bsp; Приятство находила,
И безпокойств³я нигдѣ
Ему не наводила.
Въ приятный нѣкогда зря вѣчеръ, на водахъ
Плывущи корабли, помыслилъ о судахъ:
И что не видитъ онъ ни страха, ни препятства,
Плывущимъ по морямъ искателямъ богатства,
И что отъ бури не всегда,
Смущается вода,
И что отъ вѣтра злова,
Смущаются подобно иногда,
Лугъ, нивы, рощи и дуброва.
Онъ роспродалъ овецъ: собрался онъ въ отъѣздъ.
Жилище то оставилъ,
Гдѣ Флору и Помону славилъ,
И отлучается отъ сихъ ирекрасныхъ мѣстъ,
Нарциссы гдѣ цвѣли, гдѣ розы обитали,
Гдѣ всякой къ розамъ день зефиры прилѣтали,
Гдѣ солнечны лучи по зѣлени блистали,
И прохлажала древъ во время жара тѣнь,
Гдѣ нѣжная свирѣль играла всякой день,
И соловьи свистали.
Пастухъ надеждою богатства обольщенъ,
И для ради обѣимъ жизни слезной,
Растался со своей пастушкою любезной,
И изъ объят³я прекрасной оттащенъ.
Съ водою отъ нея спокойство утекаетъ;
Уже на кораблѣ онъ волны разсѣкаетъ.
На завтрѣ пастуховъ мятется въ морѣ зракъ;
Пучина подъ ногой, надъ головою мракъ:
Тамъ туча бездну возмущаетъ,
И гнѣвнаго приходъ Борея предвѣщаетъ;
Сводъ неба весь темнелъ,
Долъ моря посинелъ,
И плещетъ пѣна:
Ужасна видится природы всей премѣна.
Явился злой Борей,
Въ жестокости своей;
Разверзъ уста и ревомъ дуетъ;
Мятется бездна и волнуетъ:
На суднѣ паруса визжатъ,
И снасти всѣ дрожатъ:
Корабль до облакъ возбѣгаетъ:
Возноситъ валъ ево и въ пропасть низвергаетъ.
Врученный сей корабль Борею и судьбамъ,
Безъ управлен³я летаетъ по водамъ:
Отрѣзало по томъ сей бурею кормило,
И мачты поломило:
И вдругъ Борей корабль о камень весь разшибъ;
Разрушился тотчасъ корабль и въ мигъ погибъ.
Спасен³я не зря нещастливыя стонутъ,
Впослѣдн³я зря свѣтъ трепѣщутся и тонутъ,
Корысть невѣрнова въ край свѣта понесла;
Но для любовницы судьба сво спасла,
И доску бѣднаго руками ухватила,
На коей пастуха къ пастушкѣ возвратила,
Надежда у нево скотину отняла;
Пастушкина любовь ему скота дала:
И скотъ по времени фортуна развела.
Онъ нѣкогда смотрѣлъ опять на тихо море;
Съ приморск³я земли,
И на плывущи корабли:
И вспомня прежне горе,
Вѣщаетъ онъ: о море, море!
Отнимешъ у меня ты деньги ужъ не вскорѣ.
Не лаетися ко мнѣ опять маня къ судамъ:
И вѣдай ты, что я уже твоимъ водамъ,
На предки никогда ни шелига не дамъ.
LIX.
Осужденникъ и Левъ.
Проконсульской слуга во Африкѣ утекъ;
Но сей сыскался человѣкъ.
Что я скажу о немъ, тому повѣрить можно;
Свидѣтель Апп³онъ; такъ я скажу не ложко.
Поиманъ рабъ, и въ Римъ рабъ бѣглый приведенъ;
И къ смерти осужденъ.
Исполненны боязни,
Ведутся грѣшники на мѣсто лютой казни,
И быть растерзанны отъ яростнаго льва.
Кого не устрашитъ кончина такова,
И кто не вострепѣщетъ,
Коль смерти передъ нимъ с³я коса заблещетъ!
Уже собрался градъ къ позорищу сему;
И выведенъ ужъ левъ ко дѣйству своему;
Во осужденныхъ кровь предъ дѣйствомъ замерзаетъ.
Одинъ по одному
Неволѣю со львомъ сразитися дерзаетъ:
Съ лютѣйшей яростью нещастныхъ левъ терзаетъ.,
И сей рабъ выведенъ, который убѣжалъ:
Ужасная кончина зрима;
Омлѣлъ и задрожалъ;
Не будетъ больше зрѣть и свѣта онъ и Рима:
Левъ бросился къ нему разинулъ страшный зѣвъ;
Но вдругъ остановился левъ,
И озираетъ онъ невольника прилѣжно:
По томъ любовь со жалостью смѣся,
И въ видѣ ласковомъ веселье износя,
Онъ лапами сево раба объемлетъ нѣжно:
Всѣ зрители пришли во удивленье симъ;
И отъ чево с³е, не понималось имъ;
Но жизнь раба не прекращенна,
Вина ухода отпущенна:
Свобода возвращенна:
Ко изл³ян³ю такихъ ему отрадъ,
Со щедрою судьбою согласенъ былъ и градъ:
Отъ пагубы раба звѣрь дик³й избавляетъ:
Андродъ, рабъ тако слылъ, гражданамъ объявляетъ:
Какъ я ушелъ,
Въ пустыняхъ нѣкогда къ великому мнѣ страху,
Бѣжалъ сей левъ ко мнѣ съ пресильнаго размаху,
И въ ужасѣ меня трепѣщуща нашелъ;
Но всю оставивъ люту грозу,
Ласкаетъ онъ меня,
И предо мной стеня,
Боль чувствуя, казалъ мнѣ въ лапѣ левъ занозу;
Я вонъ ее извлекъ: левъ ластился ко мнѣ:
И жилъ по томъ я купно,
Въ пустынной той странѣ,
Съ звѣремъ неотступно:
Когда прошла съ нимъ жить охота тамъ моя.
Хотя я жилъ и безъ боязни;
Сокрывшись тайно я,
Поиманъ, изведенъ на мѣсто лютой казни.
LX.
Истина.
Хотя весь свѣтъ
Изрыщешъ,
Прямыя истинны не сыщешъ;
Ее на свѣтѣ нѣтъ;
Семь тысячь лѣтъ,
Живетъ
Она высоко,
Въ такихъ мѣстахъ, куда не долетаетъ око,
Какъ быстро взоръ ни понеси:
А именно живетъ она на небеси,
Такъ я тебѣ скажу объ етомъ поученье:
О чемъ ты сѣтуешъ напрасно человѣкъ,
Что твой не дологъ вѣкъ,
И скоро нашихъ тѣлъ со духомъ разлученье?
Коль свѣтъ наполненъ суеты;
Такъ ясно видишъ ты,
Что все на свѣтѣ семъ мѣчты:
А наша жизнь не жизнь; но горесть и мученье.
LXI.
Надежда.
Надежда нашими сердцами обладаетъ,
И часто суетнымъ весельемъ услаждаетъ-
Надѣюся имѣть я тысячу рублей;
Однако столько же они въ машнѣ моей,
Какъ тѣ, которыя въ машнѣ моей лежали,
И убѣжали:
Что было у меня и отъ меня ушло.
То стало не мое ужъ болѣ:
А. что меня еще по нынѣ не нашло;
Подобно не въ моей же волѣ;
Къ чему жъ мѣчтанье плесть.
Что было,
То сплыло:
Что можетъ быть; такъ то моимъ еще слыло;
Мое лишъ только то, что есть.
LXII.
Врѣдъ.
На что будить, когда кто сладкой видитъ сонъ?
Былъ нѣкакой дѣтина:
А по просту скотина:
И спящу услужилъ по скотски другу онъ.
Любилъ ево пр³ятель дѣвку;
Да не въ издѣвку;
Вздыханьями онъ сердце все раздулъ:
Онъ такъ ее любилъ, какъ любятъ нѣжны души:
Въ любовномъ озерѣ тонулъ,
По самы уши;
Но сердца у нее однако не тронулъ;
Она была упорна,
И на любовь ни мало незговорна.
Въ любовномъ помыслѣ онъ нѣкогда заснулъ,
И ту, которая любови ненавидитъ,
Въ хороминѣ своей какъ будто въ правду видитъ,
Грѣмитъ ево съ постели гласъ:
О преблаженный часъ!
Ты скоро мнѣ мою любезну присусѣдишъ
Приятель закричалъ: приятель мой ты брѣдишъ!
И разбудилъ ево:
А я не здѣлаю тово.
LXIII.
Глупость.
Каковъ дуракъ? мертвецъ каковъ?
И въ чемъ различ³е у нихъ и дураковъ?
Какая разности у нихъ примѣта?
Дуракъ ворошится, и ѣстъ и пьетъ,
А мертвой нѣтъ.
Къ чему расказка ета?
Къ тому, что глупыя лишъ только бремя свѣта.
LXIV.
&