| Главная » Книги |
Майков Аполлон Николаевич - Стихотворения, Страница 60
Майков Аполлон Николаевич - Стихотворения
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
p;
1856
БОРЬБА
(Из Шиллера)
Нет, прочь суровый долг! Зачем мне сердце гложешь?
Не требуй жертв напрасных от меня,
Когда уже гасить в груди моей не можешь
Ее палящего огня!
Я клялся, да, я клялся мощной воли
Признать над сердцем власть...
Теперь... вот твой венок, он мне не нужен боле.
Возьми его и дай мне пасть!
Разорван наш союз... Она, я знаю, любит!
И вдруг отречься от нее!..
О, нет! пусть страсти пыл навек меня погубит:
В моем падении - блаженство всё мое!
Что точит червь мне жизнь, что гибну я в молчаньи,
Всё поняла душой она;
И на мои безмолвные страданья
Глядит, участия полна.
О, боже! вот оно - желанное участье!
Один лишь миг остался роковой...
Но нет, постой, дитя! Мне страшно это счастье:
В нем приговор конечный мой.
О, страшная судьба! коварное сомненье!
Я здесь у цели наконец:
В ней тайных мук моих награда и венец -
И роковой удар преступного паденья.
1857
* * *
В часы полунощных видений
Как часто предо мной встают
В тумане милые две тени,
И как лепечут, как поют,
Как верят в счастье, как играют
И в жизнь, и в слезы, и любовь, -
И как легко они страдают,
Как быстро радуются вновь!
Их смех игрив, их взоры ясны,
Улыбки - веянье весны!
О боже! как они прекрасны!
О боже! как они смешны!
Как в них себя узнать нам трудно...
Ужель и впрямь была пора,
Когда так веровалось чудно
В возможность счастья и добра!
23 октября 1859 у Полонского
<ИЗ "НЕАПОЛИТАНСКОГО АЛЬБОМА">
1
Под скорлупкой черепаха -
Вот он кто, мой мистер Джон!
Раз лишь в день свою головку
В мир высовывает он.
Пробежит свои газеты
И в себя опять уйдет
Рассуждать, какой сегодня
В ценах будет поворот.
И сидит - и только цифры,
Словно звезды в небесах,
У него в воображенье
Бродят в группах и рядах.
И бог знает как! - ведь этих
Цифр выходит наконец
Над головкой милой Мери
Фантастический венец.
Вот он - ключ к его тревогам!
Двести тысяч надо в год
Ей для счастья - сто отцовских,
Сто - Альфред пусть достает!
И повсюду за Альфредом
Из скорлупки он следит:
Одобряет втихомолку
Или мысленно корит.
Что ж мне делать? Право, сердце
У меня надорвалось!
Мне любить иль ненавидеть
Мистер Джона: вот вопрос!
2
Рассказать им, что в мисс Мери
Привлекает - не поймут!
Не поймут, что это чудный
Для психолога этюд!
Как сквозит сквозь мрамор солнце,
Так у ней сквозит во всем
То - о чем мы столько спорим
И душой пока зовем...
Я люблю наружу вызвать
Эту душу - уколов
Чем-нибудь ее легонько
(Даже взглядом и без слов).
И смотреть, как это нечто
Просквозит в лице на миг -
И потом опять уходит -
В свой неведомый тайник.
3
Целый час малютку Нину
Исповедует монах.
Целый час она, бедняжка,
Перед ним стоит в слезах.
Где сошлася с Лоренцино?
Что сказал он? что она?
Целовались ли - и только ль?
Всё открыть была должна.
В заключенье поученье
Он прочел ей: силен враг,
Победить уже не можешь
Ты одна его никак.
Эти серьги золотые
Ты Мадонне уступи,
На последние деньжонки
Индульгенцию купи,
Ну, а главное, почаще
Исповедуйся у нас.
И тебя я застрахую
От дурных и всяких глаз.
Нина плачет... О мисс Мери,
Вы б спасли ее как раз -
Научив ее - чем сердце
Застраховано у вас?
1858-1859
НОВОГРЕЧЕСКАЯ ПЕСНЯ
У меня ли над окошечком
Поселилося две ласточки.
Всё сидит одна на гнездышке,
А другая полетает вкруг,
И подсядет к ней на краишек,
И щебечет ей без умолку.
Говорит она про солнышко,
Да про море, море белое,
Про любовь свою заветную,
Да про кошку злоехидную.
Если б был со мной мой миленький,
К моему б окну он хаживал,
Говорил бы мне без умолку
Всё про солнышко, про ясное,
Да про море, море белое,
Про любовь свою заветную,
Про мою про злую мачиху.
1859
* * *
На белой отмели Каспийского поморья,
Работой каторжной изнеможен, лежал
Певец. Вокруг песок; ни кустика, ни взгорья...
Лишь Каспий брызгами страдальца освежал,
Лишь Каспий вызывал певца на песнопенье...
Вот в сердце узника забилось вдохновенье,
Задвигались уста, сверкнул потухший взор,
Он руки к родине, как к матери, простер
И очи обратил с молитвой жаркой к богу;
Но двое часовых уж видят - быть греху!
И взводят уж курки, отставили уж ногу,
Готовясь выстрелить по первому стиху
И в крепости поднять военную тревогу...
1859
ПРАЗДНОСЛОВЫ
Кумиры старые разбиты,
И их разогнаны жрецы,
И разных вер сошлись левиты,
И разных толков мудрецы.
Сошлись во всеоружьи бранном,
В тиарах, в пудре, в колпаках,
Восток и Запад в братстве странном
Уселись рядом на скамьях.
И толк пошел - широко, пышно,
Но с каждым мигом все сильней,
И наконец уже не слышно
Совсем за криками речей:
Друг друга каждый лишь порочит,
И громко бога своего
На место свергнутого прочит,
И счастья ждет лишь от него...
А мир, от гнета векового
Меж тем свободный, засиял,
И прыснуть жизнь везде готова,
И лист уж почку завязал...
И туча пыли, мглы и смрада
Ушла с ликующих небес,
И зданья нового громада
Стоит уж, полная чудес...
И перед тем, кто дал спасенье,
Пред кем разодралася тьма, -
Уже встает из разрушенья,
Живая, Истина сама...
Но, - хоть у всех глаза открыты, -
Ее не узрят гордецы,
И не поймут ее левиты,
И не узнают мудрецы!
1859 или 1860
НЕДОГАДЛИВЫЙ
Вукоман пригожий был детина,
А жена его еще пригожей:
Пляшет, скажешь, пава выступает.
Говорит, что голубка воркует,
Засмеется, что солнцем осветит.
Да не пляшет давно молодица,
Не воркует она, не смеется,
По садочку тихохонько ходит.
Зацепилась за яблоньку платьем;
Отцепляет от яблоньки платье,
А сама разливается, плачет:
"Ах, ты яблонька моя грунтовая!
Уж не тронь ты меня, горемычной!
Что ни год ты пышно расцветаешь,
Что ни год несешь ты плод румяный;
От меня одной краса уходит,
От меня одной плода не уродится,
Хоть живу уж пятый год я с мужем,
Да не знаю мужниной я ласки".
Услыхала свекровь ее слово,
Подзывает, спрашивает сына:
"Разгадай мне, Вукоман, загадку:
Сдуру, что ли, плачется невестка,
Что живет уж пятый год с тобою,
Да не знает она мужниной ласки?
Али порча есть в тебе какая?
Аль жена опостылеть успела?"
"Не стыди меня, матушка, напрасно.
Никакой во мне порчи не бывало,
Не успела мне жена опостылеть.
А что нет у нас с нею деток,
Так на то была ее же воля.
Как мы только с нею повенчались
И разъехались со свадьбы гости,
Приласкать хотел я мою любу,
Целовать хотел в уста и очи, -
От меня стала она борониться
И лицо руками закрывала,
И молила, так молила жалко:
"Не губи ты меня, сиротинку,
Называй меня своей сестрицей
И живи со мной, как брат с сестрою".
Как всплеснется руками старуха,
Обомлела и глядит на сына:
"Ох, ты дурень, молвила, дурень!
Я-то дура, что тебя женила!
Только в стыд с собой старуху вводишь,
Мать - учи его, как жить с женою!
Слушай же, что я скажу, бесстыдник!
Как с отцом твоим опосле свадьбы
Мы одни осталися в светелке,
Стал ко мне родитель твой ласкаться,
От него я стала борониться
И молила звать меня сестрицей
И со мною жить, как брат с сестрою.
Не охотник был шутить покойник:
Он мне дело говорит, я в слезы;
Он - ласкаться, а я пуще плакать;
Догадался, был умен, голубчик,
Что на бабью дурь господь дал плетку!
Перестала звать его я братцем
И всегда за то скажу спасибо.
Берегу с тех пор я эту плетку,
Передам сейчас же, только
Не тебе, сынок, а уж невестке".
Не прошло после этого недели,
Расцветать Вукоманиха стала.
Заиграл в лице у ней румянец,
Целый день и шутит и хохочет.
Не прошло и году - Вукоману
Родила она сынишку Яна.
Был такой веселый, славный мальчик,
Видом схож был с дедом, да и нравом,
И по деду так и назван Яном.
<1860>
<ИЗ "СЕРБСКИХ ПЕСЕН">
Высоко, под самым синим небом,
Пролетали малые три птички,
И у каждой было по вещичке:
У одной то был - пшеничный колос,
У другой был - листик виноградный,
А у третьей - здравье и веселье.
У которой колос был пшеничный,
Та садилась на зеленом поле, -
Во всё поле выросла пшеница;
У которой лист был виноградный,
Та садилась на высоку гору -
Вся гора покрылась виноградом;
Что несла же здравье и веселье -
Та садилась за трапезу нашу -
Чтоб мы были веселы и здравы.
1860-е годы
ДРУГУ ИЛЬЕ ИЛЬИЧУ
Илья Ильич! Позволь, пока еще я смею
Гордиться дружбою высокою твоею,
Позволь воспеть звезду всходящую твою!
Покинешь скоро ты друзей своих семью
И потеряешься для них в сияньи света,
Недосягаемом для бедного поэта!
Позволь мне хоть сказать, как я люблю тебя,
Как мил ты мне, когда, гаванский дым клубя,
Прихлебывая, пьешь ликер ты благовонный
Иль сельтерской водой клико остепененный;
И в этот сладкий час, между еды и карт,
В бюрократический приходишь вдруг азарт,
И перестроивать, с верхов до основанья,
Всё заново начнешь общественное зданье!
О, как мы слушаем! Как наш ученый Шмит -
Сей нигилистов бич - от счастия пыхтит!
А юный правовед - сей баловень фортуны, -
Как будто ловит он речей твоих перуны
И прячет их в карман, чтоб ими, может быть,
В бумагах деловых эффектно погромить!
А Петр Петрович! Тит Фомич! И я-то, грешный, -
Мы таем, учимся, и - верь - не безуспешно!
Какие новые пружины и винты
В гражданский механизм искусно вводишь ты!
Какой из рук твоих, в жизнь дикого народа,
Ручной голубкою влетела бы свобода!
Я слушаю, лежу спокойно на софе
И вижу, что и я, в особенной графе,
В теории твоей стою, и так же точно
Все - пирамидою, осмысленно и прочно
Сложились шестьдесят мильонов русских душ!
И как мы все цветем! О, богом данный муж!
У всех одна лишь мысль, все трудимся мы вместе,
Чтоб всё, что ты завел, стояло век на месте.
Не только старики, - ты счастьем всех смирил,
Всех! Даже молодежь ты так переродил,
Что исчезает в ней уж в школе пыл и ярость,
И прыгает она из детства прямо в старость...
Мне даже кажется, что стали наезжать
Уж немцы к нам твое созданье изучать,
Дивясь, какой судьбой на "свинской" почве русской
Вдруг стало пахнуть всё идиллией французской!
Конечно, иногда меня смущает тут
Одно сомнение: народец русский - плут!
Не спорит никогда, но всюду - как по стачке,
Как в яму спустит вдруг, глядишь, поодиначке,
Созданья лучшие ученейших голов.
И как ты ни пиши, что с ним ни трать ты слов, -
Он от тебя бежит под сень родного мрака,
| |
| Просмотров: 562 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры