лгого в нем ожидать не можно успеха.

   Следует тому всегда зазор, страх и скука,

   120 Долга малой сладости и тяжкая мука.

   Что пользует множество людей безрассудно*

   Привесть в удивление, когда в одном трудно

   Час они могут стоять, и что теперь хвалят,

   Величают - спустя час хулят уж и малят?**

   125 Когда честный, мудрый муж, сколь часто случится

   Ему на нас вскинуть глаз, от дел наших рдится?

   Над всем, добродетели кто изменил истой,

   Пусть не приближается престола, нечистой,

   На коем лучший ея друг нас управляет.

   130 Нераздельна от нея, Анна в лицо знает

   Верных добродетели слуг и тем обильны

   Дары сыплет; лучи снесть глаз ея не сильны

   Злонравные, коих вся надежда в обмане,

   Как из рук ея перун - скифы, агаряне.

  

ПРИМЕЧАНИЯ

  

   Осмеяние бесстыдной нахальчивости есть главное намерение сей сатиры, в которой издатель потом вкратце коснувся нынешнего века погрешительному суду о делах человеческих, заключает похвалами императрицы Анны. Писана она в Париже в конце 1739 года.

   Ст. 1. Счастлив тот, кто, на одной. Для обличения бесстыдности и нахальчивости стихотворец начинает сатиру описанием своей собственной стыдливости и несмелости, которые два свойства сам в себе давно вкорененны усмотрел, и от того случай берет подробно изъяснить в таком намерении, с какою осторожностию сатиры писать должно и каков быть должен слог стихов, кои, как он говорит, честь бы можно.

   Ст. 4. Мало суетясь, какой ветр. Мало печаляся, в каких обстоятельствах он находится; каковы люди, коих обличает; каково стихи его будут приняты.

   Ст. 10. К ближним бесщадность. Склонность вредить ближнему.

   Ст. 11. Волю ту. Сиречь волю творцом стать, желание стихи писать.

   Ст. 14. Если совесть не ворчит. Если совесть моя не обличает во мне никакой страсти, которая бы меня писать понуждала.

   Ст. 22. Не нужда меры. Нужда меры стиха. Всякий героический в нашем стихотворстве стих должен состоять из двух членов: первый должен иметь седмь слогов, второй - шесть, и потому весь стих состоять имеет из тринадцати слогов. Часто подлым стихотворцам случается те тринадцать слогов дополнять речми, которые к делу никакого сношения не имеют.

   Ст. 24. Ни столь лишно ново. Хвально в стихотворении употреблять необыкновенные образы речения и новизну так в выдумке, как и в речении искать; но новость та не такова должна быть, чтоб читателю была невразумительна. Не могу удержаться напомянуть здесь изрядные правила, которые Гораций для сочинений стихотворных предписует во 2-м письме книги 2-й:

  

   ...Qui legitimum cupiet fecisse poëma,

   Cum tabulis animum censoris sumet honesti:

   Audebit quaecunque parum splendoris habebunt,

   Et sine pondere erunt, et honore indigna ferentur,

   Verba movere loco, quamvis invita recedant,

   Et versentur adhuc intra penetralia Vestae.

   Obscurata diu populo, bonus eruet, atque

   Proferet in lucem speciosa vocabula rerum:

   Quae priscis memorata Catonibus atque Cethegis,

   Nunc situs informis premit et deserta vetustas

   Asdciscet nova, quae genitor produxerit usus.

   Vemens, et liquidus, puroque simillimus amni.

   Fundet opes, Latiumque beabit divite lingua:

   Luxuriantia compescet, nimis aspera sano

   Levabit cultu, virtute carentia tollet:

   Ludentis speciem dabit, et torquebitur; ut qui

   Nunc Satyrum, nunc agrestem Cyclopa movetur.

  

   То есть:

  

   ...Кто ищет правильное творение выдать,

   К рассмотру приняв свои тетради, вдруг примет

   Сердце честного судьи, и речи, которы

   Или мало явственны, иль слабы, иль подлы,

   Благодушно выхерит, хоть те неохотно

   Покинут место свое, хоть те неисходны

   Весты тайнолюбные кроются в затворах,

   Ласков на свет выведет мрачные народу

   Речи многосильные, которы знакомы

   Катонам и Цефегам, а теперь под плеснью

   Гнусною и древностью забытой стенают;

   Присвоит и новые, которых, однако ж,

   Обычай сам породил и произвел в люди.

   Быстр и светел, и реке подобнейши чистой

   Излиет сокровища и ублажит римлян

   Славное отечество языком обильным.

   Все, что в сочинениях излишно, убавит;

   Здравым украшением все, что в них сурово,

   Изгладит и умягчит; все, что ни приятно,

   Ни важно, немилостив, выкинет и вытрет.

   Станет казаться играть он, но в самом деле

   Будет в поту мучиться, как изображаяй

   Сатира иль Циклопа лесного - плясалыцик.

  

   Ст. 25. Чтоб в бесплодном звуке ум не мог понять дело. Когда слова наши невразумительны, то оные, право, назвать можно бесплодным звуком. Тогда уши слушателя, тем звуком наполнены, страждут.

   Ст. 26. Не чресчур ли смело. Прилагательное смело относится к слово в предыдущем стихе 23-м.

   Ст. 29. Ясная чрезмеру примета. Сиречь чрезмеру ясное описание.

   Ст. 31. В жирном теле. Когда тело жирно, жилы гораздо глубже скрыты будучи, кровопущение становится труднее, и для того тогда больше осторожности требуется.

   Ст. 34. И, сталь впустив. Сталью разумеется орудие лекарское, чем кровь пускают; обыкновенно, с французского lancette, мы ланцетою, сиречь копейцом, зовем.

   Ст. 35. В ней. В жиле.

   Ст. 36. Чтоб не проткнуть, чтоб под ней не нанесть изъяну. Чтоб жилу, сиречь, не проткнуть и, под ней коснувся артерии или натягательной жилы, не изувечить человека.

   Ст. 50. Красный цвет стыда. Краска, которую стыд в лице производит.

   Ст. 52. Язык проворный. Вместо весьма говорливого человека, которое несовершенство приходит от нахальчивости и лишной смелости.

   Ст. 55. Когда нудимся прогнать. Когда, нашим злым склонностям сопротивляясь, ищем оные преодолеть, в таком случае смелость, благодушие и мужество особливо хвально.

   Ст. 56. Иль законно рвем венцы. Или когда бьемся против неприятелей отечества и победу от них вырвать стараемся. Венец - знак победы. Не напрасно прибавлено наречие законно, ибо хитрое в наветах мужество хулы, а не хвалы достойно.

   Ст. 60. Достойным похвал, себя сам не почитает. Если бы чаял себя достойным похвал, ожидал бы оные.

   Ст. 61. Те свойства мои. Сиречь стыдливость и несмелость, о которых упоминал стихом 43 и 44.

   Ст. 72. Медное лицо. В котором никакая премена цвета случиться не может, как в следующем стихе изъяснено.

   Ст. 75. И спина гнется ему. Ему вместо его. Часто так и некрасиво дательный вместо винительного употреблять можно.

   Ст. 78. Помня он досаду. Досаду, которую ему господин или слуги учинили, или грубо отказывая, или нечестно с двора сбивая, и проч.

   Ст. 84. Он. Нахальчивый, сиречь, человек.

   Ст. 87. И дивиться наконец. И напоследок такими поступками к тому людей приведет, что ему как умному, как важному человеку дивятся.

   Ст. 88. Редко кто речи людей. Желая разуметь связность следующих стихов с предыдущими, должно бы внести после заставляет в стихе 87: для того, что редко кто речи людей и проч. Для того заставляет себе как важному и умному человеку дивиться, понеже редко кто знает или хочет весить силу слов и проч.

   Ст. 99 и 100. С древле добродетели и проч. Люди уже не только по числу речей рассуждают о разуме человека, не только в том одном ошибаются, но и о всех делах человеческих погрешительно судят. Преж сего добродетель стояла в средине, теперь ее на краях чают, в которых злых нравов было место. Например, преж сего меж малодушием и продерзостию стояла храбрость, мужество, благодушие, теперь продерзость, нахальчивость за добродетель почитается.

   Ст. 105. И живет в презрении скудно. Не только живет в скудости, но и в презрении. Ювенал в сатире 3 говорит:

   Nil habet infelix paupertas durius in se,

   Quam quod ridiculos homines facit.

   <Самое худшее в жалкой нищете - это то, что она делает людей посмешищем для других.>

   Ст. 109. Гоним за славой. Ищем славу по той дороге, на которой она никогда не бывала.

   Ст. 111. И кажемся нагонять сами себе любы. И сами себе лаская, сами собою довольствуяся, чаем доставать славу.

   Ст. 113. И наш увидим обман. Обман тут значит погрешение ума; то, что латины зовут error. Рассуждая вышеписанным образом о добродетелях, слепо рассуждаем; еще более погрешаем, когда, видя злонравия удачу, полезным и приятным оное почитаем, ибо злонравие всегда хульно и смеха достойно; удача его коротка, и, конечно, ему следует зазор, страх и скука, которая беспокойной сонести неизбежна.

   Ст. 116. Порок. Злонравие, vicium.

   Ст. 120. Долга малой сладости и тяжкая. Малой сладости, которую подает злонравия удача; долгая и тяжкая мука, какова есть зазор, страх и скука, приходящая от раскаяния.

   Ст. 121. Что пользует множество и проч. по ст. 125. Безрассудно чрез сокращение вместо безрассудное. Кроме того, что злонравия удача недолговременна, что за нею зазор, страх и каяние, скучное по пятам следует, мало нам пользует злонравием в удивление приводить множество людей, но людей безрассудных, каков есть простой народ и ему подобные, которые, непрестанно себе самим несогласны, не могут на один час одного мнения держаться, но ветра пременчивее: теперь хвалят то, что мало спустя хулить станут.

   Ст. 125 и 126. Когда честный, мудрый муж и проч. Мало пользует удача злонравия и тем еще, что хотя народ, непостоянное множество безрассудных людей, нам в той удаче дивится, всяк мудрый, сиречь благорассудый и честный человек, рдеется, стыдится, когда ни видит дела наши.

   Ст. 127 по последний. Словом, добродетели кто изменил и проч. Сверх же всех показанных причин, для которых на удачу злонравия полагаться мы покойно не можем, всех важнейша тa, что императрица Анна, будучи лучший друг добродетели, знает ея слуг от изменников ея разлучать, и как тех награждает обильно, так сих ненавидит и презирает.

   Добродетели истой. Истинной добродетели, какую, сиречь, стихотворец древле быть сказывал, не какову мы погрешительно почитаем.

   Ст. 128. Нечистой. Скверен, Profanus. Таков, сиречь, который к священному месту, каково императорский престол, приближаться не может.

   Ст. 130. От нея. От добродетели, сиречь.

  

  

САТИРА IX

НА СОСТОЯНИЕ СЕГО СВЕТА

   К СОЛНЦУ

  

   1 Солнце! Хотя существо твое столь есть чудно,

   Что ему в век довольно удивиться трудно -

   В чем нам и свидетельство древни показали,

   Когда тебя за бога чрез то почитали, -

   5 Однако мог бы я то признать несомненно,

   Что было б ты в дивности твоей переменно,

   Если б ты в себе живость и чувства имело,

   Чем бы могло всякое в свете познать дело.

   Буде б честь от нас богу ты узнать желало -

   10 В-первых, бы суеверий бездну тут сыскало.

   Мужик, который соху оставил недавно,

   Аза в глаза не знает и болтнуть исправно,

   А прислушайся, что врет и что его вздоры!

   Ведь не то, как на Волге разбивают воры.

   15 Да что ж? Он ти воротит богословски речи:

   Какие пред иконы должно ставить свечи,

   Что теперь в церквах вошло старине противно;

   Как брадобритье терпит бог, то ему дивно.

   На что, бает, библию отдают в печати,

   20 Котору христианам больно грешно знати?

   Вон иной, зачитавшись, да ереси сеет;

   Говорит: "Не грешен тот, кто бороду бреет".

   Парики - уж всяк знает, что дьявольско дело,

   А он, что то не грешно, одно спорит смело;

   25 Платье немецко носит, да притом манжеты;

   Кто их назовет добром? все - адски приметы;

   А таки сказуют, что то не противно богу.

   Ох! как страшно и слышать таку хулу многу!

   Все ж то се нет ничего; вон услышишь новый

   30 От него тверд документ, давно уж готовый.

  

   "Как, - говорит, - библию не грешно читати,

   Что она вся держится на жидовской стати?

   Вон де за то* одного и сожгли недавно,

   Что, зачитавшись там, стал Христа хулить явно.

   35 Ой нет, надо библии отбегать как можно,

   Бо, зачитавшись в ней, пропадешь безбожно.

   Есть и без нея что честь, лишь была б охота,

   Вот, полно, мне мешает домашня забота,

   А то б я купил книгу, котору, не знаю

   40 Какой, пустынник писал, да Семик быть, чаю.

