245 Клитес жалок и смешон; словом, подпить любит;

   И когда прочим немил - нищ и себя губит;

   Где пир, где гуляние - без него уж пусто;

   Не пьет вино слабое - грызет пиво густо.

   Глаза красны, весь распух, в лоскутах кафтана

   250 Честь можно, что на ком он - ярыжного сана.

   Когда приймется за что - дрожат руки, ноги,

   Как под брюхатым дьяком однокольны дроги;

   До тех пор с похмелья он, пока с сна проснется;

   Редко в вечер ложится, пока не напьется;

   255 Весь день философствует, показуя ясно,

   Что есть пусто в твари; кто спорит - врет напрасно.

   О, если бы сей муж был в египетском роде,

   Где всяк себе изберет бога по природе,

   Где иной собак, иной кошек почитает,

   260 Ин - солнце, ин - чеснок, что сад его рождает, -

   Без сумнения, вину он бы принес жертву.

   Солнце мало видит он, кошку знает мертву,

   Собаку - також, чеснок гнусно в брюхе трется;

   Сколь же тот блажен живет, кто вином напьется:

   265 Бесстрашен, весел, один что все презирает

   Бедства, скорби, доволен собою бывает!

  

   Целадон на всех плюет и мнит, непристойно

   Говорить с людьми, сидеть <с ними> недостойно.

   Как войдет в палату, где множество народу,

   270 Распихнет всех, как корабль плывущ сечет воду,

   И хоть бы знал, что много злата с плеч убудет,

   Нужно вперед выступить, позадь стать не будет.

   Садится ли где за стол - первый стул захватит,

   Перву рюмку он выпьет - чести не утратит;

   275 Облокотится на стол, то то, то другое

   Блюдо пред себя подать велит, снять иное;

   Из его рук приходят с здоровьями кубки,

   Все его слушать слова, зреть должны поступки.

   Распялив грудь, бровь подняв, когда знак ти оком

   280 Подаст на низкий поклон - в почтеньи глубоком

   Тебя имеет, ибо говорить с кем слово

   Не всегда удается, - не всегда готово.

   Мнит он, что вещество то, что плоть ему дало,

   Не такое же было, но нечто сияло

   285 Пред прочими; и была та фарфорна глина -

   С чего он, а с чего мы - то навозна тина.

   Словом, Целадон спесив; все в том заключаю

   Страсти, ибо в ком та есть - и вся быти, чаю.

   Еще сии извинить можно в людях страсти,

   290 Хоть прочим горьки; в ком те - тем те не без сласти:

   Влечет к злу людей мысль та, что доброе ищут

   Иль пользу имеют, иль мнят, что пользу сыщут.

   Тиций богат, в Фабии святость почитают,

   Дамон прост, свата всех дел сведома быть знают,

   295 Сосед Тициев время проводит забавно,

   Грунний речист: искусство то многим есть нравно,

   Катон славен, а Нарциз хоть собой доволен,

   Честь Целадон хранит, от мыслей Клитес волен;

   Не вем же, Зоил какую слать в страсти находит

   300 Своей, когда бо иным постыл, сам наводит

   И себе мучение; знаешь ли что сила

   Речей моих? - завистью зло сердце Зоила...

  

   Шабаш, музо моя! что ж мер в речах не знаешь?

   Забыла с кем говоришь, кому докучаешь?

   305 Иль чаешь Феофана праздного сидети

   И, кроме чтенья сатир, дела не имети?

   Паство имать и церкви управитель главен,

   В дворе, в храме, в городе не напрасно славен,

   Трудится сам то пером, то властию, много

   310 Пользу добрым подая, наказуя злого.

   Или хочешь Калепин всем страстям составить

   И толикого мужа зевать тем заставить?

   Полно, довольно ему; больше тебя смыслит,

   Сколь разнит свет злобою; коли хочет - счислит!

   315 Мне с тобой философом делаться столь кстати,

   Сколько слепому в очках при свечке читати.

   Да думаешь ли, чтоб дней моей жизни стало,

   Что списать, что всякому любить на ум вспало?

   Малейшую часть страстей не успел списати,

   320 А стенают уж не две под виршми тетрати;

   Сколько ж еще не стает! Где еще лукавый,

   Который ласков видом, а всем вреден нравы?

   Где лакомый, что хочет, чтоб все его было:

   Земля, вода, воздух и небо его слыло?

   325 Где костей смел любитель, иже всю забаву

   В них ставит, и жизнь, и смерть, и всю свою славу,

   Что дрожит весь, как трясет в рожке зуб слоновый,

   Ждя, бездушен, чтоб трижды шесть легли готовы,

   А то ни тварь, ни творец хулы не отбудет?

   330 Кто помнит, что проиграл, тот бога забудет!

   Где охотник, ему же псы суть вся утеха,

   Который в людях скорбен, в скотах рвется с смеха?

   Где проклятый безбожник, без души, без веры,

   Иже волю за закон вменяет без меры,

   335 Иже духи и адск огнь, в нем же злым страдати,

   Басни сказывает быть, чтоб ребят стращати?

   Неудобь, верь мне, то все исписать и слушать,

   Легче заставить можешь чернца мясо кушать.

   Людей много, и страстей, ей, в людях немало,

   340 К одним то, к другим ино злое да пристало:

   Кастор любит лошадей, а брат его - рати;

   Подьячий же силится и с голого драти.

   Сколько глав - столько мыслей и охот различных.

   Моя есть - стихи писать против неприличных

   345 Действ и слов; кто же мои (и я не без пятен)

   Исправит - тот мне честен и будет приятен.

  

   Полно, музо! перестань, не налагай бремя

   Лишно мужу, ему же есть дорого время.

   Довольно на вопрос твой примеров к доводу:

   350 Скорлупой не вычерпнешь всю морскую воду!

   А право, можешь скучить, коли по сю пору

   Не скучила; наконец, то верно без спору,

   Что коль худо кто пишет - добро писать мало;

   Тебе к чему на стихах врать долго пристало?

  

   "В сей сатире автор наш имитовал Феофраста, греческого философа, и из новейших Лабрюера, которые оба показали себя в ясном изображении различных человеческих нравов. Первый из них писал по-гречески, другой (будучи француз) - по-французски. Оба писали простым слогом, а не стихами".

   Ст. 58. У сего в руках нам уже наскучит. "Сими словами сатирик хочет сказать, что как великое сокровище достанется молодому человеку, то от пышного его экипажу тесно будет людям на улице и беспутным своим прохлаждением свободно многим наскучит".

   Ст. 59. А сосед его. "Для того мот Тицию-сребролюбцу сосед, что оба в равном суть расстоянии от того же доброго посредства, которое есть умеренности добродетель".

   Ст. 61. Множить мамону. "Мамона часто вместо денег употребляется в разговорах простых; слово же сие по своему сродному знаменованию значит диавола".

   Ст. 96. Война будет, вижу. "Филипп IV, король ишпанский, претендует от цесаря княжение тосканское и иные провинции в Италии и хочет, чтоб сын его Дон-Карлос вступил в Италию для восприятия земель тех. Цесарь ту его претензию не праву быть прежде смерти настоящего владетеля по прежним договорам показывает. От которого сих двух государей несогласия сказывают публичные ведомости, что война в Италии загореться имеет и что войско уже готовится туды идти на сих днях (1730 г., августа месяца) так цесарское, как и ишпанское".

   Ст. 97. Ишпанец передался. "Известно, что король ишпанский заключил союзный договор с российскою и римскою империями и потом в... году для вышепомянутой претензии против цесаря, оставя тот договор, вступил в трактат севильский, заключив договор союзный с Франциею, Англиею, Свециею и Голландиею, в котором участники суть и иные европейские самовладетельные принцы; и потому вестей любитель говорит в сем же стихе, что союз их силен. Кто из них прямо сильнее, того я сказать не знаю. Сами лучше знают, до кого войн страх касается".

   Ст. 99. В сенате закрепили указ. "Верна ли эта ведомость или нет, не знаю, только многие об ней сказывали; а подлинно не спрашивался для того, что ни на мне, ни на сатирике доимки нет".

   Ст. 101. В гвардии вчера была. "Ея величество, по прибытия в Москву, нескольких из офицеров лейб-гвардии пожаловала переменою чина; о которой тут сатирик говорит перемене - не знаю. Только можно видеть из следующих стихов, что о той, которую изволила учинить, будучи в Измайлове".

   Ст. 103. Синод умножен будет. "Известно, что по смерти императрицы Екатерины Алексеевны синодское правление вручено четырем только архиереям, а архимандриты и протопопы выключены. Ея величество императрица, ныне благополучно царствующая, опять указала в синоде число особ прибавить, и уже все синодское собрание состоится в 14 персонах, между которыми имеются архиереи, архимандриты и протопопы, как было с начала уставления синода в России. По Петра уставу. По уставу Петра Великого, достойно вечныя славы императора, распространившего власть и славу государства своего, введшего добронравие в народ, святы учредившего законы и не напрасно названного отца отечества".

