Сумароков Александр Петрович - Притчи и сатиры, Страница 43 - Книги

; И сталъ котокъ

Жестокъ,

И вмѣсто Онъ мышей, въ дому сталъ куръ ловить;

Хотѣлъ онъ видно весь курятникъ истребить.

И куръ перегубить;

Велѣли за ето кота убить.

Пойди, сказали тѣ, доколѣ духъ твой въ тѣлѣ,

Пойди, любимецъ нашъ, пойди скоряй отселѣ.

Онъ съ ними вышедъ вонъ,

И слышитъ смертной стонъ;

Упалъ тотъ домъ и сокрушился,

Хозяинъ живота бесѣдою лишился,

Пошелъ на вѣчный сонъ;

Переломалися ево господски кости;

Погибъ онъ тутъ, ево погибли съ нимъ и гости.

LXIII.

П³итъ и разбойникъ.

П³ита Ивика разбойники убили

А онъ вопилъ, когда они ево губили:

О небо, ты мой гласъ, о небо, ты внемли,

И буди суд³ею

Надъ жизн³ю моею:

Онъ тако воп³ялъ, толпой терзаемъ сею.

Въ тотъ самый часъ летѣли журавли:

Онъ вопилъ, вы моей свидѣтелями будьте

Кончины лютыя, и не забудьте

Того, что я вѣщаю вамъ;

А я мой духъ предамъ

Въ надеждѣ сей богамъ,

И душу испущу съ небесныя границы.

Летятъ с³и когда то птицы:

Разбойникъ вспомнилъ то уб³йство и разбой,

Сказалъ товарищу караемый судьбой,

Не мня, что ихъ перехватаютъ:

Вотъ смерти Ивика свидѣтели лѣтаютъ.

LXIV.

Учитель Поез³и.

Для риѳмотворства

Потребно множество проворства,

И риѳмѣ завсегда хорошей должно быть,

Иль должно при стихахъ со всѣмъ ее забыть;

То можно доказати ясно:

О страсти нѣкто пѣлъ,

Въ которой онъ кипѣлъ.

И думаючи мня на риѳмахъ пѣть согласно.

Любезная ему съ усмѣшкой говорила,

И будто какъ журила:

Ты жарко въ холодѣ къ любви поешь маня;

А естьли станешь ты и впрямъ любить меня,

Такъ риѳмы позабудешь,

И о любви вѣщать ты риѳмами не будешъ.

Съ поез³ей любви судьба не разлучила;

Любовь

Воспламеняетъ кровь,

И многихъ жаромъ симъ стихи слагать учила.

А я скажу, что часто вить и той

Любовь дорогой рыщетъ:

Разумный красотой

Скоряе всѣхъ пѣвцовъ хорошу риѳму сыщетъ;

Не станетъ онъ худыя риѳмы класть;

Любви и стихотворства сласть,

Имѣетъ надъ пѣвцомъ нераздѣлиму власть.

LXV.

Тщетная предосторожность.

Страшился я всегда любовныхъ оку встрѣчь,

И тщился я свою свободу уберечь,

Чтобъ cердца суетно любовью не зажечь:

Однако я не могъ себя предостеречь.

Сложилъ Венеринъ сынъ колчанъ съ крылатыхъ плѣчѣ,

И стрѣлу онъ вонзилъ въ меня, какъ острый меxь,

Чтобъ симъ вонзеньемъ могъ меня въ бѣду вовлечь.

Пр³ятныя глаза, уста, пр³ятна рѣчь,

Могли на вѣкъ мое спокойств³е пресѣчь;

Вѣлели днямъ моимъ въ лютѣйшей грусти течь,

И прежде срока мнѣ горя, во гробѣ лечь.

LXVI.

Слѣпая старуха и лѣкарь.

Старуха

Недѣли двѣ слѣпа была,

И лѣкарю себя въ лѣченье отдала.

На что глаза . . . . . но здѣлалась проруха.

По смерти во глазахъ ужъ больше нужды нѣтъ,

Какъ мы покинемъ свѣтъ,

И красной намъ тогда и черной равенъ цвѣтъ:

Однако бабушка другую пѣсню пѣла.

И слѣпоту свою отчаянна терпѣла.

Взялся печальну мысль ей лѣкарь облегчить,

И сталъ ее лѣчить,

И обѣщается скончать ей время гнѣвно:

Но крадетъ у нея посуду повседневно.

Открылъ онъ ей глаза, гордясь подъемлетъ носъ,

И здѣлалъ лѣкарь тотъ, хрычовушкѣ вопросъ:

Уже ли видишь ты, сударыня, повсюды?

Она отвѣтствуетъ! не вижу лишь посуды.

LXVII.

Блоха.

Блоха подъемля гордо бровь,

Кровь барскую поноситъ,

На воеводство проситъ:

Достойна я, кричитъ, во мнѣ все барска кровь.

Отвѣтствовано ей: на что тамъ барска слава?

Потребенъ барской умъ и барская расправа.

LXVIII.

Единовластв³е.

Единовластв³е прехвально,

А многовластв³е нахально:

Я ето предложу

Во басенкѣ, которую скажу:

При множествѣ хвостовъ, таская ихъ повсюду,

Стоглавный былъ драконъ:

Согласья не было законовъ ни откуду;

Глава главѣ тьму дѣлаетъ препонъ;

Хвосты, лежатъ они, ни в избу и ни вонъ,

Лежатъ они, куда занесъ Дракона сонъ.

При множествѣ хвостовъ, подобно какъ и онъ,

Единоглавый былъ Драконъ,

Согласенъ былъ законъ.

Я крѣпко в томъ стояти буду,

Что счастья...

И праведнаго тамъ не можетъ быть указа

Между людей,

Гдѣ равныхъ множество владѣющихъ судей.

Гдѣ много мамушекъ, такъ тамъ дитя безъ глаза.

Не о невольникахъ я это говорю,

Но лишь о подданныхъ во вольности царю.

ПРИТЧИ.

КНИГА ШЕСТАЯ.

Шубникъ.

На денежки оскаливъ зубы,

На откупъ нѣкто взялъ народу дѣлать шубы:

Сломился дубъ

Скончался откупщикъ: и шубъ

Не дѣлаетъ онъ болѣ;

Такъ шубы брать отколѣ?

А шубниковъ ужъ нѣтъ, и ето ремесло

Крапивой заросло.

Такую откупомъ то пользу принесло.

II.

Двѣ дочери подьячихъ.

Подьяч³й былъ, и былъ онъ доброй человѣкъ,

Чево не слыхано во вѣкъ:

Умъ рѣзвой

Имѣлъ:

Мужикъ былъ трезвой,

И сверьхъ тово еще писать умѣлъ.

Читатель етому конечно не повѣритъ,

И скажетъ обо мнѣ: онъ нынѣ лицемѣритъ;

А мой читателю отвѣтъ:

Я правду доношу, хоть вѣрь, хоть нѣтъ:

Что Хамово то племя,

И что крапивно сѣмя,

И что не возлетятъ ихъ души къ небѣсамъ,

И что наперсники подьяч³я бѣсамъ,

Я все то знаю самъ.

Въ убожествѣ подьячева вѣкъ минулъ:

Хотя подьяч³й сей работалъ день и ночь:

По смерти онъ покннулъ

Дочь,

И могъ надежно тѣмъ при смерти онъ лаекаться,

Что будетъ дочь ево въ вѣкъ по миру таскаться.

Другой подьяч³й былъ, и взятки бралъ:

Былъ пьяница, дуракъ, и грамотѣ не зналъ:

Покинулъ дочь и тьму богатства онъ при смерти:

Взяла богатство дочь, а душу взяли черти.

Та дѣвка по миру таскается съ еумой:

А ета чванится въ каретѣ.

О Боже, Боже мой,

Какая честности худая мзда на свѣтѣ!

III.

Коршунъ въ павлиныхъ перьяхъ.

Когда то убрался въ павлинья коршунъ перья,

И признанъ ото всѣхъ безъ лицемѣрья,

Что онъ павлинъ:

Крестьянинъ сталъ великой господинъ,

И озирается гораздо строго:

Какъ будто важности въ мозгу ево премного.

Павлинъ мой чванится; и думаетъ павлинъ,

Что едакой великой господинъ,

На свѣтѣ онъ одинъ:

И туловище все, все, гордостью жеребо,

Не только хвостъ ево; и смотритъ только въ небо;

Въ чести мужикъ гордится завсегда:

И ежели ево съ боярами сверстаютъ;

Такъ онъ безъ гордости не взглянетъ никогда;

Съ чинами дурости душъ подлыхъ возростаютъ.

Разсмотренъ, на конецъ, богатой господинъ:

Ощипанъ онъ, и сталъ ни коршунъ ни павлинъ.

Кто коршунъ, я лишенъ такой большой догадки,

Павлиныя перья взятки.

IV.

Наставникъ.

Былъ нѣкто нравовъ исправитедь,

Великодуш³я любитель.