v align="justify"> Трепѣщетъ:
Не Геркулесъ,
Во кожѣ львиной,
Съ разбойничей дубиной,
Приходитъ ко лѣсамъ;
Во львиной кожѣ левъ туда приходитъ самъ:
И кто ни встрѣтится нещадно всѣхъ караетъ,
Имѣя брань:
И собираетъ
Дань.
По добычи домой пустился,
Съ побѣдой возвратился:
И коихъ онъ звѣрей геройски одолѣлъ,
Ослу велѣлъ
Дѣлити, на три части.
Оселъ мой знаетъ то давно,
Что должко раздѣлять наслѣд³е равно;
Съ ословой стороны былъ сей дѣлежъ безъ страсти:
А сверьхъ того еще указы такъ велятъ;
Дѣлятъ;
Но части не исправны;
Причина, что всѣ равны.
Прогнѣвался мой левъ и заушилъ осла,
Сказавъ: ты етова не смыслишъ рѣмесла,
И кои правила въ дѣльбѣ со мною главны.
Оселъ: охъ, охъ!
И вдругъ издохъ.
А левъ велѣлъ лисѣ дѣлить находку:
Не хочется лисѣ ийти во львову глодку,
Съ овинъ едину.часть и часточку съ кулакъ,
Лисица положила,
И другу удружила.
Кто, левъ спросилъ, тебя училъ дѣлити такъ,
Что ты мнѣ едакъ услужила?
Лиса туда сюда хвостишкомъ верть,
Отвѣтствуетъ ему: ослова смерть.
XVII.
Два Оленя.
Как³я способы найти
Чтобъ лужу перейти,
И что бы въ ней со всѣмъ не замараться?
Чрезъ лужу два хотятъ оленя перебраться:
Одинъ по краюшкамъ лѣпился какъ ни будь,
И замарался онъ; однако лишъ чудь, чудь;
Не только у нево остались чисты роги,
Не только тѣло, да и ноги,
Отъ сей проселошной дороги,
И замаралися одни у ногъ пороги,
Которы по просту копытами зовутъ:
Ихъ крѣпки бошмаки копытами слывутъ.
Другой олень хохочетъ,
И лужу перейти другимъ порядкомъ хочетъ:
Ругается, кричитъ: изгаженъ ты свинья:
Не едакъ перейду, сватъ, ету лужу я:
И безовсяка страху,
Съ размаху
Скокъ,
Со всѣхъ четырехъ ногъ:
Не видно болѣе оленьей легкой туши;
Мой врютллся олень по самы въ лужу уши,
И свату навязавъ пустыхъ на шею пѣнь,
Насилу выдрался изъ лужи мой олень:
И послѣ брани,
Изъ лужи вылѣзъ онъ какъ вышелъ онъ изъ бани;
И свѣжъ и чистъ,
Какъ послѣ дождика весной зѣленой листъ.
XVIII.
Двѣ Крысы.
Сошлись на кабакѣ двѣ крысы,
И почали орать:
Бурлацки пѣсни пѣть и горло драть,
Вокругъ поставленной тутъ мисы,
Въ котору пиво льютъ,
И изъ которыя подъ часъ и много пьютъ.
Осталося не много пива въ мисѣ:
Досталося то пиво крысѣ:
Довольно нектару одной и мало двумъ;
Одна беретъ на умъ:
Лишуся етой я забавы,
Когда сестра моя пренебрежетъ уставы,
И выпьетъ нектаръ весь она,
Одна,
До дна:
Въ приказахъ я бывала,
И у подьячихъ я живала;
Уставы знаю я:
И говорила ей: голубушка моя!
Ты кушай радость воду,
И почитай во мнѣ дружечикъ воеводу;
Вить я ево:
А про хозяина, сестрица, твоево,
Не только слуха,
Да нѣтъ и духа,
И пиво выпила до суха:
А мѣрою съ два брюха.
Сестра ворчитъ, и говорила такъ:
Такой бесѣдой впредь не буду я ласкаться.
И на кабакъ,
За воеводскими я крысами таскаться.
Х²Х.
Змѣи, голова и хвостъ.
Простымъ довольствуйся солдатъ мундиромъ,
Коль быть тебѣ не льзя, дружечикъ, командиромъ;
Въ велику можетъ честь,
Великой только умъ отечество вознесть:
А голой чинъ рождастъ только лѣсть;
Ползя травою,
Змѣинъ поссорился хвостъ люто съ головою,
И говоритъ: не все тебѣ меня водить:
Изволишъ иногда сама за мной ходить;
Какое право ты имѣешъ,
Сестрица и дружечикъ мой,
Что ты меня таскать какъ дѣвка юбку смѣешъ?
А ежели змѣѣ лежитъ уставъ такой;
Таскайся же и ты подобно такъ за мной.
Бранилися и помирились:
Договорились,
По перемѣнкѣ впредь,
Диктаторскую власть имѣть.
Въ диктаторствѣ хвоста все время темны ночи,
И ни чево,
Въ диктаторствѣ ево,
Не видятъ ни когда диктаторск³я очи.
Въ правлен³е то всѣ кривымъ путемъ идутъ,
И шествуя путемъ негладкимъ смерти ждутъ:
Лѣсъ, камни голову щелкая раздробили:
А съ ней и самово диктатора убили,
Не зрѣти на пути ни солнца, ни небесъ.
Деревья, каменья, разбойники то были,
И безъ труда слѣпова погубили:
Не спасся бы слѣпой отъ нихъ и Геркулссъ,
Ни заяцъ бы слѣпой отъ нихъ ни удалился;
Но въ когти къ нимъ конечно бы ввалился.
Слѣпому каменья враги, и врагъ и лѣсъ.
Скончалася змѣя; диктаторъ съ стула слѣзъ.
XX.
Щаст³е и Сонъ.
Хвалился нѣкогда ему сонъ данной частью,
И сильною своею властью,
Расказывая щастью,
Что онъ простова мужика,
И дурака,
Въ боярской чинъ поставилъ,
Прославилъ,
И золота ему кадушекъ пять наплавилъ.
Всево довольно онъ имѣлъ:
Не зная азбуки и грамотѣ умѣлъ,
И славою во всей подсолнечной грѣмелъ:
А лутче и всево: любовницу имѣлъ,
Прекраснѣйшую саму:
Такую даму,
Какихъ десятка нѣтъ у насъ и на Руси.
Нагнувшися предъ нимъ покорствуй и труси,
И милости себѣ у идола проси.
Имѣлъ еще болванъ повадку,
Когда ково не взлюбитъ онъ,
Тому содѣланъ тяжк³й стонъ,
А иногда и лихорадку.
А щаст³е даетъ
Такой ему отвѣтъ:
Во брѣдѣ истинны ни на полушку нѣтъ,
Что здѣлалъ ты мой свѣтъ,
Я здѣлала сама, и слово въ слово то же;
Но дѣйств³е мое гораздо подороже;
То истинна была:
И даръ мой только смерть едина отняла.
Сонъ на ето сказалъ: обѣимъ имъ мѣчталось;
Да твой болванъ то все по жизни позабылъ,
Какой бояринъ онъ на свѣтѣ етомъ былъ:
А мой болванъ тово по снѣ не позабылъ,
Какой бояринъ онъ на свѣтѣ етомъ былъ;
Такъ лутче, что хотя то въ памяти осталось.
XXI.
Падушка и кафтанъ.
Падушка и кафтанъ имѣли разговоръ:
Кафтанъ велъ ету рѣчь: хозяинъ мой, мой взоръ
Весельемъ наполняетъ;
Живетъ въ утѣхахъ онъ и щаст³е плѣняетъ;
Куда ни-войдемъ мы, тотъ часъ
Хорош³й столъ, хороши вины:
И изъ тово, что ставятъ передъ насъ,
Не можемъ мы ни съѣсть, ни выпить половины;
Какая лутче жизнь! компан³й ты имѣй
Куда ни-придешъ тучи:
Червонцевъ кучи:
Лишъ карты разумѣй;
И за большимъ стаканомъ,
Большимъ хозяинъ мой мнѣ кажется и паномъ.
А ежели когда съ красавицами онъ;
Онъ точной Купидонъ: