p; О древнихъ стыдъ времянъ! о воинства позоръ!
Кто въ злато влюбится, тотъ славу позабудетъ,
И тверже сердцемъ онъ металловъ твердыхъ будетъ.
485 Прельщенны ратники, принявъ корысти ядъ,
Для пользы собственной берутъ, казалось, градъ,
Какъ птицы хищныя къ добычѣ устремились;
По стогнамъ потекли, во зданiя вломились,
Корыстолюбiе повсюду водитъ ихъ,
490 Велитъ оставить имъ начальниковъ своихъ.
Уже на торжищахъ грабленiемъ дѣлятся;
Но хищники своей бѣдою веселятся.
Сребро успѣло ихъ отравой заразить;
Возможно ль было ждать, возможно ль вобразить?
495 Тамъ жребiй ратники на смерть свою метали;
Единодушные противниками стали,
Раздоръ посѣялся, изъ рукъ одежды рвутъ,
И рѣки за сребро кровавыя текутъ,
Забыта важная отечеству услуга;
500 Лишаютъ живота Россiяне другъ друга.
Коликихъ ты корысть бываешь золъ виной!
Отломки золота за градъ влечетъ иной;
Иной на тлѣнъ и прахъ исполненный надежды,
Окровавленныя уноситъ въ станъ одежды:
505 Но прежнiй другъ его за нимъ съ мечемъ бѣжитъ,
Сражаетъ, и надъ нимъ пронзенный мертвъ лежитъ.
Ко славѣ пламенемъ и ревностью возженны,
Князь Курбскiй и Алей симъ видомъ раздраженны,
Какъ вихри мчатся въ слѣдъ и воинамъ рекутъ,
510 Которые отъ нихъ къ грабленiю текутъ:
Стыдитесь! вспомните, что Россами родились,
Не славой вы теперь, но тлѣномъ ослѣпились;
Побѣда вамъ и честь стяжаньемъ быть должна.
Рекутъ, но рѣчь сiя бѣгущимъ не слышна!
515 Къ отважности Алей и власти прибѣгаетъ:
Совѣтомъ не успѣвъ, онъ мечь свой изторгаетъ,
И потомъ орошенъ, бѣгущимъ въ слѣдъ течетъ;
Вамъ лучше кончить жизнь во славѣ, онъ речетъ,
Чѣмъ слыть грабительми!... Тогда до Iоанна
520 Достигла вѣсть: Казань взята, попранна.
Доколь побѣдою пророкъ не возгремѣлъ,
Дотолѣ руки вверьхъ простертыя имѣлъ,
Молитвой теплою рѣшилась брань велика;
И тако поразилъ во брани Амалика:
525 Держалъ въ объятiяхъ своихъ святый олтарь,
Доколь побѣды гласъ услышалъ съ громомъ Царь.
Онъ пролилъ токи слезъ, какiя множитъ радость,
Производя въ душѣ по тяжкихъ скорбяхъ сладость;
И только рѣчь сiю промолвить въ плачѣ могъ:
530 Законъ Россiйскiй святъ! великъ Россiйскiй Богъ!
Надъ нимъ летающа съ трубою зрѣлась Слава,
Въ очахъ, въ лицѣ его ликуетъ вся держава;
Подобенъ небесамъ его казался взглядъ;
Съ оруженосцами онъ шествуетъ во градъ.
535 Такъ видится луна звѣздами окруженна;
Иль множествомъ цвѣтовъ въ лугахъ весна блаженна;
Или объемлемы волнами корабли;
Иль между селъ Москва стояща на земли:
Его пришествiе побѣда упреждаетъ,
540 И слава подданныхъ Монарха услаждаетъ,
Адашева обнявъ вѣщаетъ наконецъ:
Не устыдится мной ни дѣдъ мой, ни отецъ;
Не устыдишься ты моею дружбой нынѣ,
Не именемъ я Царь, я славлюсь въ Царскомъ чинѣ;
545 Но славенъ Богъ единъ! Сiя кротчайша рѣчь
Заставила у всѣхъ потоки слезны течь.
И Царь, достигнувый подъ самы градски стѣны,
Увидѣлъ вдругъ свои поверженны знамены.
Какъ агнцы робкiе Россiяне текутъ,
550 Вѣщаютъ съ ужасомъ: тамъ рубятъ и сѣкутъ!
Какъ язва жителей терзающа во градѣ,
Или свирѣпый тигръ ревущiй въ агнчемъ стадѣ:
Такъ сильно дѣйствуетъ надъ воинами страхъ,
И мещетъ ихъ со стѣнъ, какъ буря съ камней прахъ;
555 Царя бѣгущихъ вопль и робость огорчаетъ,
Печальный оборотъ побѣды видѣть чаетъ.
Уже изторгнувъ мечь, онъ самъ во градъ дерзалъ,
Но посланный къ нему Алеемъ мужъ предсталъ.
Явились истинны лучи во темномъ дѣлѣ;
560 Не ужасъ гонитъ ихъ, корысть влечетъ отселѣ,
И сребролюбiе сражаться имъ претитъ.
Тотъ робокъ завсегда, кого сребро прельститъ!
Алеемъ посланный Царю сiе вѣщаетъ:
Ни стыдъ отъ грабежей, ни страхъ не отвращаетъ;
565 И естьли Царь сея алчбы не пресѣчетъ,
То вскорѣ самъ Алей изъ града потечетъ,
Едва крѣпится онъ!... Смущенный Царь рѣчами,
Велѣлъ опричникамъ приближиться съ мечами;
И симъ оплотомъ бѣгъ текущимъ преградить,
570 Велѣлъ забывшихъ честь Россiянъ не щадить.
Въ румяномъ облакѣ Стыдъ хищникамъ явился,
Корысти блескъ погасъ и въ дымъ преобратился,
На крыльяхъ мужества обратно въ градъ летятъ,
За малодушiе свое Казани мстятъ.
585 Трепещетъ, стонетъ градъ, рѣками кровь лiется,
Послѣднiй Россамъ шагъ къ побѣдѣ остается;
Разтерзанъ былъ драконъ, осталася глава,
Зiяюща еще у Тезицкаго рва.
Подобны вихрямъ, внутрь пещеры заключеннымъ,
590 И плѣномъ собственнымъ и тмой ожесточеннымъ,
Которы силятся въ движеньѣ и борбѣ,
Сыскать отверзтiе чрезъ своды горъ себѣ,
Казанцы воинствомъ Россiйскимъ окруженны,
Противоборствуютъ громами вкругъ раженны;
595 Прорваться думаютъ сквозь тысящи мечей,
Текутъ; но не они, то крови ихъ ручей;
Волнуются, шумятъ, стѣсняются, дерзаютъ;
Но встрѣтивъ блескъ мечей, какъ тѣни изчезаютъ.
Князь Курбскiй и Алей полками подкрѣпленъ.
600 Ни тотъ сраженiемъ, ни сей не утомленъ,
Подобны тучамъ двумъ казалися идущимъ,
Перуны пламенны въ сердцахъ своихъ несущимъ,
Котора вдалекѣ блистаетъ и гремитъ;
Возходятъ вверьхъ горы, гдѣ Царскiй Дворъ стоитъ.
605 Тамъ робкiй Едигеръ съ женами затворился,
Сорывшись отъ мечей, отъ страха не сокрылся.
Отчаянье туда вбѣжало въ слѣдъ за нимъ;
Свѣтъ солнца у него сгущенный отнялъ дымъ;
Казалось, воздухъ тамъ наполнился измѣны:
610 Земля вздыхаетъ вкругъ, трепещутъ горды стѣны;
Рыданiе дѣтей унылы вопли женъ;
И многими смертьми онъ зрится окруженъ...
Еще послѣднiе его полки бiются,
Послѣдней храбрости въ нихъ искры остаются;
615 Тѣнь мужества еще у Царскихъ вратъ стоитъ,
Волнуется и входъ Россiянамъ претитъ;
Усердiе къ Царю насильства не впускаетъ,
Почти послѣднiй вздохъ у праговъ изпускаетъ;
Но силится еще Россiянъ отражать.
620 Возможноль тлѣннымъ чемъ перуны удержать?
Алей и Курбскiй Князь, какъ вихри напряженны,
Которыхъ крылiя къ дубравѣ приложенны,
Лѣсъ ломятъ и ревутъ: Князь Курбскiй съ копiемъ,
Алей по трупамъ тѣлъ бѣжитъ во рвы съ мечемъ;
625 Какъ будто Ахиллесъ гремящъ у вратъ Скiискихъ.
Тамъ видѣнъ брани богъ, и духъ стрѣльцовъ Россiйскихъ;
Вѣщаетъ грозну смерть мечный и трубный звукъ,
У стражи падаютъ оружiя изъ рукъ;
Отчаянье въ сердцахъ, на лицахъ томна блѣдность,
630 Тѣлохранителей являютъ крайню бѣдность.
Какъ будто бы народъ на храмъ съ печалью зритъ,
Который воспаленъ отъ молнiи горитъ,
И видя пламенемъ отвсюду окруженно,
Любезно божество внутрь стѣнъ изображенно,
635 Спасая свой животъ, отъ храма прочь течетъ,
О! богъ избавься самъ! въ отчаяньѣ речетъ.
Такъ видя молнiи и стѣны вкругъ дрожащи,
Рѣкой кипящу кроѣь, тѣла кругомъ лежащи,
Казански воины у Збойливыхъ воротъ,
640 Творящи Царскому Двору живый оплотъ,
Который какъ тростникъ герои врозь метали,
Тѣлохранители сражаться перестали;
Россiянъ укротивъ на малый часъ, рекли:
Цареву жизнь до днесь, какъ нашу, мы брегли;
645 Россiяне! тому свидѣтели вы были,
Что крови мы своей за царство не щадили;
Но днесь, коль васъ вѣнчалъ побѣдою вашъ Богъ,
Когда падетъ нашь градъ, и Царскiй съ нимъ чертогъ;
Когда Ордынская на вѣки гибнетъ слава,
650 Вручаемъ вамъ Царя нещастлива, но здрава,
И вамъ Казанскую корону отдаемъ;
Но смертну чашу пить теперь за градъ пойдемъ...
Спускаются съ горы, текутъ за стѣны прямо;
Бѣгущихъ Палецкiй съ полками встрѣтилъ тамо;
655 Уставилъ щитъ къ щиту, противу грома громъ;
Ордынцы мечутся чрезъ стѣны, чрезъ проломъ,
Окровавляются брега рѣкиКазанской,
И кровь Ордынская смѣшалась съ Христiянской.
Багровыя струи, Казанка гдѣ текла,
660 Несутъ израненны и блѣдныя тѣла....
Внезапно вопль возникъ, умножилось стенанье:
То городъ, изпустя послѣднее дыханье,
Колѣна преклонилъ!.. Но дерзкая Орда
Ласкается, что ей погинуть не чреда;
665 И гибелью своей въ свирѣпствѣ ускоряютъ,
Болотамъ и рѣкамъ нещастну жизнь ввѣряютъ;
Отъ покровительства отторглися небесъ;
Въ безумствѣ предпочли подданству темный лѣсъ.
Съ перуномъ Курбскiй Князъ по ихъ стремится слѣду,
670 Достигъ, сразилъ, попралъ и довершилъ побѣду.
Между прекрасныхъ женъ во истуканѣ скрытъ,
Увидѣвъ Едигеръ, что градъ кругомъ горитъ;
Что стражи обнажась, трепещутъ замка стѣны;
Наполненные рвы кровавой видя пѣны;
675 Что робость отгнала воителей въ поля;
Нещастный Царь тоскѣ и плачу женъ внемля,
Бiетъ стенящу грудь, вѣнецъ съ главы свергаетъ;
Но въ ужасѣ еще къ лукавству прибѣгаетъ.
Какъ будто плаватель богатствомъ удрученъ,
680 На мѣли бурныхъ водъ стремленьемъ привлеченъ;
Спасая жизнь свою, души своей прiятства,
Въ боязни не щадитъ любезнаго богатства;
И что чрезъ долгiй вѣкъ прiобрѣтенно имъ,
То мещетъ съ корабля во снѣдь волнамъ сѣдымъ:
685 Такъ войска окруженъ Россiйскаго волнами,
И вкупѣ сѣтующъ съ прекрасными женами,
Умыслилъ Едигеръ, еще алкая жить,
Пригожство женъ противъ Россiянъ воружить,
Которы иногда героевъ умягчаютъ,
690 Надъ побѣдительми побѣды получаютъ.
Отчаянный на все дерзаетъ человѣкъ!
Златыми ризами наложницъ онъ облекъ,
Украсилъ въ бисеры и камни драгоцѣнны,
Прiятства оживилъ, печалью потушенны;
695 Въ убранствахъ повелѣлъ имъ шествовать къ вратамъ,
И взорами Князей обезоружить тамъ.
Уже прекрасный полъ съ высокихъ лѣствицъ сходитъ,
Единый ихъ Царевъ воспитанникъ предводитъ;
Выносятъ не мечи, несутъ онѣ цвѣты,
700 Прiятства, нѣжности, заразы, красоты;
Главы ихъ пестрыми вѣнками увязенны;
Власы по раменамъ, какъ волны разпущенны;
Стенанья вырвались и слезы наконецъ;
Оружiя сiи опасны для сердецъ!
705 Выходятъ, ко стопамъ героевъ упадаютъ,
Обнявъ колѣни ихъ, болѣзнуютъ, рыдаютъ,
И злато вольности на выкупъ отдаютъ,
Спасите нашего Монарха! вопiютъ;
Кровавые мечи, свирѣпость отложите;
710 И человѣчество при славѣ докажите;
Для насъ Царя, и насъ спасите для него;
Остались мы ему, и больше никого!...
Россiянъ трогаетъ красавицъ сихъ моленье,
И близко прилегло къ сердцамъ ихъ сожалѣнье.
715 Сабинки древнiя такъ нѣжностью рѣчей,
Смягчили сродниковъ, кидаясь средь мечей.
Теряютъ мужество, теряютъ крѣпость мочи;
Въ сердца желанiе, соблазнъ приходитъ въ очи:
Младые воины не храбростью кипятъ,
720 Кипятъ любовiю, и пасть къ ногамъ хотятъ;
Побѣду прелести надъ разумомъ прiемлютъ;
Россiяне уже прекрасныхъ женъ объемлютъ.
Но вдругъ какъ нѣкiй вихрь, поднявшiйся съ полей,
Вломились во врата Мстиславскiй и Алей;
725 Примѣтивъ, что любовь воителей прельщаетъ,
Мстиславскiй ихъ стыдомъ какъ громомъ поражаетъ;
Гдѣ Россы? вопiетъ, гдѣ дѣлися они?
Здѣсь храбрыхъ нѣтъ мужей, но жены лишь одни!
При словѣ томъ Алей, Ордамъ злодѣйство мстящiй,
730 Проходитъ сквозь толпу, какъ камень ключь кипящiй,
Подъемлетъ копiе, и яростью разженъ,
Разитъ онъ юношу, стоящаго средь женъ.
Сей юноша самимъ воспитанъ Едигеромъ,
И женской наглости содѣлался примѣромъ;
735 Пораненный въ чело, бѣжитъ въ чертоги онъ;
Отвсюду слышится рыданье, плачь и стонъ.
Какъ вѣтръ, играющiй въ ненастный день валами,
Или какъ горлицы шумящiя крилами,
Которыхъ ястреба летая вкругъ страшатъ:
740 Такъ жены обратясь за юношей спѣшатъ,
Тѣснятся, вопiютъ, бѣгутъ ко истукану;
Но юноша схвативъ своей рукою рану,
Изъ коей кровь текла багровою струей,
Къ Алею возопилъ: будь жалостливъ Алей!
745 Не убивай меня, оставь Царю къ отрадѣ;
Я не былъ на войнѣ, ни въ полѣ ни во градѣ,
Не омочалъ моихъ въ крови Россiйской рукъ.
Алей на то ему: Но ты Казани другъ;
Довольно и сего! Въ немъ ярость закипѣла,
750 Уже главу его хотѣлъ сорвать онъ съ тѣла;
Но храбрый Iоаннъ, какъ вихрь туда вбѣжалъ,
И руку острый мечь взносящу удержалъ;
Къ Алею возопилъ: престанемъ быть ужасны!
Престанемъ гнать враговъ, которы безопасны:
755 Казань уже взята! вложи обратно мечь,
Не крови, милостямъ теперь прилично течь.
Явились яко свѣтъ слова его предъ Богомъ;
Богъ пролилъ благодать къ Царю щедротъ залогомъ...
Молчитъ вселенная, пресѣкся бѣгъ планетъ;
760 Казалось, Iоаннъ въ правленье мiръ беретъ.
Но только робкихъ женъ Казанскiй Царь увидѣлъ,
И скипетръ и престолъ и жизнь возненавиделъ,
Увидѣлъ, что сердецъ не тронула любовь,
Багрову на челѣ воспитанника кровь;
765 Внимая громъ мечей, внимая трубны звуки,
Отчаянъ рветъ власы, рыдаетъ, взноситъ руки.
Коль юность не мягчитъ сердецъ, ни красоты,
Чемъ льстишься, Едигеръ, смягчить героевъ ты?
Онъ тако возопилъ, и растерзая ризу,
770 Низвергнуться хотѣлъ со истукана низу.
Хотя во ужасѣ на глубину взиралъ,
Но руки онъ уже далеко простиралъ:
Главою ко землѣ и тѣломъ понижался;
Висящъ на воздухѣ, одной ногой держался.
775 Тогда клокочущiй въ поляхъ воздушныхъ шаръ,
Направилъ пламенный во истуканъ ударъ;
Громада потраслась, глава съ него свалилась,
Весь градъ затрепеталъ, когда глава катилась;
Разсѣлся истуканъ... Но робкаго Царя
780 Небесный Духъ схватилъ, лучами озаря;
Онъ пальмы на главѣ вѣнцемъ имѣлъ сплетенны;
Лилеи онъ держалъ въ Едемѣ насажденны,
И ризу въ небесахъ сотканную носилъ;
Взявъ руку у Царя, какъ лира возгласилъ:
785 Нещастный! укрѣпись, отринь Махометанство,
Иди къ Россiянамъ, наслѣдуй Христiянство!
И вѣрой замѣни мiрскiя суеты;
Не трать твоей души, утративъ царство ты;
Россiйскiй кротокъ Царь, не недругъ побѣжденнымъ:
790 Живи, гряди и вновь крещеньемъ будь рожденнымъ!
Во изумленiи взирая на него,
Смущенный Едигеръ не взвидѣлъ вдругъ его.
Но благовѣстiе напомнивый небесно,
Призналъ Божественнымъ явленiе чудесно;
795