   Ст. 105. Генерал из Персии. "Генерал-поручик Румянцев, к которому в июле месяце 1730 года послан указ прибыть в Москву из Персии, где над тамошним российским войском главный командир был".

   Ст. 111. Как у спасской обедни. "Сиречь у обедни в Спасском монастыре, где часто учители (понеже тут школа имеется) поучения делают душеполезные и обычайно по воскресным дням и по праздникам".

   Ст. 122. И сколь тяжка его скорбь. "Соравнение сие Ипокрита с сыном маловозрастным кажется натурально, понеже как сей, видя отца безнадежна и при смерти, молчалив, тих и лицо печально имеет, так и той; а для того сын млад, что он, будучи в несовершенном уме, не может удержать печали своей, но что в сердце имеет, то и на лице являет, что самое и той притворно в себе показывает".

   Ст. 131. Как красив тот весь устав. "Хвалит Ипокрит установление доходов церковных, понеже ему те полезны, а не для того, что церковному благосостоянию нужны".

   Ст. 143. Внутрний строй. "Обычаи и нравы его, или, лучше сказать, намерение его сердца".

   Ст. 146. Гордостью болен. "Как разрушение порядка в частях тела есть телу болезнь, так нравов беспорядок есть немощь душевная".

   Ст. 164. Крепость имеет или грамоту. "Т. е. купленная ли та его деревня или жалованная, понеже крепость есть запись приказная, которою продавец деревни или дома какого подтверждает в вечное владение купцу своему то проданное ему недвижимое имение; а грамоты даются на жалованные только деревни".

   Ст. 176. Иль приехал званный. "Или выехал в службу зван от кого".

   Ст. 187. Календарь имен воеводам. "Т. е. сочтет тебе бесчисленное число имен всех тех воевод, при которых он в войске был".

   Ст. 188. Кто был в их роте приставлен к заходам. "Во всех ротах есть один человек, который заходы для солдат в лагерях и походах копает или чистит, называется профос; вместо палача в войске служит и винные у него под караулом содержатся".

   Ст. 197. Пойман целовальник. "Целовальники называются люди те, которые в кабаках приставлены у продажи вина или которые в таможнях, мостах и перевозах пошлину государеву сбирают. Может всяк рассудить, что при таких делах красть удобно можно".

   Ст. 209. Если храм строить ищет или разорити. "Таков был Эрострат <Герострат> ефесиянец, который, чтобы достать себе славы, в самый тот день, как Александр Великий родился, сжег преславный Дианы храм, который через два века с великим прилежанием и богатством был построен. Сколько в наших веках Эростратов!"

   Ст. 217. И дни ищет здравы. "И здоров быть для того Катон хочет, чтоб его хвалили, что он болен не бывал и чтоб память осталась по нем, что был такой, который чрез всю жизнь свою болезни не чувствовал".

   Ст. 250. Ярыжного сана. "Ярыжка называется пьяница записной, который неисходно живет на кабаках и питается одним прислужением в наливании в бочки вина, в катании бочек и прочими сему подобными трудами".

   Ст. 256. Что есть пусто в твари. "Епикур, древний философ, основание всей твари поставляет в атомах (или телах так малых и твердых, которые никак разделиться на части не могут) да в порожности; атомы, болтает он, движущеся непрестанно в той порожности, произвели совокуплением своим все, что мы видим: небо, землю, звезды, солнце и проч. Сему его богопротивному мнению многие из тех же древних философов противилися, говоря, что нет порожнего или пустого в твари, но все небес пространство исполнено тонкою и водяною некакою материею (вещество), которая движется и собою понуждает двизатися и прочие все видимые тела, которые созданы от некоего сущего всесильного и всесовершенного, который может быть всея твари создатель. Сатирик к сему аллюзию делает, в смех говоря, что пьяница показывает ясно, что есть пустое в твари, понеже он сам не одну в день бутылку пустую сделает".

   Ст. 257. В египетском роде. "Из всех древних идолопоклонников египтяне суеверство свое паче всех умножили; понеже, как сатирик правильно говорит, и чеснок свой боготворили. Что смешнее - всякому у них вольно было кланяться богу по своей охоте. Гораздо покойное богопочтение".

   Ст. 299. Не вем же, Зоил. "Под Зоила именем описать намерен был сатирик самолюбивого, завидливого, но да не продолжить чрезмерну сатиру - кончает внезапно, как из следующего примечания видеть можно".

   Ст. 308. В дворе, в храме, в городе не напрасно славен. "Т. е. недаром сей архиепископ содержится в милости ея величества. Недаром он в церковных делах и в правлении дел гражданских, елико к церковным касаются, славен, прилежен, трудолюбив, благочестив, верен и умом от бога чрез труды свои довольно одарен. Все же те добродетели неусыпно употребляет в пользу всем".

   Ст. 311. Или хочешь Калепин. "Сатирик музу свою спрашивает: не хочет ли составить из страстей такой лексикон великий, каков есть Калепинов, который на семи языках содержащиеся все речи в себе заключает; книга в лист, чрезмеру толста".

   Ст. 327. Как трясет в рожке зуб слоновый. "Чтоб игроки обману не делали в игре, кости обычайно из некаких стаканов деревянных или рожковых выкатывают, растресши их прежде гораздо; а для того зуб слоновый, что кости из такой кости делаются, итак, все вместо части написано".

   Ст. 335. Иже духи. "Т. е. ангелов и диавола".

   Ст. 338. Чернца мясо кушать. "Известно есть, что чернцы греческого закона запрещение имеют от мяса воздержаться, что и твердо содержат".

  

  

САТИРА IV

К МУЗЕ СВОЕЙ

  

   1 Музо! не пора ли стиль отменить твой грубый

   И сатир уж не писать? Многим те нелюбы,

   И ворчит уж не один, что, где нет мне дела,

   Там вступаюсь и кажу себя чересчур смела.

  

   5 Много видел я таких, которы противно

   Никому не писали, угождая льстивно,

   Да и так мало счастья возмогли достати;

   А мне чего по твоей милости уж ждати?

   Всякое злонравие, тебе неприятно,

   10 Смело хулишь, а к тому и говоришь внятно;

   Досаждать злым вся жадна - то твое веселье,

   А я вижу, что в чужом пиру мне похмелье.

  

   Вон Клеоб уже протест на меня готовит,

   Что нечистый в тебе дух бороду злословит;

   15 Иной не хочет писать указ об отказе,

   Что о взятках говоришь, обычных в приказе;

   И Лентул с товарищи, сказывают, дышет

   Гневом и, стряпчих собрав, челобитну пишет,

   Хочет-де скоро меня уж на суд позвати,

   20 Что, хуля Клитесов нрав, тщуся умаляти

   Пьяниц добрых и с ними кружальны доходы.

   А Брутус, тверды всегда любящий доводы,

   Библию, говорит, всю острожской печати

   С доски до доски прошед, готов показати,

   25 Что противно закону и безбожных дело

   Мантию полосатой ризою звать смело.

   Одним словом, сатира, что чистосердечно

   Писана, досаждает многим, всеконечно,

   Ибо всяк в сем зеркале, как станет смотрети,

   30 Мнит, зная себя, лицо свое ясно зрети.

   Музо, свет мой, стиль твой мне, творцу, ядовитый,

   Кто бить всех нахалится, часто живет битый;

   И стихи, что чтецов всех на смех побуждают,

   Часто слез издателю причина бывают.

   35 Знаю, что правду пишу и имен не значу,

   Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу;

   Да правда редко люба и часто некстати -

   Кто же от тебя когда хотел правду знати?

   Вдругорь скажу: не нравна, - угодить не можно,

   40 Всегда правду говоря, а хвалити ложно

   Приличнее живущему между человеки,

   Нежли правдиво хулить, - таковы днесь веки.

   Чего ж плакать, что люди хромают душою?

   Коли правдой все идти - таскаться с сумою.

   45 Так мода: иль закажи, чтоб шляп не носили

   Маленьких, или люди пусть живут как жили.

   Лучше нас пастыри душ, которых и правы

   И должность есть народа исправляти нравы,

   Да молчат: на что в ссору вступать со всем светом?

   50 Зимой дров никто не даст, негде гулять летом.

   Буде мыслишь, что Персий, Ювенал, Гораций

   Римлянов всех осмеял, славных из всех наций,

   И ничто претерпели, не страх тем, но слава

   Следовала от сатир, и что того ж права

   55 Причастник был Боало, всей Франции чудо, -

   Позволь учтиво сказать, что ты мыслишь худо.

