Майков Аполлон Николаевич - Стихотворения, Страница 40 - Книги

align="justify">

Порча ль тут была от детства,

Или разум уж такой -

Все мы пробовали средства,

Да махнули и рукой.

И жила она немного.

Видим, нет уж в ней пути.

Что лечить тут? Против бога

Человеку не идти.

Докторов иных бы нужно -

Повести бы по мощам...

Ну, да летом недосужно -

Жатва, севы - знаешь сам!

Вот и вышло: летом стала

Пропадать она по дням.

Спросим: "Где ты пропадала?"

Вздор рассказывает нам -

Что была она далеко,

В неизвестных сторонах,

Где зимы нет, где высоко

Горы в самых небесах;

Что у моря там зеленый

Вечно лес растет; что там

Зреют желтые лимоны

По высоким деревам;

Что там город есть великий,

Где рабы со всяких стран;

Царь в том городе предикий

И гонитель христиан;

Что он травит их там львами,

Чтоб от веры отреклись;

Что их кровь течет ручьями -

А они всё не сдались;

Что там чудные чертоги,

Разноцветных храмов ряд,

Где всё мраморные боги

Лет две тысячи сидят;

Вавилонская царица

Там какая-то жила,

И языческая жрица

Сожжена огнем была;

Да безумная невеста...

Но всего не передать;

Есть ан где такое место,

Не могу тебе сказать...

Только видим - девка бредит!

Уверяет, что сама

В этот край совсем уедет,

Только вот придет зима.

Между тем прошла уж осень,

Дуня что-то всё молчит,

Целый день между двух сосен,

По дороге в лес, сидит.

Мать журила, запирали,

Да ничто неймется ей!

Раз ушла она; мы ждали -

Нет. Уж поздно. Мы за ней

Разослали по соседям -

Нет нигде! Дней пять прошло;

Как-то с сыном лесом едем:

Снег в лесу-то размело...

"Взглянь-ко, - говорю я, - Саша, -

А сама-то вся дрожу, -

Что там? Уж не Дуня ль наша?"

Так и есть, она!.. Гляжу -

К старой сосенке прижалась,

На ручонки прилегла,

И, голубушка, казалось,

Крепким сном она спала...

Я вот так тут и завыла!

Точно что оторвалось

От души-то... Горько было,

А могилку рыть пришлось...

После всё уж мы узнали:

К нам в соседство той весной

Граф с графиней приезжали

Из чужих краев домой,

У графини, видишь, деток

Был всего один сынок;

С нашей был он однолеток -

Так, пятнадцатый годок.

С ним-то наша и сошлася,

Да, как глупое дитя,

Всяких толков набралася

Про заморские края.

И когда графиня снова

Поднялася в свой вояж,

Никому не молвя слова,

Дуня вздумала туда ж!

Где же ей пройти лесами!

И большому мудрено,

Да зимой еще, снегами...

Так уж, видно, суждено.

Не жилось ей, знать, на свете...

Бог недолго жить дает

Юродивым: божьи дети -

Прямо в рай он их берет.

Без нее же запустенье

Стало вдруг в семье моей;

И хотя соображенья

Вовсе не было у ней,

Хоть пути в ней было мало

И вся жизнь ее был бред,

Без нее ж заметно стало,

Что души-то в доме нет...

1853

РЫБНАЯ ЛОВЛЯ

Посвящается С. Т. Аксакову, Н. А. Майкову,

А. Н. Островскому, И. А. Гончарову, С. С. Дудышкину,

А. И. Халанскому и всем понимающим дело

Себя я помнить стал в деревне под Москвою.

Бывало, ввечеру поудить карасей

Отец пойдет на пруд, а двое нас, детей,

Сидим на берегу под елкою густою,

Добычу из ведра руками достаем

И шепотом о ней друг с другом речь ведем...

С летами за отцом по ручейкам пустынным

Мы стали странствовать... Теперь то время мне

Является всегда каким-то утром длинным,

Особым уголком в безвестной стороне,

Где вечная заря над головой струится,

Где в поле по росе мой след еще хранится...

В столицу приведен насильно точно я;

Как будто, всем чужой, сижу на чуждом пире,

И, кажется, опять я дома в божьем мире,

Когда лишь заберусь на бережок ручья,

Закину удочки, сижу в траве высокой...

Полдневный пышет жар - с зарей я поднялся, -

Откинешься на луг и смотришь в небеса,

И слушаешь стрекоз, покуда сон глубокой

Под теплый пар земли глаза мне не сомкнет...

О, чудный сон! душа бог знает где, далеко,

А ты во сне живешь, как всё вокруг живет...

Но близкие мои - увы! - всё горожане...

И странствовать в лесу, поднявшися с зарей,

Иль в лодке осенью сидеть в сыром тумане,

Иль мокнуть на дожде, иль печься в летний зной -

Им дико кажется, и всякий раз я знаю,

Что, если с вечера я лесы разверну

И новые крючки навязывать начну,

Я тем до глубины души их огорчаю;

И лица важные нередко страсть мою

Корят насмешками: "Грешно, мол, для поэта

Позабывать Парнас и огорчать семью".

Я с горя пробовал послушать их совета -

Напрасно!.. Вот вчера, чтоб только сон прогнать,

Пошел на озеро; смотрю - какая гладь!

Лесистых берегов обрывы и изгибы,

Как зеркалом, водой повторены. Везде

Полоски светлые от плещущейся рыбы

Иль ласточек, крылом коснувшихся к воде...

Смотрю - усач солдат сложна шинель на травку,

Сам до колен в воде и удит на булавку.

"Что" служба?" - крикнул я. "Пришли побаловать

Маленько", - говорит. "Нет, клев-то как, служивый?" -

"А клев-то? Да такой тут вышел стих счастливый,

Что в час-от на уху успели натаскать".

Ну, кто бы устоять тут мог от искушенья?

Закину, думаю, я разик - и назад!

Есть место ж у меня заветное: там скат

От самых камышей и мелкие каменья.

Тихонько удочки забравши, впопыхах

Бегу я к пристани. Вослед мне крикнул кто-то.

Но быстро оттолкнул челнок я свой от плота

И, гору обогнув, зарылся в камышах.

Злодеи рыбаки уж тут давно: вон с челном

Запрятался в тростник, тот шарит в глубине...

Есть что-то страстное в вниманьи их безмолвном,

Есть напряжение в сей людной тишине:

Лишь свистнет в воздухе леса волосяная

Да вздох послышится - упорно все молчат

И зорко издали друг за другом следят.

Меж тем живет вокруг равнина водяная,

Стрекозы синие колеблют поплавки,

И тощие кругом шныряют пауки,

И кружится, сребрясь, снетков веселых стая

Иль брызнет в стороны, от щуки исчезая.

Но вот один рыбак вскочил, и, трепеща.

Все смотрят на него в каком-то страхе чутком:

Он, в обе руки взяв, на удилище гнутком

Выводит на воду упорного леща.

И черно-золотой красавец повернулся

И вдруг взмахнул хвостом - испуганный, рванулся.

"Отдай, отдай!" - кричат, и снова в глубину

Идет чудовище, и ходит, вся в струну

Натянута, леса... Дрожь вчуже пробирает!..

А тут мой поплавок мгновенно исчезает,

Тащу - леса в воде описывает круг.

Уже зияет пасть зубастая - и вдруг

Взвилась моя леса, свистя над головою...

Обгрызла!.. Господи!.. Но, зная норов щук,

Другую удочку за тою же травою

Тихонько завожу и жду едва дыша...

Клюет... Напрягся я и, со всего размаха,

Исполненный надежд, волнуяся от страха,

Выкидываю вверх - чуть видного ерша...

О, тварь негодная!.. От злости чуть не плачу,

Кляну себя, людей и мир за неудачу

И как на угольях, закинув вновь, сижу,

И только комары, облипшие мне щеки,

Обуздывают гнев на промах мой жестокий.

Чтобы вздохнуть, кругом я взоры обвожу.

Как ярки горы там при солнце заходящем!

Как здесь, вблизи меня, с своим шатром сквозящим.

Краснеют темных сосн сторукие стволы

И отражаются внизу в заливе черном,

Где белый пар уже бежит к подножьям горным.

С той стороны село. Среди сребристой мглы

Окошки светятся, как огненные точки;

Купанье там идет, чуть слышен визг живой,

Чуть-чуть белеются по берегу сорочки,

Меж тем как слышится из глубины лесной

Кукушка поздняя да дятел молодой-

Картины бедные полунощного края!

Где б я ни умирал, вас вспомню, умирая:

От сердца пылкого всё злое прочь гоня,

Не вы ль, миря с людьми, учили жить меня!..

Но вот уж смерклося. Свежеет. Вкруг ни звука.

На небе и водах погас пурпурный блеск.

Чу... тянут якоря! Раздался вёсел плеск...

Нет, видно, не возьмет теперь ни лещ, ни щука!

Вот если бы чем свет забраться в тростники,

Когда лишь по заре заметишь поплавки,

И то почти к воде припавши... Тут охота!..

Что ж медлить? Завтра же... Меж тем все челноки,

Толкаясь, пристают у низенького плота,

И громкий переклик несется на водах

О всех событьях дня, о порванных лесах,

И брань н похвальба, исполненные страсти.

На плечи, разгрузясь, мы взваливаем снасти,

И плещет ходкий плот, качаясь под ногой.

Идем. Под мокрою одеждой уж прохладно;

Зато как дышится у лодок над водой,

Где пахнет рыбою и свежестью отрадной,

Меж тем как из лесу чуть слышным ветерком,

Смолой напитанным, потянет вдруг теплом!..

О милые мои! Ужель вам не понятно,

Вам странно, отчего в тот вечер благодатный

С любовию в душе в ваш круг вбегаю я

И, весело садясь за ужин деревенской,

С улыбкой слушаю нападки на меня -

Невинную грозу запальчивости женской?

Бывало, с милою свиданье улучив

И уж обдумавши к свиданью повод новый,

Такой же приходил я к вам... Но что вы? что вы?

Что значит этот клик и смеха дружный взрыв?

