nbsp; Османа погубить, Сумбеку и Алея.
Сей хищный волкъ теперь прiемлетъ агнчiй видъ;
Лукавый духъ его подъ видомъ дружбы скрыть:
Спаси отъ бѣдства насъ! вѣщаетъ онъ со стономъ,
650 Мы всѣ устрашены колеблющимся трономъ;
Сумбека нѣжности къ тебѣ не изгнала,
Но въ гнѣвѣ Царску власть Алею отдала;
Возможно ли женѣ въ ея угрозахъ вѣрить?
Онѣ и злобствуя умѣютъ лицемѣрить;
655 Ихъ гнѣвъ есть молнiя, которая сверкнетъ,
Но солнце возсiявъ, опять сiять начнетъ;
Алей, опасный врагъ и вѣры и Казани,
Сбираетъ для Москвы съ Татаръ позорны дани;
Я видѣлъ, какъ теперь народу онъ ласкалъ,
660 И въ ихъ сердца войти, различныхъ средствъ искалъ.
Имѣя желчь въ груди, точилъ онъ медъ устами;
Съ Россiей вѣчный миръ украсилъ онъ цвѣтами,
И прелестью словесъ собранье обольщалъ....
Симъ адскимъ вымысломъ онъ души уловлялъ;
665 Онъ рекъ сiи слова, но ихъ изрекъ краснѣя:
Вы другомъ, не Царемъ имѣете Алея!
Смиритися съ Москвой, отъ насъ отвергнуть брань,
Не многая къ тому отъ васъ потребна дань,
Присяга вѣрная!... О коль слова безбожны!
670 Рабамъ покорности такiя суть возможны;
А мы давно ли власть имѣли надъ Москвой?
Намъ льзяль къ стопамъ ихъ пасть, бывъ прежде ихъ главой?
Кто знаетъ? можетъ быть, тая въ душѣ коварство,
Разрушить предпрiялъ Алей Казанско царство;
675 Мужайся, ободрись, злодѣя не жалѣй,
Сними съ него главу, коль не снялъ онъ твоей!
Ты смертiю своей нещастный ускоряешь;
Спасая жизнь его, свою ты жизнь теряешь.
Теперь, Османъ! любовь Царицѣ докажи;
680 Корону со главы падущу удержи;
Тебя къ тому зоветъ и зримое мечтанье,
Любовь, нещастiе и наше почитанье;
Та тѣнь, которая являлася тебѣ,
Ко щастливой тебя и тѣнь зоветъ судьбѣ!
685 Уже колеблются божницъ верхи златыя,
Ты вѣру подкрѣпи, и воскреси Батыя.
Когда сiе Сагрунъ лукавствуя вѣщалъ,
Развратъ и паче въ немъ духъ звѣрскiй возмущалъ;
Обвившись вкругъ него, коварство разтравляетъ,
690 Сумбеку взору онъ кровавому являетъ,
Котора, жалуясь на строгости Небесъ,
Ходила въ горести подъ тѣнiю древесъ;
И съ нѣжностью своей имѣющая споры,
Гдѣ жилъ Османъ, туда бросала смутны взоры.
695 Примѣтивый Сагрунъ страданiе сiе,
Вѣнчаннымъ поставлялъ желанiе свое,
И рекъ Осману онъ: я долгъ и дружбу помню;
Пойду, и важныя намѣренья исполню:
Заставлю гордою Сумбеку меньше быть,
700 Тебѣ престолъ отдать, Алея позабыть!
Идетъ, и хитрости вокругъ его летаютъ,
Онѣ льстеца сего орудiемъ считаютъ;
Во рабскомъ образѣ представили его,
Покорность на челѣ являя у него.
705 Съ лукавствомъ внутреннимъ къ Сумбекѣ онъ подходитъ,
И рѣчь съ ней о любви Османовой заводитъ.
Такъ Евву льстивый змiй въ Едемѣ соблазнялъ,
Когда ее вкусить познанiй плодъ склонялъ.
Прилично ли, онъ рекъ, что здѣсь какъ плѣнникъ низкiй,
710 Подъ стражей держится безвинно Князь Таврискiй,
Сей Князь, который сталъ за то одно гонимъ,
Что онъ любилъ тебя, что онъ тобой любимъ?
Всѣ сжалились надъ нимъ, мы плачемъ, плачутъ стѣны;
Онъ страждетъ, ни вражды не зная, ни измѣны;
715 И любитъ онъ тебя!... Но мы оставимъ то.
Подумай, Крымъ теперь въ отвѣтъ намъ скажетъ что?
Османа заключивъ, мы Крымскiй родъ поносимъ;
А помощи отъ нихъ въ напасти общей просимъ;
На чтожъ она теперь? Здѣсь царствуетъ Алей;
720 Османъ кончаетъ жизнь, кончаетъ какъ злодѣй!
Умолкъ.... и рѣчь сiя Царицѣ гордой льстила,
Она и выговоръ совѣтомъ добрымъ чтила;
Хотѣла за любовь обиженною быть,
И стать заставленной невѣрнаго любить.
725 Но кроя нѣжну страсть, котора грудь терзала,
Сумбека хитрому наперснику сказала,
Сказала Сагруну, всемъ сердцемъ возстеня:
Ахъ! льзя ли вѣрить мнѣ, что любитъ онъ меня?
Не сей ли льстецъ меня на тронѣ обезславилъ?
730 Не онъ ли въ Тавръ отсель любовницу отправилъ?
Не явенъ ли его изъ града былъ побѣгъ?
Мной! мной обогащенъ! меня онъ пренебрегъ....
Сумбека залилась при сихъ рѣчахъ слезами.
Сагрунъ вскричалъ: Османъ во вѣки будетъ съ нами:
735 Невѣрность скорую всегда прiемлетъ казнь,
Эмира, позабывъ Османову прiязнь,
Съ его сокровищемъ въ Россiю убѣжала;
Увы! тебѣ въ любви она не подражала!
Османъ раскаялся! Я самъ то прежде зрѣлъ,
740 Что онъ обманщицу Сумбекѣ предпочелъ.
Но се идетъ Османъ; онъ самъ тебѣ докажетъ,
Какъ любитъ онъ тебя, и что онъ мыслитъ, скажетъ;
Скрывается Сагрунъ, извергнувъ сладкiй ядъ.
Сумбека бросила къ Осману нѣжный взглядъ:
745 Печали на челѣ, въ ланитахъ блѣдностъ видитъ,
И прежни строгости Сумбека ненавидитъ;
Клянетъ суровые свои поступки съ нимъ:
Теперь не онъ предъ ней, она винна предъ нимъ.
Казалось, вкругъ нея летали смертны тѣни,
750 Мутится взоръ ея, дрожатъ ея колѣни;
У ней на памяти нощныхъ видѣнiй нѣтъ,
Забвенъ, забвенъ Алей, забвенъ и цѣлый свѣтъ.
Но мнѣ представились въ сей рощицѣ прiятной,
Печальны слѣдствiя любви, любви развратной:
755 Тамъ прелесть видима, притворство, лесть, обманъ,
Сумбека чувствуетъ, ихъ чувствуетъ Османъ;
Колѣни сей пришлецъ Сумбекины объемлетъ:
Она раскаянью любовникову внемлетъ,
И снова пламенной любовiю горитъ.
760 Османъ, лiющiй слезъ потоки, говоритъ:
Увы, не стою я Сумбекиной прiязни,
Прощенья не хочу, хочу жестокой казни!...
Сумбека, во слезахъ взирая на него,
Поверглась въ томныя объятiя его:
765 Живи! Османъ живи! стоная возопила;
Лобзанiемъ сей миръ съ Османомъ подкрѣпила.
Увы! виновна я и тѣмъ, она рекла,
Что въ ревности тебя унизить я могла;
Забудемъ, что была на свѣтѣ семъ Эмира;
770 Уронъ твой замѣнятъ: я, тронъ мой и порфира.
Сумбекины слова какъ будто разумѣлъ,
Казалось, воздухъ весь въ то время возшумѣлъ,
Развраты, въ вѣтвiяхъ которые скрывались,
Кругомъ любовниковъ летая извивались,
775 И разплывалися у нихъ въ сердцахъ они:
Въ томъ хладъ произвели, въ Сумбекиномъ огни.
Возможноль чаять имъ судьбины въ мiрѣ лестной?
Земной любви они искали, не небесной!
Съ Эмирой вмѣстѣ быть, неволи избѣжать,
780 Османъ являетъ видъ Сумбеку уважать;
Любовью пламенной къ нему Сумбека тлѣя,
Личину нѣжности имѣла для Алея;
Условились они согласiе таить,
Доколь настанетъ часъ Алея истребить.
785 Невинная любовь свѣтильникъ погасила,
И грудь Сумбекину слезами оросила,
Крилами встрепетавъ, сокрылась отъ нее,
Ломаетъ въ воздухѣ орудiе свое.
Вѣщаютъ: слышалось во древесахъ стенанье,
790 Сумбекино когда услышали желанье.
Алей во Царскiе чертоги возвращенъ,
У края пропасти былъ взоромъ обольщенъ.
Царица льститъ ему, но льститъ и ненавидитъ;
Невинность скоро зла конечно не увидитъ.
795 Когда Алей Казань къ покорству призывалъ,
Свiяжскъ измѣною его подозрѣвалъ 8.
Въ Москву отправилъ вѣсть, молвою излiянну.
И время пренести мнѣ лиру къ Iоанну!
Россiйскимъ подвигамъ парящiй духъ во слѣдъ,
И проповѣдатель торжественныхъ побѣдъ,
Во дни торжественны, во дни ЕКАТЕРИНЫ,
Взносися! мы трудовъ достигли половины.
5 Но Муза цѣлiю своей до днесь брала
Раздоры, хитрости и нѣжныя дѣла:
Теперь открылося кровавое мнѣ поле;
Потщимся устремить вниманья къ пѣснямъ болѣ.
Отъ сонныхъ водъ стремлюсь къ пучинѣ прелетать,
10 Не миртовы вѣнцы, лавровые сплетать.
О Музы! естьли вы о пѣсняхъ сихъ рачите,
Возьмите прочь свирѣль, и мнѣ трубу вручите,
Да важныя дѣла вселенной возглашу,
О коихъ возхищенъ восторгами пишу.
15 Любовь, которая Алея поражала,
Въ златыхъ цѣпяхъ его окованнымъ держала.
На слабости его взирающа Казань,
Междуусобную въ стѣнахъ питала брань;
Россiя между тѣмъ главу подъемлетъ томну,
20 Знамена видяща вносимыя въ Коломну.
Сей градъ, отъ Римскихъ золъ искавый оборонъ,
Въ началѣ основалъ Латинскiй Князь Колонъ;
Когда противъ него враги пускали стрѣлы,
Изъ Рима онъ притекъ въ Россiйскiе предѣлы;
25 И славы здѣшнихъ странъ во браняхъ множа громъ,
Поставилъ на брегахъ Оки прекрасный домъ;
Зелены влажною луга обнявъ рукою,
Тамъ близко срѣтилась Москва рѣка съ Окою,
И съ нею съединивъ и воды и уста,
30 Казалось, притекла на красны зрѣть мѣста.
Какъ будто въ сонмъ единъ слiянны быстры рѣки,
Военны силы шлютъ въ сей градъ мѣста далеки.
Уже казалася со стѣнъ издалека,
Подъемлющася пыль, какъ бурны облака,
35 И пѣсни по лѣсамъ военны раздаются.
По всѣмъ градамъ отцы съ сынами разстаются;
Лобзаетъ сына мать, потоки слезъ лiя;
Прощаются въ слезахъ супруги и друзья.
Но только ратники изъ стѣнъ выходятъ въ поле,
40 Встрѣчаетъ храбрость ихъ, и слезъ не видно болѣ.
Уже во древности извѣстный Музiянъ,
Который и до днесь изъ грозныхъ водъ слiянъ,
Стенящiя брега свирѣпаго Ильмена,
Въ Коломну ратныя отправили знамена.
45 Гдѣ Волховъ твердымъ льдомъ шесть мѣсяцовъ покрытъ,
Оттолѣ воинство какъ стадо птицъ паритъ,
И Ладожски струи въ брегахъ своихъ ярятся,
Что горды стѣны въ нихъ опустошенны зрятся.
Уже отверзъ врата дружинѣ Изборскъ градъ,
50 Гдѣ Труворъ, Рюриковъ княжилъ юнѣйшiй братъ;
Сквозь блата топкiя и горы каменисты
Преходятъ будто бы поля и рощи чисты.
Дерзаетъ воинство отъ дальныхъ оныхъ мѣстъ,
Гдѣ мщеньемъ Ольгинымъ извѣстенъ Искорестъ.
55 Тамъ, Игорь! видится еще твоя гробница,
Надъ коей плакала премудрая Царица,
Хранящая къ тебѣ и во вдовствѣ любовь,
Принесшая тебѣ Древлянску въ жертву кровь.
Уже отверзлися запечатлѣнны двери,
60 Союзами съ Москвой соединенной Твери;
Упорство, коимъ сталъ нещастливъ Михаилъ,
Отборнымъ воинствомъ сей городъ замѣнилъ.
Уже оставили морскiя бѣлы воды,
Вокругъ Архангельска живущiе народы;
65 Изъ хладныхъ мѣстъ несутъ горящу къ бранямъ грудь,
И храбрость лаврами предъ ними стелетъ путь.
Любовь къ отечеству брега опустошаетъ,
Которые Двина струями орошаетъ;
На сихъ брегахъ рожденъ преславный сей пѣвецъ,
70 Который прiобрѣлъ безсмертiя вѣнецъ,
Который славу пѣлъ и дни златые Россовъ,
Гремящей лирою извѣстный Ломоносовъ.
Отъ оныхъ сила мѣстъ какъ туча поднялась,
Гдѣ Котросль съ Волгою въ срединѣ стѣнъ слилась;
75 Гдѣ часто къ небесамъ поднявшись руды сѣрны,
Для грома облака приготовляютъ черны.
Уже съ крутыхъ вершинъ и со бреговъ Оки
Текутъ съ оружiемъ великiе полки;
Война, и славы рогъ въ Коломну привлекаетъ
80 Съ тѣхъ мѣстъ народъ, Угра гдѣ съ шумомъ протекаетъ;
Тамъ храбрость Iоаннъ на вѣки утвердилъ,
Когда при сихъ брегахъ Казанцовъ побѣдилъ.
Коломна зритъ мужей къ сраженiю готовыхъ,
Притекшихъ отъ луговъ Самарскихъ и Днѣпровыхъ:
85 Приходятъ ратники къ стѣнамъ на общiй сборъ,
Отъ мѣловыхъ вершинъ, съ лишенныхъ цвѣта горъ,
Которы жатвою вокругъ благословенны;
Но кажутся вдали снѣгами покровенны.
Вооружилися на общаго врага,
90 Благоуханные Донецкiе брега.
Ко подкрѣпленiю отечества и трона,
Приходятъ ратники съ извившагося Дона,
Который водъ струи стараясь разносить,
Всю хощетъ, кажется, Россiю оросить.
95 Подвиглись грады всѣ въ обширной части мiра.
Но льзя ли сильну рать тебѣ изчислить, лира?
Пришедше воинство подобилося тамъ
На понтѣ ледяномъ различныхъ птицъ стадамъ.
Коломна наконецъ отверзла дверь широку
100 Россiйской полночи, полудню и востоку.
Отъ запада гремятъ въ стѣнахъ мечи у ней;
И сердцемъ зрѣлася она Россiи всей,
Къ которому, какъ кровь, вся сила обратилась:
Кровавая война воззрѣвъ на нихъ гордилась.
105 Внутри себя и внѣ мечи и пламень зря,
Встрѣчаетъ городъ сей Россiйскаго Царя,
Который окруженъ отечества сынами,
Какъ новый былъ Атридъ у Трои подъ стѣнами.
Онъ видитъ полночь всю подъ скипетромъ своимъ,
110 И многiе Цари на брань дерзали съ нимъ;
Всему отечеству сулили большу цѣлость,
Россiйскихъ войскъ соборъ, любовь къ войнѣ и смѣлость.
Когда полки Монархъ ко брани ополчалъ,
И молнiи носящъ, перуны имъ вручалъ,
115 На ратниковъ своихъ Россiя обращенна,
И стройностiю войскъ, и силой восхищенна,
И видяща Царя дерзающаго въ путь,
Подъ громомъ чаяла трубъ звучныхъ отдохнуть;
Блестящiе мечи, Россiйскiя сраженья,
120 Сулили больше ей, чѣмъ миръ успокоенья.
Прославить воинство предположивъ сiе,
Склонилъ къ нему Творецъ вниманiе свое.
И къ войску громкая побѣда обратилась;
Но свѣтлая заря взошла и помутилась.
125 Какъ будто льющiйся въ луга съ горы потокъ,
Россiйско щастiе препнулъ на время рокъ.
Горѣли мужествомъ уже сердца геройски,
И ставилъ Iоаннъ въ порядокъ ратны войски,
Которы принесли отъ странъ различныхъ въ дань,
130 Любовь къ стечестѣу, злодѣямъ страхъ и брань,
Летящи мыслями и мужествомъ къ Казани,
Уже простершiя къ сраженью храбры длани.
Вдругъ видятъ съ южныхъ странъ идущу пыль столпомъ,
И конскiй топотный внимаютъ бѣгъ потомъ,
135 Приближилось къ Царю, какъ вихрь, видѣнье тое,
И разступилося какъ облако густое;
Явилися гонцы Россiйски наконецъ,
Которыми влекомъ Ордынскiй былъ бѣглецъ.
Написанна боязнь у нихъ на лицахъ зрима;
140 Бѣглецъ возопiялъ: война! война отъ Крыма!
Уже со множествомъ бунтующихъ Татаръ
Рязань опустошилъ Ханъ Крымскiй Исканаръ;
&