   Где римлянов тех и где француза сатиры?

   Их дозрелые стихи не как твои, сыры, -

   В них шутки вместе с умом цветут превосходным

   60 И слова гладко текут, как река природным

   Током, и что в речах кто себе зрит досадно -

   Не в досаду себе мнит, что сказано складно.

   А в твоих что такого? без всякой украсы

   Болкнешь, что не делают чернца одни рясы.

   65 Так ли теперь говорят, так ли живут в людях?

   Мед держи на языке, а желчь всю прячь в грудях;

   И, недруг сущи смертный, тщись другом казаться,

   Если хочешь нечто быть и умным назваться.

  

   Зачнем, музо, в похвалах перья притупляти,

   70 Ну-тка станем Туллию приветство писати.

   Туллий, знаешь ты, лукав, что если рассудно

   Истолковать, то в нем ум похвалить не трудно.

   Оставя убо, что есть, сделаем такого,

   Каков бы он должен быть; мода та не нова,

   75 Всяк так пишет, кто хвалить у нас теперь хочет:

   Тому, кому вьявь поет, сам в сердце хохочет.

  

   Если Туллий не нравен, выбери другого.

   Вот хорош Сильвандр; он тих, не добьешься слова

   От него чрез целый день, и хотя ты знаешь,

   80 Что он с глупости молчит, если пожелаешь,

   Можешь сильно доказать, что муж он не простый,

   Но с рассудства обуздал язык свой преострый.

  

   Хорош, право, и Квинтий; в десть книгу составить

   Можешь, коль дела его захочешь прославить.

   85 Видишь, как он приятен, всякого ласкает,

   Учтиво все говорит, честно всех примает

   И силится всякому быти благодетель,

   Как сулит, - не однажды слов тех бог свидетель.

   Полно того; а с чего таков он бывает,

   90 Писать незачем: благо, что мало кто знает.

   Не пиши того, что он затем столь умилен

   И добр ко всем, что вредить никому не силен.

   Да много таких, о ком списать стопу целу

   Можно; легко их узнать, хоть нет в спине мелу.

   95 Поверь мне, убытку нет хвалить, хотя ложно,

   Коль мзды в том не получишь - пострадать не можно.

   Буде ж тебе род стихов таковых несроден,

   Запой, как Тирсис-пастух Люцинде негоден;

   Как, когда овец своих на водные токи

   100 Приводя, плачет: раны от любви глубоки;

   Как, блудящи с горести в лесу край до края,

   Часто петь нудит эхо, Люцинду взывая.

   Коли ж петь скучишь, можно причину сыскати

   Печальное что писать; и что больше кстати

   105 Нам здесь, смертным, как печаль? Тужить не напрасно

   Можем, приближаяся к смерти повсечасно.

   Есть о чем писать - была б лишь к тому охота;

   Было б кому работать - без конца работа.

   А лучше век не писать, чем писать сатиру,

   110 Яже ненавистная мя, творца, чинит миру!

   Но всуе тебя к сему, музо, побуждаю:

   Рифмы не могу прибрать, как хвалить желаю;

   Сколько ногти ни грызу и тру лоб вспотелый,

   С трудом стишка два сплету, да и те неспелы,

   115 Тверды, ушам досадны и на те походят,

   Которы по азбуке святых житье водят.

   А как что вредно в нравах усмотрю - прилежно

   Стихи под пером текут, и выразить нежно

   Так мне легко, как тому, кто был в краи чужды,

   120 Узнать доброе вино и кое пить с нужды.

   Не могу никак хвалить, что хулы достойно, -

   Всякому имя даю, какое пристойно;

   Не то в устах, что в сердце, иметь я не знаю:

   Свинью свиньей, а льва львом просто называю.

   125 Нескладно же, мне мнится, в доме стадо гнати,

   И рог громкий посреди Москвы надувати,

   И, сидя в теплой избе, бранить ветры злые,

   В стенах нудить эхо петь песни полевые.

   И не смешон ли б я был, коль, любви не зная,

   130 Хотел бы по Ирисе казаться здыхая,

   А Ирис вымышленна - не видывал сроду;

   Однак по ней то гореть, то топиться в воду,

   И всечасно сказывать, что вот умираю,

   Хоть сплю, ем сильно и в день ведро выпиваю.

   135 Печальное же писать нет воли, ни силы.

   Хоть я знаю, что умру, да дни, ей! мне милы,

   И глупо, мне кажется, что гроб близк, тужити,

   Коли в нем хоть сегодне, хоть завтре, а быти!

   Одним словом, в сатирах хочу состарети,

   140 А не писать мне нельзя: не могу стерпети,

   Когда вижу, что мельник, с волосов недавно

   Стрёсший муку, нажив уж имя в людях славно,

   Спесивится и, гневом полн, жмурит глазами,

   Что в палате делают мухи пыль крылами.

   145 Коль глупец, что губы чуть помазал в латину,

   Хвастает наукою и ищет причину

   Безвременно всем скучать долгими речами,

   Ест и пьет аргументом, говорит стихами;

   Коли напудрен гребец и в парче сын дьячий,

   150 Мудрец спит на войлоке, на пуху - подьячий,

   И чтят того, кто может денег больше дати, -

   Трудно уж воистину сатир не писати.

   И для того, хотя смерть рысцой или скоком

   Доедет меня скоро, или уж в глубоком

   155 Узрю возрасте свои седины в покою,

   В чужестранстве ль буду жить или над Москвою,

   Хоть муза моя всем сплошь имать досаждати,

   Богат, нищ, весел, скорбен - буду стихи ткати;

   И понеже ни хвалить, ни молчать не знаю,

   160 Одно благонравие везде почитаю, -

   Проче в сатиру писать в веки не престану,

   Разве в жидах не станет денег и обману,

   Разве пьяных в масленой неделе не будет.

   И целовальник в вино воду лить забудет.

  

   "Четвертую сию сатиру писал автор в начале 1731 году, после первой книги "Петриды" и всех тех стихов, которые до сих пор народу известны. Причина ея есть, что хочет он с музою своею договор учинить, чтоб впредь сатир не писать, и резоны тому ставит, что бедственно ремесло есть людям смеятися, и можно от того пострадать; но напоследок признает, что нельзя ему сатиру не писать, хотя бы знал неведомо что претерпеть. Боало подобную сатиру написал, которая в его сатирах есть числом седьмая, из сей наш автор много имитовал, хотя большую часть от себя прибавил. Есть нечто в ней из Ювеналовой первой сатиры, только что слова все новые, хоть дело подобное".

   Ст. 13. Клеоб уже протест на меня готовит. "Под именем Клеоба означает сатирик человека суеверного, который с глупости думает, что богопротивное есть дело смеяться бороде, и говорит, что нечистый дух в авторе бранит так достойно чтительное лица украшение. Протест есть латинское слово, по-русски довод. Вся Клеобова злость устремляется против 20-го ст. 1-й сат.".

   Ст. 17. И Лентул с товарищи. "Лентул есть человек, который защищает всякое злонравие для пользы своей и прибытка".

   Ст. 20. Что хуля Клитесов нрав. "В 3-й сат., в ст. 244, под именем Клитеса описал сатирик пьяницу".

   Ст. 22. А Брутус. "Брутус есть притворное имя, которым сатирик означает человека чрезмерно охотника к ученым ссорам и потому сказывает, что он всю библию прошел, только чтоб показать, что неприлично мантию, столь священное дело, называть ризою полосатою. Для того же библию острожской печати, что Брутус староверец, и то любит, что глупее: знает, что московской печати библия правильнее и с греческим сходнее, да острожская старее, убо и лучше".

   Ст. 45-46. Чтоб шляп не носили маленьких. "В 1731 году мода была в Москве весьма малые шляпы носить".

   Ст. 70. Станем Туллию приветство писати. "Вымышленное имя есть Туллия, так как и прочие, которые в следующих стихах найдешь, и гораздо умно автор в сем поступает, ибо не только сатирику, но и казнодею (которых власть гораздо больше) неприлично злонравного, именем называя, обличать. Поверь мне, коли пьяница видит, что о пьянице писано, хоть описание то было бы под именем Клитеса или Сенеки, узнает, что то об нем писано; однако ж за то сердитовать непристало и дурно, потому что таким образом сам свое имя покажет, когда автор укрыти его силится, и сделает то, чтоб весь свет знал то, что теперь один, может быть, сатирик только знает".

   Ст. 119. Кто был в краи чужды. "Не все, которые были в чужих краях, в сем стихе заключаются, ибо многие, и большая их часть, гораздо не напрасно ездили, но в большой семье не без урода; есть и такие, которые вкус вина знают, да и то не худо, понеже и то искусство, лишь бы вкус тот не был весьма приятен".

   Ст. 126. И рог громкий посреди Москвы надувати. "Т. е. нескладно в городе полевые писать песни, ибо рог - полевой инструмент".

   Ст. 148. Ест и пьет аргументом. "Аргумент называется в логике, когда два предложения сличаю с некоим третьим предложением, и, усмотрев, что оба те сему третьему подобны, замечаю, что и меж собою они подобны. Вот образец: тот беден, который всегда недоволен; скупой всегда недоволен; убо скупой беден".

  

  

САТИРА V

НА ЧЕЛОВЕКА

  

Предисловие на пятую сатиру

  

   Признаю с Горацием, что на так малую книжицу, какова есть одна сатира, неприлично есть долгое предисловие; а наипаче пишучи правду, к чему нужно извинение, для которого особливо предисловие пишется? Да в наш век лучше не вовремя и не к месту многоречием себя оправдить, нежели искать равномерность, и, говоря правду, весьма нужно показывать, что говорено то не по злобе. И для того и мне позволено будет на мал час скучить моим читателям.

   Немалая и почти лишняя (многие скажут, увидя сию сатиру)) смелость есть писать против целого рода человеческого, когда и одному учиненная досада достойна бывает отмщения. Но таковых людей сколь скор суд, столь и неправеден, потому что во всяком действе прежде надлежит рассуждать волю и намерение человека, а потом судить, добро ли или зло действо то; понеже часто случается, что с первого взгляду действо какое нам зло кажется, а как оное основательно рассмотрим, находим противное.

   Если по сему правилу разбирать мою сатиру, не знаю, что бы могло найтиться в ней человеческому роду противное, ибо титул самый "На человека" хотя мнится таков, много, однако, сатира от того разнится, будучи в ней воля моя та только, чтоб, изобразив развращение нравов, обличить злых человеков поступки, чрезмерное их непостоянство и глупую их суету; намерение же - ввести людей в путь добродетели, понеже то известно, что кто злое хулит, тем самым доброе хвалит.

   Тут может мне кто сказать: когда ты намерен был охулить злых людей поступки, для чего не против одних злых пишешь, но на всех устремляешься? и пословица говорит, что в большой семье не без урода; не сумнимся мы все, что есть много злых людей, да есть же и добрых, и потому обличения, которые тем приличны, сим неправедно чинимы бывают.

   Выговор сей весьма правилен был бы, если бы я против всех неизъятно писал да того у меня не бывало: имя человека как добрым, так и злым обще есть, и потому, на злых пишучи, правильно мог я надписать сатиру свою: "На человека". Впрочем, все характеры, которым я смеюся, суть злых, а не добрых людей характеры, и все стрелы мои летят на злонравных, а добронравие (и потому и добронравных), сколько случай и место позволяло, хвалю и почитаю.

   Во всей сатире одно только место есть, в котором я говорю, что злость человеков так обща и велика есть, что насилу десять добрых людей можно счесть от самого начала света до нынешнего века; да кто ж не видит, что сей образ речения стихотворный больше для украшения, нежели для доводу поставлен? Можно ли думать, что во время пророка и царя Давида не было ни одного доброго человека? Однако ж он пишет, что господь, с небесе приникши на сыны человеческие видети, аще есть разумеваяй или взыскаяй бога, ни одного такого не нашел; вси уклонишася вкупе неключими быша, несть творяй благостыню, несть до единого! (Пс. 13. ст. 2 и 3). И Боало в десятой сатире говорит, что во всем Париже только трех честных жен счесть может:

  

   On peut trouver encore quelque femme fidèle

   Sans doute et dans Paris, si je sais bien compter,

   Il en est jusqu'à trois que je pourrais citer.

   (сатира 10, ст. 42)

  

   Да нельзя потому сказать, что он так думал, как кажется, что говорил, понеже в таком великом городе, каков есть Париж, нельзя было ему быть сведому о всех женщинах.

   Сии два примера имея (один священный, а другой мирской), можно ли мне в вину причесть, что я им следовал? Обвинение то или мне неправедно, или и тем двум стихотворцам прилично. Но понеже одному из тех за великую святость, а другому за пространную славу то учинить невозможно, убо ни мне, имеющему их себе предводительми; и сие я во оправдание свое мня быть довольно, не распространяя более, прошу всех читать без пристрастия то, что беспристрастно писано, и рассмотрять прилежно, что мои стихи, хотя под общим именем на человека устремляются, однако ж доброго гораздо от злого различают и, досаждая злонравию, силятся угодить добродетели.

   Что же склада и силы стихов касается, в том полную власть всяк имеет осудить, охулить и исправить, понеже суть юношества произведение и плод весьма малой науки.

  

   1 Вы, которы прилежны подражать природе,

   Что та ни произвела твари в всяком роде,

   Художною рукою звыкли представляти

   В сладость очам и мертвым сильны живность дати!

   5 Коль по прочих трудах ум к вымыслам удобный

   Силите рождать странны уроды и злобны,

   Не сфинксе, не химере тщитесь образ дати,

   Ни из разных тел чудных одно составляти;

   Оставьте зверей лютых, киньте скотов грубость!

   10 Желаяй нечто собрать, в чем бы крайня глупость,

   Крайня свирепость была и все без порядку, -

   Человека напиши, пиши без оглядку!

   Где так чудну сыщешь тварь, кой урод дичее?

   Право, тот, что Гораций описал, складнее.

   15 Пройди ж землю из края до другого края,

   Зачни с Москвы до Перу, с Риму до Китая -

   Не найдешь зверя столько, как человека, злобна,

   С всех животных в глупости не сыщешь подобна.

   Разбери человека, не мне емли веры -

   20 В воле его и в нравах ни складу, ни меры.

  

   Видишь ли купца того, кафтан весь в заплате? -

   Не один сундук с сребром в кладовой палате;

   Всего много, и можно б жить ему в покои,

   Да нет! вот уже не спит, бедный, ночи с трои,

   25 Думая, как бы ему сделаться судьею:

   Куды-де хорошо быть в людях головою!

   И чтят тебя, и дают; постою не знаешь;

   Много ль, мало ль - для себя всегда собираешь.

   Став судьею, уж купцу немало завидит,

   30 Когда, по несчастию, пусто в мешке видит

   И, просителей слыша у дверей вздыхати,

   Не выспавшись, должен встать с теплой кровати.

   "Боже мой!- говорит он. - Что я не посадский?

   Черт бы взял и чин и честь: в них же живот адский.

   35 Блаженны купцы наши: они жить умеют,

   В богатстве и в покою растут и седеют".

  

   Пахарь, соху ведучи иль оброк считая.

   Не однажды вздыхает, слезы отирая:

   "За что-де меня творец не сделал солдатом?

   40 Не ходил бы в серяке, но в платье богатом,

   Знал бы лишь ружье свое да свого капрала,

   На правеже бы нога моя не стояла,

   Для меня б свинья моя только поросилась,

   С коровы мне ж молоко, мне б куря носилась;

   45 А то все приказчице, стряпчице, княгине

   Понеси в поклон, а сам жирей на мякине".

   Пришел побор, вписали пахаря в солдаты -

   Не однажды уж вспомнит дымные палаты,

   Проклинает жизнь свою в зеленом кафтане,

   50 Десятью в день заплачет по сером жупане.

   "То ль не житье было мне, - говорит, - в крестьянстве?

   Правда, тогда не ходил я в таком убранстве,

   Да летом я в подклети, на печи зимою

   Сыпал, в дождик из избы я вон ни ногою;

   55 Заплачу подушное, оброк господину,

   А там, о чем бы тужить, не знаю причину:

   Щей горшок, да сам большой, хозяин я дома;

   Хлеба у меня чрез год, а скотам - солома;

   Дальня езда мне была съездить в торг для соли

   60 Иль в праздник пойти в село, и то с доброй воли,

   А теперь - черт, не житье: волочись по свету;

   Все бы бела рубашка, а вымыть чем - нету;

   Ходи в штанах, возися за ружьем пострелым,

   И где до смерти всех бьют надобно быть смелым;

   65 Ни выспаться некогда, часто нет что кушать,

   Наряжать мне все собой, а сотерых слушать".

  

   Чернец тот, что намеднись чрезмерну охоту

   Имел ходить в клобуке и всяку работу

   К церкви легку сказывал, прося со слезами,

   70 Чтоб с ангельскими в счете был и он чинами,

   Сегодня не то поет: "Рад бы скинуть рясу,

   Скучили уж сухари, полетел бы к мясу;

   Рад к черту в товарищи, лишь бы бельцом быти,

   Нет мочи уж ангелом в слабом теле слыти".

  

   75 Младый сын в жизни отца за десятьми прячет

   Замками рубль один, а за грош горько плачет;