p;
Остался он один.
Увы, надежды нет, и стрелы роковые
Бедой отравлены, всё рушат и мертвят;
Одни лишь небеса, как прежде голубые,
Над гибнущим блестят.
И начал сохнуть дуб; но, к долу не склоненный,
Он, ветви вознося, казал их облакам,
Как будто бы своей вершиной опаленной
Стремился к небесам.
<1836>
ЖНЕЦЫ
Однажды вечерел прекрасный летний день,
Дышала негою зеленых рощей тень.
Я там бродил один, где синими волнами
От Кунцевских холмов, струяся под Филями,
Шумит Москва-река; и дух пленялся мой
Занятья сельского священной простотой,
Богатой жатвою в душистом тихом поле
И песнями жнецов, счастливых в бедной доле.
Их острые серпы меж нив везде блестят,
Колосья желтые под ними вкруг лежат,
И, собраны жнецов женами молодыми,
Они уж связаны снопами золотыми;
И труд полезный всем, далекий от тревог,
Улыбкою отца благословляет бог.
Уж солнце гаснуло, багровый блеск бросая;
На жниве кончилась работа полевая,
Радушные жнецы идут уже домой.
Один, во цвете лет, стоял передо мной.
Его жена мой взор красою удивляла;
С младенцем радостным счастливая играла
И в кудри темные вплетала васильки,
Колосья желтые и алые цветки.
А жнец на них смотрел, и вид его веселый
Являл, что жар любви живит удел тяжелый;
В отрадный свой приют уже обирался он...
С кладбища сельского летит вечерний звон, -
И к тихим небесам взор пылкий устремился:
Отец и муж, душой за милых он молился,
Колена преклонив. Дум набожных полна,
Младенца ясного взяла его жена,
Ручонки на груди крестом ему сложила,
И, мнилось, благодать их свыше осенила.
Но дремлет всё кругом; серебряный туман
Таинственной луной рассыпан по снопам,
Горит небесный свод нетленными звездами, -
Час тайный на полях, час тайный над волнами.
И я под ивою сидел обворожен,
И думал: в жатве той я видел райский сон.
И много с той поры, лет много миновало,
Затмилась жизнь моя, - но чувство не увяло.
Томленьем сокрушен, в суровой тме ночей,
То поле, те жнецы - всегда в душе моей;
И я, лишенный ног, и я, покинут зреньем, -
Я сердцем к ним стремлюсь, лечу воображеньем,
Моленье слышу их, - и сельская чета
Раздумья моего любимая мечта.
<1836>
ВЫБОР
Фантазия
Кн. П. Г. Гагарину
У девы милой и прелестной,
Невинной радости ясней,
Морей восточных перл чудесный
Блестит один среди кудрей;
Всех роз свежее, роза нежно
Припала к груди белоснежной;
И, чистою пленен красой,
Вблизи, с улыбкой неземной,
Чело увенчано звездами, -
Хранитель ангел предстоял
И тихо белыми крылами
Младую деву осенял.
"Когда с непостижимой силой, -
Мне молвила она, - о милый!
Ты мог бы сделаться другим
Восточным перлом, розой алой
Иль светлым ангелом моим;
Но, полон всё любви бывалой,
В чьем виде, избранном тобой,
Явился б ты передо мной?"
- "Я был бы ангел твой хранитель!
Но, может быть, небесный житель
За негу чувств, за нрав живой
С тобою ссорится порой, -
То пусть я розою душистой,
Пока цветку не увядать;
Потом хочу как перл огнистый
На девственном челе сиять.
О, будь лишь мне дано судьбою
Всё быть твоим, всё быть с тобою!"
Но вдруг той нет, с кем сердцем жил, -
Красу и счастье гроб схватил.
Мой дух крушим, убит мученьем,
Безумье мрачное зажглось,
Затмились думы искушеньем:
Увы, что с ней теперь сбылось?..
И слезы с пламенной мольбою
Я лил денной, ночной порою.
И раз, едва алел восток,
Явился белый голубок;
За ним от радужного мира
Летит ко мне струя эфира, -
И сердцу весть была дана,
Что выше звезд уже она.
О ты, страдающих спаситель,
Возьми меня, возьми скорей!
Подруги радостной моей
Да буду ангел я хранитель!
Святи любовь младых сердец
В любви твоей, любви творец!
<1836>
ПОЭТ И БУРЯ
(Из поэмы "Jocelyn" {*} Ламартина)
{* "Жослен" (франц.). - Ред.}
О дивный Оссиан! мечтая о туманах,
Об Инисторовых таинственных курганах,
И песнь твоя в душе, и с арфою в руках
Когда зимой бродил в дремучих я лесах,
Где буря и метель, бушуя, слух страшили
И, словно мертвецы, в поляне темной выли;
Где, волосы мои вздымая, вихрь шумел,
Над бездной водопад от ужаса ревел
И, сверженный с небес над длинными скалами,
Бил пеной мне чело и вопль бросал струями;
Где сосны, сыпля снег, дрожали, как тростник,
И ворон подымал над их снегами крик,
И мерзлый где туман с утеса веял мглою,
И, как Морвена сын, я был одет грозою, -
Там, если молния разрежет вдруг туман
Иль солнце мне блеснет украдкой меж полян
И влажный луч его, в усильях исчезая,
Откроет ужас мне, пространство озаряя, -
То, им оживлена, и дикостью степной,
И свежим воздухом, и святостью ночной,
И сокрушенных сосн глухим под бурю треском,
И на главе моей мороза снежным блеском, -
Органа звонкого душа была звучней.
И было всё восторг и упоенье в ней;
И сердце, сжатое в груди для чувства тесной,
Дрожало вновь, и слез источник был небесный.
И робко слушал я, и руки простирал,
И, как безумный, я бор темный пробегал,
Мечтая вне себя, во тме грозы летучей,
Что сам Иегова несется в бурной туче,
Что слышу глас его в тревоге громовой,
Который мчит в хаос грозы протяжный вой.
Я облит радостью, любовью пламенею
И, чтоб природу знать, живой сливаюсь с нею;
Я душу новую, я чувств хочу других
Для новой прелести восторгов неземных!
<1836>
ЭРМИНИЯ НА БЕРЕГАХ ИОРДАНА
(Из "Освобожденного Иерусалима")
... Эрминия под тень густую
В дремучий бор стремилась на коне;
Он мчал ее едва полуживую,
Уж править им нет сил в ее руке:
То в сторону, то вдруг опять в другую
Метался с ней он в мрачной тишине.
И наконец из глаз она сокрылась,
И тщетная погоня прекратилась.
Как, травлею измучась, стая псов
Идет назад, смутна и задыхаясь,
Тогда как зверь с поляны и лугов
Сокрылся вдруг, в дубраву удаляясь, -
Так ехали обратно меж шатров
И витязи, стыдом своим смущаясь.
Но гонится ль погоня ей вослед, -
У трепетной взглянуть отваги нет.
Она всю ночь, она весь день скакала,
Теряяся одна в глуши лесной,
И только то, как плакала, стенала,
Там слышала и зрела в тме ночной;
Но в час, когда заря уже мерцала
И солнца луч тонул в глуби морской,
Сошла с коня на отдых меж кустами,
Где Иордан в красе блестит волнами.
В смущеньи дум ей пища не нужна, -
Лишь слезы лить несчастная желает;
Но сладкий сон, которому дана
Над горем власть, - кто смертных услаждает
Забвеньем бед, как грудь ни стеснена,
Уже крыла над нею простирает;
Но и во сне любовь своей мечтой
Тревожит сон страдалицы младой.
Пробуждена была она зарею,
Как пташки петь уж стали на древах,
Кусты шуметь над светлою рекою,
А ветерок резвиться на цветах;
Проснулася - и томный взор с тоскою
Бродил кругом на сельских шалашах,
И голоса сквозь зелень к ней несутся
С журчаньем волн, - и снова слезы льются.
Но их поток внезапный звук рожка
Остановил: пастушескому пенью
Подобное летит издалека.
Вот, следуя невольному влеченью,
Она идет, задумчива, робка,
И старца зрит близ стада, он под тенью
Заботится вязанием сетей,
И слушает он пенье трех детей.
Увидя вдруг доспехи боевые,
Они бегут к их диким шалашам;
Но нежный взор и кудри золотые
Прекрасная являет их очам
И молвила: "О вы, сердца простые!
Ваш труд и вы приятны небесам;
Да не прервет в полях мое явленье
Их тишины, ни сладостного пенья".
<1836>
ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ
(Из Байрона)
Когда в нетленном мире том,
Который блещет нам звездами,
Сердца горят любви огнем
И взор не сокрушен слезами, -
Тогда - сфер тайных край святой! -
Нам в радость жизни скоротечность;
Утратить сладко мрак земной
И страх: в твоем сияньи - вечность!
И будет так! Робеем мы
Не за себя перед могилой,
Стремясь над бездной грозной тмы
Еще к бытью с истлевшей силой.
О, там - пребудем в вере той -
Уже сердцам не разлучаться
И, где бессмертья ток живой,
Душе с душою наслаждаться.
<1836>
КАСАТКА
(Из "Марко Висконти")
Касатка из земли чужой!
Что ты, румяною зарею
Взлетая здесь на терем мой,
Что в пеане, полною тоскою,
Томясь в далекой стороне, -
Что ты поешь, касатка, мне?
В разлуке с тем, кто мил тебе,
Одна, залетною, забвенной,
Ты плачешь о моей судьбе,
Сама сироткой сокрушенной;
Тоскуй со мной наедине,
Тужи, касатка, обо мне!
Но ты в уделе роковом
Меня счастливей, - ты летаешь
Вдоль озера и над холмом
И воздух воплем наполняешь;
Ты песнями зовешь его,
Касатка, - друга своего!
О, если б мне!.. но для меня
Преградой свод, угрюмый, тесный,
Где не блеснет сиянье дня,
Не оживит эфир небесный!
Едва твой голос в тишине,
Моя касатка, слышен мне!
Уж дни метелям преданы,
И ты меня покинешь вскоре,
Увидишь дальние страны, -
И горы новые, и море
Поздравишь песнию живой,
Касатка, друг залетный мой!
А я... я с каждою зарей
На токи слез открою очи,
Мечтая слышать голос твой
И в снежном дне и о мраке ночи, -
Что в песнях ты на вышине,
Касатка, плачешь обо мне!
Весной найдешь ты дерн с крестом
В пределах мне родного края;
Касатка! под вечер на нем,
Воздушный путь остановляя,
Скажи мне песнию святой,
Скажи, касатка: "Мир с тобой!"
<1836>
СИЯНА
Сияна! есть одна лишь радость, -
И радость та в любви одной;
Она печальной жизни сладость,
Хотя крушит сердец покой;
Она лелеет нашу младость
Надежды светлою мечтой.
Как солнце яркими лучами,
Так ты блестишь красой своей,
Но чувства жар был небесами
В отраду дан судьбе моей;
Ты рождена играть сердцами,
А я любить. - Мой дар святей!
Гордяся тишиной беспечной,
Младая жизнь твоя бледна,
Моя - тревогою сердечной
Бывает часто смущена;
Но вслед за бурей скоротечной
Душа надеждою ясна.
Без чувства ты бросаешь взоры
На милый край страны родной,
А я в нем вижу рощи, горы,
Где жду, встречаюся с тобой;
Стеснив в груди моей укоры, -
Мне сладко жить, где ты со мной.
В тени, вечернею порою,
Ты любишь трели соловья;
Пленяет песнь его тоскою,
То песнь любви - она моя.
Но как холодною душою
Найти в ней то, что слышу я?
На пляску ль хоровод сберется -
Смеешься ты, и взор твой жив,
И дух забавам предается;
Но, в чувство игры обратив,
Я подле той, кем сердце бьется!
Ты весела - а я счастлив!
И ночь моя полна Сияной;
Мой сон мечтами осеня,
Заря чуть блещет над поляной, -
Любовь к тебе манит меня.
Но ты скажи: в заре румяной