   Так то-то уже книга, что аж уши вянут,

   Как было грамотники у нас читать станут!

   Там писано, как земля четырьмя китами

   Стоит, которы ее подперли спинами;

   45 Сколько Солнце всякий день миллионов ходит,

   И где оно в палаты в отдышку заходит;

   Как в нынешнее время не будут являться

   Святцы и богатыри; что люди мерзятся

   Брадобритием и всем бусурманским нравом,

   50 Не ходят в старом отцов предании правом.

   Все там есть о старине. С мала до велика

   Сказать мне все подробну не станет языка".

   Все ж то се еще сошник плесть безмозгло смеет;

   Все врет, хоть слова складно молвить не сумеет.

   55 Кто ж опишет которы по грамоте бродят?

   Те-то суеверие все в народе родят;

   От сих безмозглых голов родятся расколы;

   Всякий простонародный в них корень крамолы;

   Что же пьянство, то у них в самом живом цвете.

   60 Тая-то вещь им мнится всех шятейша в свете.

   Ну-тко скажи такому, что всяк день воскресный

   Не в пьянстве должно справлять во всей поднебесной,

   Но лучше б в учениях церковных медлети,

   Неж на кабаках пьяным бесчинно шумети, -

   65 То уж он ти понесет представлять резоны,

   Что с ума тя собьет, хоть ты как будь ученый.

   Выймет тебе с сундука тетради цвелые,

   Предложит истории все сполна святые,

   Не минет и своего отца Аввакума -

   70 Так его запальчивость тут возьмет угрюма.

   И тотчас, те предложив, начнет уличати:

  

   "Грешно-де весь день будет богу докучати;

   Смотри, что истории в себе заключают:

   Ведь и в небе обедни в часы отпевают,

   75 А не весь день по-вашему в молитве трудятся;

   Отпев час урочный там, с богом веселятся".

   Сей-то муж в философии живет ненарушно:

   Признают то пьяницы все единодушно;

   Сей и Аристотелю не больно уступит,

   80 Паче когда к мудрости вина кружку купит.

   Да что ж сим дивиться? Вон на пастырей взглянем,

   Так тут-то уже разве, дивяся, устанем;

   Хочет ли кто божьих слов в церкви поучиться

   От пастыря, то я в том готов поручиться,

   85 Что, ходя в церковь, не раз по?том обольется,

   А чуть ли о том от них и слова добьется.

   Если ж бы он подошел к попу на кружало,

   То уж там одних ушей будет ему мало,

   Не переслушаешь речь его медоточну:

   90 Опишет он там кругом церковь всю восточну.

   Да как? Не учением ведь здравым и умным,

   Но суеверным мозгом своим, с вина шумным,

   Плетет тут без рассмотру и без стыда враки;

   В-первых, как он искусен все совершать браки,

   95 Сколько раз коло стола обводити знает

   И какой стих за всяким ходом припевает.

   То, все это рассказав, станет поучати,

   Как с честью его руку должно целовати.

   "Не знаю, - говорит, - как те люди спасутся,

   100 Что давать нам на церковь и с деньгами жмутся.

   Ведь вот не с добра моя в заплатах-де ряса;

   Вон дома на завтра нет купить на что мяса;

   Все-де черт склонил людей и с немцами знаться.

   О, проклятые! Зачем нас дарить скупятся?

   105 Как такие исцелят души своей раны,

   Что не трепещут смело знаться с бусурманы?

   Каки б они ни были, да только не русски;

   Надобно б их отбегать: уж в них путь не узкий,

   Но широкие врата к пагубе доводят,

   110 Они ж, несмотря на то, смело туда входят!

   А нам-де уже затем пересеклась дача,

   И с просфирами, увы! бедств, достойных плача!"

   Но ежели те речи поверстать бы в дело,

   То б казанье написал с залишком всецело.

   115 Как же, на таких смотря, уж простолюдины

   К заблуждению себе не возьмут причины?

   Все ж то это мелкоту я здесь предлагаю,

   Которую по силе могу знать и знаю;

   Высших же рассуждений чрезмерну примету

   120 О боге суеверий списать силы столько нету.

   Такие-то виды суть нашей к богу чести,

   Не поминая чудес притворных и лести.

   Не думай же, что все тут; нет тысячной части:

   Списать то все как надо - в обмороке пасти.

   125 Довольно и сих тебе я собрал к примеру.

   Еще мало посмотрим нашу к властям веру.

   Смотри: купец украшен в пояс бородою,

   В святом и платье ходит, только не с клюкою,

   Во всем правдив, набожен: прийдет до иконы -

   130 Пол весь заставит дрожать, как кладет поклоны!

   И чаял бы ты, что он весь в правости важен;

   Погляди ж завтра аж где? - Уж в тюрьме посажен.

   Спросишь: "За что тут муж сидит святой и старый?" -

   Воровством без пошлины провозил товары.

   135 Этакой святец! Вот что делает, безгрешный!

   К богу лицемер, к власти вор и хищник спешный!

   Да что ж над сим дивиться, сей обычной моды?

   Вон дивись, как учений заводят заводы:

   Строят безмерным коштом тут палаты славны,

   140 Славят, что учения будут тамо главны;

   Тщатся хотя именем умножить к ним чести

   (Коли не делом); пишут печатные вести:

   "Вот завтра учения высоки зачнутся,

   Вот уж и учители заморски сберутся:

   145 Пусть как можно скоро всяк о себе радеет,

   Кто оных обучаться охоту имеет".

   Иной бедный, кто сердцем учиться желает,

   Всеми силами к тому скоро поспешает,

   А пришел - комплиментов увидит немало,

   150 Высоких же наук там стени не бывало.

   А деньги хоть точатся тут бесперерывно,

   Так комплиментов много с них - то и не дивно.

   Где если то мне о сем все сполна писати,

   То книгу превелику надобно сшивати.

   155 Полно, и так можно знать, как то сего много;

   Добра мало, а полно во всем свете злого.

   Смотри, и летописцы ведь толсты недаром,

   Все почти нагружены этим же товаром.

   Что ж уж сказать о нашем житье межусобном?

   160 Как мы живем друг к другу в всяком деле злобном?

   Тут глаза потемнеют, голова вкруг ходит,

   Рука с пером от жалю как курица бродит.

   Грозят нам права земски, но бог правосудный -

   Чтоб богатый не был прав, а обижен скудный,

   165 Не судило б нас сребро, но правда святая,

   Винным казнь, а правым милость подавая.

   Мы ж то помним и знаем, как сребра не видим,

   И клянемся богу, что бедных не обидим,

   Но в правости все будем о душах радети,

   170 А на лица и сребро не станем смотрети.

   Когда ж несут подарки, где злато блистает,

   То вся та мысль за сто верст от нас отбегает.

   Где божий и земский страх? Даром наши души,

   Как звонят серебряным колокольцем в уши;

   175 Подьячий ходит сух, худ, лишь кожа да кости,

   Ведь не с труда ссох - с коварств да завистной злости,

   Что ему не удастся драть так, как другому;

   Нет чем жену потешить, как придет до дому;

   Лучше б он изволил тут смерть перетерпети,

   180 Нежель над чиим делом без взятки сидети.

   Вон иному, хоть деньги он с казны считает,

   А не взять ему гривны - душа смертно тает.

   Так-то мы милостивы, к бедным правосуды:

   Выше душ ставим деньги, не плоше Иуды.

   185 Что ж когда еще глубже мы в свет сей заглянем?

   Везде без удовольства удивляться станем.

   Философ деревенский оброс сединами,

   Сладкими рассуждает о свете речами.

   "Как, - говорит он, - теперь черт показал моду

   190 Грех велик творить, то есть табак пить народу,

   От которого весь ум человечь темнеет

   И мозг в голове весьма из дня на день тлеет;

   Уж мы-де таких много образцов видали,

   Что многие из того люди пропадали".

   195 То он же обличает в людях моду грубу,

   А себе четвериком сам валит за губу.

   Так-то людей осуждать мы тотчас готовы,

   Людей видим больных, а сами не здоровы:

   Так вот иной хвастает, что славы не любит,

   200 А сам за самое то с света людей губит;

   Говорит: лицемерство ему неприятно,

   А самим делом держать то внушает внятно.

   Теперь в свете сем буде кто пожить желает,

   Пускай правды далеко во всем отбегает.

   205 Инако бо нельзя двум господам служити,

   Нельзя богу и свету вместе угодити.

   Так-то сей свет состоит, так всем злым причастный,

   Всех бедств, мерзостей полон, во всем суестрастный.

   Еще ж то тут у нас нет миллионной доли,

   210 Ибо тое все списать нет силы и воли.

   Что ж, Солнце? Погрешил ли я, так рассуждая,

   Что если б ощущало ты в свете вся злая,

   По-человечески бы могло премениться.

   И, право, не престану я о сем дивиться,

   215 Как так ти дана воля сиять терпеливно

   На нас бедных, столь богу живущих противно.

   Больше с удивления не могу писати,

   И хоть не в пору, да уж принужден кончати.

  

ИЗЪЯСНЕНИЕ

  

   Писана сия сатира 1738 году месяца июля в последних числах, которую сатирик в немощи своей в забаву себе сочинил, рассуждая бедность человеческую, которой и он немало причастия имел; и понеже о состоянии света оную писал, то избрал речь оную положить к Солнцу, как к всесветному светилу прилично. Совершив он сю сатиру, с покорнейшим своим прошением вручил оную одному из чистосердечных и весьма доброжелательных приятелей своих к исправлению, не довольствуясь, по обычаю безмозглых, но высокомнительных в себе голов, своим скудным рассуждением. Говорит он к Солнцу, что (мнит он) если бы оно было в чувствах, то есть, чтоб могло разуметь, видеть, рассуждать, слышать, чувствовать и прочая, то, по человеческой напротивно их себе злобы, должно бы ему, конечно, своим сиянием, на наши всезлейшие и противнейшие дела смотря, премениться, понеже так весь свет наполнен гнусными действами, что богу мерзкий и противный властям, неверный и хищный, да сверх того и самому себе вреден, на что он разные примеры представляет.

   Ст. 11. Мужик, который. Сей пример о суевериях, от безмозглых голов мужичьих пахарских происходящих, весь не выдуман, по обычаю поэтическому, но многократно слышан был от таких суеверцев.

   Ст. 17. Что теперь в церквах вошло. Всегда такие безумные головы и о великих вещах рассуждать смеют, а наипаче где что не по-старому делается, - что автор довольно приметил, живучи между ними.

   Ст. 18. Как брадобритье. Брадобритие мерзостнее всего ставят пред богом за несносный грех глупцы.

   Ст. 21. Вон иной, зачитавшись. Мужики глупые, которые старины держатся, отнюдь ничего не ведая и брадобритие, парики, платье немецкое и проч. в погибель людей крайнюю ставя, думают и утверждаются на том, что сии мнимые им ереси все происходят от тех, которые библию читают; а если спросишь его: что - библия, то он, никогда истины ея не ведаючи, скажет, что сказывано ему, будто какие тетрадки, от жидов написанные. Не раз автор сердцем сокрушался, на толь безумные, но у них твердые суеверия смотря.

   Ст. 29. Все ж то се нет ничего. Сим стихом автор говорит, что прежние суеверные речи не столь еще важны, как следующие, ст. 16 и проч.

   Ст. 33. Вон де за то. В Санктпетербурге 1738 году месяца июля и средних числах сожжен, по уложениям блаженныя памяти российских государей, бывший морского флоту капитан за то, что принял жидовскую веру и так крепко на оной утвердился, что, не смотря правды, упрямством своим в страшном на спасителя нашего Христа хулении погиб; который случай безмозгим невеждам немалую причину подал сумневаться о библии, когда они слышат, что жиды ветхого закона держатся. О, как безумные и дерзкие невежды! Причина ли библия святая дьявольского того орудия погибели?

   Ст. 37. Есть и без нея. Подлинно, что бездельные тетради глупых дьячков лучше мужики почитают, неж святое что.

   Ст. 40. Да Семик, чаю. Семик, после прежнего идолопоклонничества оставшийся богомерзкий праздник, и до сих пор от суеверных простаков с великою честью празднуется. Собираются тогда обоего пола особы, а наипаче в глупости застарелые, и поют на имени идолов сочиненные бесовские песни, напившися допьяна; между тем, вырубив березку, различных цветов лоскутками, лентами и платками убирают и потом весь день с гудками и скверными песнями коло ея скачут и танцуют, а по нескольких днях, опять собрався, с гудками и превеликим шумом песней оную березку относят к реке и на воду пускают с какими приговорами напоследок. Оные суеверны признают, что этого праздника имя взято с некоторого святого пустынника, которому имя было Семик.

   Ст. 43. Там писано. Сии все речи неоднократно произносили суеверные головы, философствуя, как то Земля состоит и на чем, и совершенно утверждают, что Земля есть девица чистая и непорочная и стоит она на спинах четырех китов.

   Ст. 45. Сколько Солнце. Помянутые пустые головы суеверных (буди достойно их назвать) философов доказывают, что Солнце святое есть девица ж непорочная, живая и чувственная, и что оно когда заходит, то в своих палатах через ночь отдыхает, понеже несколько, не упомню, сказуют они, миллионов миль ходит в день, по учению Семикову.

   Ст. 47. Как в нынешнее. Все староверцы утверждают, что теперь ни святцам, ни богатырям явления не будет, понеже люди омерзились брадобритием и платьем немецким.

   Ст. 69. Не минет и своего. Аввакум, первый расколов затейщик, самая безмозгая, буйная и упрямая голова был, от которого великие хулы на православную веру произошли, за что он по указам казнь достойную приняв, но в раскольников в святых есть.

   Ст. 72. Грешно-де весь день. Случилось автору видеть об этом глупцов тетрадки, где написано, что некоторый пастух слышал, до коих меСт. в небе обедня правится.

   Ст. 93. Плетет тут без рассмотру. Удивительная вещь, как <Россия> этим несчастлива, что пастыри в ней больше к пьянству и суеверию, нежели к поучению и поощрению добродетельному, людям угодны суть. В сем стихе хотя не кажется суеверие, однако многие суть непомянутые здесь у всех почти на примете, а и кроме того: не надлежало бы священству на кабаках пред простым народом к соблазну пустое врать и балы точить. Но не вообще о всех тут помянуто: суть бо некоторые благочестивые и постоянные, которых, как истинных отцов своих, почитать и славить должны.

   Ст. 107. Каки б они. Весьма бы то здравое учение было, если б он учил веры бусурманской отбегать; но то беда, что он вообще учит их не любить, каковы б они ни были, а должность пастырская первая - то, что, умножая по закону божию братолюбие, должно проповедывать, что не должно за то ненавидеть людей, что они иностранны, но надлежит смотреть на их нрав, рассуждая то, что за всякого в свете человека кровь свою пролиял Христос; и правда, буди возможно, надобно бы их приводить к познанию истины, если же невозможно - иным в злочестие не сообщася, а их Христа ради любить; они за себя ответ свой богу воздадут, а христианин в любви ближнего пред богом чиСт. будет.

   Ст. 108. Путь не узкий. Обычно пьяным людям Священное писание всуе употреблять; так пьяница, когда принимает от целовальника стакан с вином, говорит: "Чашу опасения прииму"; когда выходит вон с кабака, говорит: "Изыдите, винограда делателие", и проч. без числа.

   Ст. 120. О боге суеверий. Подлинно, так того много, что все то описать нет силы, ибо и слышать страшно.

   Ст. 122. Не поминая чудес. Много было и того в свете, что в прельщение народа претворяли чудеса из духовного чину, чем от иностранных народов и на истинные немало навели пороков богопротивные сии лестцы.

   Ст. 123. Не думай же. Автор говорит к Солнцу, что еще суеверий народных и священных не показал он и тысячной части, представляя тому доказательство, что если все тое подробну описывать, то надобно разве в обморок впасти ради бесчисленного их множества.

   Ст. 155. Как то сего много. То есть неверности к властям нашим.

   Ст. 157. Смотри, и летописцы. Правда, что в летописцах большая половина написано содержится о измене и всяких неверностях к властям, то есть государям нашим, в прежни времена бывших.

   Ст. 159. Что ж уж сказать. Автор, смотря на наши междоусобные бездельные действия, не знает, что писать и что опустить, понеже неизмеримы суть.

   Ст. 174. Как звонят. Звонит серебряным колокольцем в уши - есть фразес русская, то есть давать деньги.

   Ст. 206. Нельзя богу и свету. Христос, спаситель наш, сказал в Евангелии: не можете работати богу и мамоне; а автор сей сатиры переменил, вместо мамоны свету написал, которо все едину силу имеет; ибо мамона, по разумению святых особ, дьявол толкуется, а дьявол со всем своим угодием и орудием противен богу; дела ж световые, которые от света, а не от бога, угодны дьяволу, убо дьявол и свет, по дьявольскому угождению, противен богу; итак, все злые дела света к дьяволу, яко начальнику и корени тех, воспитывать должно.

  

  

НА ЗОИЛА

  

   1 Ей, змииного яда не столь вредит сила,

   Сколько сердце и устне злобного Зоила!

   По нем, может ли что быть в целом свете право?

   Все не туды, один он мыслит только здраво.

   5 Игрока осуждает и его повадку,

   Что имение свое загнул на девятку;

   Роскошного ругает: "Сам-де ты впал в бедства,

   Для чего так промотал сильных три наследства?

   Забыл ты яишницы кушать голубины,

   10 Ортоланов нет: с нуждой промыслишь мякины;

   7И жена твоя ходит покрыта убрусом,

   Как Лазарь обязан встал, воскресши Исусом".

   Если с печальна сердца страждет, лицо в поте -

   "Почто с детыми та ходит в французском бармоте?"

   15 Обняла уж их нужда и бедность без меры -

   "Не пора ли им отстать католицкой веры?"

   Ах, хотя жалость сама оных защищает,

   Но Зоилина стрела и тому ударяет.

   Не так цельно чрез воздух шар летит с металла,

   20 Сколь быстро мрачится честь от твоего жала.

   Скажи, что тебе нравно, что по твоей моде?

   Иной в девятый пишет не последний в роде,

   Что уж слова на спинах легче писать мелом,

   Неж вредительному быть без причины делом;

   25 Хитрым твоим советом и твоей рукою

   Чуть иного не пустил таскаться с сумою;

   Да еще мало и той показалось злости -

   Начал поносить, что он мот в карты и кости.

   Пусть, государь, по-твоему, всяк бывает страстный, -

   30 Ты разве тех избежал и ни в чем причастный?

   Вспомни, вспомни и к себе собственны досады:

   Сладостно ли ты вкусил печальны обряды,

   Где друзья, врази ль твои с тобой поступали,

   Здравого в веселиях мертвым тя сказали,

   35 Да в противность законам и в противность чести

   Зловредным тем действием исполнили вести.

   Ну, если бы я имел сердце свое злобно,

   Конче б стихами во вред твой писать удобно,

   Но оставлю грубым те краски и кисти.

   40 Хоть ты меня обидел, а мне нет корысти

   Равномерно воздавать хулы за обиды.

   Разве уж позволено честь бить так, как гниды?

   Возьми все имение, збавь жизнь, а не чести.

   Правду я тебе сказал, написал без лести:

   45 Ты рожден благороден, разумом доволен,

   Изобилуешь во всем, разных искусств полон;

   Дети тебе утеха зрятся благонравны,

   Промыслом твоим будут почтенны и славны,

   Коль страхом закона тех в добродетель справишь, -

   50 Почто, почто обыкность твою не оставишь?

   Кому друг - там услуги, там честь, там и верность.

   Сие хвально, да на что ж безмерность?

   Кто недруг или хотя пришел не по нраву -

   Злишься, терзаешь всяко и отъемлешь славу.

   55 Престань, бедная муза! что так рассуждаешь,

   Столь грубыми стихами почто исправляешь?

   Про нас с тобой уж и так всякое зло трубят;

   Иль тебе не печально, что люди не любят?

   И не в твою пору, князь, красота Парнаса,

   60 Кинул сатиры, смолчал, престал того ж часа

   Злые нравы исправлять с забавою складно,

   Когда уже усмотрел, что многим досадно.

   А мы с тобой на свете малейша атома,

   Счастие наше слабе паукова дома,

   65 Да столь дерзновенны! ей, чтоб не пострадали,

   Молчи убо впредь, а то быть так, как сказали.

  

  

ПРИМЕЧАНИЯ

   Когда автор сей сатиры обижен стал быть безвинно Зоилом, тогда написал сию не в таком намерении, чтоб тем ему вреда нанести, но паче чувствительно показать, как всякая обида в чести несносна бывает. Притом же, может, и такую имел надежду, что когда дойдет ушей того, кто здесь под именем Зоила списан, и познав, сколь неприлично благородному человеку в злословии упражняться, если б свой худой обычай оставит. В прочем всякую хвалу приписуем, и остроту разума его почитаю; поистине сожалеть должно, что сия знатная персона в себе сию только погрешность имеет, которая ему сделалась обычаем худого сообщенства в младых его летах. Я могу оказать смело, если б его острый разум был учрежден и определен к важнейшему делу, конечно б сделал честь российской нации, что всякий со мной то ж сказать может, если кто об нем бесстрастно рассуждать будет.

   Ст. 15. Обняла уж их нужда. Двократы пишучи к Демонику, другу своему, о поведении благонравну к людям, между прочим и сие ему советует, то есть никому бедностью не попрекати: счастие обще всем смертным непостоянно, а будуще время нам еще неизвестно.

  

&