанься,- духъ мой на чужбинѣ съ тѣломъ

         Вернулся бы мой духъ къ странѣ родной,

         Когда бъ онъ могъ за гробовымъ предѣломъ

         Самъ избирать пр³ютъ себѣ земной.

         Пусть съ языкомъ роднымъ въ воспоминаньѣ

         И я живу, но если жреб³й мой

         Со славою моей - въ согласованьѣ,

         Такъ скоръ его разцвѣтъ и быстро увяданье.

  

                   X.

  

         Когда забвеньемъ буду удаленъ

         Изъ храма, гдѣ чтутъ имена покойныхъ,

         Пусть лавръ вѣнчаетъ болѣе достойныхъ,

         Мой холмъ пусть будетъ надписью почтенъ:

         "У Спарты есть сыны славнѣй, чѣмъ онъ".

         Любви я не ищу, и терны гнѣва,

         Которыми я въ кровь былъ уязвленъ,

         Они - отъ мной посаженнаго древа:

         И лишь такихъ плодовъ могъ ждать я отъ посѣва.

                   XI.

  

         Вдовѣетъ Адр³атика въ печали,

         Не повторенъ вѣнчан³я обрядъ,

         На Буцентаврѣ снасти обветшали -

         Заброшенный вдовой ея нарядъ;

         Какъ жалокъ нынѣ Левъ среди громадъ

         На площади, куда съ мольбой смиренной

         Шелъ императоръ. Завистью объятъ,

         Стоялъ тамъ не одинъ монархъ надменный

         Въ дни пышности ея и славы несравненной.

  

                   XII.

  

         Гдѣ швабъ молилъ - теперь австр³йца тронъ.

         Монархъ ногою попираетъ плиты,

         Гдѣ былъ монархъ колѣнопреклоненъ.

         Тамъ царства всѣ на области разбиты,

         И въ городахъ - цѣпей неволи звонъ.