| Главная » Книги |
Херасков Михаил Матвеевич - Россиада, Страница 8
Херасков Михаил Матвеевич - Россиада; Который мысль мою на казнь мнѣ просвѣщаетъ,
Мнѣ Ангелъ таинства открыть не запрещаетъ,
Дабы спокойна ты во свѣтѣ семъ была!
Увидишь дивныя въ дубравѣ сей дѣла,
355 И можешь прахъ спасти нещастнаго супруга,
Хранящаго тебѣ во узахъ смерти друга;
Исполни, что велю: Здѣсь древнiй тополъ есть,
На коемъ начала гнѣздо орлица плесть:
Удобно сыщешь ты подъ онымъ древо знакомъ,
360 Оно окружено густой травой и злакомъ;
Пожни сiю траву, и корень обнаживъ,
Сей корень извлеки, тамъ ключь увидишь живъ;
Изчерпай изъ него до дна текущу воду,
И влагу ты найдешь совсѣмъ другаго роду;
365 Зелену древа вѣтвь отъ топола простри,
И влагу оную поспѣшно собери.
Когда ты все сiе рачительно исполнишь,
То мой еще завѣтъ вторичный да напомнишь:
Ни змѣй ползущихъ вкругъ, ни тѣней не страшись;
370 Спасти супружнинъ прахъ, спасти себя рѣшись;
Теки на слезныя сiи мѣста обратно,
Исполни третiе, что всѣмъ Царямъ прiятно:
Что помнишь ты меня, Сумбека, докажи,
Гробницы вѣтвями сухими окружи;
375 Кропи, кропи на насъ изчерпнутую воду,
Дай смерти плѣнникамъ желанную свободу,
И жди подѣйствiя отъ сихъ волшебныхъ водъ,
Доколѣ солнечный покажется возходъ.
Тогда познаешь ты, коль дивенъ Богъ бываетъ,
380 Когда на судъ къ себѣ Онъ грѣшныхъ призываетъ;
А ты безстрашна будь! Но свѣтитъ ужъ заря;
Сокрылся Сафгирей, то слово говоря,
И рѣчи Царскiя внимались во гробницѣ,
Повелѣвающи начать свой трудъ Царицѣ.
385 Хотя приказъ такой Сумбеку возмущалъ,
Исполнила, что ей супругъ ни возвѣщалъ,
И злаки и траву вкругъ топола находитъ;
Но самый сей успѣхъ въ боязнь ее приводитъ:
Отводитъ водный токъ и влагу достаетъ,
390 Сухiя вѣтвiя отъ тополовъ беретъ.
Кострами ихъ она расклала межъ гробами,
Водою оросивъ и горькими слезами.
Тогда всходящее въ небесну высоту
Горяще солнце всю явило красоту,
395 Живительны лучи на шаръ пустило земный,
И въ первый ими разъ сквозь лѣсъ проникло темный.
Стоящи древеса во мракѣ въ той странѣ,
Казалися очамъ какъ будто бы въ огнѣ;
Пускаютъ страшный вопль на нихъ нощныя птицы;
400 Простерся блѣдный свѣтъ на мрачныя гробницы,
И будто молнiя сверкнувшая въ ночи,
Въ долину слезную бросаются лучи;
До сложенныхъ костровъ Сумбекой достигаютъ,
Сухiя вѣтвiя и влагу возжигаютъ.
405 Такiя въ древности явили чудеса,
Пророческой рукой въ Персидѣ Небеса;
Когда олтарнаго огня въ землѣ искавый,
И вмѣсто онаго воды гнѣздо доставый,
Неемiй вѣтвiя сухiя напоилъ,
410 И солнцевъ лучь огонь отъ вѣтвей воспалилъ.
Подобно вѣтвiя Сумбекой разложенны,
При всходѣ солнечномъ содѣлались возженны;
И пламень межъ гробницъ водимый какъ рукой,
Простерся огненной вiющейся рѣкой;
415 Одежды Царскiя и кости разрушаетъ.
Сумбека пламень сей слезами утушаетъ.
Но воля праведныхъ исполнилась Небесъ;
Уже Батыевъ гробъ сгорѣлъ, погибъ, изчезъ,
Субека Царску тѣнь винитъ и провидѣнье,
420 Какъ облакомъ луна въ ней тмится разсужденье;
Желаетъ отъ гробницъ огни скорѣй отвлечь,
Но огнь, какъ бурный вихрь, спѣшитъ гробницы жечь,
И разстилается волнами красный пламень:
Горящiй стонетъ лѣсъ, жестокiй таетъ камень.
425 Касается пожаръ пригоркамъ и кустамъ,
Но невредимою Царица зрится тамъ.
Уже гробницы вкругъ свирѣпый огнь объемлетъ;
Пылаетъ Сафгирей! Сумбека ризу съемлетъ,
И хощетъ защищать супруговъ тлѣнный прахъ....
430 Вдругъ чувства у нее объемлетъ новый страхъ:
Увидѣла она изъ сихъ гробовъ горящихъ,
Какъ будто изъ воды героевъ изходящихъ;
Одежды Царскiя являлися на нихъ,
Но блѣдны зрѣлися и смутны лица ихъ:
435 Какъ тонки облака зефирами гонимы,
Цари по воздуху несомы были зримы;
Не держитъ пламенъ ихъ, не держитъ ихъ земля,
Но вѣтры повлекли въ геенскiя поля;
И нудитъ нѣкое упорное влеченье,
440 Послѣднее творить со свѣтомъ разлученье.
Какъ лѣтнихъ нѣжныхъ птицъ отъ полунощныхъ странъ,
Осеннiй гонитъ хладъ за дальнiй Окiянъ:
Бѣгутъ изъ пламени печальны тако тѣни,
Отверзилъ въ бездну имъ струистый огнь степени.
445 Эката! пламенникъ на время воспали,
И видѣть внутренность геенны мнѣ вели!
Отверзлись предо мной со трепетомъ и громомъ,
Мѣста, Аидовымъ слывутъ которы домомъ;
Собравъ грубѣйшее творенiй существо,
450 Устроило его во гнѣвѣ Божество.
Небесный сколько огнь другихъ вещей тончае,
Толико адъ существъ во свѣтѣ всѣхъ тяжчае;
Три краты девять числъ сiе вселенной дно,
Отъ круга звѣзднаго лежитъ отдалено.
455 Тамъ представляется волнами вѣчный пламень,
Тамъ видима земля, какъ раскалекный камень;
Зловонный всходитъ паръ отъ загустѣвшихъ водъ;
Изъ мрака ссѣвшiйся объемлетъ бездну сводъ;
Но свода темнаго проникнуть не возможно:
460 Подъ онымъ сѣтуютъ ведущи дни безбожно;
Тамъ скрежетъ, вопли, плачь, бѣжитъ оттолѣ сонъ,
Дыханье грѣшниковъ, повсеминутный стонъ;
Тамъ души въ трепетѣ ко сводамъ возлетаютъ,
Но преткноѣенiе поѣсюду обрѣтаютъ,
465 И тлѣютъ бездны сей, какъ искры, въ исподи;
Тамъ вихри огненны, тамъ пламенны дожди.
Надежды сладкой нѣтъ во мрачной сей державѣ;
Тамъ вижу злыхъ вельможъ, живущихъ прежде въ славѣ;
Недремлющая грусть тревожитъ тѣни ихъ,
470 Драконы огненны вращаются вкругъ нихъ;
Тамъ души истинну по смерти познаваютъ;
Но грѣхъ свой явно зря, томятся, унываютъ;
Плотская сладость ихъ преобратилась въ ядъ;
Отрады въ мукахъ нѣтъ: грѣхъ самъ собою адъ!
475 Святою вѣрою желая просвѣтиться,
Стараются они на землю возвратиться,
На солнце съ плотiю въ раскаяньѣ воззрѣть,
Дабы спокойнѣе вторично умереть:
Но таинственна цѣпь, какъ змiй кругомъ лежала,
480 И въ заключенiи преступниковъ держала.
Тамъ самолюбiе, увидя адско дно,
Познало, что тщетой прельщалося оно;
Постигнувъ райскаго веселiя изрядство,
Познало тлѣнъ сребра, несытое богатство,
485 И слезы отъ него, которыя текли,
Какъ огненна роса богатыхъ тѣни жгли.
Тамъ сладострастiе весь адъ пронзаетъ стономъ,
Имѣя равну часть во тмѣ со Иксiономъ:
Являются еще прелестны тѣни имъ,
490 Коснутся ихъ устамъ, и превратятся въ дымъ;
Тамъ вѣчный терпитъ хладъ угрюмая измѣна;
Мучитель вкругъ себя кровавы зритъ знамена,
Трепещущи тѣла, мечи, оковы, гладъ,
Которы отъ него скрываютъ Божiй градъ;
495 Тамъ страхъ смиренiю кичливы души учитъ;
Прошедшее враговъ и будущее мучитъ.
Батый, какъ будто бы послѣдуемъ отъ тѣхъ,
Которыхъ кровь излить не ставилъ онъ за грѣхъ,
Со трепетомъ глаза на небеса возводитъ;
500 Но блескомъ ихъ сраженъ, въ подземный мракъ уходитъ;
Изъ пламени ему устроенъ тамо тронъ,
Бѣжитъ, но слышится по немъ во гробѣ стонъ.
Преемники его злодѣйствами не сыты,
Низходятъ въ адъ за нимъ, змiями вкругъ увиты;
505 Сопровождаетъ вопль на адски муки ихъ,
И вѣчно кроется душевный миръ отъ нихъ;
То жажда тѣни ихъ, то гладъ, то зависть мучитъ,
И быти добрыми чрезъ то живущихъ учитъ.
Но тщетно мрачный адъ мучителямъ грозитъ,
510 Ихъ тщетно молнiя стращаетъ и разитъ!
Умретъ едино зло, другое возрастаетъ;
Какъ язва страшная по всей землѣ летаетъ,
Тѣснитъ, свирѣпствуетъ, терзаетъ, множитъ стонъ.
Нѣтъ, кромѣ слезъ, иныхъ безсильнымъ оборонъ;
515 И естьли въ тѣ часы гонитель не трепещетъ,
Когда земля дрожитъ и небо громы мещетъ;
Что пользы, что стихи въ улику ихъ пишу?
Ахъ! естьли каплю слезъ невинныхъ осушу,
И малую подамъ печальному отраду:
520 Уже я получилъ за слабый трудъ награду!
Злощастье облегчилъ текущiй нынѣ вѣкъ;
Сталъ меньше въ наши дни нещастенъ человѣкъ,
Да вѣчно таковымъ блаженствомъ усладимся....
Но мрачный лѣсъ завылъ, тѣнь стонетъ; обратимся!
525 Свирѣпый Тахтамышъ, какъ огненной стрѣлой
Свергается во адъ для вѣчной казни злой;
Тамъ тѣней вкругъ себя онъ узритъ вопiющихъ,
И пламеннымъ бичемъ во тмѣ его бiющихъ.
То тѣни мстительны нещастныхъ тѣхъ людей,
530 Которыхъ умертвилъ мучительски злодѣй.
Но большимъ варваръ сей терзается призракомъ,
Встрѣчаясь со врагомъ своимъ Темираксакомъ.
Жестокiй оный врагъ родился пастухомъ,
И ставъ разбойникомъ, Монархомъ былъ по томъ;
535 Каковъ былъ съ посохомъ, таковъ онъ и въ коронѣ:
Разбойникъ былъ пастухъ, разбойникъ сталъ на тронѣ.
Страдаетъ въ адѣ самъ теперь Темираксакъ,
Но страшенъ для Царей его и тамо зракъ.
Тамъ кроется во тму, боясь небесна свѣта,
540 Трепещущая тѣнь Царя Улу-Махмета,
Отъ собственныхъ сыновъ который бывъ гонимъ,
Обязанъ сталъ Москвѣ спасенiемъ своимъ;
Своихъ защитниковъ привлекъ коварствомъ къ брани,
И Россовъ побѣдивъ, направилъ путь къ Казани,
545 Развалины ея и тронъ возобновилъ,
Враждующихъ змiевъ Россiи оживилъ;
Подъ пепломъ злобу онъ сокрытую возставилъ.
И стрѣлы на Москву изъ дерзкихъ рукъ направилъ.
Но дружбы прерванной въ отмщенiе и въ знакъ,
550 Жизнь отнялъ у него и сына Мамотякъ.
Улу-Махмета скорбь сiя еще терзаетъ,
Нося въ рукахъ своихъ младенца, лобызаетъ,
И въ адъ свергаяся, уже онъ муки зритъ,
Которыми ему нощь вѣчная грозитъ:
555 Тамъ въ узы огненны онъ будетъ въ вѣкъ закованъ,
И пламенный вѣнецъ злодѣю уготованъ.
Тебя идущаго зоветъ съ весельемъ адъ,
О ты, поруганный и гордый Царь Ахматъ!
Еще твой духъ грызетъ; Басма твоя попранна
560 Стопами храбраго Монарха Iоанна,
Который ко твоей погибели рожденъ,
Которымъ при Угрѣ въ конецъ ты побѣжденъ,
И слава дѣлъ твоихъ на вѣки пролетѣла;
Ордынская твоя держава запустѣла.
565 Спѣши во мрачный адъ, и тамо нынѣ зри,
Что должны гордые во тмѣ терпѣть Цари!
Они позорныя оковы тамо носятъ,
Послѣднiе рабы за гордость ихъ поносятъ,
И ихъ нещастiя во свѣтѣ семъ творцы,
570 Надъ ними подлые ругаются льстецы;
Они поруганны народомъ зрятъ короны,
Потомки съ мерзостью на ихъ взираютъ троны;
Тираны бѣдствiя такiя терпятъ тамъ,
Которыя дадутъ ужасный видъ стихамъ.
575 Но, Муза! вѣчному терзанью ихъ оставимъ,
И добродѣтели единыя прославимъ.
О! естьли кто ея не знаетъ красоты,
Нещастенъ! Царь ли есть, или невольникъ ты.
Для душъ чувствительныхъ болѣзнь нещастныхъ бремя,
580 И тѣней страждущихъ оставить, Музы! время.
Выходитъ наконецъ смущенный Сафгирей;
Онъ горести въ себѣ вмѣщаетъ всѣхъ Царей,
Глазами томными Сумбеку озираетъ,
Къ ней съ трепетомъ идетъ, и руки простираетъ:
585 Простись, вѣщаетъ ей, простись на вѣкъ со мной!
И нашъ ко аду путь не ставь твоей виной;
Ты насъ связующи оковы разрѣшила,
И то, что насъ въ гробахъ держало, сокрушила;
Пороки, кои мы творили въ свѣтѣ семъ,
590 Не отдѣлялися отъ нашихъ тѣлъ ничѣмъ,
И насъ они къ землѣ прикованныхъ держали;
Мы тысячiю мукъ гнѣтомы здѣсь лежали.
Но солнечный огонь очистилъ нынѣ насъ,
И мы съ веселiемъ идемъ во адъ сей часъ;
595 Не плачь теперь! ты намъ огнями угодила,
И насъ отъ близкаго позора свободила.
Увы!... Ордынску власть Россiя изтребитъ,
Меча ея ничто отъ насъ не отвратитъ;
На огнь, который насъ палитъ и очищаетъ,
600 Россiйскимъ воинамъ погибель предвѣщаетъ.
Ахъ! вскорѣ новый здѣсь сiяти будетъ свѣтъ,
И водрузится крестъ, гдѣ нашъ пророкъ живетъ!
А мы отъ муки сей избавлены тобою.
Зоветъ насъ грѣхъ во адъ, какъ нѣкою трубою;
605 Спасай себя и тронъ, спасай и слезъ не лей:
Возстань! очувствуйся! ужъ близокъ Царь Алей;
Исполни ты мои слова и завѣщанье!
Сумбеку тронуло толь горькое прощанье.
Какъ будто громовой стрѣлой поражена,
610 Хотѣвша вымолвить, безмолвствуетъ она;
Лѣсъ солнечнымъ тогда сiяньемъ озарился;
Сумбека впала въ сонъ, и Сафгирей сокрылся.
ПѢСНЬ ПЯТАЯ. Уже златую дверь Аврора отворила,
И ризой небеса червленной озарила.
Усердной ревностью къ Россiи пробужденъ,
Явился Царь Алей въ тѣни Казанскихъ стѣнъ;
5 Парящiй такъ орелъ по воздуху высоко,
На птицъ трепещущихъ кидаетъ быстро око,
И видя ихъ мятежъ, висящъ межъ облакъ, ждетъ,
Куда удобнѣе направить свой полетъ.
Ордынскимъ жителямъ въ напасть и въ оскорбленье
10 Приходитъ Царь познать Казани укрѣпленье;
Сопровождается во подвигѣ своемъ
Стрѣлами легкими и острымъ копiемъ.
Когда Алей воздѣлъ глаза на градску гору,
Святый законъ предсталъ его смущенну взору;
15 Зеленый на главѣ его вѣнецъ лежалъ,
Обвитый пальмами онъ крестъ рукой держалъ;
Зарѣ подобная на немъ была одежда,
Въ очахъ его любовь, и вѣра и надежда;
Какъ двѣ звѣзды, глаза къ Алею обращалъ,
20 Онъ лирнымъ голосомъ сiи слова вѣщалъ:
Бѣги Алей! за чѣмъ въ страну пришелъ невѣрну?
Здѣсь водный токъ огню, цвѣты подобны терну;
Здѣсь кроютъ молнiи и ужасъ небеса,
И заразительны прiятные лѣса.
25 Какъ утренни пары, сокрылося видѣнье;
Алей вострепеталъ, и впалъ во размышленье.
Онъ мыслилъ самъ въ себѣ: какiя можетъ мнѣ
Напасти приключить токъ водный въ сей странѣ?
Пристойноль рыцарю такое искушенье?
30 Подъѣхалъ къ рощѣ онъ въ надеждѣ и въ сумнѣньѣ.
Уже дремучiй лѣсъ казался освѣщенъ,
Который тернiемъ былъ прежде зарощенъ;
Живущи духи въ немъ и мраки изчезали,
Зефирамъ древеса дороги отверзали;
35 И солнце озлативъ лучемъ вершины ихъ,
Казалося взирать съ веселiемъ на нихъ.
Мѣшался блескъ его съ зелеными листами,
Какъ онъ мѣшается со влажными струями;
Сiянiе лучей, встрѣчаясь съ 
| |
| Просмотров: 721 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры