(Сочинен³е женщины, которая никогда не бывала въ меланхол³и.)
Я была высока ростомъ, имѣла свѣтлые волосы, блѣдное лице, голубые глаза и наружность спокойную; меня увѣряли, въ то время, когда начали увѣрять во многомъ, что я имѣю видъ меланхолическ³й. Дѣвушка пятнадцати лѣтъ думаетъ весьма много о томъ, что ей говорятъ, и никогда не воображаетъ, чтобы могли съ нею говорить не подумавши. Я начала уважать меланхол³ю именно потому, что она замѣчена была во мнѣ другими, радовалась, что имѣла въ себѣ такое необыкновенное достоинство, наконецъ старалась пр³обрѣсть яснѣйшую идею о меланхол³и, чтобы при случаѣ, когда начнутъ восхищаться моимъ меланхолическимъ видомъ, имѣть нѣкоторое понят³е о той пр³ятности, которой цѣлый свѣтъ во мнѣ удивлялся.
Это случилось со мною въ началѣ зимы: открылись балы, и я забыла на время о меланхол³и. Делиль говоритъ правду: меланхол³я не любитъ ни шума, ни собран³й блестящихъ, по крайней мѣрѣ, я въ этомъ увѣрена по собственному опыту. При первомъ контредансѣ исчезалъ во мнѣ тотъ милый меланхолическ³й видъ, которымъ плѣняла я другихъ; и въ промежуткахъ танцовъ, въ минуту принужденнаго отдыха, когда я должна была сидѣть на софъ, потому что никому не приходило въ голову со мною танцовать, на лицѣ моемъ написаны были, вмѣсто меланхол³и, скука, нетерпѣн³е, безпокойство. Скажу откровенно, что въ большомъ свѣтѣ всѣ чувства, будучи слишкомъ быстры, и слѣдуя одно за другимъ чрезвычайно поспѣшно, противны меланхол³и, требующей простора, времени, приготовлен³я; кто хочетъ имѣть ее, тотъ, можно сказать, долженъ къ ней расположить себя такъ точно, какъ бы онъ располагался спать: по крайней мѣрѣ положен³е меланхолика не должно быть ни слишкомъ видное, ни слишкомъ пр³ятное, ни слишкомъ непр³ятное и менѣе всего безпокойное: всякое волнен³е уничтожаетъ ее; и я увѣрена, что въ почтовой коляскѣ также не легко погрузиться въ меланхол³ю, какъ и заснуть покойнымъ сномъ,
Въ концѣ Декабря поѣхала я въ деревню съ моимъ отцемъ, который по дѣламъ своимъ принужденъ былъ оставить Парижъ: не подумайте, чтобы я нашла меланхол³ю въ древнемъ; почти развалившемся замкѣ, почтенной обители моихъ предковъ - я нашла въ немъ одну ужасную скуку. И было ли мнѣ время подумать о меланхол³и! я сожалѣла, печалилась, желала, мучилась безпокойствомъ. Въ пасмурный день ожидала свѣтлаго; въ холодный зябла; въ бурный и вѣтреный, когда Готическ³я окна нашего замка ужасно стучали, боялась; зябнуть, бояться не иное что, какъ просто зябнуть и бояться - то ли называется быть въ меланхол³и; которой дѣйств³я никогда не могутъ быть выражены словами? По крайней мѣрѣ, горести, которыя можно назвать по имени, и впечатлѣн³я, въ которыхъ мы можемъ дать себѣ отчетъ, ни мало не составляютъ Меланхол³и. Словомъ сказать; я провела въ старомъ замкѣ цѣлую зиму, не меланхолическую; но чрезвычайно печальную.
Наконецъ пришла весна, и вмѣстѣ съ весною явился въ нашей темницѣ одинъ молодой человѣкъ, прекрасный собою и очень любезный: безъ него, можетъ быть, и весна, и зелень, и воды, и пѣн³е птицъ познакомили бы меня съ меланхол³ею; но такъ случилось, что я и онъ были неразлучны, вездѣ - и на зеленыхъ лугахъ, и на берегу водъ, и въ рощѣ, гдѣ пѣли птицы! Я чувствовала въ себѣ новую живость, была въ волнен³и, въ безпокойствѣ, старалась его занимать, искала его взоровъ, съ чувствомъ слушала каждое слово его, давала особенный смыслъ каждому его движен³ю, каждая наступающая минута казалась мнѣ щастливѣе протекшей; я упреждала время, и призывая будущее, была привязана всею душою къ прошедшему: въ его отсутств³и, думала я объ одномъ его возвращен³и, и думала безпрестанно: увѣряютъ, что любовь неразлучна съ меланхол³ею! любовь довольная и еще постоянная - вѣрю! она уже не имѣетъ нужды въ надеждѣ, еще незнакома съ раскаян³емъ, и забавляетъ себя меланхол³ею {Извините, милостивая государыня! то чувство, которое почитали вы любов³ю, кажется намъ было не иное что, какъ сильное желан³е нравиться. Послѣ печальной зимы и скучныхъ провинц³альныхъ лицъ, явлен³е весны и съ нею пр³ятнаго Парижскаго лица, съ блестящими, краснорѣчивыми глазами, съ привѣтливою улыбкою, можетъ показаться очаровательнымъ. Удовольств³е, которое противъ воли находишь въ обществѣ молодаго человѣка, должно быть слишкомъ живо, когда онъ непосредственно слѣдуетъ за скукою зимнихъ мѣсяцевъ, проведенныхъ въ пустомъ замкѣ, и весьма простительно принять его за настоящую любовь: привѣтств³я, соединенныя съ нѣжнымъ взглядомъ и трогательной гармон³ею пр³ятнаго голоса, дѣйствуютъ совсѣмъ иначе на сердце пятнадцатилѣтней дѣвушки, нежели шумъ холоднаго сѣвернаго вѣтра, отъ котораго стучатъ Готическ³я окны и хлопаютъ желѣзныя ставни; и мы не удивимся, естьли первыя покажутся истинною мелод³ею любви для той, которая цѣлые три мѣсяца осуждена была внимать однимъ послѣднимъ. Всъ с³и обстоятельства легко могли обмануть любезную искательницу меланхол³и. Она, по совѣсти, можетъ насъ увѣрять, что испытала прямую любовь; столь же естественно ей удивляться, что вмѣстѣ съ любов³ю не чувствовала она меланхол³и; наконецъ весьма позволительно ей утверждать, что меланхол³я есть прибѣжище любви праздной, то есть, щастливой и еще постоянной. Мы, съ своей стороны, отваживаемся замѣтить, что любовь, разумѣется истинная, та, которая объемлетъ сердце и не даетъ въ немъ мѣста никакому другому чувству, и щастливая и нещастная, неразлучна съ меланхол³ею, несовмѣстною напротивъ съ желан³емъ нравиться - сказать кокетствомъ было бы грубо; но говоря языкомъ нашихъ прародителей, которые никогда не таили правды, и основываясь на ихъ священномъ правилъ: тому, кто солжетъ, да будетъ стыдно, осмѣлимся признаться нашей остроумной сочинительницѣ, что истинную любовь ея почитаемъ истиннымъ кокетствомъ, слѣдовательно охотно увольняемъ ее отъ меланхол³и. Желан³е нравиться - возвратимся къ учтивости нашихъ современниковъ - оживляетъ, приводитъ въ волнен³е, въ безпокойство, слѣдовательно не даетъ мѣста меланхол³и, тихой, ограничивающей душу тѣмъ единственнымъ чувствомъ, которымъ она полна, которое для нее дорого, отъ котораго она отдѣлитъся не въ силахъ. Любовь, и щастливая и нещастная (выключаю одно нещаст³е мучительной ревности), до тѣхъ поръ, пока она остается любов³ю, необходимо соединена съ меланхол³ею. Меланхол³я не есть ни горесть, ни радость: я назвалъ бы ее оттѣнкомъ весел³я на сердцѣ печальнаго, оттѣнкомъ унын³я на душъ щастливца. Любовь, и щастливая и нещастная, съ той самой минуты, въ которую поселяется она въ сердцѣ, усиливается въ немъ безпрестанно, и та минута, въ которую это стремлен³е прекращается, или уничтожаетъ ее на вѣки, или обращаетъ ее въ тихую, неизмѣняемую привязанность: въ обоихъ случаяхъ она теряетъ имя любви, и тогда только отдѣляется отъ нее меланхол³я. Щаст³е любви есть наслажден³е меланхолическое: то, что чувствуешь въ настоящую минуту, менѣе того, что будешь или что желалъ бы чувствовать въ слѣдующую: ты щастливъ, но стремишься къ большему, болѣе совершенному щаст³ю, слѣдовательно въ самомъ твоемъ упоен³и ощутителенъ для тебя какой-то недостатокъ, который вливаетъ въ душу твою тихое унын³е, придающее болѣе живости самому наслажден³ю; ты не находишь словъ для изображен³я тайнаго состоян³я души твоей, и это самое безсил³е погружаетъ тебя въ задумчивость! И когда же щастливая любовь выражалась весел³емъ? Когда не замѣняла она изобильнаго языка Ораторовъ томност³ю меланхолическаго взгляда, задумчивымъ безмолв³емъ, чувствомъ непримѣтно разливающимся по лицу и понятнымъ для одного только взора, тихимъ звукомъ голоса, слышнымъ и отзывающимся въ одномъ только сердце? Пока любовь возрастаетъ, по тѣхъ поръ она неразлучна съ надеждою: надѣяться и не довѣрять почти одно и тоже, а невѣрная надежда въ самую минуту щаст³я соединена съ унын³емъ меланхол³и. Я говорилъ объ одной любви щастливой, то есть раздѣляемой и не гонимой судьбою. Любовь нещастная, любовь, наполняющая душу, но разлученная съ сладкою надеждою жить для того, что намъ любезно, слишкомъ скоро умертвила бы наше быт³е, когда бы отдѣлена была отъ меланхол³и, отъ сего непонятнаго очарован³я, которое придаетъ неизъяснимую прелесть самымъ мучен³ямъ. Невидимая цѣпь привязываетъ тебя къ твоей горести; въ ней твое быт³е; утративъ ее, ты самъ уничтоженъ, ибо все то, что прежде наполняло твою душу, вдругъ изчезаетъ... и какой любовникъ предпочтетъ мертвую пустоту с³ю животворному, ничѣмъ незамѣняемому терзан³ю своей страсти? Говоря о нещаст³яхъ любви, я воображаю только однѣ препятств³я жреб³я: нещаст³е утратить то, что украшало бы нашу жизнь, что для насъ всего выше, всего святѣе, чему нѣтъ никакой замѣны, и утратить безъ надежды возврата, навѣки - такое нещаст³е можетъ отвратить душу отъ привязанности къ жизни, ибо жизнь мила не собою, но тѣми привязанностями, которыми животворится наше сердце; но это самое чувство отвращен³я отъ жизни можетъ имѣть нѣкоторую сладость, меланхолическую, драгоцѣнную, благо единственное; сладость, заключенную въ мысли, что ты любимъ, хотя не долженъ мечтать о соединен³и; или въ мысли, которая не даетъ тебѣ щаст³я, но въ то же время не даетъ и совершенно разрушиться заблужден³ю души твоей; въ мысли, что сердце, отнятое у тебя судьбою, еще свободно, еще спокойно, еще не отдано; невозможность владѣть имъ тебя терзаетъ, но тайный голосъ тебѣ говоритъ въ тоже время: перемѣнись твой жреб³й, и можетъ быть она была бы твоею! Ты призываешь смерть, ты веселишься, примѣчая, что жизнь твоя, въ которой нѣтъ уже будущаго, начинаетъ гаснуть и наконецъ угасаетъ, но разлучаясь съ нею и останавливая на ней послѣдн³й, меланхолическ³й взглядъ, ты говоришь: жизнь моя могла бы быть прелестна! Пока человѣкъ упрекаетъ одну только судьбу, по тѣхъ поръ остается ему нѣкоторая обманчивая надежда на перемѣну: и въ сихъ-то упрекахъ,и въ семъ-то обманчивомъ ожидан³и перемѣны заключено тайное меланхолическое наслажден³е, которое самую горесть дѣлаетъ для него драгоцѣнною. Но естьли мысль о взаимности, существующей, или только возможной, отдѣлена отъ любви; тогда изчезаетъ и то, что въ самой горести было усладительно для сердца; ты чувствуешь одно утомительное отвращен³е отъ жизни; говоря самому себѣ: я для нее ничто, никогда быт³е мое не будетъ необходимо для ея щаст³я, ты ощущаешь себя слишкомъ одинокимъ, оставленнымъ; самое уважен³е къ самому себѣ нѣкоторымъ образомъ теряется: оскорбительная мысль быть ничемъ для того Существа, въ которомъ заключается для насъ все, уничтожаетъ самихъ насъ передъ собственными нашими глазами; ты разстаешься съ жизн³ю безъ сожалѣн³я, равнодушный, увѣренный, что въ ней ничто не можетъ уже перемѣниться, что никак³я обстоятельства не дадутъ тебѣ единственнаго, незамѣняемаго щаст³я: любви существа любимаго. Вотъ единственный случай, въ которомъ меланхол³я разлучается съ любов³ю и уступаетъ мѣсто унын³ю мрачному; во всякомъ другомъ - выключаю одно мучительное состоян³е ревности - онъ нераздѣльны. И такъ, любезная искательница меланхол³и, говоря, что не имѣла ее вмѣстѣ съ любов³ю, доказываетъ намъ только то, что она - не любила. Ж.}. Не знаю, имѣла-ли я настоящую любовь; но твердо увѣрена, что не имѣла и признака меланхол³и.
Я никогда не забуду этаго времени, которое почитаю лучшимъ въ моей жизни: оно прошло, и прошло невозвратно. Я не сказала своей тайны: въ шестнадцать лѣтъ весьма трудно скрываться, но очень легко молчать; однако признан³е слетѣло бы съ языка моего, когда бы тотъ, который ожидалъ его съ такимъ нетерпѣн³емъ, не вздумалъ предупредить меня - своею невѣрност³ю! онъ меня оставилъ: я удивилась, начала сердиться, плакать! называла его неблагодарнымъ, но была бы въ отчаян³и, когда бы имѣла причину требовать отъ него благодарности; я радовалась, что не сказала ему ни одного рѣшительнаго слова, но въ то же время плакала, была въ волнен³и; здоровье мое разстроивалось, а меланхол³я не приходила! по щаст³ю началась революц³я; она разорила меня, и состарѣла - сильныя причины забыть нещастную склонность. Не скучно ли вамъ было нынѣшн³й день? спросилъ кто-то у одной женщины, которая была принужденною свидѣтельницею казни десяти или пятнадцати нещастныхъ, умерщвленныхъ Робеспьеромъ. Надобно признаться, что революц³я не позволяла намъ ни скучать, ни быть въ меланхол³и. Тюрьма производитъ меланхол³ю только въ томъ, кто ничего, кромѣ тюрьмы, не боится. Получивъ свободу, я могла 6ы легко заняться меланхолическими мыслями въ маленькой моей комнатѣ, въ которой не было ничего, кромѣ четырехъ голыхъ стѣнъ, дряхлаго стола о трехъ ножкахъ и глинянаго ночника, естьли бы могла забыть, что надобно припасти что нибудь къ завтрашнему обѣду. Въ дождливое время я досадовала, что принуждена была идти пѣшкомъ; а въ ясную погоду всего веселѣе было мнѣ думать, что я уже не вымокну на дождѣ: спрашиваю, можно ли то удовольств³е, которое ощущаемъ, избѣжавъ отъ страдан³я, назвать меланхолическимъ? Оно живо и столь же положительно, какъ и то чувство, которое замѣняетъ: слишкомъ знаешь, что претерпѣлъ, чтобы не знать того, чѣмъ наслаждаешься. Тѣ, которые имѣютъ горести слишкомъ ощутительныя, имѣютъ и радости полныя; потому-то и удовольств³я черни, слѣдуя за тяжкою работою, всегда бываютъ очень шумны.
Меланхол³я: - говорила одна умная женщина - есть выздоровлен³е горести,
И матери своей печали видъ имѣетъ!
но эта дочь тогда только можетъ быть наслѣдницею матери, когда не захватитъ наслѣдства ни суеты, ни заботы; а выздоровлен³е ощутительно только для тѣхъ, которые могутъ выздоравливать на покоѣ.
Простые люди, сказалъ одинъ свѣтской человѣкъ,
очень щастливый: они здоровы, когда не больны; то же можно сказать и о людяхъ занятыхъ: не будучи нещастны, они довольны. Мои обстоятельства поправились; но этимъ обязана я своей попечительности, и теперь одними только попечен³ями могу сдѣлать свои обстоятельства еще лучшими: мысль о томъ, что мнѣ остается исполнить, всегда примѣшиваетея къ тому, что я могла бы чувствовать; всякое новое наслажден³е пробуждаетъ во мнѣ надежду и усиливаетъ желан³е дѣйствовать. Всѣ мои надежды оживляются, когда я нахожусь въ пр³ятномъ обществѣ, или смотрю на ясное небо, или наслаждаюсь прекраснымъ видомъ: тогда начинаю выдумывать новые планы, размышляю о средствахъ, готовлюсь къ успѣхамъ. Но въ пасмурный день, или будучи нездорова, не могу представить себѣ ничего, кромѣ непр³ятностей, воспоминаю однѣ прошедш³я свои неудовольств³я, располагаю себя къ новымъ пожертвован³ямъ; словомъ, въ какомъ бы ни была состоян³и моя душа, она всегда имѣетъ пищею что-нибудь положительное и существенное. Я никогда не имѣла ни желан³я, ни печали, не зная въ точность, чего желаю и о чемъ печалюсь; никогда не помню, чтобы я была щастлива, не зная навѣрное, отъ чего произтекаетъ мое щаст³е и слезы мои всегда имѣли извѣстную мнѣ причину. Меланхол³ю можно назвать роскошью, излишкомъ чувствительности, худымъ употреблен³емъ, которое дѣлаютъ изъ нее люди, которые не знаютъ, что изъ нее сдѣлать. Что же касается до меня, то я всегда знала, на что употребить свою чувствительность; я была
занята во всѣхъ положен³яхъ жизни, и
часто слишкомъ нещастна,
чтобы предаваться Меланхол³и.
"Вѣстникъ Европы". Часть XLI, No 18, 1808