Майков Аполлон Николаевич - Стихотворения, Страница 36 - Книги

iv align="justify">

<1860>

МОЛОДАЯ ЖЕНА

Наряжалась младая Елена,

Наряжалась на праздник к обедне.

Красный фес с жемчугом надевала

И червонцы на черные косы;

Из лица вся сияла, что солнце,

Бела грудь - что серебряный месяц.

Подымалася на гору в церковь,

Стала спрашивать буйное сердце:

"Что ты, сердце, болишь и вздыхаешь,

Словно камень ты на гору тащишь?.."

- "Легче б камни тащить мне, чем горе,

Злое горе от старого мужа.

Я б к другому пошла хоть в неволю,

Хоть в неволю б пошла к молодому!

Ненаглядно б я им любовалась,

Что высоким в саду кипарисом;

Любовался б он, тешился мною,

Что цветущею яблонькой нежной;

Я сама бы его наряжала,

Как меня наряжает мой старый;

Я ему бы всё в очи глядела,

Как глядит мой старик в мои очи;

И не звал бы меня он ворчуньей

И капризной, негодною плаксой,

Называл бы веселою пташкой,

Называл бы своею голубкой!.."

<1862>

ПЕВЕЦ

Некрасив я, знаю сам;

В битве бесполезен! -

Чем же женам и мужам

Мил я и любезен?

Песни, словно гул в струнах,

Грудь мне наполняют,

Улыбаются в устах

И в очах сияют.

<1860>

* * *

Птички-ласточки, летите

К прежней любушке моей:

Не ждала б она, скажите,

Мила друга из гостей.

Во чужой земле сгубила

Зла волшебница меня,

И меня приворожила,

И испортила коня.

Я коня ли оседлаю -

Расседлается он сам;

Без седла ли выезжаю -

Гром и буря ввстречу нам!

У нее слова такие:

Скажет - реки не текут!

С неба звезды золотые,

Словно яблочки, спадут!

Глянет в очи - словно хлынет

В сердце свет с ее лица;

Улыбнется - словно кинет

Алой розой в молодца!

<1862>

ОЛИМП И КИССАВ

Стал Киссав с Олимпом спорить:

"Ты угрюм стоишь, пустынный,

Я ж, смотри, цветущ и весел!"

Отвечал многовершинный,

Отвечал Олимп Киссаву:

"Не хвались, Киссав надменный,

Я - старик Олимп, и знают

Старика во всей вселенной!

У меня ль под синим небом

Шестьдесят вершин сияют;

У меня ли с лона шумно

Сто ключей живых сбегают;

Надо мной орлы кружатся.

Любит клефт меня воитель

И боится храбрый турок -

Твой высокий повелитель".

<1860>.

ГОЛОС ИЗ МОГИЛЫ

Два дня у нас шел пир горой, два дня была попойка,

На третий, поздно к вечеру, вина в мехах не стало;

Достать еще вина меня послали капитаны;

Пошел я в незнакомый путь - дорогой заплутался,

Шел дикими тропинками, шел узкими путями;

И узкий путь привел меня к пустынной старой церкви.

Вкруг церкви было кладбище - всё плиты гробовые;

Одна плита пониже всех - от всех была в сторонке;

И я не разглядел ее, ногой прошел по камню.

И слышу будто стон глухой и голос из могилы.

"О чем, - спросил я, - ты вопишь, о чем, могила, стонешь?

Земля ли тяжела тебе иль давит черный камень?"

- "Нет, мне не тяжела земля, не давит черный камень,

А стыдно мне, и больно мне, и горько несказанно,

Что ходишь надо мною ты, меня ногою топчешь!..

Аль не был тоже молод я? аль не был паликаром?

При месяце не хаживал пустынными тропами?

И с зорями росистыми не радовался миру?.."

<1860>

ПЛЕННИК

Сторожат меня албанцы;

Я в цепях, но у окна

Зацветают померанцы:

Добрый знак - близка весна!

Дайте ей лишь укрепиться,

Обрасти густым ветвям,

И тропинкам позакрыться

Темной листвой по горам, -

Не сдержать меня железу!

Из темницы я уйду,

Через стену перелезу,

И в кустарник пропаду.

Пусть албанцы тут стреляют!

Посреди турецких сел

Скоро матери узнают,

Завопят, что Дим ушел!

<1860>

ГАДАНИЕ

Египтянка, как царица,

Вся в червонцах, в жемчугах,

Сыплет зелья на жаровню

С заклинаньем на устах.

Перед ней, бела как мрамор.

Дева юная стоит...

Египтянка побледнела,

Смотрит в тьму и говорит:

"Вижу дикое поморье;

Слышу стук мечей стальных:

Бьется юноша-красавец.

Бьется против семерых.

Он упал, они бежали...

К синю морю он ползет...

Мимо идут бригантины,

Он им машет, он зовёт:

- "Передайте Казандони,

Что идет Вели-паша",

Мимо идут бригантины,

Не внимая, не спеша...

Он исходит алой кровью,

Холодеет... лишь один

Томный взор следит за бегом

Уходящих бригантин...

А над ним уж реют чайки,

Всё-то ниже и смелей,

И не сводит взгляда ворон

С потухающих очей".

<1860>

ЦАВЕЛИХА

С гор Али-паша на Сули

В нетерпенья взоры мечет,

А над ним порхает птичка,

И кружится, и щебечет:

"Видно, это не Янина,

Где шумят твои фонтаны;

Не Превеза, где ты ставишь

Для своих албанцев станы.

Это Сули, город славный!

Нет ей равного на свете!

Здесь в рядах мужей воюют

Жены, девицы и дети!

И с ружьем в руке выводит

Всех Цавелиха их в поле -

На плечах с грудным младенцем

И с патронами в подоле!"

<1860>

* * *

Победу клефты празднуют, пируют капитаны;

Разносит вина, яства им кудрявый, статный мальчик.

Наелися, напилися, метать пошли каменья,

А мальчик - что в сражении, что в играх всюду первый.

Да раз, как размахнулся он, - еще не бросил камня, -

Ан пуговицы лопнули, и петли оборвались,

И белая грудь девичья широко распахнулась.

Остолбенели молодцы, и смотрят капитаны, -

Не месяц ли, не молния ль блеснула перед ними...

Зарделася красавица, от гнева чуть не плачет.

"Чего глядите? - крикнула. - Три года были слепы!"

Свой фес и нож им бросила и скрылася из виду.

С тех пор пропал и слух о ней, в горах, у паликаров.

Но во святой обители, между белиц смиренных,

Смиренней всех их новая беличка появилась.

1872

ПЛАЧ ПАРГИОТОВ

"Ты летишь к нам, птичка, из-за моря,

Расскажи мне, что в горах за грохот?

Точно стон весь день стоит над Паргой,

Приступили, что ли, турки снова?

Загорелся, что ли, бой смертельный?"

"Нет, не турки к Парге приступили,

И не бой смертельный загорелся;

Предана неверным наша Парга!

Паргу срыть велели христиане,

Христианских царств цари-владыки!

Паргиотов с родины погонят,

Как быков погонят, как баранов!

И пойдут они в чужую землю!

И отцов своих гроба покинут,

На позор покинут божьи храмы!..

Вьючат мулов, разоряют домы...

Жены косы рвут в печали лютой,

Старики рыдают злым рыданьем;

По церквам попы с великим плачем

Забирают утварь и иконы...

Видишь пламя: дым поднялся черный;

Раскрывали гробы, кости взяли,

Кости жгут, святые кости храбрых,

Что когда-то сами жгли визирей!

Дети жгут отцов и дедов кости,

Чтоб рукам неверных не достались!

Слышишь - стон сильней пошел и выше?

Голоса подымутся и стихнут...

Расстаются, камни обнимают,

Уходя, едят родную землю!.."

<1860>

ДЕСПО

Сули пала, Кьяфа пала,

Всюду флаг турецкий вьется...

Только Деспо в черной башне

Заперлась и не сдается.

"Положи оружье, Деспо!

Вам ли спорить, глупым женам?

Выходи к паше рабою,

Выходи к нему с поклоном!"

"Не была рабою Деспо

И не будет вам рабою!"

И, схватив зажженный факел,

"Дети, - крикнула, - за мною!"

Факел брошен в темный погреб...

Дрогнул дол, удар раздался -

И на месте черной башни

Дымный столб заколебался.

<1860>

ЗАВЕЩАНИЕ

Собирайтесь, паликары!

Умирает капитан!

Умирает он от честных,

От святых турецких ран!

Умереть, друзья, не страшно,

Да могила мне страшна...

Темно, тесно... Одинокий

В ней лежи и спи без сна!

Съест земля и фес, и долман,

Меч, не ржавевший в крови,

И усы мои, и брови,

Брови черные мои!..

Нет, меня не зарывайте,

Братцы, в землю! На горе

Вы меня поставьте стоймя

Во гробу, лицом к заре.

В гробе окна прорубите,

Чтоб мне веяло весной,

Чтобы ласточки, кружася,

Щебетали надо мной!

Чтоб из гроба я далеко

Мог бы турок различать,

Чтоб направо и налево

Мог им пулю посылать,

<1860>

* * *

Сорок клефтов на зимовки

Возвращалися домой,

Малый наняли кораблик, -

Да похвастали казной.

Корабельщик - плут-албанец!

К островку он пристает.

"Погуляйте-ка тут, братцы,

Переждем, гроза идет!"

И на остров вышли клефты

(Он был мал, и дик, и гол),

А меж тем поставил парус

Корабельщик - и ушел.

Через сорок дней приходит

За добычею своей:

Только двое шевелятся

Меж разбросанных костей;

Жив был Яни, - весь искусан, -

И Георгий чуть дышал;

У него ж голодный Яни

Ноги тощие глодал.

<1862>

ЧУЖБИНА

Умереть не дай бог на чужбине!

Видел я, как пришлых там хоронят!

Без попа, без свеч и без кадила,

Не помазав миром, не отпевши,

Где пришлось зароют, как собаку!

Как пахать потом приедут землю,

С гор пригонят двух волов рогатых,

В плуг впрягут, и молодец удалый

Понуждать в бока начнет их саблей,

И по первой борозде глубокой

Из земли да выкинет он ноги,

По другой - красавца паликара...

Завопит, завоет бедный пахарь: