>
Так мрачные ее сверкают очи;
Рыдает мать, зачем она в живых;
Отец клянет позор власов седых...
10
Но ужин ждет - похлебка, дичь готовы,
Принесены творог и молоко,
Обычный дар любимой их коровы,
Да и сама она недалеко,
Пришла с двора - и голову с рогами
Просунула тихонько меж досками,
И сена клок заботливо жует.
Хозяйка-мать то сядет, то уйдет,
О юноше хлопочет прихотливо,
И сочный сыр пред ним уже стоит,
И пенится некупленное пиво;
Он хвалит всё, за всё благодарит,
Узнав о том с подробностью большою,
Как делан сыр хозяйкою самою
И что ему тогда лишь минет год,
Как желтый лен в полях цвести начнет.
11
Довольны все. От добрых слов вкуснее,
Уже дошел их ужин до конца,
И старец встал; кругом огня теснее
Садятся все, но тише и важнее,
И Библия покойного отца,
Бесценное наследство родовое,
Положена пред старцем на столе;
Он обнажил чело полвековое,
И волосы, рядами на челе
Приглажены к вискам его, белели;
И те стихи заметил он в псалмах,
Которые хотел, чтоб дети пели;
Потом сказал с слезами на очах:
"Помолимся подателю всех благ!"
12
Они поют. Сердечные, простые,
В один напев слилися голоса;
И звуки те шотландских гор родные,
И вера их несет на небеса.
В святую брань так мученики пели,
И, может быть, стремясь к высокой цели,
Наш Джон Граам и смелый лорд Эльджин
Слыхали их в рядах своих дружин,
Когда сердца огнем небес горели,
Когда, в руках молитвенник и меч,
Их рать неслась грозой народных сеч
И пряталась под бронею верига.
Но снова вдруг возникла тишина;
У всех душа святынею полна -
Разогнута божественная книга.
13
Отец семьи, душой священник сам,
Читает в ней паденье человека,
Как богу был угоден Авраам,
Как Моисей гнал племя Амалека,
Иль страх и плач державного певца
Под грозною десницею творца,
Иль Иова и жалобы, и муки,
Иль дивных арф пророческие звуки,
Когда Исай, восторгами крушим,
Пылал и пел, как тайный серафим.
14
Иль чтенье то Евангелья святое,
Как божий сын снисшел и жил меж нас,
За грешных кровь безгрешного лилась,
На небесах он имя нес второе,
А на земле ему и места нет
Главы склонить. Иль как его завет
Меж градов, сел, народов отдаленных,
Везде проник в посланьях вдохновенных,
Как, заточен, возлюбленный Христом
В Патмосе жил, и ангела с мечом
Он в солнце зрел, внимая от Сиона
И гнев, и суд на гибель Вавилона,
15
Супруг, отец, угодник пред тобой,
Небесный царь, колено преклоняет,
И к небесам торжественно стрелой
С надеждою молитва возлетает:
"Да вместе их творец благословит,
Да в жизни той опять соединит;
И там, в лучах бессмертного сиянья,
Не будет где ни слез, ни воздыханья,
Друг другу мы час от часу милей,
Мы станем петь хвалу любви твоей,
А время течь своей стезею вечной
Кругом миров под властью бесконечной!"
16
Стремленье дум покорных и святых,
Сей набожный восторг людей простых-
Его не тмят обряд и блеск служенья,
Ни тонкий вкус пленительного пенья:
Кто зрит сердца, тот в благости своей
Равно царю и нищему внимает,
Под бедный кров от пышных алтарей
Он в хижину к молящим низлетает,
И благодать по вере им дана,
И вписаны на небе имена.
17
Час тихий сна меж тем уж приближался
И все идут на сладостный покой;
Простясь, вздохнул счастливец молодой;
Отец один с хозяйкою остался,
И долго он еще наедине
Молил творца в умильной тишине,
Чтоб тот, кто птиц и греет и питает,
Кто в нежный блеск лилею одевает,
Чтоб он, господь, во всем с семьей его
Всегда творил свою святую волю,
Как хочет сам, благословил их долю;
Лишь он просить дерзает одного,
Чтоб все они закон его хранили,
Всевышнего боялись и любили.
18
Так сельский бард своих родных полей
Оставил нам семейное преданье.
Цари творят богатых и князей, -
Муж праведный есть лучшее созданье
Творца миров; и память старины,
Любовь семейств, отцовские уставы,
Блаженство, честь той дикой стороны
Еще хранят в ней доблестные нравы.
О, как певцу Шотландия мила!
Как молит он, чтоб родина цвела,
Да благодать небес над нею льется,
Сынов ее парок да не коснется,
Да в их груди течет Валлиса кровь,
И дух его, и к родине любовь
Пылают в них, и ангелом незримым
Да веет он над островом любимым!..
19
А я к тебе, к тебе взываю я,
Святая Русь, о наша мать-земля!
Цвети, цвети, страна моя родная!
Меж царств земных, как пальма молодая,
Цвети во всем, и в доле золотой
Счастлива будь, и счастье лей рекой!
Страна сердец, и дум, и дел высоких!
О, как гремят везде в краях далеких
Твоих дружин и флотов чудеса
И русских дев стыдливая краса!
Верна царям и верою хранима,
Врагу страшна, сама неустрашима,
Да будут честь и нравов простота
И совести народной чистота
Всегда твоей и славой, и отрадой,
И огненной кругом тебя оградой,
И пред тобой исчезнет тень веков
При звуке струн восторженных певцов!
<1829>
К ПОЛЕВОЙ МАРГАРИТКЕ,
КОТОРУЮ РОБЕРТ БОРНС, ОБРАБОТЫВАЯ СВОЕ ПОЛЕ,
НЕЧАЯННО СРЕЗАЛ ЖЕЛЕЗОМ СОХИ
В АПРЕЛЕ 1786 г.
Цветок пунцовый, полевой!
Ты, бедный, встретился со мной
Не в добрый час: тебя в красе
Подрезал я.
Жемчуг долин, не можно мне
Спасти тебя!
Не пестрый, резвый мотылек
Теперь твой нежный стебелек
На дерн, увлаженный росой,
Порхая, гнет;
К тебе румяною зарей
Он не прильнет.
В холодном поле ветр шумел,
И дождик лил, и гром гремел;
Но туча мрачная прошла,
Меж тем в глуши
Ты нежно, тихо расцвела,
Цветок любви.
Сады дают цветам своим
Приют и тень - и любо им;
Но сироту, красу полян,
Кто сбережет?
От зноя туча, иль курган
От непогод?
Из-под травы едва видна,
Цвела ты, прелести полна,
И солнца луч с тобой играл;
Но тайный рок
Железо острое наслал -
Погиб цветок...
Таков удел, Мальвина, твой,
Когда невинною душой
Ты ловишь нежные мечты;
Любовь страшна:
Как мой цветок, увянешь ты
В тоске, одна.
Певцу удел такой же дан:
Бушует жизни океан,
Не видно звезд, а он плывет,
Надежда мчит;
Он прост душой, он счастья ждет...
Челнок разбит.
И добрый, злыми утеснен,
Тому ж уделу обречен:
Никто ничем не упрекнет,
А жил в слезах;
Приюта нет; он отдохнет...
На небесах!
И я горюю о цветке;
А может быть, невдалеке
Мой черный день; и как узнать,
Что Бог велел?
Не о себе ли горевать
И мой удел?..
<1829>
К ТЕНИ ДЕСДЕМОНЫ
Hast thou prayed... {*}
{* Молилась ли ты... (англ.). - Ред.}
Десдемона, Десдемона!
Далека тревог земли,
К нам из тучи с небосклона
Ты дрожишь звездой любви.
Ты красу свою и младость
Обрекла мечте святой;
Но тебе мелькнула радость
Под могильной пеленой.
Кто небесным лишь дышала,
Та цвести здесь не могла;
В бурях неги ты искала, -
Розу молния сожгла.
И мольбе твоей и стону
Африканец не внимал;
В страсти буйной Десдемону
Он для сердца оберегал.
И любовник безнадежный,
Звездный мир страша собой,
Всё кометою мятежной
Он стремится за тобой.
<1829>
ИЗ БАЙРОНОВА "ДОН-ЖУАНА"
Вольное подражание
О, любо нам, как месяц полный
Адриатические волны
Подернет зыбким серебром,
И как пловец, звуча веслом,
Стремит гондолы бег урочный
И мчит волна напев полночный!
И любо нам, как ветерок
С листка порхает на листок,
И сумрак тень свою наводит,
Звезда вечерняя восходит
Иль радуга в красе цветной,
На лоно опершись морское,
Огнистой, нежной полосой
Обхватит небо голубое!
И любо мне, спеша домой,
Как ненаемный сторож мой,
Собака добрая залает, -
И знать о том, как любо мне,
Что кто-то есть, кто в тишине
Меня любовно ожидает,
И видеть, как войду я к ней,
Что взор ее при мне светлей!
И как под шум струи ленивой
Мне любо тихо вдаться сну,
И любо ласточкой игривой
Быть на заре пробуждену;
И любо слышать пчел жужжанье,
И песни дев, и струн певцов
Любимый звон, и лепетанье
Детей, и прелесть первых слов!
<1829>
ЯВЛЕНИЕ ФРАНЧЕСКИ
(Из "Осады Коринфа" лорда Байрона)
П. И. Полетике
Он у столба на камень сел, -
И вдаль задумчиво глядел;
На сердце налегла тоска,
К лицу прижалася рука;
Склонил он голову на грудь,
Дрожал, кипел, не мог дохнуть, -
И пальцы беглые его
Невольно бились о чело;
Так по клавиру мы порой
Бежим проворною рукой,
Чтоб тем его одушевить
И в струнах звучность пробудить,
И в мрачной он сидел тоске.
Вдруг - стон в полночном ветерке.
Но ветерком ли занесен
Меж камней тихий, нежный стон?
Он голову поднял, на море глядит;
Но сонные волны ничто не струит,
Ничто не колышет прибрежной травой,
И звук тихо веял не ветер ночной.
Кусты цитерона едали перед ним,
Знамена и флаги, их вид недвижим,
И ветер не тронул ланиты его,
А звук тихо веял; какой? от чего? -
И он обернулся, он взор свой стремит:
Краса молодая на камне сидит.
Вздрогнул, вскочил он, страх сильней,
Чем если б вдруг предстал злодей:
"О боже! как! во тме ночей...
Что это? кто? какой судьбой
Ты здесь в тревоге боевой?"
Перекреститься ищет сил;
Но он святыне изменил, -
Рука дрожит... хотел бы он...
Но втайне совестью смущен.
Узнал он, кто пред ним была,
Кто так прекрасна, так мила.
"Франческа! Ты ли?" Ах! она
Его невестой быть должна.
Те ж розы на щеках у ней,
Но блеск румяный стал темней,
&nbs