Нет, полно! вижу я, не сговорить мне с вами!

Истома сладкая ко сну меня зовет.

Прощайте! Добрый сон!.. Уже двенадцать бьет...

Иду я спать... И вот опять перед глазами

Всё катится вода огнистыми струями

И ходят поплавки. На миг лишь задремал -

И кажется, клюет!.. Тут полно, сон пропал;

Пылает голова, и сердце бьется с болью.

Чуть показался свет, на цыпочках, как вор,

Я крадусь из дому и лезу чрез забор,

Взяв хлеба про запас с кристальной крупной солью,

Но на небе серо, и мелкий дождь идет,

И к стуже в воздухе заметен поворот;

Чуть видны берегов ближайшие извивы;

Не шелохнется лес, ни птица не вспорхнет, -

Но чувствую уже, что будет лов счастливый.

И точно. Дождь потом зашлепал всё сильней,

Вскипело озеро от белых пузырей,

И я промок насквозь, окостенели руки;

Но окунь - видно, стал бодрее с холодком -

Со дна и по верху гнался за червяком,

И ловко выхватил я прямо в челн две щуки",

Тут ветер потянул - и золотым лучом

Деревню облило. Э, солнце как высоко!

Уж дома самовар, пожалуй, недалеко...

Домой! И в комнату, пронизанный дождем,

С пылающим лицом, с душой и мыслью ясной,

Две щуки на снурке, вхожу я с торжеством

И криком все меня встречают: "Ах, несчастный!.."

Непосвященные! Напрасен с ними спор!

Искусства нашего непризнанную музу

И грек не приобщил к парнасскому союзу!

Нет, муза чистая, витай между озер!

И пусть бегут твои балованные сестры

На шумных поприщах гражданственности пестрой

За лавром, и хвалой, и памятью веков:

Ты, ночью звездною, на мельничной плотине,

В сем царстве свай, колес, и плесени, и мхов,

Таинственностью дух питай в святой пустыне!

Заслыша, что к тебе в тот час взываю я,

Заманивай меня по берегу ручья,

В высокой осоке протоптанной тропинкой,

В дремучий, темный лес; играй, резвись со мной;

Облей в пути лицо росистою рябинкой;

Учи переходить по жердочке живой

Ручей, и, усадив за ольхой серебристой

Над ямой, где лопух разросся круглолистый,

Где рыбе в затиши прохлада есть и тень,

Показывай мне, как родится новый день;

И в миг, когда спадет с природы тьмы завеса

И солнце вспыхнет вдруг на пурпуре зари,

Со всеми криками и шорохами леса

Сама в моей душе ты с богом говори!

Да просветлен тобой, дыша, как часть природы,

Исполнюсь мощью я и счастьем той свободы,

В которой праотец народов, дни катя

К сребристой старости, был весел, как дитя!

1855

ТРИ ПРАВДЫ

Сказка

Именитый жил купец на свете.

Вышел раз он в сад после обеда,

А в саду для птиц стояли сети;

Видит он, что в сеть попалась птичка,

Птичка-крошка, вся почти с наперсток.

Он из сети высвободил птичку,

В руки взял, и что же - птичка

Говорит ему по-человечьи:

"Отпусти-ка ты меня, хозяин,

Я тебе за то скажу три правды.

С этими ты правдами на свете

Наживешь и денег и почету,

И на зависть всем пойдешь всё в гору!"

"Чудеса господни, да и только! -

Думает купчина. - Эко диво!

Говорит по-человечьи птица!"

"Хорошо, - сказал он ей, - посмотрим,

Каковы твои три птичьи правды!

Скажешь дело - выпущу на волю".

"Ну, так слушай, - молвила пичуга. -

_Плачь не плачь, что было - не воротишь;

Не тянись за тем, что не под силу;

И не верь чужим словам и толкам!_

Вот тебе и все мои три правды".

"Ну, - сказал купец, - оно не много,

И в торговле - тертая монета!

_Плачь не плачь, что было - не воротишь_;

Где ты, значит, лишнее просадишь,

Хоть расплачься, не поможешь горю;

Лучше ты возьмись за ум, за разум,

Да гляди уж в оба: знаем это!

_Не тянись за тем, что не под силу_:

Мало ль тут у нас ошмыг-то ходит!

Торговал лет двадцать, сбил копейку,

Да и ухнул, за рублем погнавшись -

Не учить нас стать и этой правде!

А - _не верь людским словам и толкам_:

Уж на что ж еще и поддевают

Дураков из нашенского брата!

Нет уж, не сули орлицу в небе,

А подай ты мне синицу в руки -

Мы на этом, тетка, зубы съели!..

Ну, так как же! что с тобой мне делать?

Ты сама-то проку небольшого -

Аль пустить уж уговора ради?

Ну, ступай себе, господь с тобою!"

И пустил купец на волю птичку;

Заложил сам за спину он руки

И пошел тихонько по дорожке.

Только птичка всё над ним летает,

Под носом шмыгнет, на ветку сядет

И звенит-гремит, что колокольчик,

И, выходит, словно как смеется.

"Ты никак, - купец спросил, - смеешься?"