Байрон Джордж Гордон - Чайльд Гарольд

            Я сердцемъ опустѣлъ,

         И безъ надеждъ и безъ всего,

            Что помнить я хотѣлъ.

  

         О, мой корабль! съ тобой я радъ

            Носиться по волнамъ;

         Лишь не плыви со мной назадъ

            Къ родимымъ берегамъ!

         Далеко на скалахъ, въ степи

            Пр³ютъ сыщу себѣ;

         А ты, о родина, прости!

            Ночь добрая тебѣ!

  

  

   IV пѣснь "Чайльдъ-Гарольда" привлекла особенное вниман³е Козлона. Онъ перевелъ изъ нея 3 отрывка: строфы 104-103, 130-137 и 178-183.

   а) Строфы CIV-СV входятъ въ собран³е сочинен³й Козлова (см. "Стихотворен³я И. И. Козлова" подъ редакц³ей Арс. И. Введенскаго, Спб. 1902 г., стр. 170) безъ указан³я, что это не оригинальное произведен³е, а переводъ. Впервые напечатано въ "Стихотворен³яхъ И. Козлова" изд. 1828 г.

  

             При гробницѣ Цецлл³и М.

  

             Гробница, я съ жилицею твоей

             Какъ бы знакомъ, и вѣетъ здѣсь надъ нами

            Мелод³я давно минувшихъ дней;

            Но звукъ ея, какъ вой подъ облаками

            Далекихъ бурь съ утихшими грозами,

            Унылъ и святъ. На камень мшистый твой

            Сажуся я. Мой духъ опять мечтами

            Смущенъ, горитъ,-и снова предо мной

      Весь ужасъ гибели, слѣдъ бури роковой.

             Но чтожъ? когдабъ изъ выброшенныхъ прежде

            И тлѣющихъ обломковъ корабля

            И маленьк³й челнокъ моей надеждѣ

            И могъ собрать, и въ грозныя моря

            Пуститься въ немъ, и слушать, какъ шумя

            Волна тамъ бьетъ, судьба гдѣ погубила,

            Что мило мнѣ - куда причалю я?

            Исчезло все, чѣмъ родина манила:

      Пр³ютъ, надежда, жизнь - и тамъ, какъ здѣсь могила.

  

   б) Строфы СХХХ-СХХХV²² впервые напеч. въ "Библ. для чтен³я" 1834, No 12.

         Отрывокъ изъ 1 пѣсни

         "Чайльдъ-Гарольда".

  

   (Лунная ночь. Лордъ Байронъ бродитъ одинъ по развалинамъ Колизея: бьетъ полночь).

  

            О время, мертвыхъ украшатель,

         Цѣлитель страждущихъ сердецъ,

         Развалинамъ красотъ податель.

         Прямой, единственный мудрецъ!

         Рѣшаетъ судъ твой неизбежной

         Неправый толкъ судей м³рскихъ.

         Лишь ты порукою надежной

         Всѣхъ тайныхъ чувствъ сердецъ людскихъ,

         Любви и вѣрности; тобою

         Я свѣту истину являю.

         Тебя и взоромъ, и душою.

         О время-мститель! я молю.

            Въ развалинахъ, гдѣ ты священный

         Для жертвъ себѣ воздвигло храмъ,

         Младой, но горемъ сокрушенный.

         Твоею жертвою - я самъ.

            О, Немезида! чьи скрижали

         Хранятъ злодѣйства, въ чьихъ вѣсахъ

         Вѣка измѣны не видали,

         Чье царство здѣсь внушало страхъ:

         О ты, которая съ змѣями

         Изъ ада фур³й созвала.

         И, строго судъ творя надъ нами.

         Ореста мукамъ предала!

         Возстань опять изъ бездны вѣчной:

         Явись правдива и грозна!

         Явись! услышь мой вопль сердечной!

         Возстать ты можешь - и должна.

            Быть-можетъ, что моей виною

         Ударъ мнѣ данный заслуженъ;

         И если бъ онъ другой рукою,

         Мечемъ былъ праведнымъ свершенъ.-

         То пусть бы кровь моя хлестала!..

         Теперь пролиться ей не дамъ.

         Молю, чтобъ на злодѣевъ пала

         Та месть, которую я самъ

         Оставилъ изъ любви... Ни слова

         О томъ теперь,- но ты отмстишь!

         Я сплю, но ты уже готова,

         Ужъ ты возстала - ты не спишь.

            Нѣтъ въ этомъ вѣкѣ принужденья.

         И я не ужасаюсь бѣдъ:

         Гдѣ тотъ, кто зрѣлъ мое смятенье

         Иль на челѣ тревоги слѣдъ?

         Но я хочу, и стихъ мой смѣетъ -

         Нести потомству правды гласъ;

         Умру, но вѣтеръ не развѣетъ

         Мои слова. Настанетъ часъ!..

         Стиховъ пророческихъ онъ скажетъ

         Весь тайный смыслъ,- и отъ него

         На головѣ виновныхъ ляжетъ

         Гора проклятья моего.

            Тому проклятью - быть прощеньемъ!

         Внимай мнѣ, родина моя!

         О, небо! вѣдай, какъ мученьемъ

         И душа истерзана моя!

         Неправды омраченъ туманомъ.

         Лишенъ надеждъ, убитъ тоской:

         И жизни жизнь была обманомъ

         Разлучена, увы, со мной!

         И только тѣмъ отъ злой судьбины

         Не вовсе сокрушился я.

         Что не изъ той презрѣнной глины,

         Какъ тѣ, о коихъ мысль моя.

            Обиду, низк³я измѣны.

         Злословья громк³й, дерзк³й вой

         И ядъ его шумящей пѣны,

         И злобу подлости нѣмой

         Извѣдалъ я: я слышалъ ропотъ

         Невѣждъ и ложный толкъ людей,

         Змѣиный лицемѣрья шопотъ,

         Лукавство ябедныхъ рѣчей:

         Я видѣлъ, какъ уловка злая

         Готова вздохомъ очернить

         И какъ, плечами пожимая,

         Молчаньемъ хочетъ уязвить.

            Но что-жъ? я жилъ, и жилъ не даромъ!

         Отъ горя можетъ духъ страдать

         И кровь кипѣть не прежнимъ жаромъ

         И разумъ силу потерять,-

         Но овладѣю я страданьемъ:

         Настанетъ время,- надо мной

         Съ послѣднимъ сердца трепетаньемъ

         Возникнетъ голосъ неземной,

         И темный звукъ осиротѣлой

         Разбитой лиры тихо вновь

         Въ груди теперь окаменѣлой

         Пробудитъ совѣсть и любовь.

  

   в) Строфы (CLXXVIII-CLXXXIII) впервые появились въ "Стихотворен³яхъ И. Козлова" 1828 года.

  

             Къ морю.

   (Изъ "Чайльдъ-Гарольда", Байрона).

             (А. С. Пушкину).

  

            Отрада есть во тьмѣ лѣсовъ дремучихъ

         Востор³ъ живетъ на дикихъ берегахъ;

         Гармон³я слышна въ волнахъ кипучихъ

         И съ моремъ есть бесѣда на скалахъ.

         Мнѣ ближн³й милъ: но тамъ, въ моихъ мечтахъ,

         Что я теперь, что былъ позабываю:

         Природу я душою обнимаю,

         Она милѣй; постичь стремлюся я

      Все то, чему нѣтъ словъ, но что таить нельзя.

  

            Теки, шуми, о море голубое!

         Несмѣтный флотъ ничто твоихъ волнамъ;

         И человѣкъ, губящ³й все земное,

         Гдѣ твой предѣлъ. уже страшится самъ.

         Возстанешь ты - и горе корабляхъ,

         И бичъ земли, путь дерзк³й означая

         Бѣдой своей, какъ капля дождевая,

         Идетъ на дно, гдѣ скрытъ его и слѣдъ -

      И онъ не въ саванѣ. не въ гробѣ, не отпѣтъ.

  

            Твои поля злодѣй не завоюетъ.

         Твои стези не для его шаговъ:

         Свободно ты: лишь бездна забушуетъ,

         И тотъ пропалъ, ктобъ сушу былъ готовъ

         Поработить. Его до облаковъ,

         Дрожащаго. съ презрѣньемъ ты бросаешь.-

         И вдругъ, рѣзвясь, въ пучину погружаешь:

         И вопитъ онъ: гдѣ пристань! О гранитъ

      Его ударишь ты-и вѣкъ онъ тамь лежитъ.

  

            Бросающ³й погибель и оковы.

         Огонь и смерть изъ челюсти своей.

         Рушитель силъ, лев³аѳанъ дубовый,

         Гроза твердынь, народовъ и царей -

         Игрушкою бунтующихъ зыбей

         И съ тѣмъ, кто въ немъ надменно въ бой летаетъ,

         Кто, бренный самъ, владѣть тобой мечтаетъ;

         Подернуло ты пѣной бурныхъ водъ

      Армаду гордую и Трафальгарск³й флотъ.

  

            Предѣлъ державъ, твой берегъ измѣнился:

         Гдѣ Грец³я, и Римъ, и Карѳагенъ?

         Свободный, онъ лишь волнъ твоихъ страшился;

         Но, сильныхъ рабъ и жертва перемѣнъ,

         Пришельцевъ здѣсь, тамъ дикихъ носитъ плѣнъ;

         Его вездѣ неволя утомила,

         И сколько царствъ въ пустыни изсушила!

         Твоя лазурь, вѣковъ отбросивъ тѣнь,

      Все та-жъ - млада, чиста, какъ въ первобытный день.

  

            Ты зеркаломъ Всесильному с³яешь,

         Онъ зритъ въ тебѣ при буряхъ образъ Свой.

         Струишься-ль ты, бунтуешь иль играешь.

         Гдѣ твердый ледъ, и тамъ, гдѣ пылк³й зной,

         Ты, океанъ, чудесенъ красотой,

         Таинственный, бездонный, безконечный!

         Незримаго престолъ, какъ небо вѣчный,

         Временъ, пространствъ завѣтный властелинъ,

   Течешь ты, страшный всѣмъ, глубок³й и одинъ.

  

   4) Усерднѣйшимъ образомъ переводилъ въ 1820-хъ гг. Байрона Николай Андреевичъ Маркевичъ (1804-1860), много сдѣлавш³й для истор³и и этнограф³и Малоросс³и, но лишенный поэтическаго таланта. Нѣкоторые переводы его печатались въ "Москов. Телеграфѣ", но большинство впервые напечатаны въ книжкѣ, почему-то озаглавленной "Стихотворен³я И. Маркевича" (Спб., 1829), хотя она кромѣ переводовъ изъ Байрона ничего въ себѣ не заключаетъ

   Изъ "Чайльдъ-Гарольда" Маркевичъ перевелъ: Пѣснь II - Строфы XXIII-XXVI и LXXXV-LXXXIX: пѣснь IV строфы LXIX-LXXI, СХХ²-СХХ²V, CLXXVII-CLXXIX и др.

   Чтобы дать понят³е о неуклюжихъ переводахъ Маркевича, приведемъ строфы CLXXVII- CLXXIX, привлекш³я вниман³е Батюшкова, Козлова и отчасти Пушкина:

  

         За чѣмъ я не могу въ пустынѣ обитать,

         Предаться красотѣ мечтанья

         И мрачныя воспоминанья

         О свѣтскихъ горестяхъ навѣки потерять?

         Какъ я люблю глядѣть на воду!

         Стих³я грозная! твой шумъ,

         Одушевляющ³й природу

         Мнѣ пробуждаетъ сердце, умъ.

         Есть прелести въ уединенныхъ,

         Непробуждаемыхъ лѣсахъ.

         И для сердецъ воспламененныхъ

         Есть восхищен³е надъ бездной на брегахъ.

         Оставленъ смертными, забытъ молвой и горемъ,

         Въ часъ утренн³й, въ вечерн³й часъ.

         Какъ я люблю мечтать надъ моремъ:

         Ничто тамъ не тревожитъ насъ.

         Какую сладкую мелод³ю имѣетъ

         Однообразный шумъ вздымающихся волнъ!

         Предъ ними человѣкъ, очарованья полнъ,

         Вздыхаетъ и нѣмѣетъ.

         Я забываю тамъ, чѣмъ былъ я, чѣмъ могъ быть,

         И что я чувствую,- нѣтъ силы изъяснить.

         Обширный океанъ! сливайся съ небесами,

         Волнуйся и шуми лазурными волнами;

         Напрасно человѣкъ возсѣлъ на корабли,

         И протекаетъ путь безмѣрный;

         Жестокъ, обманчивъ легковѣрный

         Развалинами онъ покрылъ лицо земли

         На ней пусть кровь его дымится:

         Но должно предъ тобой ему остановиться,

         И никогда въ волнахъ твоихъ

         Мы не найдемъ слѣдовъ людскихъ.

         Сколъ часто испускаетъ стонъ

         И погружается съ мученьемъ

         Въ неизмѣримость бездны онъ

         Но ты вздызмаешься, ты бьешь о брегъ волною,

         Подъемлешься, кипишь,- и съ пѣною сѣдою

         До неба трупъ его летитъ

         И снова на землѣ во прахѣ онъ лежитъ.

  

   5) А. С. въ "Вѣст. Европы" 1830, No 4, напечаталъ переводъ "Прощан³я" Чайльдъ-Гарольда, не представляющ³й литературнаго интереса и не особенно точный.

   6) В. Щастный въ "Невскомъ Альманахѣ"1830 г., далъ довольно точный переводъ тѣхъ-же строфъ ²V-й пѣсни, CXL-CXLI, которыя черезъ нѣсколько лѣтъ привлекли вниман³е Лермонтова. Замѣчательно, что и озаглавилъ онъ свой переводъ такъ же, какъ позднѣе озаглавилъ Лермонтовъ - "Умирающ³й глад³аторъ". Въ подлинникѣ строфы эти не имѣютъ особаго назван³я.

  

             CXL.

  

         Я зрю бойца. Поверженный во прахъ,

         На длань склоненъ, безтрепетенъ лицомъ,

         Съ рѣшимостью въ тускнѣющихъ очахъ -

         Упорное борен³е съ концомъ!

         Уже къ землѣ онъ близится челомъ,

         Сквозь раненный полуотверзтый бокъ -

         Послѣдняя кровь капаетъ дождемъ -

         И вотъ подъ нимъ пошелъ кругомъ песокъ,-

         Онъ гибнетъ, прежде чѣмъ плескан³й громъ замолкъ.

  

             CXLI.

  

         Разсѣянно внимая плескамъ симъ.

         Далеко былъ онъ взоромъ и душой.

         Награда, жизнь теряемая имъ, ему ничто;

         Онъ видѣть мнилъ родной

         Дуная брегъ, тамъ свой шалашъ простой,

         Жену, дѣтей,- межъ тѣмъ. какъ плѣнный онъ

         Зарѣзанъ здѣсь, для прихоти чужой!

         Мысль тяжела! умретъ ли не отомщенъ

         Явитесь готѳы!.. Римъ отднесь вамъ обреченъ.

  

   7) В. Чижовъ (въ "Лит. Приб." къ "Русск. Инв." 1831 (No 47 стр. 366) помѣстилъ посредственный переводъ "Прощан³я" Чайльдъ-Гарольда.

   8) Пользовавш³йся нѣкоторою извѣстностью въ 1830хъ годахъ поэтъ Трилунный (псевдонимъ Дмитр³я Юрьевича Струйскаго) въ "Альц³онѣ" 1831 г., помѣстилъ "Море" - переводъ-подражан³е тѣмъ-же излюбленнымъ русскими поэтами строфамъ CLXXVIII-CLXXXIII пѣсни ²V-ой.

  

             Море.

         Подражан³е Байрону.

  

         Волнуйся, син³й океанъ!

         Тебѣ удѣлъ завидный данъ!

         Напрасно въ пустыни твоей

         Блуждаютъ стаи кораблей:

         Ихъ легк³й слѣдъ на мигъ одинъ

         Браздитъ чело твоихъ равнинъ!

         Напрасно съ гордою душой

         Адамовъ сынъ - сей бичъ земной -

         Поработилъ твой мирный брегъ:

         Тебѣ не страшенъ человѣкъ!

         Не смѣетъ дерзкой онъ стопой

         Попрать кристаллъ твой голубой!

         Надъ м³ромъ властвовать любя,

         Онъ не присвоитъ у тебя

         Твоихъ мятежныхъ гордыхъ волнъ -

         Тебѣ корабль какъ легк³й чолнъ!

         Неодолимый исполинъ!

         Когда все бренно на землѣ,

         Съ вѣками споришь ты одинъ -

         И на сѣдомъ твоемъ челѣ

         Сатурнъ не наклеймилъ морщинъ!

         Скажи: гдѣ Грец³я, гдѣ Римъ?

         Не ты ли плескомъ полнъ глухимъ

         Ихъ потѣшалъ въ былые дни?

         Все тотъ-же ты - но гдѣ жъ они?

         Ужъ ты давно оплакалъ ихъ

         Надгробнымъ гимномъ волнъ сѣдыхъ!

         Неизмѣняемъ м могучъ,

         Ты отражаешь въ глубинѣ:

         То черный ликъ громовыхъ тучъ,

         То солнце въ свѣтлой вышинѣ!

         Эмблема вѣчной красоты,

         Какъ въ первый день явился ты

         Въ порфирѣ влажной, голубой -

         Таковъ и нынѣ образъ твой!

         Онъ тихъ, онъ свѣтелъ и глубокъ...

         Но и тебя постигнетъ рокъ:

         Схоронишь ты знакомый м³ръ,

         И будешь снова мраченъ, сиръ

         Какъ былъ въ хаосѣ одинокъ...

         И отъ святыхъ небесъ далекъ,

         Безбрежный въ безднѣ пустоты -

         О берегахъ застонешь ты.

  

   Тотъ-же Трилунный помѣстилъ въ "Литературныхъ Прибавлен³яхъ къ Русскому Инвалиду" 1832 г. отрывокъ изъ поэмы на мотивы IV пѣсни "Чайльдъ-Гарольда" - "Байронова урна" (глава ²V. Байронъ. обозрѣвъ развалины Рима и прощаясь съ берегами Итал³и, вспоминаетъ о судьбѣ Тасса).

  

             Пѣснь Байрона.

  

         О, Тассъ, божественный пѣвецъ,

             Миръ твоему заросшему кургану!

             Миръ праху твоему!

             Съ главы твоей вѣредъ

             Не удалось сорвать

             Презрѣнному тирану.

         И тамъ, гдѣ звукъ гремитъ цѣпей,

             И тамъ пылалъ