| Главная » Книги |
Сумароков Александр Петрович - Притчи и сатиры, Страница 25
Сумароков Александр Петрович - Притчи и сатиры
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
Галантер³и, екипажи,
Лакеи, егеры и пажи:
Ухвачено то все боярскою рукой:.
И райской чувствуетъ душа ево покой.
Отвѣтствуетъ падушка:
Не такова, мой другъ, ево покойна душка:
Я знаю лутче то:
И, можетъ быть, нигдѣ не мучится ни кто,
Какъ онъ страдаетъ;
Послѣдн³й онъ кусокъ имѣнья доедаетъ:
Родительское все имѣнье промоталъ,
И долгу на себя съ три пуда нахваталъ.
Какъ онъ покой тѣряетъ,
Онъ ето таинство единой мнѣ ввѣряетъ:
Всю ночь вѣртится онъ, съ несносныя тоски,
Входя, въ отчаяньи, въ мысль люту и глыбоку:
Вѣртясь, то съ правова, то съ- лѣвова онъ боку.
А я и гробовой страшняй мотамъ доски.
XXII.
Высокомѣрный Оселъ.
Боится, говорятъ, левъ пѣсни пѣтуха;
Она противна львову слуху,
Ушамъ ево лиха;
Не любитъ левъ музыки сей и духу.
Судьба когда то принесла
Въ глаза ко льву осла:
Что встреча та худа, оселъ мой то смѣкаетъ;
И утекаетъ;
Однако бы уйти отъ смерти не успѣлъ,
И злой бы рокъ ему конечно приключился,
Когда бы въ близости пѣтухъ не прилучился,
И пѣсни не запѣлъ.
Левъ страхомъ закипѣлъ,
Смутился,
И отъ осла назадъ поворотился;
Помнилося ослу, что страшный левъ
Отъ храбрости ево трухнулъ, и испугался;
И пролилъ мой оселъ на льва ословый гнѣвъ:
Догнать и изловить льва сильно домогался:
Насѣлъ
На льва оселъ,
И на зубахъ у льва висѣлъ.
XXIII.
Высокомѣрная Муха.
Лошакъ большое бремя несъ:
А именно телегу везъ:
Грузна была телега:
Хотя у лошака и не велика нѣга;
Однако онъ
Не слонъ:
И естьли взрючено пудъ тритцать; такъ потянетъ,
Попрѣетъ и устанетъ.
А муха на возу бренчитъ,
И лошаку, ступай, кричитъ,
Ступай скоряй, ступай, иль я пустое мѣлю?
Не довезешъ меня ты едакъ и въ недѣлю,
Туда, куда я цѣлю:
Какъ будто тотъ лошакъ для мухи подряженъ,
И для нее впряженъ.
Ярится муха дюже;
Хотя она боярыня мѣлка:
И жестоко кричитъ на лошака,
На то, что онъ везетъ телегу неуклюже.
Раздулась барыня; но есть и у людей
Так³я господа, которыя и туже,
Раздувшися гоняютъ лошадей,
Которы возятъ ихъ, и коихъ сами хуже.
XXIV.
Заяцъ и Черепаха.
Бѣжати въ запуски со зайцомъ черепаха,
Къ Москвѣ рѣкѣ съ Невы,
Изъ Петербурга до Москвы,
Хотѣла, и кладутъ большой они закладъ.
И потащилася со всѣмъ она содомомъ:
Со брюхомъ, со спиной и съ домомъ.
А заяцъ мыслитъ такъ: лишъ только захочу;
Я дуру облечу:
Пускай она тащится,
И выиграть закладъ оскаля зубы тщится:
А я побѣду получу,
Закладикъ ухвачу,
И етой госпожѣ въ Москвѣ похахочу.
Три мѣсяца прошло: а можетъ быть и болѣ;
Пора и зайцу въ поле:
Не время ужъ лежать;
Пора бѣжать:
Пришли часы побудки;
Бѣжитъ, и въ сутки
Далеко за Невой рѣкой:
А именно въ Тверской уже ямской:
А та
Дни съ три уже прошла Тверск³я ворота.
XXV.
Обезьяна и Медвѣдь.
Себя увеселять,
Мартышка и медвѣдь пошли гулять.
Мартышка дубъ увидя,
Медвѣдю говоритъ: послушай кумъ! весь свѣтъ
Увижу я оттоль, и то чево и нѣтъ.
На самой вышкѣ сидя,
Вотащася на нево,
Она сѣдластъ башню:
Оттолѣ видитъ лѣсъ, рѣку, луга и пашню,
И кума своево;
Но кумъ ей кажется оттолѣ мѣлкой сошкой,
Большою мошкой,
И малой кошкой;
Кума
Сошла съ ума,
И кумачька пренебрегаетъ,
Ругаетъ,
И говоритъ ему: твой ростъ
Съ мой хвостъ:
А къ мѣрѣ сей еще твоя въ добавокъ шуба.
Стащилася мартытка съ дуба,
Спустилася съ вышинъ,
Превосходительство незапно присусѣдя,
И мѣряетъ медвѣдя;
Однако на низу не тотъ уже аршинъ.
ХХV².
Соловей и Кукушка.
По мрачной нощи,
Приятно воспѣвалъ на древѣ соловей;
Еще прекрасняе тогда казались рощи,
Отъ пѣсни сей.
Рабята у деревъ тутъ вѣтви отнимали,
Деревья свѣж³я ломали,
И пѣсни соловья ни мало не внимали.
Кукушка говоритъ: ты пой, или не пой,
Не внятенъ, соловей прохожимъ голосъ твой;
Такая пѣсенка приятна не бывала:
А естьли я открою ротъ;
Такъ пѣнье въ рощахъ сихъ пойдетъ на оборотъ:
Закуковала,
И вопитъ на суку.
Рабята пѣсню ту внимаютъ,
И прутья не ломаютъ,
Да только лишъ кричатъ за ней, куку, куку:
Кукушкѣ подражать не трудно;
Она поетъ не чудно.
Съ пастушкой шелъ пастухъ,
И стали зажимать отъ хорной пѣсни слухъ.
По томъ и соловей запѣлъ; они внимаютъ,
Увеселяя духъ:
А тѣ опять себѣ деревья тутъ ломаютъ.
Что? спрашивалъ, кукушку соловей:
Не лутче ль пѣсенка твоя моей?
Достойной похвалы невѣжи не умалятъ:
А то не похвала, когда невѣжи хвалятъ.
XXVII.
Ослища и Кобыла.
Себѣ льзя Логикой и Физикой ласкать,
И Математикой, чтобъ Истинну сыскать:
А инако не можно,
И заключен³е конечно будетъ ложно:
Четвертый способъ былъ до нынѣ прежде кнутъ.
Кто добрый человѣкъ узнать, или кто плутъ.
Лишъ только трудно,
Когда не врать,
О вкусѣ во вещахъ намъ ясно разобрать:
А ето чудно;
Вить Истинна и тамо есть;
Хотя и не легко тамъ Истинну обрѣсть.
Кобыла
Осла любила.
Какой къ ослищу жаръ!
Ослища сухъ и дряхлъ, и старъ,
Изморщенъ, жиловатъ и мерзокъ,
Кричитъ ослинымъ зыкомъ дерзокъ,
И не достоинъ былъ,
Не только объ кобылъ,
Но ни болотныя лягушки,
Не стоя ни полушки.
Спросили у нея:
Такова скареда, съ чево любить сй сродно,
И что въ немъ ей угодно?
Она отвѣтствуетъ на то: въ немъ я
Все вижу, что прельстить удобно нѣжны души:
Больш³я уши,
И съ фальбалою лобъ,
Кабаньи зубы,
И сини губы:
А паче, что Кащей мой пахнетъ будто клопъ.
Читатель, чѣмъ гадка скотина, коя чахнетъ,
И роза, чѣмъ клопа гораздо лутче пахнетъ?
XXVIII
Ненадобное сѣно.
Презрителенъ и гнусенъ
Ненасытимый человѣкъ,
| |
| Просмотров: 467 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры