Козлов Иван Иванович - Полное собрание стихотворений, Страница 12 - Книги

знаем,

Вдруг откуда грянул гром;

Лишь томимся и страдаем;

Мрак и ужасы кругом:

Призрак страшный, неотступный

Образует в думе смутной

Холод дружбы, сон любви,

Ту, с кем радость погребли,

Всё, о чем мы тосковали,

Что любили, потеряли,

Чем был красен божий свет,

Всё, чего для нас уж нет.

<1828>

КРЫМСКИЕ СОНЕТЫ АДАМА МИЦКЕВИЧА

Переводы и подражания

Посвящено Мицкевичу от переводчика

АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ

В пространстве я плыву сухого океана;

Ныряя в зелени, тону в ее волнах;

Среди шумящих нив я зыблюся в цветах,

Минуя бережно багровый куст бурьяна.

Уж сумрак. Нет нигде тропинки, ни кургана;

Ищу моей ладье вожатую в звездах;

Вот облако блестит; заря на небесах...

О нет! - То светлый Днестр, - то лампа Аккермана.

Как тихо! постоим; далеко слышу я,

Как вьются журавли, в них сокол не вглядится;

Мне слышно - мотылек на травке шевелится,

И грудью скользкою в цветах ползет змея.

Жду голоса с Литвы - туда мой слух проникнет...

Но едем, - тихо всё - никто меня не кликнет.

МОРСКАЯ ТИШЬ

НА ВЫСОТЕ ТАРКАНКУТА

Ласкаясь, ветерок меж лент над ставкой веет,

Пучина влажная играет и светлеет,

И волны тихие вздымаются порой,

Как перси нежные невесты молодой,

Которая во сне о радости мечтает,

Проснется - и опять, вздохнувши, засыпает.

На мачтах паруса висят, опущены,

Как бранная хоругвь, когда уж нет войны,

И, будто на цепях, корабль не шевелится;

Матрос покоится, а путник веселится.

О море! в глубине твоих спокойных вод,

Меж твари дышащей, страшилище живет;

Таясь на мрачном дне, оно под бурю дремлет,

Но грозно рамена из волн в тиши подъемлет.

О мысль! и у тебя в туманной глубине

Есть гидра тайная живых воспоминаний;

Она не в мятеже страстей или страданий, -

Но жало острое вонзает - в тишине.

ПЛАВАНИЕ

Сильнее шум - и волны всколыхались,

Морские чуда разыгрались,

Матрос по лестнице бежит,

Взбежал: "Скорей! готовьтесь, дети!"

И как паук повис меж сети,

Простерся - смотрит, сторожит.

Вдруг: "Ветер! ветер!" - закачался

Корабль и с удила сорвался;

Он, ринув, бездну возмутил,

И выю взнес, отвага полный,

Под крылья ветер захватил,

Летит под небом, топчет волны,

И пену размешал кругом,

И облака рассек челом.

Полетом мачты дух несется;

Воскликнул я на крик пловцов.

Мое воображенье вьется,

Как пряди зыбких парусов,

И на корабль я упадаю,

Моею грудью напираю;

Мне мнится, будто кораблю

Я грудью хода придаю,

И, руки вытянув невольно,

Я с ним лечу по глубине;

Легко, отрадно, любо мне;

Узнал, как птицей быть привольно.

БУРЯ

Корма запрещала, летят паруса,

Встревоженной хляби звучат голоса,

И солнце затмилось над бездной морокою

С последней надеждой, кровавой зарею.

Громада, бунтуя, ревет и кипит,

И волны бушуют, и ветер шумит,

И стон раздается зловещих насосов,

И вырвались верьви из рук у матросов.

Торжественно буря завыла; дымясь,

Из бездны кипучей гора поднялась,

И ангел-губитель по ярусам пены

В корабль уже входит, как ратник на стены.

Кто, силы утратив, без чувства падет;

Кто, руки ломая, свой жребий клянет;

Иной, полумертвый, о друге тоскует,

Другой молит бога, да гибель минует.

Младой иноземец безмолвно сидит,

И мнит он: "Тот счастлив, кто мертвым лежит;

И тот, кто умеет усердно молиться,

И тот, у кого еще есть с кем проститься".

ВИД ГОР

ИЗ СТЕПЕЙ КОЗЛОВСКИХ

Пилигрим и Мирза

Пилигрим

Кто поднял волны ледяные

И кто из мерзлых облаков

Престолы отлил вековые

Для роя светлого духов?

Уж не обломки ли вселенной

Воздвигнуты стеной нетленной,

Чтоб караван ночных светил

С востока к нам не проходил?

Что за луна! взгляни, громада

Пылает, как пожар Царь-града!

Иль для миров, во тме ночной

Плывущих по морю природы,

Сам Алла мощною рукой

Так озарил небесны своды?

Мирза

Не вьется где орел, я там стремил мой бег,

Где царствует зима, свершил я путь далекий;

Там пьют в ее гнезде и реки и потоки;

Когда я там дышал - из уст клубился снег;

Там нет уж облаков, и хлад сковал метели;

Я видел спящий гром в туманной колыбели,

И над чалмой моей горела в небесах

Одна уже звезда, - и был то...

Пилигрим

Чатырдах! {*}

{* Вершина Чатырдага, по закате солнца, от отраженных лучей, кажется несколько времени в пламени.}

БАХЧИСАРАЙСКИЙ ДВОРЕЦ

В степи стоит уныл Гирея царский дом;

Там, где толпа пашей стремилась

С порогов пыль стирать челом,

Где гордость нежилась и где любовь таилась,

На тех софах змея сверкает чешуей,

И скачет саранча по храмине пустой.

И плющ, меж стекол разноцветных,

Уж вьется на столбах заветных,

Прокравшись в узкое окно;

Уже он именем природы

К себе присвоил мрачны своды;

Могучей право отдано;

И тайной на стене рукою,

Как Валтазаровой порою,

_Развалина_ начерчено.

Гарема вот фонтан. Еще бежит поныне

Из чаши мраморной струя жемчужных слез

И ропщет, томная, в пустыне;

Но слава, власть, любовь! - Ток времени унес

Мечтавших здесь гордиться вечно;

Он их унес скорей и влаги скоротечной.

БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ

Молитва отошла, _джамид_ {1} уже пустеет,

Утих _изана_ {2} звук в безмолвии ночном,

Даль тмится, и заря вечерняя краснеет

Рубиновым лицом.

Сребристый царь ночей к наложнице прелестной

В эфирной тишине спешит на сладкий сон,

И вечною красой блестит гарем небесный,

Звездами освещен.

Меж ними облако одно, как лебедь сонный,

На тихом озере плывет во тме ночной;

Белеет грудь его на синеве бездонной,

В краях отлив златой.

Здесь дремлет минарет под тенью кипариса;

А там гранитных скал хребты омрачены:

Там непреклонные в диване у _Эвлиса_ {3}

Чернеют сатаны.

Под мраком иногда вдруг молния родится,

И чрез туманный овод лазуревых небес

Она из края в край, внезапная, промчится

Как быстролёт Фарес. {4}

1 Джамид - мечеть.

2 Изан - молитва, которую поют муезины на минаретах..

3 Эвлис - Люцифер.

4 Фарес - славный бедуинский наездник.

ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ

В стране прекрасных дней, меж пышными садами,

О роза нежная! тебя давно уж нет!

Минуты прежние! златыми мотыльками

Умчались; память их точила юный цвет.

Что ж Север так горит над Польшею любимой?

Зачем небесный свод так блещет там в звездах?

Иль взор твой пламенный, стремясь к стране родимой,

Огнистую стезю прожег на небесах?

О полька! я умру, как ты, - один, унылый;

Да бросит горсть земли мне милая рука!

В беседах над твоей приманчивой могилой

Меня пробудит звук родного языка.

И вещий будет петь красу твою младую,

И как ты отцвела в далекой стороне;

Увидит близ твоей могилу здесь чужую,

И в песни, может быть, помянет обо мне!

МОГИЛЫ ГАРЕМА

Мирза

Вы, недозрелыми кистьми

Из виноградника любви

На стол пророка обреченные,

Востока перлы драгоценные;

Давно ваш блеск покрыла мгла;

Гробница, раковина вечности,

От неги сладкой, от беспечности

Из моря счастья вас взяла.

Они под завесой забвения

Лишь над могильным их холмом,

Один в тиши уединения,

Дружины теней бунчуком,

Белеет столп с чалмою грустною,

И начертал рукой искусною

На нем гяур их имена,

Но уж надпись чуть видна.

О вы, эдема розы нежные!

Близ непорочных струй, в тени,

Застенчивые, безмятежные,

Увяли рано ваши дни!

Теперь же взорами чужими

Гробниц нарушился покой;

Но ты простишь, пророк святой!

Здесь плакал он один над ними.

БАЙДАРЫ

По воле я пустил коня -

Скачу, - леса, долины, горы,

То вдруг, то розно встретя взоры,

Мелькают, гибнут вкруг меня

Быстрее волн; и меж видений

Я вне себя гоню, скачу:

Упиться вихрями явлений

И обезуметь я хочу.

Когда же конь мой пененный

Уже нейдет и саван свой

На мир усталый, омраченный

Накинет ночь, -глаз томный мой

Разгорячен, еще трепещет,

В нем призрак скал, лесов, долин,

Как в зеркале разбитом, блещет.

Земля уснула, я один

Не сплю и к морю прибегаю;

Стремится черный вздутый вал;

Склонив чело, пред ним я пал,

К нему я руки простираю,

И треснул вал над головой;

Теперь хаос владеет мной,

Я жду, чтоб, погружась в забвенье,

Как над пучиною ладья,

Так бы, кружась, и мысль моя

Могла исчезнуть на мгновенье.

АЛУШТА ДНЕМ

Гора отрясает мрак ночи ленивый;

И ранним намазом волнуются нивы;

И злато струями везде разлилось;

Лес темный склоняет густые вершины,

Как с четок калифов, гранаты, рубины

Он сыплет с кудрявых зеленых волос.

В цветах вся поляна; над ней мотыльками

Летучими воздух пестреет цветками;

Так радуги ясной сияет коса,

Алмазным наметом одев небеса;

Лишь взор опечален вдали саранчою,

Крылатый свой саван влекущей с собою.

Под диким утесом шумя в берегах,

Сердитое море кипит, напирает,

И в пене, как будто у тигра s очах,

Дневное светило пред бурей играет,

А в лоне лазурном далеких зыбей

Купаются флоты и рать лебедей.

АЛУШТА НОЧЬЮ

Свежеет ветерок, сменила зной прохлада,

На темный Чатырдаг падет миров лампада -

Разбилась, пурпур льет и гаснет. Черной мглой

Одеты гор хребты, в долине мрак глухой.

И путник слушает, блуждая, изумленный:

Сквозь сон журчит ручей меж томных берегов,

И веет аромат; от слуха утаенный,

Он сердцу говорят в мелодии цветов.

Невольно клонит сон под сенью тихой ночи...

Вдруг будит новый блеск: едва сомкнулись очи

Потоки золота льет светлый метеор

На дол, на небеса, на ряд высоких гор.

Ты с одалискою Востока,

О ночь восточная! сходна:

Лаская нежно, и она

Лишь усыпит, но искрой ока

Огонь любви опять зажжен,

Опять бежит спокойный сон.

ЧАТЫРДАГ

Как музульманин, устрашенный

Твоей твердыни возвышенной,

Подошву днесь целую я.

Ты мачта Крыма-корабля,

Ты вечный минарет вселенной,

О наш великий Чатырдаг!

Ты над горами падишах. {*}

{* Падишах - титул турецкого султана.}

От дальних скал за облаками

Ты под небесными вратами,

Как страж эдема Гавриил,

Сидишь себе между светил,

Ногами попираешь тучи;

Твой плащ широкий - лес дремучий;

Из облак выткана чалма

И шита молнии струями.

Прольет ли солнце зной над нами

Иль осенит внезапна тма,

И жатву саранча, а домы

Гиаур жжет, - ты невредим

Стоишь, недвижимо глухим;

Но землю, и людей, и громы

Ты подостлать себе возмог;

Стоишь, как драгоман созданья,

И лишь тому даешь вниманья,

Что говорит творенью бог.

ПИЛИГРИМ

Роскошные поля кругом меня лежат;

Играет надо мной луч радостной денницы;

Любовью дышат здесь пленительные лицы;

Но думы далеко к минувшему летят.

Напевом милым мне дубравы там шумят,

Байдары соловей, сальгирские девицы,

Огнистый ананас и яхонт шелковицы -

Твоих зеленых тундр, Литва, не заменят.

В краю прелестном я брожу с душой унылой: