етъ онъ тузъ,
Такъ я не скоро вспряну;
А можетъ быть и то, что во сто лѣтъ не вствну.
Другой былъ храбръ,
И смѣлъ какъ левъ, иль бабръ;
А тотъ бѣжитъ не львицей,
Но зайцомъ иль лисицей,
А можетъ быть летитъ стрѣлою онъ и птицей.
Отважной, копѣйцо въ разбойника вонзилъ,
Злодѣя поразилъ;
Упалъ воюющ³й разбойникъ,
И сталъ покойникъ.
А трусъ, и самъ тогда, мнитъ, вора побѣдить,
И палкою ево старался разбудить,
Но сколько онъ надъ симъ заснувшимъ ни трудился,
Однако онъ не пробудился.
XXXVI.
Неосновательное желан³е.
Прошенье Зевсу подносили,
Мартышки, и ево просили;
Но въ челобитной той они писали чтожъ?
Хотѣли у себя Царя имѣть, вельможъ,
И словомъ общество уставить,
Дабы себя прославить.
Состроили себѣ и градъ,
А въ немъ Коллег³и, Гостиный домъ, Сенатъ,
И книгъ мартышачьихъ десятка два полатъ;
Судьи, подьяч³я, лишъ не было солдатъ:
Они трусливяе и насъ еще сто кратъ:
Да въ етомъ ни предъ кѣмъ они и не таятся,
Что смерти болѣе еще какъ мы боятся.
И орденъ учиненъ страны у нихъ былъ той:
На лѣнтѣ золотой,
Серебряной снрокъ повѣшенъ;
А надпимь на звѣздѣ: кому изволитъ рокъ;
А рокъ, подарками бываетъ часто грѣшенъ.
Но можноль въ обществѣ, блаженству томъ найтися,
Глѣ тщатся жители безъ войска обойтися?
Приходитъ часто къ нимъ голодной волкъ,
И часто онъ даетъ не праведной оброкъ.
Мартышки здѣлали изъ гранадеровъ полкъ:
Ведутъ ко брани ихъ сурковы Кавалеры,
За ними шествуютъ мартышки гранодеры;
Но только волкъ завылъ,
Они всѣ въ тылъ.
Мартышки испугались,
Изъ пушекъ не было пальбы,
Ни изъ ружья стрѣльбы,
Гранаты ихъ не зажигались;
А волкъ, десятковъ пять героевъ покаралъ.
И кожи съ нихъ содралъ.
Увидѣли мартышки,
Что плохо ихъ ружье и таковыжъ и книжки,
И что правительства устроить не могли;
Разсталися опять, а городъ свой сожгли.
XXXVII.
Лисица въ опасности.
Лисица ото псовъ бѣжала
И отъ охотника: лисицу онъ травилъ.
Лисица въ ужасѣ дрожала:
Ково на свѣтѣ смерть не испужала?
Бѣжитъ,
Дрожитъ,
Мнитъ: скоро смерть меня нещастливую скоситъ,
И мужика на пашнѣ проситъ:
Пожалуй мужичокъ, ты мѣсто укажи,
И гдѣ мнѣ спрятаться, скажи.
Мужикъ ее отъ смерти избавляетъ,
И мѣсто ей являетъ.
Охотникъ прилетѣлъ туда издалека,
И спрашиваетъ мужика,
Не зрѣлъ ли онъ лисицы
Воюющ³я въ ево границы?
Не зрѣлъ, мужикъ сказалъ,
Однако пальцомъ онъ лисицу указалъ.
Охотникъ мины не примѣтилъ,
Лисицы не осѣтилъ.
Бѣжитъ лисица вонъ
Не молвивъ пахарю ни слова.
А онъ,
То видя, что она, въ пути свои готова,
Пѣняетъ ей:
Не благодарствуешъ ты милости моей.
Лисица говорила:
Конечнобъ я тебя, мой другъ, благодарила,
Когдабъ и палецъ твой мнѣ милости творилъ,
И также бъ какъ языкъ и онъ не говорилъ.
XXXVIII.
Золотыя Яицы.
Вдова была богата;
Носила курица ей яица изъ злата:
Богатство къ ней текло вотще,
Она хотѣла быть богатяе еще;
И мня, что курица уже довольно сыта,
И золотомъ набита;
Что внутренна ея, вся въ золотѣ въ округъ.
Возьму, сказала, все то золото я вдругъ:
И курицу убила.
Она черевами, не золотомъ густа,
Со курицей вдова доходы погубила;
Въ ней злата не было, была она пуста.
ХХХ²Х.
Горшки.
Себя увеселять,
Пошелъ гулять,
Со глинянымъ горшкомъ, горшокъ железной.
Онъ былъ ему знакомъ, и другъ ему любезной.
Въ бока другъ друга стукъ,
Лишь только слышанъ звукъ:
И искры отъ горшка железнаго блистались;
А тотъ не долго могъ ийти,
И болѣе его не льзя уже найти;
Лишъ только на пути,
Едины черепки остались.
Покорствуя своей судьбѣ,
Имѣй сообщество, ты, съ равными себѣ.
ХL.
Поросячей крикъ.
Безумцевъ болѣе въ народѣ,
Такъ и безумство больше въ модѣ,
Оно же и легко, и легче тяжкихъ думъ.
Пошелъ великой шумъ;
Свиньей, хитрецъ, визжать умѣетъ,
Но только голосокъ свинятокъ онъ имѣетъ.
Народъ бѣжитъ,
Другъ друга въ тѣснотѣ всякъ сильно угнѣтаетъ.
И мужа мудраго со плѣскомъ почитаетъ,
А онъ визжитъ.
Мужикъ тутъ нѣкакой хахочетъ,
И хочетъ,
Искусна мудреца, искуствомъ превзойти:
Не чаютъ голоса естественняй найти.
Визжитъ мужикъ: народъ согласно вопитъ: худо!
А то визжанье чудо.
Смотрите, говоритъ мужикъ, не я визжалъ;
Прямова въ пазухѣ свиненка я держалъ,
И уши поросячьи жадъ.
Такъ могутъ ли сказать народы,
Что нѣчто въ свѣтѣ есть естественняй природы?
ХL.
Злая Жена.
И такъ и сякъ, жена съ сожителемъ жила,
Но другомъ никогда съ супругомъ не была;
И чувствовалъ супругъ колонье злое шила:
Досады новыя она вседневно шила:
Ево крушила,
И изсушила.
Но что бы злобу всю въ послѣдокъ совершила,
И скончала бы супруговой судьбой,
Зоветъ пойдемъ купаться мы съ тобой;
И больше на тебя дружечикъ не сержуся;
Однако не бери съ собой,
Изъ слугъ ни одново: вить мы не на разбой
Идемъ съ тобой теперь, ниже въ воинской бой;
Купаться мы идемъ: а я людей стыжуся.
Куда я послѣ ужъ гожуся,
Когда предъ ними обнажуся?
Пошли они,
Одни.
Раздѣлися, не утопляться,
Купаться.
Стоитъ супругъ при самой при рѣкѣ:
Жена ево не въ далекѣ;
Нашла она въ рѣку супругу путь,
И думаетъ туда сожителя столкнуть:
Слугъ нѣтъ тутъ, такъ они ее не изобидятъ,
Вить етова они конечно не увидятъ.
Не ждетъ напасти мужъ, такъ онъ и не дрожитъ;
А душенька къ нему съ размаху тутъ бѣжитъ.
Супругъ не думаетъ о вѣрномъ худа другѣ:
Однако онъ стоялъ лицемъ тогда къ супругѣ:
Увидя фур³ю, отъ места отступилъ:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Съ размаху не здержась, она въ рѣку упала,
И утопала:
Коль ты не возмогла сожителя спихнуть,
Туда тебѣ и путь.
XLII.
Коршунъ и Соловей.
Залѣзъ
Голодный коршунъ негдѣ въ лѣсъ,
И соловья унесъ;
А онъ ему пѣть пѣсни обѣщаетъ.
Разбойникъ отвѣщаетъ:
Мнѣ надобенъ обѣдъ;
А въ пѣсняхъ нужды нѣтъ.
Того кто жалости въ себѣ не ощущаетъ,
Противъ достоннства прибытокъ возмущаетъ,
И восхищаетъ;
Достоинство тому напрасно все вѣщаетъ.