Главная » Книги

Херасков Михаил Матвеевич - Россиада, Страница 10

Херасков Михаил Матвеевич - Россиада


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31

оссовъ страхъ.
   345      Казань десницею ужасный мечь держала,
         И горду власть свою чрезъ то изображала.
         Въ сей страшный истуканъ устроенъ тайный входъ,
         Которымъ ихъ Цари вступая каждый годъ,
         Молитвы ложному пророку приносили,
   350      Всегдашня торжества надъ Россами просили.
         Вѣщаютъ, будто имъ завѣтъ волхвами данъ:
         Доколѣ невредимъ сей будетъ истуканъ,
         Дотолѣ славный градъ безвреденъ сохранится,
         И благо ихо во зло во-вѣкъ не премѣнится.
   355      Коль пламенно Алей Сумбеку ни любилъ,
         Едва въ сiи часы любви не истребилъ,
         Казанской гордости когда онъ знакъ увидѣлъ;
         Алей тщеславiе и пышность ненавидѣлъ.
         Хоть сердце отняла Сумбека у него,
   360      Россiя въ памяти присутствуетъ его;
         Противенъ истуканъ его казался взору:
         Россiйскаго Алей не могъ терпѣть позору.
         Но то коварная Царица усмотрѣвъ,
         Изгнала прелестьми его изъ сердца гнѣвъ:
   365      Она глаза къ нему толь страстно устремила,
         Что ими прочiе всѣ виды вдругъ затмила;
         И нѣжныя слова лишь только изрекла,
         Алея за собой въ чертоги повлекла.
  
             Тамъ пѣсни юныхъ Нимфъ повсюду раздавались.
   370      Вѣнцы изъ нѣжныхъ розъ Алею въ даръ свивались;
         Подобны Урiямъ казались Нимфы тѣ,
         О коихъ Махометъ вѣщаетъ красотѣ.
         Онѣ прiятности любовныя вѣщали,
         Которы и боговъ небесныхъ восхищали;
   375      Воспѣли рыцарей великихъ имяна,
         Которы въ древнiя любили времяна.
         Отравой сладкою любовникъ упивался.
         Армидою Ренодъ подобно такъ прельщался.
  
             Сумбекѣ нравилось прельщенiе сiе.
   380      Алей какъ нѣкiй рай жилище зрѣлъ ее;
         Искусствомъ помрачивъ убранства горделивы,
         Тамъ видны на стѣнахъ изображенья живы,
         Ихъ кисть волшебная для глазъ произвела,
         И видъ естественный и душу льну дала.
   385          Въ лицѣ прiятнаго и кроткаго зефира
         Изобразила кисть златое царство мира;
         Миръ страшный брани храмъ заклепами крѣпитъ,
         У ногъ его въ травѣ волкъ съ агнцемъ купно спитъ;
         Тамъ голубь съ ястребомъ играючи летаетъ,
   390      И львица юнаго тельца млекомъ питаетъ;
         Во всей веселости между цвѣтовъ видна,
         Подъ тѣнiю древесъ сѣдяща тишина;
         Алмазный щитъ надъ ней спокойствiе держало,
         И щастiе сiю богиню окружало.
   395          Съ другой страны встрѣчалъ обвороженный взоръ
         Военны подвиги, сраженiя, раздоръ:
         Тамъ зрится во крови свирѣпыхъ битвъ Царица;
         Тамъ раны видимы, тамъ кровь, тамъ блѣдны лица,
         Герои въ цвѣтѣ лѣтъ кончающiе дни,
   400      И стонутъ, кажется, написанны они.
  
             Сумбека на Царя коварствуя взираетъ,
         Узнать, къ чему свои онъ мысли простираетъ;
         Чѣмъ паче занятъ онъ, кровавой ли войной,
         Или цвѣтущею въ покоѣ тишиной?
   405      Ей мнилось, что война его вниманью льстила,
         И взоромъ взоръ его къ иному отвратила.
  
             Тамъ новый видъ глаза Царевы поразилъ:
         Художникъ пламенну любовь изобразилъ.
         Любовь, которая казалася на тронѣ,
   410      Съ калчаномъ стрѣлъ въ рукахъ и въ розовой коронѣ;
         Тѣ стрѣлы сыплются въ день ясный и въ ночи,
         На всю вселенную, какъ солнечны лучи.
         Лучами шаръ земный ты солнце освѣщаешь,
         И грады оными и степи посѣщаешь:
   415      Подобно стрлы такъ изъ рукъ любви летятъ,
         Равно Владѣтеля и пастуха язвятъ;
         И щастье равное они тогда вкушаютъ,
         Когда свои сердца любовью утѣшаютъ.
  
             Что живостью цвѣтовъ на льнѣ изображалъ,
   420      Художникъ въ томъ живой натурѣ подражалъ:
         Тамъ гордыя древа долины осѣняли,
         И кажется, они верхи свои склоняли:
         Межъ камней извившись источники кипятъ,
         И мнится, на стѣнѣ написанны шумятъ;
   425      Тамъ кажется Нарцисъ еще глядитъ въ потоки,
         И будучи цвѣткомъ, пущаетъ слезны токи;
         Нещастный Адонидъ, ставъ жертвою любви,
         Еще является на стеблѣ во крови.
         Алей на все взиралъ, взиралъ и возхищался;
   430      Но бодрый духъ его слабѣлъ и возмущался;
         Толико мысли онъ въ забавы углубилъ,
         Что друга вѣрнаго Гирея позабылъ.
         Другъ часто близокъ къ намъ во отдаленьи трона,
         Но въ немъ лишь видѣнъ Царь, когда на немъ корона.
   435      Алей возшедъ на тронъ, въ день щастья своего
         Не помнитъ дружества, но помнитъ другъ его!
         Казанцы жизнь при немъ предвидящи щастливу,
         Морскому въ оный день подобились приливу,
         Который Царскiй домъ какъ море наполнялъ:
   440      Весь градъ передъ Царемъ колѣна преклонялъ;
         И вѣрность радости свои вездѣ трубила.
         Алея подлинно Казанска чернь любила;
         Уже два раза онъ сердцами ихъ владѣлъ,
         Какъ будто о своемъ, о благѣ ихъ радѣлъ;
   445      Имѣли въ немъ они отъ сильныхъ оборону.
         Алею поднесли порфиру и корону;
         Не страшны Россы имъ, не страшенъ Асталонъ,
         Когда прiосенитъ Алей Казанскiй тронъ.
  
             Но зависть и раздоръ среди вельможъ летаютъ,
   450      Которыя Царя наружно почитаютъ.
         Сiи двѣ фурiи, тревожа ихъ сердца,
         Неволятъ ихъ алкать Казансаго вѣнца;
         И каждый думаетъ Алею быть подобенъ,
         Иль паче, нежель онъ, владѣть Ордой способенъ.
   455      Но завистью Сагрунъ сильняе всѣхъ горитъ,
         Онъ взоры пламенны кидая, говоритъ:
         Какiе подадимъ мы слухи нынѣ свѣту,
         Избравъ того Царемъ, кто врагъ и Махомету,
         Кто рабствуя Царю Московскому служилъ,
   460      И можетъ быть его на насъ вооружилъ?
         Или мы собственныхъ достоинствъ не имѣемъ,
         Что выбрать во Царя другъ друга не умѣемъ?
  
             Но прервалъ рѣчь его Гирей, Алеевъ другъ,
         Вельможей собранныхъ вступивъ въ мятежный кругъ:
   465      Не льзя противиться, онъ рекъ, судебъ уставу,
         Алею отдаютъ они его державу;
         Державу, до сего носиму имъ не разъ;
         Кто смѣетъ быть Небесъ противникомъ изъ насъ?
         Не вѣру толковать вѣнчается Владѣтель;
   470      Онъ въ поданныхъ вселять обязанъ добродѣтель,
         Кто лучше озаритъ Казанскiй ею тронъ?
         Кто лучшiй дастъ примѣръ въ геройствѣ, коль не онъ?
         О! естьли исполнять хотѣнiя сердечны;
         На царство выборы здѣсь будутъ безконечны,
   475      И будемъ въ пренiи о тронѣ мы вовѣкъ.
         Начальствовать другимъ желаетъ человѣкъ;
         Но царство возмутивъ, утратимъ мы свободу,
         Однако отдадимъ сiе на судъ народу:
         Народомъ подкрѣпленъ бываетъ Царскiй тронъ,
   480      Да скажетъ, симъ Царемъ доволенъ естьли онъ?
         Спросилъ, и гласы ихъ каки волны зашумѣли,
         Казанцы собранны согласну мысль имѣли;
         Не слышно, кромѣ сихъ торжественныхъ рѣчей:
         Пусть нами царствуютъ съ Сумбекою Алей!
  
   485          Сребристая луна на горизонтъ вступила,
         Но радости въ сердцахъ она не усыпила;
         Стараясь удержать во градѣ ясность дни,
         Казанцы возгнѣли блестящiе огни;
         Веселость подданныхъ наружны кажутъ блески,
   490      Восходятъ къ облакамъ торжественные плески;
         Какъ шумъ морскихъ валовъ, достигъ къ чертогамъ гласъ:
         Да наши радости возрадуютъ и васъ!
         Сумбека нѣжностей подъ пепломъ искру крыла;
         Тронъ твой, и я твоя, Алею говорила;
   495      Съ моимъ сливаются народныя сердца;
         Отъ нихъ и отъ меня прiемлешь два вѣнца;
         Одинъ Царемъ тебя творитъ надъ сей страною,
         Другой надъ волею моей и надо мною.
         По мнѣ сей градъ, престолъ и весь народъ есть твой;
   500      А съ нами примирясь, смири Казань съ Москвой;
         Мы ей селенiя за-Волжскiя уступимъ,
         И естьли хощешь ты, присягой миръ съ ней купимъ.
         Мы браней не хотимъ! Хотя и льщуся я,
         Что можетъ защищать Казань рука твоя,
   505      Но ты Россiи другъ; а царствуя надъ нами,
         Россiянъ учини ты нашими друзьями,
         И станемъ въ градѣ семъ златые дни вести....
         Алей, не чувствуя сея Царицы льсти,
         Сумбеку подкрѣпилъ въ прiятномъ упованьѣ.
   510      Взоръ нѣжный усладилъ и страсть и пированье,
         Казалось, разлился веселiй океанъ.
         Но часто кроется подъ ласками обманъ;
         Кругомъ любовниковъ слетаются утѣхи,
         Слетаются въ чертогъ умильности и смѣхи,
   515      Но виды таковы Сумбекинъ Дворъ имѣвъ,
         Таилъ въ стѣнахъ своихъ притворство, зависть, гнѣвъ,
         Которыя открыть лица еще не смѣли,
         И зримы будучи, притворный видъ имѣли.
         Сумбека зрѣлася при радостяхъ смутна....
   520      Османа помнила, ахъ! помнила она;
         Невѣрности его Царицѣ въ мысль приходятъ,
         Какъ облако во дни на сердце мракъ наводятъ.
  
             Досада, ревность, гнѣвъ, ея терзая грудь,
         Отверзли мщенiю къ Сумбекѣ въ сердце путь.
   525      О коль страшна любовь, отмщающа измѣну!
         Османа привести даетъ приказъ изъ плѣну.
         Свирѣпства, хитрости и мщенiя полна,
         Алею говоритъ стенаючи она:
         Онъ врагъ мой, врагъ и твой, злодѣй всего народа,
   530      Которымъ отнята была моя свобода!
         Я дружбы прежнiя съ нимъ узы нынѣ рву,
         И въ жертву отдаю тебѣ его главу....
         Алей сказалъ: Османъ! внемли, что я вѣщаю;
         Ты врагъ мнѣ, я тебѣ свободу возвращаю;
   535      Познай теперь, Османъ, какъ Христiяне мстятъ;
         Ты можешь съ нами жить, оставить можешь градъ.
         Сумбека, будто бы предбудущее зрѣла,
         Еще подъ стражею держать его велѣла.
  
             Османъ отходитъ прочь, но прочь любовь нейдетъ,
   540      По сердцу разлилась, и власть надъ нимъ беретъ;
         То стужу дѣлаетъ, то множитъ лютый пламень,
         И сердце размягча, падетъ какъ въ воду камень.
         Сумбека, чающа Османа не любить,
         Съ Алеемъ щастлива въ забавахъ хочетъ быть.
   545      Сей плѣнникъ, въ Царскiя вступивъ священны нравы,
         Вдается въ новыя съ Сумбекою забавы.
         Желая облегчить правленiя труды,
         Влечетъ его она въ рокошные сады,
         Гдѣ тысящи прiятствъ для Флоры и Помоны,
   550      Волшебною рукой сооружили троны:
         Тамъ розовы вокругъ кустарники цвѣтутъ,
         Зефиръ покоится на ихъ листочкахъ тутъ;
         Тамъ вѣтвями древа густыми соплетенны,
         Прохлады завсегда въ тѣни хранятъ весенны;
   555      Чрезъ виды разные стремящаяся тамъ,
         Подъемлется вода шумяща къ облакамъ;
         Любовны нѣжности въ кустахъ себя скрываютъ,
         И птицы сладость ихъ и прелесть воспѣваютъ;
         Зеленые лужки въ тѣни древесъ цвѣтутъ,
   560      И кажется, любовь одры готовитъ тутъ;
         Наяды у ручьевъ являются сѣдящи,
         Волшебны зеркалы въ рукахъ своихъ держащи,
         Въ которы Грацiи съ усмѣшками гладятъ;
         Амуры обнявшись, на мягкой травкѣ спятъ;
   565      Пещеры скромныя, привѣтливыя тѣни,
         Гуляющихъ къ себѣ манили на колѣни.
         Сумбекѣ въ мысль пришли минувши времяна,
         Когда съ Османомъ здѣсь видалася она;
         Любовныя свои прохлады вспомянула:
   570      Взглянула на мѣста, и тяжко воздохнула;
         Но скрыла грудь ея снѣдающую страсть,
         Беретъ надъ слабостью Сумбека полну власть;
         Запечатлѣнныя намѣреньи имѣя,
         Османомъ прельщена, взвела на тронъ Алея.
   575      Алею ввѣрила владычество свое,
         Но царствовалъ Османъ надъ сердцемъ у нее.
         Уже Алей Казань мятежну успокоилъ,
         И къ миру онъ сердца людей своихъ устроилъ,
         Союзъ готовился съ Москвой запечатлѣть;
   580      Но искра мятежа не преставала тлѣть.
  
             Османъ отверженный, Османъ лишенъ покою,
         При общей радости терзается тоскою;
         Ему являются мечтанiя во тмѣ,
         Эмира у него и въ сердцѣ и въ умѣ:
   585      Гуляетъ ли въ садахъ, или въ нощи воздремлетъ,
         И мракъ и древеса лице ея прiемлетъ;
         Томится духъ его и стынетъ въ жилахъ кровь.
  
             Взирая на сiе развратная любовь,
         Любовь, мрачаща умъ, когда въ крови затлится;
   590      Любовь сердецъ и душъ страданьемъ веселится,
         Любовь, отъемлюща покой, разсудокъ, стыдъ,
         Прiемлетъ на себя теперь Эмиринъ видъ:
         Къ Осману спящему со трепетомъ приходитъ,
         Отраду зрѣнiю, но сердцу скорбь наводитъ,
   595      Эмира, будто бы сей жизни при концѣ,
         Имѣетъ блѣдное и смутное лице;
         Раздранная на ней казалася одежда;
         Речетъ: моя теперь изчезла вся надежда,
         Изчезла, видѣться и вмѣстѣ быть съ тобой:
   600      Намъ должно жить, Османъ, весь вѣкъ въ разлукѣ злой!
         Отчаянный она вѣщая взоръ кидала,
         Главу потупила, и горько возрыдала.
         Но ктожъ причиною сердечныхъ нашихъ ранъ?
         Эмира говоритъ: причиной ты, Османъ!
   605      Спѣши, ты можетъ быть спасти меня успѣешь,
         Къ свободѣ средства ты надежныя имѣешь,
         Успѣхъ получишь ты надъ слабою женой;
         Рыдай предъ ней, спѣши увидѣться со мой.
         Сiи слова не разъ ему твердила,
   610      И взоры слезные кидая уходила.
  
             Османъ какъ будто бы пронзенъ во грудь стрѣлой,
         Трепещетъ, мучится, смущается мечтой,
         Встаетъ; и се въ чертогъ Сагрунъ коварный входитъ;
         Онъ взоры на него печальные возводитъ.
   615      Въ вельможѣ семъ душа какъ адъ была смутна,
         Къ различнымъ хитростямъ склонялася она;
         Грызомый завистью, покоя не имѣетъ;
         Желая людямъ зла, о бѣдствѣ ихъ жалѣетъ;
         На блѣдномъ у него написано лицѣ,
   620      Что мыслилъ день и нощь о Царскомъ онъ вѣнцѣ.
         Нося въ груди своей намѣренiе злобно,
         Хотѣлъ, какъ самъ себя, и всѣхъ смущать подобно;
         И такъ Осману рекъ: о коль твой скорбенъ взоръ;
         Но долго ли тебѣ такой терпѣть позоръ?
   625      Таврискiй храбрый Князь въ Казанѣ узы носитъ,
         О вольности своей ни думаетъ, ни проситъ;
         Когда бы можетъ быть, ты слово лишь изрекъ,
         Порфирою бъ себя во градѣ семъ облекъ;
         Я дружества къ тебѣ во вѣки не нарушу:
   630      Ты вѣдаешь мою ревнительную душу,
         И вѣдаешь еще ту пламенную страсть,
         Котора ввергнула тебя въ сiю напасть;
         Дай нову силу ей, и подкрѣпися ею,
         Сумбека сжалится надъ нѣжностью твоею;
   635      Явись ея очамъ! Османъ, мечтой смущенъ,
         Коварнымъ Сагруномъ былъ паче обольщенъ.
         Вельможу онъ сего при щастьѣ ненавидѣлъ,
         Но ввѣрилъ днесь ему мечту, котору видѣлъ,
         Такъ бѣдный плаватель, въ пучинѣ жизнь губя,
   640      За все хватается, что видитъ вкругъ себя.
  
             Довѣренностью сей Сагрунъ возвеселился,
         Онъ только ждалъ, чтобы Османъ ему открылся;
         Намѣренье въ груди злодѣйское питалъ,
         Своимъ орудiемъ любовну страсть считалъ;
   645      Во злобѣ предпрiялъ, раздоръ въ троихъ посѣя,
  &

Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
Просмотров: 427 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа