Или мы защищать своихъ боговъ не станемъ;
Погибнемъ... ежели перунами не грянемъ!
И виды страшные, и смутный старцевъ гласъ,
Зажгли мятежъ въ сердцахъ, и вспыхнулъ бунтъ тотчасъ;
615 За страхомъ страхъ течетъ, какъ въ бурномъ морѣ волны;
Жилища ужасомъ, сердца отмщеньемъ полны.
Тамъ жены обуявъ, свои убранства жгутъ,
И къ Волжскимъ берегамъ супругамъ въ слѣдъ бѣгутъ;
Кипитъ смятенiе въ улусахъ Черемисскихъ,
620 Вооружаются противу силъ Россiйскихъ;
Велитъ Безбожiе бунтующимъ Ордамъ
На Волгѣ путь пресѣчь Морозова судамъ.
Свирѣпый Киреметъ рукой тревоги водитъ,
Онъ Волгу дремлющу въ крутыхъ брегахъ находитъ;
625 Грудь пѣнится у ней, вода течетъ изъ устъ,
Глава склонилася на тополовый кустъ:
Власы простерлися зелеными струями,
Лежащи по плечамъ извитыми змiями;
Нагнувшiйся сосудъ изъ рукъ ея падетъ.
630 Разторгни узы сна, ей Злоба вопiетъ:
Доколѣ сладкiй сонъ твои покоитъ члены?
Валятся вкругъ тебя Ордынски горды стѣны;
Казань, котору ты привыкла напаять,
Смотрясь въ струи твои, не можетъ устоять.
635 Сiя бреговъ твоихъ ликующа царица,
Такъ сѣтуетъ теперь, какъ сирая вдовица;
Оставили ее невѣрны небеса,
Но съ нею и твоя погаснетъ вдругъ краса;
Соединенныя взаимною любовью,
640 Вы скоро будете гражданской полны кровью;
Дерзай! или съ моимъ перуномъ поспѣшу,
И нѣдры влажныя мгновенно изсушу;
Законы премѣню строительной природы:
Тамъ будетъ вѣчный зной, гдѣ нынѣ плещутъ воды;
645 Гдѣ плавала твоя среди валовъ глава,
Тамъ будетъ рость тростникъ и дикая трава.
Онъ рекъ... и Волжскiя струи остановились,
Глубокими онѣ морщинами явились;
Вели мнѣ, грозный богъ! вели, речетъ она;
650 Желанiе твое исполнить я должна.
Взбунтуй твои валы! свирѣпый духъ вѣщаетъ,
Да гордыхъ Россiянъ пучина поглощаетъ!
Какъ камень сильною поверженный рукой,
Кидалась Волга внизъ съ поспѣшностью такой;
655 Раскинувъ рамена во влажныя дороги,
Изъ рукъ составила великiя пороги;
Пресѣчь Россiянамъ въ струяхъ свободный путь,
Устроила она имъ встрѣчу тверду грудь:
Сгустлилися валы власовъ ея сѣдиной;
660 Кремнемъ ея чело изникло надъ пучиной;
Журчащiй вихрь въ струяхъ повѣяли уста,
И заперли судамъ во влажности врата.
Глава подъемлется и чреслы онѣмѣли.
Составились изъ нихъ препоны, камни, мѣли.
665 Безбѣдный на водахъ имѣющи покой,
Россiяне плывутъ съ веселiемъ рѣкой;
Прохладному пути предѣлы близко числятъ;
Въ бесѣдѣ радостной о славѣ только мыслятъ.
Но вдругъ перемѣнивъ теченiе вода,
670 Помчала въ быстрину, какъ легку трость, суда.
Подъемля смерть главу изъ влажныя утробы,
Составила изъ волнъ колеблющися гробы;
Со свистомъ шумный вѣтръ во слѣдъ судамъ вился,
И съ бурей страшный вопль отвсюду поднялся;
675 Казался каждый валъ чудовищемъ шумящимъ,
Пловущихъ поглотить съ ладьями вдругъ хотящимъ;
Ревущiе валы поднявъ верхи свои,
Возносятъ къ облакамъ великiя ладьи,
И вдругъ разсыпавшись во рвы ихъ низвергаютъ,
680 Гдѣ кажется они геенны досягаютъ;
На крыльяхъ вихрь летитъ имъ встрѣчу по водѣ:
Что дѣлать въ таковой Россiянамъ бѣдѣ?
На небо взоръ взведутъ, покрыто небо мракомъ;
Въ различномъ страхѣ всѣ, въ смятеньѣ одинакомъ;
685 Куда отъ волнъ, куда отъ камней убѣгать?
Смерть видятъ; знаютъ смерть они пренебрегать;
Кипящи пѣною уста она отверзла,
Взревѣла, и въ пловцахъ кипяща кровь замерзла.
Уже свирѣпствуя сердитая рѣка,
690 Отторгла у судовъ кормила и бока;
И будто воины втѣснившися въ проломы,
По улицамъ текутъ, и сокрушаютъ домы:
Такъ бурная вода въ ущелины течетъ,
И Волга разъярясь на дно суда влечетъ.
695 Какъ острый мечь печаль Морозова пронзаетъ,
Что двухъ надежда войскъ мгновенно изчезаетъ;
Страшась не собственной, но общiя бѣды,
Свирѣпство презрилъ онъ и вихря и воды,
И бурямъ и волнамъ противяся ревущимъ,
700 Велѣлъ ко берегамъ направить путь пловущимъ;
Но суша и вода во брань вступили съ нимъ,
Раждаютъ смерть валы, брега огонь и дымъ;
Съ мечами, съ пламенемъ на нихъ Ордынцы злобны
Вкругъ стадницы волкамъ являются подобны,
705 Которы челюсти разверзли на овецъ:
Такъ Россовъ изтребить Орда спѣшитъ въ конецъ;
Бросаетъ копья въ нихъ, стрѣлами уязвляетъ,
Пристанища къ брегамъ имѣть не дозволяетъ.
Стонъ слышанъ на водѣ, вопль слышанъ на земли,
710 Струи ко дну влекли, огни Россiянъ жгли,
Свирѣпствующiй адъ разитъ безчеловѣчно;
Другое воинство погиблобъ тамъ конечно;
Но кто бы ихъ спасти отъ сей напасти могъ,
Когда бы не простеръ съ небесъ къ нимъ перста Богъ?
715 О Муза! обрати отъ Волги взоры въ поле;
Тамъ страждетъ Iоаннъ, и зрится смертныхъ болѣ;
Воззрѣвъ на чистое сiянiе небесъ,
Едва знамена онъ къ Алатырю понесъ,
Казалось, звѣзды съ нимъ желанье соглашали,
720 Поля кругомъ цвѣли, зефиры вкругъ дышали;
Бореевыхъ вдали не слышно было крилъ,
И воздухъ ароматъ повсюду разтворилъ.
Уже колеблются полки въ горахъ идущи,
Какъ класы желтые, серпа на нивахъ ждущи,
725 Которы тихiй вѣтръ въ движенiе привелъ;
Казалось, то Орфей передъ лѣсами шелъ;
Сгущенныхъ копiй лѣсъ былъ зримъ предъ Iоанномъ,
И войско, какъ рѣка, текло въ пути желанномъ.
Но сокровенная опредѣлила власть
730 Для искушенiя устроить имъ напасть;
Парящей славѣ ихъ готовяща препоны,
Натура собственны нарушила законы;
Тогда Безбожiе имѣюще успѣхъ,
Идущимъ тысящи устроило помѣхъ.
735 Вдругъ начали кипѣть ключи въ долинахъ злачныхъ,
И будто трубный гласъ возсталъ въ пещерахъ мрачныхъ;
На холмахъ вѣтвiя склонили древеса,
Багровой ризою одѣлись небеса;
Лучи не въ облака, но въ нѣкiй тускъ скрывались,
740 Стада пернатыхъ птицъ по воздуху взвивались;
Возсталъ згущенный прахъ, какъ туча отъ земли,
И будто возгремѣлъ безъ молнiй громъ вдали,
То вихри пламенны средь горъ вооружались.
На вѣтренныхъ коняхъ ко войску приближались
745 Сiи незримые и сильные враги,
Напрягшись въ воздухѣ подобiемъ дуги,
Простерли крылiя, знамены развѣваютъ,
И съ шумомъ ихъ изъ рукъ дхновеньемъ вырываютъ,
Сражаясь межъ собой, сгущаютъ пыль вокругъ;
750 День ясный въ мрачну ночь переложился вдругъ.
Когда громада войскъ въ пригоркахъ изгибалась,
Казалося, земля подъ ними колебалась;
Срываетъ шлемы вихрь, извившись копья рветъ,
И разстилаясь вдаль, все движетъ и реветъ;
755 Какъ риза разпустясь въ стремленiи суровомъ,
Все войско прахомъ вкругъ объемлетъ какъ покровомъ,
И воинамъ пресѣчь желанный путь велитъ;
То вѣетъ на горѣ, то съ трескомъ лѣсъ валитъ;
Людей лишаетъ силъ, коней лишаетъ мочи,
760 Дыханiе мертвитъ и ослѣпляетъ очи.
Великiй духомъ Царь, позная гнѣвъ Небесъ,
И руки и глаза ко высотѣ вознесъ;
Колеблемъ вихрями, въ слезахъ вѣщалъ: О Боже,
Или враги Тебѣ Твоихъ сыновъ дороже?
765 Ты ужась положилъ въ защиту ихъ странамъ,
Но все преодолѣть оставь Ты бодрость намъ!...
Умолкъ, и небесамъ противнымъ не явиться,
Велѣлъ межъ горъ крутыхъ полкамъ остановиться.
Тамъ взору предлежалъ весьма широкiй долъ,
770 Гдѣ мнилось тишина устроила престолъ;
Военныя трубы повсюду возгремѣли,
Но съ вихремъ различить ихъ звука не умѣли;
Казалось напередъ, что вѣтры трубятъ то,
Склонясь на копiе, не шествуетъ никто,
775 Между стенящими отъ грозныхъ бурь горами,
Укрыться хощетъ Царь со войскомъ подъ шатрами,
Но будто бурная свирѣпствуетъ вода,
Гдѣ кущи ставятся, бѣжитъ и вихрь туда,
Изъ рукъ орудiя и верви изторгаетъ,
780 Великiе шатры на землю повергаетъ.
Такой стихiй мятежъ Монарха не смущалъ,
На рамо опершись, Адашеву вѣщалъ:
Я зрю, что Небеса моимъ слезамъ не внемлютъ,
Колеблютъ все они, меня не поколеблютъ!...
785 Онъ бодрый видъ являлъ, сiю вѣщая рѣчь,
И войску повелѣлъ на ихъ мѣстахъ возлечь.
Едва, походами и вихремъ удрученны,
Склонилися полки, какъ класы посѣченны,
И на лицѣ земномъ въ густой травѣ легли,
790 Бурливыхъ вдругъ коней и вихри отпрягли,
И въ воздухѣ свои оставивъ колесницы,
Сверули крылiя, какъ утомленны птицы;
И будто бѣдствами насытился ихъ взоръ,
Дыханье укротивъ, упали между горъ.
795 Свѣтило дневное тогда въ моря скрывалось,
И небо ризою червленной одѣвалось;
Возвысила чело дрожащая луна,
Серебрянымъ щитомъ казалася она;
Подъемлетъ къ небесамъ рога свои высоки,
800 Вмѣщаютъ глубоко луну рѣчные токи,
И чистымъ хрусталемъ между бреговъ текутъ,
Казалось, томный сонъ они въ струяхъ влекутъ.
Царица звѣздъ лучемъ блистательнымъ сiяла,
Но хладною росой земли не напаяла,
805 И сладкой влажности на древеса не льетъ,
Котора жизни имъ и силы придаетъ.
Вершины уклонивъ, стоятъ зелены рощи,
Не можетъ прохлаждать луговъ прохлада нощи;
Казалось, воздухъ спитъ, зефиръ уснулъ въ кустахъ,
810 И слезъ Аврориныхъ не видно на цвѣтахъ;
Благоуханiе долины разпускаютъ,
Но тщетно питiя небеснаго алкаютъ:
Прозрачность воздуха приходитъ въ густоту,
И съ мракомъ томную раждаетъ духоту.
815 Земля для воиновъ всегдашнiй одръ спокойной,
Теперь представилась для спящихъ ложей знойной;
Жестка трава на ней, лице ея горитъ,
Возлегшимъ сладкаго покоя не даритъ;
Томленiе главы ко сну на землю клонитъ,
820 Но жаръ съ естественныхъ одровъ обратно гонитъ;
Тускъ зрится на цвѣтахъ, не хладная роса,
И сводомъ огненнымъ казались небеса;
Въ полночные часы растенья увядаютъ;
И звѣзды, кажется, на землю упадаютъ;
825 Летаютъ дивные по воздуху огни,
Предзнаменующи и зной и жарки дни.
Томленный Царь небесъ подъ раскаленнымъ сводомъ
Хотѣлъ предупредить свѣтъ солнечный походомъ:
При утренней зарѣ гласъ трубный возгремѣлъ,
830 Возстали воины, и съ ними зной пошелъ.
Не вѣтры свѣжiе въ долинахъ повѣваютъ,
Которы тихихъ дней предтечами бываютъ;
Едва лишь солнца лучь на землю проглянулъ,
Какъ пещь разженная, палящимъ зноемъ дхнулъ,
835 Цвѣты и древеса росой неорошенны,
Явились свѣжести и живости лишенны;
Небесные кони спѣшащи солнце влечь,
Казалося, хотятъ вселенную зажечь;
И воздухъ вкругъ земли недвижимо стоящей,
840 Едва не равенъ былъ водѣ, въ котлѣ кипящей.
Разжегся тамъ песокъ, и травы стали тлѣть,
Герои начали о буряхъ сожалѣть,
Которы прежде ихъ толико утруждали,
Но удручаемыхъ походомъ, прохлаждали;
845 Отъ солнечныхъ лучей, какъ будто отъ огня,
Ихъ шлемы разпеклись и тяжкая броня;
Какъ нѣкая рѣка, кругомъ излился пламень,
Извлекши влажность вонъ, приводитъ землю въ камень;
Палима воздухомъ, разсѣлася она,
850 И вредныя въ землѣ сварились сѣмена;
Тлетворные пары главы свои подъемлютъ,
И поднебесный кругъ какъ ризою объемлютъ;
Въ пучинѣ воздуха туманы око зритъ,
Казалось, надъ главой небесный сводъ горитъ.
855 Змiи глотая ядъ, изъ мрачныхъ норъ выходятъ,
Болѣзни, раны, страхъ и язвы производятъ;
Извившись какъ ручей, въ густой травѣ шипятъ,
Бросаются стрѣлой и грудь насквозь разятъ;
Не страхъ отъ сихъ змiевъ Монарха сокрушаетъ,
860 Но то, что воинство рокъ лютый уменьшаетъ.
Какъ будто острiя сверкающихъ ножей,
Тамъ жалы видимы излучистыхъ ужей;
Слѣды алкающей повсюду смерти видны;
Тамъ гады страшные, тамъ черныя ехидны;
865 Вода, огонь, земля Россiянамъ грозитъ,
И воздухъ, кажется, стрѣлами ихъ язвитъ.
Томленны жаждою, къ потокамъ прибѣгаютъ;
Пiютъ, но воды ихъ утробу разжигаютъ,
И паче къ питiю алкающихъ зовутъ,
870 Мутясь въ рѣчныхъ струяхъ пески съ травой плывутъ;
Журчащiе ключи осокой заглушенны;
Въ зеленистый коверъ озера превращенны.
Казалося, съ небесъ какъ дождь падутъ огни;
Остановляются въ разпутiяхъ кони,
875 Главы упали внизъ, колѣна ихъ трепещутъ,
И пѣну красную уста на землю мещутъ;
Какъ мѣхи ребра ихъ разширяся дрожатъ,
Падутъ и подъ ярмомъ безчувственны лежатъ.
На войско обративъ Монархъ печальны взоры,
880 Велѣлъ ему возлечь, гдѣ тѣнь наводятъ горы.
Тамъ сѣнолиственный стоялъ у брега лѣсъ,
И зрѣнью обѣщалъ убавить зной небесъ;
Вдругъ городъ изъ шатровъ составился высокихъ,
Но тотъ же зной лежалъ въ долинахъ и глубокихъ;
885 Подъ тѣнью хлада нѣтъ, прохлады нѣтъ въ струяхъ,
Долины зной палитъ, изъ рощей гонитъ страхъ.
Дрiяды, кажется, лѣса пренебрегаютъ,
И сами въ мрачныя пещеры убѣгаютъ;
Вселяютъ ихъ туда жары, какъ страшный громъ,
890 Тамъ голый камень имъ прiятнымъ сталъ одромъ;
Прозрачны ризы снявъ онѣ отъ жара скрылись,
Но пламени врата и тамо отворились.
Не слышитъ болѣе ключей журчащихъ лугъ,
Потоки быстрые въ горахъ изсякли вдругъ;
895 Не чувствуя уже въ рѣчныхъ струяхъ прохлады,
Скрываются въ тростникъ печальныя Наяды;
Но тщетно тамъ дождей и свѣжихъ вѣтровъ ждутъ,
Зеленые власы отъ ихъ чела падутъ.
Вѣщаютъ, будто бы главы имѣя въ зноѣ,
900 И Кама и Сура на дно ушли рѣчное,
И тамъ на тинистыхъ одрахъ онѣ легли;
Но солнечы лучи сквозь воду грудь ихъ жгли.
Отъ солнца воздухъ весь, отъ воздуха потоки,
Отъ нихъ земля несла страданiя жестоки;
905 Другъ друга думаютъ стихiи изтребить,
Иль входятъ въ заговоръ Россiянъ погубить.
Какъ съ нѣкимъ стадомъ птицъ, Царь съ войскомъ подвизался;
Но трижды двигнувшись, онъ трижды препинался.
На высочайшую восходитъ зло степень:
910 Мракъ вечеромъ томитъ, томитъ поутру тѣнь,