| Главная » Книги |
Херасков Михаил Матвеевич - Россиада, Страница 22
Херасков Михаил Матвеевич - Россиада"justify"> Влекомый Сагруномъ сей мужъ на смертну казнь,
Спокойный видъ имѣлъ, а тотъ въ очахъ боязнь;
Порокъ всегда унылъ, спокойна добродѣтель!
Сагрунъ повелѣвалъ народомъ какъ владѣтель,
525 И самовластенъ ставъ по злобѣ при дворѣ,
Назначилъ смертну казнь Гирею на зарѣ.
Межъ тѣмъ крушенiя и безпокойства многи
Какъ адъ, наполнили Сумбекины чертоги:
Тамъ черная печаль разлившися кругомъ,
530 Своею ризою покрыла Царскiй домъ;
Сумбеку и любовь и совѣсть угрызаетъ,
Надежда веселитъ, отчаянье терзаетъ,
Любовь утѣхи ей, невѣрность страхъ сулитъ;
Алея въ миртовыхъ садахъ искать велитъ.
535 Сѣтьми еленица, какъ будто устрашенна,
Бѣжитъ по комнатамъ спокойствiя лишенна.
Алея въ комнатахъ, въ садахъ Алея нѣтъ;
Стеняща, Сагруна коварнаго клянетъ.
Не нѣжность клятвы тѣ, не жалость извлекала,
540 Пророчества страшась, утекшаго искала;
И токи слезъ ея единый былъ обманъ;
Ей нуженъ не Алей, но нуженъ ей Османъ:
Казалося, въ одномъ другова погубила
И паче, нежель честь, порокъ она любила;
545 Гирея плѣннаго изтязывать велитъ,
Ему сокровища за искренность сулитъ.
Но сей примѣрный другъ, какъ нѣкiй твердый камень,
Пренебрегающiй валы и молнiй пламень,
Въ бездонной глубинѣ недвижимо стоитъ,
550 Взнося чело свое, на громъ спокойно зритъ.
Безсильна искусить честнаго человѣка,
Съ Гирея снять главу дозволила Сумбека,
Притворство, хитрости, лукавство и боязнь,
Гирею скорую приготовляли казнь.
555 Уже небесное горящее свѣтило
Ордынскiя поля и горы озарило;
Но будто бы Казань гнусна была ему,
Взирая на нее, скрываетъ лучь во тму:
Нещастье ли оно Казанцамъ предвѣщало,
560 Или свое лице отъ зла ихъ отвращало;
Но солнце чрезъ Казань подобно такъ текло,
Какъ будто зрѣлося сквозь темное стекло.
Погасъ небесный огнь, но не угасла злоба;
Невинность повлекла она ко дверямъ гроба;
565 Подобенъ многому слiянью шумныхъ водъ,
Тѣснится стекшiйся по улицамъ народъ.
За добродѣтели на смерть безчеловѣчну,
Изъ времянной идетъ Гирей въ темницу вѣчну:
У ногъ трепещущихъ сѣкиру смертну зритъ;
570 Се жребiй твой Сагрунъ Гирею говоритъ,
Въ услугахъ ты своихъ Алею сталъ безплоденъ,
Яви ты намъ его, и будешь ты свободенъ.
Похвально дружество; но ежели мы имъ
Наносимъ общiй вредъ, мы дружбою грѣшимъ!...
575 Тебѣ ли чувствовать, рекъ узникъ, дружбы благо?
Не посрамляй, злодѣй! ты имяни святаго;
Небесна дружества извѣстна тѣмъ степень,
Кто совѣстiю чистъ какъ солнце въ ясный день;
А ты, носящiй ядъ и хитрость во утробѣ,
580 Какъ ноющую кость, и тму во хладномъ гробѣ,
Учися твердости, злодѣй! у чувствъ моихъ,
И знай, что дружество мнѣ даровало ихъ!
Оно безцѣннѣй всѣхъ богатствъ земнаго круга;
Приiятна съ другомъ жизнь, и смерть сладка за друга;
585 О мой любезный Царь! о часть моей души!
Спокоенъ будь Алей, отъ сихъ убiйцъ спѣши;
Гдѣ ты ни странствуешь, въ лѣсахъ, въ вертепахъ, въ морѣ,
Мой духъ, безплотный духъ, тебя обрящетъ вскорѣ;
Заставитъ онъ узнать по нѣжностямъ себя,
590 Дохнетъ и спрячется онъ въ сердцѣ у тебя.
А вы, нещастные вельможи и граждане!
Рыдаю, видя васъ во пагубномъ обманѣ;
Прощаетъ васъ моя ко ближнему любовь;
Но, ахъ! невинная отмстится вскорѣ кровь:
595 Сагрунъ!... се смерть тебя крилами осѣняетъ!...
Вѣщая то, главу подъ острый мечь склоняетъ.
Сагрунъ умножить зла, а страхи уменьшить,
Уже повелѣвалъ скорѣе казнь свершить.
Се мечь уже сверкнулъ! но вдругъ какъ вихрь шумящiй,
600 Народъ разсѣялся отъ казни прочь бѣжащiй:
Тамъ лица блѣдныя, тамъ трепетъ, тамо стонъ;
И се является ужасный Асталонъ!
Какъ будто зданiе грозящее паденьемъ,
Иль нѣкимъ темна нощь грозяща привидѣньемъ:
605 Такъ рыцарь сей народъ по стогнамъ рязсыпалъ;
Гремящъ оружiемъ, передъ Гиреемъ сталъ.
Подобно какъ главу увидящiй Медузы,
Или почувствуя на членахъ тяжки узы,
Свершитель казни мечь хотя въ рукахъ имѣлъ,
610 Недвижимъ сдѣлался отъ страха, онѣмѣлъ.
Спокойно Асталонъ безвинной казни внемлетъ,
Онъ узы тяжки рвет, Гирея онъ объемлетъ,
Вскричавъ: О дружеской сокровище любви!
Не бойся никого; живи Гирей! живи!
615 Гонителямъ твоимъ во градѣ смерть готова!
Почто не я имѣлъ наперсника такова?
Межъ тѣмъ Сагрунъ уже во Царскiй дворъ вбѣжалъ,
Царицѣ рыцаря врагомъ изображалъ.
Лукавство никогда во злыхъ не умираетъ,
620 Изгнать соперника Османа поощряетъ.
Увѣренъ дерзости о слѣдствiяхъ худыхъ,
Скрываетъ горькiй ядъ сей змiй въ рѣчахъ своихъ:
Теперь, онъ говоритъ, коль храбрымъ ты явишься,
Казанцовъ устрашишь, на тронѣ укрѣпишься,
625 Народную молву и наглость усмиришь;
Единымъ словомъ ты Ордынцовъ покоришь,
И непрепятственно облекшись во порфиру,
Царицу прочь отгнавъ, на тронъ взведешь Эмиру.
Обнявъ Османа онъ, слова сiи речетъ,
630 И силою его на торжище влечетъ.
Сумбека на него изъ терема взираетъ,
Дрожащи руки въ слѣдъ Осману простираетъ;
Постой, Османъ! постой! рыдая вопiетъ...
Любовь его къ себѣ, а рокъ отъ ней влечетъ.
635 Сей Князь, развратный Князь, любовникъ малодушный,
Не дѣйствамъ разума, но слабостямъ послушный,
И нѣжности однѣ имѣющъ во умѣ,
Идетъ за Сагруномъ, какъ блѣдна тѣнь во тмѣ;
Къ Эмирѣ обративъ желанье и ко трону,
640 Дрожащею стопой приходитъ къ Асталону.
Онъ трижды блѣдныя уста отверзть хотѣлъ,
Но трижды во устахъ языкъ его хладѣлъ,
И будто на змiю ступивый странникъ въ полѣ,
Сказалъ, не храбростью, но страхомъ двигнутъ болѣ:
645 Кто звалъ тебя сюда вражда, или прiязнь?
Коль другъ ты намъ, такъ дай свершить намъ смертну казнь;
Мы общаго врага въ Гиреѣ наказуемъ,
Но дружествомъ тебѣ весь городъ обязуемъ.
Какъ будто гордый кедръ вершиной съ высоты,
650 Является взирать на слабые цвѣты:
Такъ взоры Асталонъ на юношу низводитъ,
Съ презрѣнiемъ нему, со скрежетомъ подходитъ;
Но ты кто? онъ вѣщалъ какъ трубъ гремящихъ звукъ.
Османъ отвѣтствовалъ: Царицынъ я супругъ!
655 Тогда вступила кровь ко Асталону въ очи;
Онъ вкупѣ всѣ свои собравъ тѣлесны мочи,
Османа сильною рукой за грудь схватилъ,
И трижды какъ перо вкругъ шлема обратилъ,
Тряхнулъ и возопилъ: Се мзда ея измѣны!
660 И на Казанскiя Османа вергнулъ стѣны;
Разсѣлася глава, по камнямъ мозгъ потекъ.
Взирая, Асталонъ, на страждущаго, рекъ:
Вотъ твой вѣнецъ и тронъ! и въ злобѣ многоплодной
Онъ палицу свою повергъ къ толпѣ народной;
665 Окаменѣвшему онъ такъ ему вѣщалъ:
Я смертiю казнить измѣну обѣщалъ!
Теперь исполнилъ то. Скажите вы Сумбекѣ,
Чтобы не плакала о слабомъ человѣкѣ;
Во градъ сей не принесъ прiятныхъ взоровъ я;
670 Но тронъ ея спасутъ рука и страсть моя;
Однако я себя предъ нею не унижу;
Я хитрости ея и всѣ коварства вижу;
За то, что пренебречь меня она могла,
Хощу, чтобы теперь ко мнѣ въ шатеръ пришла;
675 Я стану на лугахъ за градскими стѣнами,
И утромъ жду ея съ Ордынскими Чинами;
Я тамо сердце съ ней на вѣки обручу;
Исполните сiе... велю! и такъ хочу!
А ежели она еще не покорится,
680 Польется ваша кровь, сей городъ разорится,
Не нужно будетъ вамъ Россiянъ ожидать,
Одинъ дерзну огню и смерти васъ предать.
Безстрашно на коня, вѣщая то, садился,
Щитомъ хребетъ покрывъ, за стѣны удалился;
685 Не вѣдалъ въ тѣ часы нещастный Аскалонъ,
Что съ палицей своей и жизнь теряетъ онъ.
Гирея заключивъ во мрачную темницу,
Сагрунъ спѣшилъ разить перунами Царицу...
Въ какомъ отчаяньѣ находитъ онъ ее?
690 Уже плачевна вѣсть достигла до нее:
Вѣщаютъ, будто бы Царицѣ ослѣпленной
Явился сквозь туманъ Османъ окровавленной;
Струей изъ ранъ его кровь черная лилась,
На сердцѣ, на челѣ, ручьями запеклась;
695 Трепещущiй онъ рекъ: Погибъ я Асталономъ!
Преобратился въ дымъ, и вдругъ изчезъ со стономъ.
Какъ вѣтвь отторженна ударомъ громовымъ,
Сумбека зрѣлищемъ была сраженна симъ.
Сагрунъ со трепетомъ къ одру ея приходитъ,
700 И на безпамятну веселый взоръ возводитъ.
Такъ смотритъ радостно на горлицу стрѣлокъ,
Пронзенну въ облакахъ, трепещущу у ногъ.
Есть нѣкiй звѣрскiй духъ у злаго человѣка.
Когобъ не тронула нещастная Сумбека?
705 Какъ розы сорванной увядшiя красы,
Полуумершiй взоръ, разтрепанны власы,
Подъемлющася грудь, тяжелое вздыханье,
Являютъ страждущу при самомъ издыханьѣ:
Уже отъ глазъ ея небесный крылся свѣтъ;
710 Но ей Сагрунъ еще готовилъ злый совѣтъ;
Онъ рекъ. И такъ ты жизнь кончаешь безъ отмщенья,
Сего послѣдняго нещастнымъ утѣшенья?
Оставь тоску и стонъ, Царица! укрѣпись,
За смерть Османову къ возмездiю склонись;
715 Се тѣнь его стоитъ въ крови передъ тобою!
Симъ словомъ злый Сагрунъ, какъ громкою трубою,
Лишенну памяти Царицу возбудилъ;
Совѣты онъ свои и страхи подтвердилъ...
Открывъ печальный взоръ, Сумбека замолчала;
720 Но силы вдругъ собравъ, терзая грудь вскричала:
Ахъ! нужно ли мнѣ то, что рушится Казань,
Когда ужасна смерть взяла Османа въ дань!
Мнѣ нѣтъ пристанища теперь въ противномъ свѣтѣ;
Сагругъ! ты ядъ скрывалъ въ неискреннемъ совѣтѣ;
725 Да будутъ прокляты минуты и мѣста,
Гдѣ въ первый разъ твои отверзлися уста,
Отверзлися моей души ко погубленью;
Почто давалъ ты видъ прiятный преступленью?
Измѣнницей бы я Алею не была,
730 И въ сладкой тишинѣ спокойны дни вела;
Теперь престолъ, и честь, и славу я теряю;
Уже Османа нѣтъ!... Почто не умираю?
Вѣщая тѣ слова, изторгнула кинжалъ;
Но вдругъ Сумбекинъ сынъ въ чертогъ ея вбѣжалъ,
735 Сей отрокъ плачущiй, ея познавый муки,
Бросается къ ногамъ, ея цѣлуетъ руки,
Припалъ на грудь ея; рѣкою слезы льетъ;
Увы! не умирай! рыдая вопiетъ;
Не оставляй меня нещастнымъ сиротою!...
740 Сумбека тронулась невинностiю тою;
Ей кажется въ лицѣ сыновнемъ Сафгирей;
Послѣдня зрится вѣтвь Казанскихъ въ немъ Царей;
И сердце у нее разторглося на части,
Возопiяла кровь, умолкли вредны страсти;
745 Кинжала удержать руками не могла,
Простерла ихъ стеня, и сына обняла;
Ланиты токомъ слезъ смоченны лобызала;
Живи, мой сынъ, живи! и мсти врагу! сказала;
Рѣчей не докончавъ, безмолвна и блѣдна,
750 Поверглась на одрѣ безъ памяти она....
Младенецъ онѣмѣлъ. Сагрунъ свирѣпый льстится,
Что жизнь Сумбекѣ вновь уже не возвратится;
Онъ помыслы свои вѣнчанными считалъ,
И паче яростенъ, и дерзновенень сталъ;
755 Ко предстоящимъ рекъ, которыхъ грусть терзала:
Вы слышали, что намъ Сумбека приказала;
Она велѣла мстить злодѣямъ и врагамъ,
Услугу я мою явлю и ей, и вамъ;
Погибнетъ Асталонъ!... Отторгся съ грознымъ словомъ,
760 Смятенiе нося въ лицѣ своемъ суровомъ,
Гдѣ палицу свою оставилъ Асталонъ,
Пришелъ на торжище, къ толпѣ народа онъ.
Сiе оружiе имъ ужасъ наводило,
Почтенiе и страхъ въ сердцахъ производило;
765 Взирая на него, какъ будто на перунъ,
У робкой черни страхъ отнять хотѣлъ Сагрунъ;
О други! онъ вскричалъ, отъ бѣдства градъ избавимъ;
У Асталона силъ въ сей палицѣ убавимъ,
И намъ грозящую судьбину устрашимъ;
770 Тогда отмстить за плачь Сумбекинъ поспѣшимъ:
Она отъ ужаса и скорби умираетъ.
Съ симъ словомъ палицу чеканомъ ударяетъ;
Народъ ее разитъ, взирая на сiе;
Незапно страшный громъ ударилъ изъ нее.
775 Увидя палицу огнями сокрушенну,
Къ свирѣпству обратилъ онъ душу развращенну....
Се первый нашъ успѣхъ! Казанцамъ возопилъ,
О естьлибъ сей рукой я варвара убилъ!
Коль видѣть плѣнницей Царицу не хотите,
780 Друзья! и за себя, и за нея отмстите;
Въ шатрѣ своемъ лежитъ свирѣпый Асталонъ,
И члены у него во узахъ держитъ сонъ;
Сумбекѣ, городу, отечеству радѣя,
Пойдемъ, и умертвимъ тщеславнаго злодѣя!
785 За стѣны градскiя, вѣщая то, грядетъ,
Онъ дватцать воиновъ съ собой въ ночи ведетъ.
Тогда небесный сводъ звѣздами украшался,
Сагрунъ уже къ шатру съ дружиной приближался.
Ко стану древнему, гдѣ спалъ нещастный Ризъ,
790 Подобно шествовалъ во тмѣ нощной Улиссъ.
Казалося, Сагрунъ свой ликъ преображаетъ,
Поникнувъ, во травѣ на чрево упадаетъ,
Какъ хищная змiя, землею онъ ползетъ;
Но сердце у него и страхъ и злость грызетъ.
795 Онъ входитъ, и грядетъ къ одру стопой дрожащей,
На коемъ возлежалъ безпечно рыцарь спящей,
Сагрунъ успѣхами злодѣйскiй духъ маня,
Чеканомъ поразить хотѣлъ сперва коня,
Дабы послѣднихъ средствъ герою не оставить,
800 Коль бѣгствомъ онъ себя подумаетъ избавить;
Но видя при лунѣ блистающiй кинжалъ,
Броздами загремѣлъ строптивый конь, заржалъ.
Мгновенно Асталонъ, какъ аспидъ, пробудился;
Вскочилъ, заскрежеталъ, за острый мечь схватился;
805 Но мечь его Сагрунъ уже въ рукахъ имѣлъ,
Смутился Асталонъ, и на коня взлетѣлъ,
Бронями зашумѣлъ, какъ вѣтвистое древо.
Сагрунъ разя его, коня ударилъ въ чрево,
Который бѣгъ къ брегамъ Казанскимъ обратилъ;
810 Но рыцарь за власы противника схватилъ,
И буйнаго коня сдержать не въ силахъ болѣ,
Летѣлъ, какъ молнiя, на немъ къ рѣкѣ чрезъ поле.
Конь вихрю бурному подобенъ въ бѣгѣ былъ:
Крутился, ржалъ, пыхтѣлъ, ногами воздухъ билъ;
815 И се въ полночный часъ недремлющая злоба,
Въ лицѣ Османовомъ воставъ изъ хладна гроба,
Касаясь облаковъ, во слѣдъ врагу текла,
И пламеннымъ бичемъ въ струи коня гнала:
Прiявъ ихъ всѣхъ на дно, Казанка зашумѣла.
820 Такой конецъ вражда и наглость возъимѣла!
Казанцы грознымъ то предвѣстiемъ почли.
Въ то время въ градъ Послы Россiйскiе пришли,
Нехитрыя слова народу предлагали;
Лукавствомъ въ оный вѣкъ еще пренебрегали!
825 Равняя съ бурными спокойства тихи дни,
| |
| Просмотров: 390 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры