nbsp; Москвы не истребивъ, сей Ханъ не хощетъ мира.
Вы зрите предъ собой его раба Сафгира.
145 Какъ будто человѣкъ при самомъ бывъ концѣ,
Изображенну смерть имѣлъ Сафгирь въ лицѣ;
Отверзта грудь его, раздранная одежда,
Являли, что ему одна была надежда:
Позорно кончить жизнь! Склонивъ главу стоялъ,
150 И къ Царскимъ вдругъ ногамъ трепещушiй упалъ;
Но бодрости Монархъ отчаяннымъ податель,
Спросилъ его: кто онъ? Я рабъ твой и предатель!
Я рабъ твой, землю онъ челомъ бiя, вѣщалъ.
Симъ словомъ, не войной сердца онъ возмущалъ.
155 И рекъ ему Монархъ: какъ Царь тебѣ вѣщаю,
Хотя ты мнѣ и врагъ, вину твою прощаю;
Но вѣрности въ залогъ теперь повѣдай мнѣ
О грозной Крымцами внесенной къ намъ войнѣ.
Щедротой оживленъ, молчанье разрываетъ,
160 И слезы отеревъ, предатель отвѣчаетъ:
О Царь! мнѣ ты простишь, но Богъ, который мститъ
За вѣроломство намъ, вины мнѣ не проститъ;
Уже моей душѣ въ тоску и въ огорченье,
Является теперь мнѣ вѣчное мученье,
165 Свирѣпый огнь, болѣзнь, и вѣчна смерть, и гладъ:
Пылаетъ кровь моя, ношу я въ сердцѣ адъ.
Вы чаете, что я рожденъ въ Махометанствѣ,
А я увидѣлъ свѣтъ, и взросъ во Христiянствѣ;
Народу и тебѣ злодѣя и врага,
170 Во свѣтъ произвели Рязанскiе луга.
Позволь мнѣ имяна сокрыти жизнь мнѣ давшихъ,
О пагубѣ моей родителей рыдавшихъ;
Уже ихъ въ свѣтѣ нѣтъ!... Тутъ пролилъ слезы онъ,
И въ грудь себя бiя, пускалъ глубокiй стонъ,
175 И тако продолжалъ: Ихъ нѣтъ! а я остался,
Дабы томился въ вѣкъ, и токомъ слезъ питался;
Прибѣгъ я тако въ Крымъ, искати щастья тамъ,
Къ соблазну юности, душѣ въ позоръ и срамъ;...
О! лучше бы не знать рожденья мнѣ и свѣта,
180 Я тамо впалъ во тму пророка Махомета!
И льстящая меня во то время щастья тѣнь,
Возвысила въ Крыму на знатную степень;
Отъ глазъ моихъ была святая вѣра скрыта,
И вдругъ увидѣли мы хитраго Сеита,
185 Который предложивъ отъ Ордъ Казанскихъ дань,
Вдохнулъ намъ во сердца противу Россовъ брань.
Корыстью, гордостью и лестью ослѣпленны,
Симъ старцемъ всѣ чины явились уловленны;
И силы многiя собравый Исканаръ,
190 Нагайскихъ преклонилъ къ странѣ своей Татаръ;
Казанцы златомъ насъ и ратью подкрѣпили;
Съ свирѣпствомъ варварскимъ въ Россiю мы вступили;
Предъ нами огнь летѣлъ, за нами смерть и гладъ;
Пустыни дѣлались, гдѣ цвѣлъ недавно градъ;
195 И будто бы съ собой законъ Махометанской,
Приноситъ жадный духъ ко крови Христiянской;
Къ отечеству любовь и чувства потуша,
Остервлена была на кровь моя душа.
Я первый, можетъ быть, не зная казни близкой,
200 Я первый мечь омылъ, мой мечь въ крови Россiйской;
Не тронутъ плачемъ былъ ни отроковъ, ни женъ,
Тогда отъ воинства съ дружиной отряженъ,
Пошелъ опустошать окружные предѣлы,
И въ пепелъ обращалъ встрѣчаемыя селы:
205 Рѣками кровь точилъ! И въ нѣкiй грозный день,
Когда простерла нощь на землю перву тѣнь,
Со пламенемъ мы домъ и съ воплемъ окружили.
Бѣгутъ отъ нашихъ стрѣлъ, которы въ ономъ жили.
И старецъ мнѣ сквозь мракъ явился въ сѣдинахъ,
210 Котораго гнала свирѣпа смерть и страхъ;
Сей старецъ отъ мечей и копей укрывался,
Онъ руки вознося, слезами обливался.
О варваръ! стономъ я не тронулся его;
Я бросилъ копiе свирѣпствуя въ него,
215 И грудь его пронзилъ. Омытый старецъ кровью,
Со Христiянскою вѣщалъ тогда любовью:
Простите, Небеса, убiйцѣ смерть мою!
Я долгъ естественный природѣ отдаю;
Мнѣ тако жизнь скончать назначила судьбина;
220 О! естьли сынъ мой живъ, благословляю сына!
Когда же духъ его съ послѣдней кровью текъ,
О Боже!... имя онъ мое вздохнувъ изрекъ...
Я стрѣлы острыя и мечь мой отвергаю,
Кончающему жизнь, я къ старцу прибѣгаю,
225 И въ немъ родителя, нещастный! познаю;
Онъ кончилъ жизнь, а я недвижимый стою!
Когда моя душа изъ тѣла вонъ летѣла,
Отторгнули меня отъ убiенна тѣла.
Лишенный чувствъ моихъ, я впалъ во смертный сонъ;
230 Но мнѣ спокойствiя не могъ доставить онъ.
Прости мнѣ медленность въ сказаньѣ таковую,
Я нѣчто важное, о Царь мой! повѣствую.
Во снѣ родителя я видѣлъ моего,
Вонзенно копiе я зрѣлъ въ груди его;
235 Объемлетъ хладною отецъ меня рукою,
И мнѣ трепещущъ рекъ: не трать, не трать покою;
Прощаю я тебя, но скройся отъ Татаръ;
Погибнетъ съ воинствомъ Сеитъ и Исканаръ!
Онъ къ небу поднялся... Я въ страхѣ пробудился,
240 И въ саму ону нощь отъ Крымцовъ удалился,
Бѣжалъ Россiянамъ видѣнье возвѣстить.
Хощу ли быть прощенъ? и льзяль меня простить?
На смерть сюда пришелъ врагъ Божiй безъ боязни.
Сафгиръ простеръ главу, и ждалъ достойной казни.
245 Но Царь вѣщалъ ему: не мнѣ за грѣхъ твой мстить:
Прощаю то тебѣ, что я могу простить;
Но казни избѣжать въ судѣ по смерти строгомъ,
Покаясь предо мной, покайся и предъ Богомъ.
Сафгиръ, сей страшный левъ, сталъ кротокъ какъ овенъ,
250 И скрылся отъ людей, крещеньемъ омовенъ.
Взирая Iоаннъ Казанцовъ на кичливость;
И видя хитрость ихъ, вражду, несправедливость,
Подобно какъ парящъ за добычей орелъ,
Который близь гнѣзда ползущихъ змiй узрѣлъ,
255 Въ поляхъ воздушныхъ птицъ безъ брани оставляетъ,
И свой полетъ къ змiямъ отважно направляетъ.
Такъ взоры отвративъ отъ предлежащихъ странъ,
Бросаетъ грозный взглядъ къ полудню Iоаннъ;
И тамо внемля громъ нечаянныя брани,
260 Туда войну склонилъ, оставивъ путь къ Казани;
На Исканара мечь онъ въ мысляхъ обращалъ,
И къ мщенiю привлечь, Боярамъ такъ вѣщалъ:
Отъ первой храбрости движенiя и жара,
Отъ первыя стрѣлы, отъ перваго удара,
265 Зависятъ иногда сраженiе и брань;
Мы Крымцовъ побѣдивъ, низложимъ и Казань;
Злодѣйски замыслы Ордынцовъ уничтожимъ,
Пойдемъ, и первую надежду ихъ низложимъ.
Я самъ, я самъ иду противу сихъ Татаръ,
270 Съ которыми притекъ грабитель Исканаръ.
Внимая въ небесахъ намѣренья такiя,
Низходитъ ко Царю Божественна Софiя,
Одежды бѣлыя, горящи вкругъ лучи,
Какъ звѣзды свѣтлыя, блистающи въ ночи;
275 Прозрачны облака, что вкругъ ея ходили,
Въ ея присутствiи Монарха утвердили,
И зрѣнiе его и мысли привлекла,
И зрима только имъ, Софiя такъ рекла:
О Царь! въ твоихъ рукахъ всея державы цѣлость,
280 Отваживай свою при важномъ дѣлѣ смѣлость,
Постыдна для тебя со Исканромъ брань;
Твоихъ перуновъ ждетъ бунтующа Казань.
Изчезло какъ туманъ небесное явленье.
Вельможи, зрящiе Царя во изумленьѣ,
285 И чая разогнать сумнительствъ мрачну тму:
Къ Казани ли ийти, на Крымцовъ ли ему,
Въ особый кругъ они стѣснившись разсуждали,
И мудрости совѣтъ согласно подтверждали.
Что медлить здѣсь еще? бесѣдуютъ они;
290 Имѣемъ лѣтнiе благополучны дни;
На Крымцовъ коль ийти, опять зима настанетъ,
И надъ Казанiю нашъ громъ въ сей годъ не грянетъ.
Отраву между тѣмъ сберетъ сей злый сосудъ,
И сокрушить его настанетъ пущiй трудъ;
295 На Крымцовъ устремить движенiя геройски,
И полководецъ есть у насъ и храбры войски.
Царь внялъ, и къ Курбскому спокойно обратясь,
Вѣщалъ: о храбрый мужъ и славный въ браняхъ Князь!
Тебѣ спасенiе отечества вручаю,
300 Въ тебѣ любви къ нему всѣхъ больше примѣчаю;
Грабителей казнить, на Крымцовъ ты иди,
Взявъ третью войска часть, ступай, и побѣди!
Такъ Курбскiй былъ почтенъ за храбрость превосходну,
И ревность во сердцахъ умножилъ благородну,
305 Какъ къ солнцу за орломъ птенцы летящи въ слѣдъ,
Такъ юноши за нимъ стремятся для побѣдъ.
И видится сей мужъ мнѣ ратью окруженный,
Царемъ, Боярами и войскомъ уваженный,
Сiяющъ, какъ луна между звѣздами въ тмѣ,
310 Въ душѣ усердiемъ и славой во умѣ,
О Царь! вѣщаетъ онъ, меня найдетъ побѣда,
Во браняхъ твоего держащагося слѣда!
Коль царству предлежитъ опасность и бѣда,
Не страшенъ пламень мнѣ, ни вихри, ни вода.
315 Россiяне къ трудамъ и къ славѣ сотворенны;
(Отечествомъ своимъ лишь былибъ ободренны.)
Надежду слово то во всѣхъ произвело,
Весельемъ Царское вѣнчалося чело,
И вскорѣ онъ Царя и ратниковъ оставилъ,
320 Онъ съ третью воинства на Тулу путь направилъ.
Ханъ Крымскiй между тѣмъ Рязань уже претекъ;
Какъ змiй великiй хвостъ, различны войски влекъ;
Куда ни падали изъ рукъ его удары,
Вездѣ лилася кровь, раждалися пожары.
325 На бурныхъ крылiяхъ когда Борей паритъ,
Что встрѣтится ему, все ломитъ и валитъ;
Высоки зданiя, дремучiй лѣсъ объемлетъ,
Шумитъ, и въ ярости онъ треску ихъ не внемлетъ.
На разрушенiе Россiи устремленъ,
330 Свирѣпый Исканаръ разитъ, беретъ во плѣнъ.
Россiйской кровiю Сеитъ вездѣ алкаетъ,
Младенцовъ убивать Ордынцовъ подстрекаетъ;
Велитъ потоки слезъ и вопль пренебрегать,
Россiянъ не щадить, ихъ грады пожигать.
335 Сей старецъ, въ бѣшенствѣ и во свирѣпствѣ яромъ,
Защитникомъ своимъ ругался Исканаромъ;
Подъ видомъ, будто бы закону онъ радѣлъ,
И мыслями его и войскомъ овладѣлъ;
И злобѣ ни на часъ не зная утоленья,
340 Кровавыя давалъ Ордынцамъ наставленья.
Такъ гордость завсегда является страшна,
Подъ видомъ святости гдѣ кроется она;
Какъ руки, крестъ нося, она окровавила,
Сiе нещастная Америка явила.
345 Сеитъ сугубою прельщаетея алчбой:
Любовь злодѣю льститъ и кроволитный бой;
Несытый Крымскаго владѣтеля услугой,
Плѣнился Ремою Сеитъ, его супругой,
И къ цѣли гнусныя желанья довести,
350 Принудилъ съ воинствомъ Царя на брань ийти.
Но нѣжная сiя въ любви Махометанка,
Природой сущая была Иллирiянка;
Когда оружiя разтратятся у нихъ,
Кидали во враговъ они дѣтей своихъ,
355 И варварки сiи ихъ члены разрывали;
Противниковъ своимъ рожденьемъ убивали.
Отъ крови таковой и Рема родилась;
Она любви во плѣнъ, не силѣ отдалась,
И ставъ прельщенная прекраснымъ Исканаромъ,
360 Любила завсегда супруга съ нѣжнымъ жаромъ;
Но видя, что его изъ стѣнъ влечетъ война,
Слезами удержать пришла Царя она.
Сему противилась въ Сеитѣ страсть возженна;
Онъ рекъ, что безъ него не будетъ брань рѣшенна;
365 Что въ будущихъ дѣлахъ ему дающiй свѣтъ,
Открылъ ему сiе пророкъ ихъ Махометъ,
И будетъ имъ однимъ попранна вся Россiя.
Скрывали злую мысль и страсть слова такiя.
Тогда вообразивъ воительный свой полъ,
370 Оставя роскоши, спокойство и престолъ,
Не могши въ жизни быть одна благополучна,
Съ супругомъ Рема быть желаетъ неразлучна:
Отправилась на брань, и страхи купно съ нимъ.
Утѣхи потерялъ Сеитовъ умыслъ симъ;
375 Однако наущенъ коварствами своими,
И старецъ сей пошелъ для Ремы въ поле съ ними.
Тогда алкающихъ вступить съ Россiей въ бой,
Срациновъ пригласилъ военной Крымъ трубой,
Которыя уснувъ во тмѣ Махометанства,
380 Врагами вѣчными остались Христiянства.
Но сихъ сподвижниковъ сраженье и война,
Была съ суровостью грабителей равна;
Не брань ласкала имъ, ни мужество, ни слава:
Корысть ихъ цѣль была, а смерть людей забава,
385 Склоняетъ подъ свои знамена Исканаръ,
Нагайскихъ, жаждущихъ сраженiевъ, Татаръ.
Сiи отъ береговъ Уфимскихъ удалились,
И странствуя въ степяхъ, близь Крыма поселились;
Не знаютъ класами сiи покрытыхъ нивъ,
390 Ни сладкаго плода, ни масличныхъ оливъ.
Не изнуряя силъ надъ пашнею трудами,
Обилуютъ млекомъ и многими стадами;
Въ походахъ воинство безбѣдствуетъ сiе:
Кони ихъ пища имъ, а кровь ихъ питiе;
395 Гдѣ отдыхъ есть для нихъ, тамъ зрится и трапеза;
Броня ихъ сплетена изъ мягкаго желѣза;
Закрыты ею вкругъ въ сраженiи они,
Желѣзны кажутся подъ ними и кони;
Набѣги быстры ихъ въ сосѣдственны предѣлы;
400 Оружiе у нихъ кинжалъ, копье и стрѣлы,
Впуская варвары въ желѣзо смертный ядъ;
Лишаютъ жизни вдругъ, кого мечемъ разятъ;
И стрѣлы въ высоту отъ ихъ луковъ пущенны,
Проходятъ сквозь тѣла изъ облакъ возвращенны.
405 Но долго ратники сражаться не могли,
И малый зря уронъ, отъ брани прочь текли.
Сiи воители, искавъ блаженства, нынѣ
Въ подданство принесли сердца ЕКАТЕРИНѢ.
Защитникамъ своимъ отважнымъ Крымцамъ въ дань,
410 Оружья огненны устроила Казань,
И злобу въ ихъ сердца противъ Москвы вливала.
Сей хитростью Казань унывша уповала,
Россiйской храбрости паренiе пресѣчь,
И брань, кроваву брань къ другой странѣ отвлечь.
415 Но тщетно мыслiю твоей надежда водитъ;
Подъемлетъ Богъ перунъ, Казань! твой рокъ приходитъ.
На силы опершись Ордынскiя она,
Спокойства зрѣлася и радости полна;
Уже союзниковъ въ Одоевскѣ встрѣчала,
420 И заключенну смерть въ пищаляхъ имъ вручала.
Такiя воинства Ханъ Крымскiй къ Россамъ влекъ,
Какъ бурный вихрь шумя, подъ Тулу онъ притекъ;
Часть войска разославъ о ихъ на промыслъ пищѣ,
Устроилъ на брегахъ Упинскихъ становище;
425 И дать начальникамъ и ратникамъ пиры,
Онъ златомъ тканыя разставилъ вкругъ шатры;
Пограбленною онъ корыстью веселится,
И кровью Россiянъ съ чиновными дѣлится.
Но Рема не могла слокойна быть одна;
430 Присутствуетъ въ пирахъ задумчива, блѣдна;
Съ супругомъ вмѣстѣ бывъ, не чувствуетъ покою,
Дары его беретъ дрожащею рукою:
Убранства къ ней или невольницъ привлекутъ,
Слезъ токи у нее, какъ градъ изъ глазъ текутъ;
435 Отъ злата зрѣнiе и пищи отвращала;
Слезами будущу погибель предвѣщала.
На прелести ея взирающiй Сеитъ,
&nb