; Имѣйте сердце смѣло,
Тогда, когда еще не кончилося дѣло.
ХХVI.
Астрологъ.
Премудрый Астрологъ,
Въ бесѣдѣ возвѣщалъ, что онъ предвидѣть могъ,
Лѣтъ за пять раняе, что съ кѣмъ когда случится,
И что ни приключится:
Вбѣжалъ ево слуга и ето говоритъ:
Ступай, ступай, скоряй домой, твой домъ горитъ.
XXVII.
Воръ и Старикъ.
Воръ тянетъ епанчу, средь ночи, съ старика,
И грабитъ мужика:
Кричитъ мужикъ, а воръ испуганный трясется,
Дрожитъ,
Бѣжитъ,
И мыслитъ, не спасется;
Старается утечь,
И въ бѣгѣ, епанчу свою, сронилъ со плѣчь.
XXVIII.
Голуби и Коршунъ.
Когда то голуби уговорились,
Избрати коршуна царемъ,
Надежду утвердивъ на немъ,
И покорились:
Ужъ нѣтъ убѣжища, среди имъ оныхъ мѣстъ;
Онъ на день голубей десятка по два ѣстъ.
ХХIХ.
Мздоимецъ.
Мздоимецъ, нѣкогда, состроилъ госпиталь:
И мног³я войти въ с³е жилище льстятся;
Да етова мнѣ жаль:
Ограбленныя всѣ имъ, тамъ не помѣстятся.
XXX.
Недостатокъ времени.
Живъ празности въ удѣлѣ,
И въ день ни во единъ,
Не упражнялся въ дѣлѣ,
Какой то молодой и глупой господинъ.
Гораздо кажется, тамъ качества упруги,
Гдѣ нѣтъ отечеству, ни малыя услуги.
На что родится человѣкъ,
Когда проводитъ онъ, во тунѣядствѣ вѣкъ?
Онъ члѣнъ ли общества? моя на ето справка,
Внесенная во протоколъ:
Не члѣнъ онъ тѣла, борадавка;
Не древо въ рощѣ онъ, но изсушенный колъ;
Не человѣкъ но волъ,
Котораго не жарятъ:
И Богъ то вѣдаетъ, за что ево боярятъ.
Мнѣ мнится, безъ причинъ,
Къ такимъ прилогъ и чинъ.
Могуль я чтить урода,
Котораго природа,
Произвела осломъ?
Не знаю для чево, щадитъ такихъ и громъ.
Такой и мысл³ю до дѣлъ не достигаетъ,
Единой праздности онъ другъ:
Но ту свою вину, на время возлагаетъ,
Онъ только говоритъ: севодни недосугъ.
А что ему дѣла, во тунѣядствѣ, бремя,
На время онъ вину кладетъ,
Болтая: времени ему ко дѣлу нѣтъ.
Пришло къ нему часу въ десятомъ время;
Онъ спитъ,
Храпитъ.
Приему время не находитъ,
И прочь отходитъ.
Въ одиннатцать часовъ пьетъ чай, табакъ куритъ,
И ничево не говоритъ.
Такъ времени, ево способной часъ не вѣдомъ.
Въ двѣнатцать онъ часовъ пируетъ за обѣдомъ:
По томъ онъ спитъ,
Опять храпитъ.
А подъ вѣчеръ, болванъ, онъ сидя, убираетъ:
Не мысли, волосы приводитъ въ ладъ,
И въ сонмищи публичны ѣдетъ гадъ,
И послѣ въ карты проиграетъ.
Нещастливъ етотъ градъ,
Гдѣ всякой день почти и клобъ и маскерадъ.
ХХХ².
Перекормленная Курица.
Не дѣлай ты себѣ излишн³я услуги
Отъ помощи натуги.
Вотъ новый опытъ рѣмесла:
Старуха нѣкая разбогатѣть хотѣла,
И курицѣ своей еще прибавить тѣла,
Чтобъ курка въ толщину побольше порасла,
И болѣе яицъ несла;
Хотя она и такъ довольно ихъ носила,
И не просила,
Ни въ ночь, ни въ день,
Чтобъ былъ умноженъ ей, для толщины, ячмень.
Худая курицѣ симъ участь подалася,
Она обожралася.
Преставилась она; престала пить и ѣсть,
И яица хозяйкѣ несть.
ХХХ²².
Мышь и Устрица.
Лежитъ на берегу, изъ струй вскочивша, миса:
Подъ крышкой видѣнъ былъ кусочикъ:
Ни птичка онъ, ни рыбка, ни звѣрочикъ,
Да устрица была.
Увидѣла то крыса,
И морду сунула туда;
Изрядная была ѣда,
Уоторой крыса тутъ у мисы попросила;
Ей миса рыло откусила.
XXXIII.
Иссея.
Иссея въ горести тоскуетъ и страдаетъ,
И плачетъ и рыдаетъ,
Любезна пастуха Иссея покидаетъ.
И испускаетъ стонъ.
Сеазали ей, въ нее влюбился Аполлонъ.
Уже не веселятъ, Иссею, больше розы,
И тщетенъ г³яцинтъ, предъ нею, и тюльпанъ;
Не вкусны персиеи, не вкусны априкосы,
Противны стали ей и виноградны лозы,
Дающи нектары во вкусѣ разныхъ винъ.
На что гвоздикн ей, нарциссъ, левкой, ф³оля?
Испорченна совсѣмъ ея блаженна доля.
Прощается она съ любезнымъ навсегда,
И видѣти ево, не чаетъ никогда.
Л³ютея изъ.очей ея слезъ горькихъ рѣки,
Въ безпамятствѣ кричитъ: прости! прости на вѣки!
Прости! ково люблю я болѣе себя;
Утѣха вся моя пропала;
Но знай, не буду я больше безъ тебя,
Рекла и пала.
Разверзлись пропасти и въ преисподню ровъ:
И се является совмѣстникъ пастуховъ;
Она ево зляй смерти ненавидитъ.
Но кое зрѣлище! Любезнова въ немъ видитъ.
Во пастухѣ любимъ былъ ею Аполлонъ:
Преображенъ былъ онъ,
Свою любовь извѣрить,
Дабы себя увѣрить,
Не милъ ли только ей единый будетъ самъ,
Которой во сердцахъ любовничьихъ тиранъ:
И часто отъ тово въ любви одинъ обманъ.
ХХХ²V.
Голубь и Голубка.
Съ голубкой голубь жилъ, среди прекрасной рощи:
Въ весел³и шли дни,
Въ весел³и шли нощи.
Всечасно тамъ они,
Другъ друга цаловали,
И въ полныхъ радостяхъ, въ той рощѣ пребывали.
Но голубь отъ своей голубки прочь лѣтитъ,
Колико духъ ея отлетомъ ни мутитъ;
Угодно голубю, немножко прокатиться,
И возвратиться:
Летитъ.
Голубка плачетъ,
А онъ, по воздуху, подъ облаками скачетъ;
Ни что ему въ пути скакати не претитъ:
Однако птицы тамо нищи:
Причина та, что нѣтъ ни пойла тамъ, ни пищи.
Пр³ятенъ путь,
Да худо, нѣтъ ни пищи тамъ, ни пойла,
А паче то, что нѣтъ подъ облаками стойла,
Хотя и должно отдохнуть;
А въ воздухѣ никакъ нельзя заснуть.
Ужъ голубю мѣста прелестны,
Да только не извѣстны,
И географ³ю не скоро ту поймешъ;
А безъ того квартеры не найдешъ.
Оставилъ онъ тѣ дальныя границы,
Спустился поклѣвать созрѣлыя пшеницы,
И чистыя воды въ источникѣ испить,
А послѣ и ко сну гдѣ можно приступить.
Не пилъ еще, не кушалъ,
И водъ журчан³я едва едва послушалъ,
На нивѣ, голубокъ,
Попался во силокъ.
О путешеств³и онъ суетно злословитъ,
Но къ участи ево, ево рабенокъ ловитъ;
Рабенокъ слабъ,
Тамъ голубь былъ ему минуты двѣ три радъ,
И окончавъ свою нещастливую долю,
Онъ вырвался на волю.
А что довольно онъ, въ силокъ попавъ, потѣлъ,
Во путешеств³и быть больше не хотѣлъ,
И въ старое свое жилище полетѣлъ.
XXXV.
Трусъ.
Разбойникъ нѣкакой, имѣя звѣрской духъ,
Напалъ на двухъ.
Когда встрѣчаются въ пустынѣ воры,
Не долго ждати ссоры;
Одинъ прохож³й былъ великой трусъ,
И мыслитъ: есть ли мнѣ пожалу