Байрон Джордж Гордон - Сарданапал

да навѣкъ прощаются; иначе

         Оно минуты превращаетъ въ вѣчность,

         Послѣдн³я песчинки грустной жизни

         Слезами окропляя. Уходите

         И будьте счастливы. Повѣрьте мнѣ,-

         Жалѣть меня теперь нѣтъ основанья:

         Коль жалости я стою, такъ скорѣй

         Въ прошедшемъ вы меня, чѣмъ въ настоящемъ,

         Жалѣть должны; а будущаго что

         Касается, такъ будущее наше

         Въ рукахъ боговъ - коль существуютъ боги;

         Узнаю это очень скоро я.

         Прощайте же, прощайте!

  

             МИРРА.

  

                             Эти люди

         Намъ честно послужили; для души

         Отрадное успокоенье - видѣть

         Въ послѣдн³я минуты предъ собой

         Все любящ³я лица.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                       Да, и лица

         Любимыя, красавица моя!

         Но выслушай. Мы на краю могилы

         Съ тобой стоимъ; быть можетъ, въ этотъ мигъ

         Ты внутренно трепещешь предъ полетомъ

         Въ грядущее сквозь пламя; если такъ,

         Скажи; тебя, повѣрь, не разлюблю я

         За то, что ты натурою своей

         Побѣждена,- нѣтъ, даже больше стану

         Тебя любить, пожалуй; и бѣжать

         Тебѣ еще не поздно.

  

             МИРРА.

  

                       Не пора-ли

         Моей рукѣ уже зажечь одинъ

         Изъ факеловъ, что въ комнатѣ сосѣдней,

         Предъ алтаремъ Вааловымъ, лежатъ

         Подъ вѣчною лампадой?

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                       Да. И это

         Весь твой отвѣтъ?

  

             МИРРА.

  

                   Сейчасъ увидишь самъ.

             САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

  

         Она тверда. Отцы мои, къ которымъ

         Перехожу я, смертью, можетъ быть,

         Очищенный отъ грязныхъ пятенъ плоти -

         Я не хотѣлъ, чтобъ древн³й вашъ дворецъ

         Бунтовщикамъ-рабамъ достался въ жертву.

         И если я наслѣдье ваше такъ

         Не сохранилъ, какъ вы мнѣ завѣщали,

         То эту часть блестящую его -

         Дворцовыя богатства ваши, утварь,

         Священное оружье ваше, всѣ

         Побѣдные трофеи, средь которыхъ

         Они бы ликовали - я съ собой

         Къ вамъ унесу въ губительной стих³и -

         Подоб³и души вѣрнѣйшемъ въ томъ,

         Что отъ вещей, въ прахъ обращенныхъ ею,

         Слѣдовъ не остается. Ярк³й свѣтъ

         Отъ этого костра, гробницы царской,

         Не будетъ лишь простымъ столбомъ изъ дыма

         И пламени, иль маякомъ, горѣвшимъ

         На горизонтѣ нѣсколько минутъ,

         Чтобъ сдѣлаться потомъ лишь грудой пепла.

         Нѣтъ, будетъ онъ урокомъ для вѣковъ,

         Монарховъ сладострастныхъ и народовъ

         Бунтующихъ. Пусть многихъ нац³й жизнь

         И подвиги героевъ многихъ время

         Забвен³емъ покроетъ, пусть оно

         Съ лица земли сотретъ за царствомъ царство,

         Какъ нынѣ разрушаетъ и мое,

         Славнѣйшее изъ всѣхъ; но этотъ подвигъ

         Послѣдн³й мой, я знаю, пощадитъ

         Его рука и сдѣлаетъ примѣромъ,

         Которому немног³е дерзнутъ

         Послѣдовать, а презирать не будетъ

         Его никто. Но многихъ, можетъ быть,

         Онъ отвратитъ отъ жизни, приводящей

         Къ такому окончан³ю.

  

             МИРРА

  

                       Смотри!

         Вотъ факелъ я зажгла, чтобъ путь нашъ къ звѣздамъ

         Онъ освѣщалъ.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                   А чаша?

  

             МИРРА.

  

                       У меня

         На родинѣ обычай - возл³янье

         Свершать богамъ.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                       А у меня - его

         Свершать среди людей; обычай этотъ

         Я не забылъ, и хоть теперь одинъ,

         Но осушу твой кубокъ въ память многихъ

         Веселыхъ прежнихъ пиршествъ.

                             Это въ честь

         Достойнѣйшаго Белезиса.

  

             МИРРА.

  

                             Отчего же

         Остановилась мысль твоя на немъ

         Скорѣй, чѣмъ на другомъ - его собратѣ

         Въ измѣнѣ гнусной?

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                       Тотъ - простой солдатъ,

         Оруд³е простое, нѣчто въ родѣ

         Тѣлеснаго меча въ рукахъ друзей,

         А Белезисъ-онъ двигаетъ пружины

         Воинственной своей мар³онетки.

         Но я гоню изъ памяти моей

         Обоихъ ихъ... Еще два слова, Мирра!

         Послѣдовать за мной рѣшилась ты

         Безъ страха и свободно?

  

             МИРРА.

  

                       Неужели жъ

         Ты думаешь, что дѣвушка гречанка

         Не смѣетъ то исполнить изъ любви,

         Что дѣлаетъ, обычаю покорна,

         Инд³йская вдова?

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                   Такъ намъ теперь

         Осталось ждать сигнала.

  

             МИРРА.

  

                       Ужъ давно бы

         Пора ему раздаться!

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                       Ну, прощай!

         Послѣдн³й поцѣлуй!

  

             МИРРА.

  

                       Нѣтъ, не послѣдн³й!

         Еще одинъ остался.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                       Ты права:

         Въ огнѣ костра смѣшается нашъ пепелъ.

  

             МИРРА.

  

         И чистымъ, какъ любовь моя къ тебѣ,

         Всю грязь земли, земныя страсти сбросивъ,

         Смѣшается мой прахъ съ твоимъ. Одна,

         Одна лишь мысль меня печалитъ.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                                 Что же?

  

             МИРРА.

  

         Что дружеской руки не будетъ здѣсь,

         Чтобъ этотъ прахъ въ одной и той же урнѣ

         Похоронить.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                   Тѣмъ лучше. Лучше быть

         Развѣяннымъ ему небеснымъ вѣтромъ

         По воздуху, чѣмъ осквернить себя

         Рукою человѣческой - рукою

         Предательства и рабства. Мы съ тобой

         Оставимъ здѣсь, въ дворцѣ, огнемъ объятомъ,

         Въ развалинахъ его громадныхъ стѣнъ,

         Величественный памятникъ, какого

         Не далъ Египетъ рядомъ всѣхъ своихъ

         Кирпичныхъ горъ надъ трупами монарховъ -

         Или быковъ: вѣдь неизвѣстно намъ,

         Кого хранить предназначалось этимъ

         Громадамъ горделивымъ - ихъ царей,

         Иль Аписа быка, ихъ бога; странный,

         Признаться, монументъ, забывш³й самъ

         Цѣль своего создан³я!

  

             МИРРА.

  

                       Прощай же,

         Земля! И ты прелестнѣйшее мѣсто,

         На всей землѣ! ²он³я, прощай!

         Будь вѣчно ты свободна и прекрасна,

         Несчастьямъ недоступна! О тебѣ

         Послѣдняя моя молитва; мысли

         Послѣдн³я мои всѣ о тебѣ -

         Всѣ, кромѣ лишь одной.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                             И это?

  

             МИРРА.

  

                                 Это -

         Мысль о тебѣ.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                   Ты слышишь?

  

             МИРРА.

  

                             Часъ пробилъ.

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

         Ассир³я, прощай! Я всей душою

         Любилъ тебя, страна моихъ отцовъ,

         Страна моя; любилъ тебя нѣжнѣе

         Какъ родину мою, чѣмъ какъ мои

         Державныя владѣн³я; насытилъ

         И миромъ, и весел³емъ тебя -

         И вотъ награда мнѣ! Теперь не долженъ

         Тебѣ я ничего; могилы даже

         Не примешь ты въ наслѣдство отъ меня.

         Что-жъ, Мирра?

  

             МИРРА.

  

                   Ты готовъ?

  

             САРДАНАПАЛЪ.

  

                       Готовъ, какъ факелъ

         Въ твоей рукѣ.

  

             МИРРА.

  

                   Костеръ зажженъ. Иду!

  

  

   На подлинной рукописи трагед³и Байронъ сдѣлалъ слѣдующую помѣтку:

   "Равенна, 27 мая 1821. Я началъ эту драму 13 января 1821 и писалъ первые два акта очень лѣниво, съ промежутками. Три послѣдн³е акта были написаны за время съ 13 мая 1821 до настоящаго дня, т. е. въ течен³е двухъ недѣль".

   Приводимъ относящ³еся къ этому произведен³ю отрывки изъ дневника и писемъ Байрона:

   "Января 13, 1821. - набросалъ планъ и списокъ дѣйствующихъ лицъ для предполагаемой трагед³и о Сарданапалѣ, которую задумалъ нѣсколько времени тому назадъ. Имена взялъ у Д³одора Сицил³йскаго (я знаю истор³ю Сарданапала, и зналъ ее, когда мнѣ было еще 12 лѣтъ) и прочелъ одно мѣсто въ IX томѣ "Грец³и" Митфорда, гдѣ онъ склоненъ оправдывать память этого послѣдняго ассир³янина. Принесъ Терезѣ итальянск³й переводъ "Сафо" Грильпарцера. Она стала со мной спорить, такъ какъ я сказалъ, что любовь не составляетъ самаго высокаго сюжета для трагед³и; пользуясь преимуществами своего родного языка и прирожденнаго женскаго краснорѣч³я, она опровергла мои немногочисленныя доказательства. Мнѣ кажется, что она права. Надо будетъ въ "Сарданапалѣ" дать любви больше мѣста, чѣмъ я предполагалъ".

   "Мая 25.- Закончилъ четыре дѣйств³я. Я сдѣлалъ Сарданапала храбрымъ (хотя и сладострастнымъ, какъ его изображаетъ истор³я) и настолько привлекательнымъ, насколько это позволяли мои слабыя силы. До сихъ поръ я строго соблюдалъ всѣ единства и постараюсь соблюсти ихъ, по возможности, и въ пятомъ дѣйств³и; но не для сцены".

   "Мая 30.- Посылаю вамъ трагед³ю по почтѣ. Вы увидите, что въ ней строго соблюдены всѣ единства дѣйств³е происходитъ все время въ одной и той же залѣ; время - лѣтняя ночь - обнимаетъ около девяти часовъ, или даже меньше, хотя начинается до заката и оканчивается послѣ восхода солнца. Эта пьеса - не для сцены, точно такъ-же какъ и другая моя трагед³я; и на этотъ разъ я лучше позабочусь о томъ, чтобы она не попала на подмостки".

   "²юля 14.- Я увѣренъ, что "Сарданапала" не сочтутъ политической трагед³ей: я былъ совсѣмъ далекъ отъ подобнаго намѣрен³я и не думалъ ни о чемъ, кронѣ аз³атской истор³и Я имѣлъ цѣлью воспроизвести въ драматической формѣ, подобно греческимъ трагикамъ (скромная фраза!), нѣсколько поразившихъ меня разсказовъ изъ истор³и и миѳолог³и. Вы найдете, что все это очень непохоже на Шекспира; это, съ одной стороны, и лучше, такъ какъ я считаю Шекспира самымъ худшимъ изъ образцовъ, хотя и самымъ необыкновеннымъ писателемъ. Я намѣревался быть такимъ же простымъ и строгимъ, какъ Альф³ери, и, насколько могъ, старался приблизить поэтическую рѣчь къ обыкновенному разговору: Бѣда въ томъ, что въ наше время нельзя сказать слова о царяхъ или царицахъ, не возбуждая подозрѣн³я въ политическихъ намекахъ или въ личностяхъ. Ни того, ни другого у меня и въ мысляхъ не было".

   "²юля 22.- Печатайте и выпускайте Я думаю, теперь они должны будутъ признать, что у меня не одинъ только стиль, а нѣсколько. "Сарданапалъ", пожалуй, можетъ показаться характеромъ почти комическимъ; но, вѣдь, таковъ же и Ричардъ III. Не забудьте о единствахъ, которыя служатъ предметомъ моего усерднаго изучен³я. Радуюсь, что трагед³я понравилась Джиффорду; что же касается публики, то я, какъ видите, старался принимать во вниман³е все, что угодно, кромѣ только нынѣшней моды на необыкновенные театральные эффекты".

   Трагед³я была напечатана въ декабрѣ 1821 г.

   "Въ предислов³и къ этой трагед³и (говоритъ Джеффри) лордъ Байронъ снова подтверждаетъ, что его пьесы были написаны "безъ отдаленнѣйшей мысли о сценѣ", и въ то же время высказывается за соблюден³е единствъ, считая ихъ необходимымъ услов³емъ драматическаго сочинен³я и заявляя, что онъ сдержатся мнѣн³я, которое еще не особенно давно признавалось закономъ во всемъ м³рѣ и до сихъ поръ считается таковымъ въ наиболѣе цивилизованныхъ странахъ". Оба эти заявлен³я представляются вамъ не особенно убѣдительными, и мы полагаемъ, что ни то, ни другое не встрѣтитъ сочувств³я въ публикѣ, именно потому, что они исходятъ отъ писателя, одареннаго дѣйствительнымъ драматическимъ ген³емъ. Скорѣе можно допустить, что ораторъ въ состоян³и сочинить рѣчь, совершенно не предназначаемую для произнесен³я. Вѣдь драма есть не только д³алогъ, но и дѣйств³е, и по существу своему предполагаетъ нѣчто, происходящее передъ глазами собравшихся зрителей. Этимъ объясняются всѣ отличительныя особенности драмы, какъ литературнаго произведен³я. Языкъ ея долженъ служить пояснен³емъ дѣйств³я, вызывать извѣстныя эмоц³и и поддерживать вниман³е зрителей. Если авторъ не думаетъ объ этомъ во все время своей работы, если онъ пишетъ, не воображая себѣ присутств³я разнообразной и жадной на зрѣлища публики, то онъ можетъ, пожалуй, быть и великимъ поэтомъ, но, конечно, никогда но будетъ драматургомъ. Если лордъ Байронъ въ самомъ дѣлѣ не желаетъ придавать своимъ тщательно разработаннымъ сценамъ характера живой драмы, если онъ не ищетъ сценическихъ эффектовъ, если онъ не чувствуетъ какъ бы видимаго присутств³я созданныхъ имъ дѣйствующихъ лицъ, если, создавая сильный монологъ, онъ не представляетъ себѣ того, какъ этотъ монологъ можетъ быть произнесенъ Киномъ и как³я онъ вызоветъ рукоплескан³я,- то онъ можетъ быть увѣренъ, что ни его чувства, ни его поэтическое дарован³е совершенно непригодны для сцены. Но для чего же, въ такомъ случаѣ, избираетъ онъ форму трагед³и, отказываясь отъ того, что составляетъ ея истинную силу? Вѣдь поучительныя разсужден³я и краснорѣчивыя описан³я въ пьесѣ не вознаграждаютъ за недостатокъ драматическаго изобрѣтен³я и движен³я,- но говоря ужо о томъ, что настоящее чувство и настоящая поэз³я должны выражаться непосредственно, не принимая на себя обманчивой наружности дѣйствующихъ лицъ драмы. Что касается мнѣн³я лорда Байрона о томъ, будто "единства" въ настоящее время признаются закономъ въ литературахъ почти всего м³ра, то оно представляется не больше, какъ только капризомъ и противорѣч³емъ поэта самому себѣ. Вѣдь именно лордъ Байронъ - болѣе всякаго другого человѣка служитъ самъ себѣ закономъ, какъ "отъявленный вольнодумецъ"; и вотъ, теперь, утомившись этой ничѣмъ не сдерживаемой вольностью, онъ хочетъ наложить на себя эпитим³ю въ видѣ единствъ! Англ³йская драматическая поэз³я, какъ и вообще воображен³е, стоитъ выше единствъ. Единственное основан³е настаивать на ихъ соблюден³и заключается въ томъ, будто мы признаемъ сцену въ самомъ дѣлѣ тѣмъ мѣстомъ, на которомъ въ дѣйствительности происходитъ данное дѣйств³е; при такомъ услов³и мѣсто дѣйств³я, конечно, не можетъ мѣняться. Но, вѣдь, это предположен³е очевидно противорѣчитъ истинѣ и вашему собственному опыту" ("Edinb. Review").

   Тотъ же критикъ, разсуждая о "Сарданапалѣ", говоритъ:

   "Эта трагед³я, безъ всякаго сомнѣн³я,- произведен³е большой красоты и силы; и хотя ея героиня имѣетъ много общаго съ Медорами и Гюльнарами прежнихъ, недраматическихъ произведен³й Байрона, зато въ героѣ нельзя не видѣть совсѣмъ новаго характера. Правда, онъ обладаетъ тѣмъ же презрѣн³емъ къ войнѣ, къ славѣ, къ власти жрецовъ и къ обычной морали, какимъ отличаются и проч³е любимцы Байрона; но при этомъ у него вовсе нѣтъ мизантроп³и и очень мало гордости; вообще онъ представляется однимъ изъ самыхъ добродушныхъ, привлекательныхъ и симпатичныхъ сластолюбцевъ, какихъ мы когда-либо встрѣчали. Въ такомъ истолкован³и этого характера авторъ весьма благоразумно слѣдовалъ болѣе природѣ и фантаз³и, нежели истор³и. Его Сарданапалъ вовсе не изнѣженный, истасканный развратникъ, съ разстроенными нервами и притупленными чувствами рабъ лѣности и порочныхъ привычекъ; это пылк³й искатель наслажден³й, царственный эпикуреецъ, избалованный, упивающ³йся, пока можетъ, безграничнымъ сладостраст³емъ, но душа котораго уже до того привыкла къ удовольств³ямъ, до того насытилась всѣми наслажден³ями, что неожиданно нагрянувш³я горе и опасность не тревожатъ и но пугаютъ его; онъ идетъ съ пира на битву, словно на пляску, увлекаемый грац³ями, юностью, радостью и любовью. Онъ забавляется съ Беллоной, какъ женихъ съ невѣстой, ради удовольств³я и препровожден³я времени; къ его рукамъ одинаково идутъ и копье, и вѣеръ, и щитъ, и зеркало. Онъ наслаждается жизнью и торжествуетъ въ смерти; и душа его, какъ въ счаст³и, такъ и въ несчаст³и, смѣется надъ зломъ, потому что стоитъ выше его".

   "Сарданапалъ лорда Байрона (говоритъ епископъ Гиберъ) близко подходить къ тому представлен³ю, какое мы составили себѣ о Сарданапалѣ историческомъ. Молод