v>
1 Дамон, творец великий, парнасское чада,
Забавлял долго дворец и жителей града,
Одет только рубищем, чуть прикрыто тело,
Без платья ходил летом и зимою смело;
5 Видны кости сухие и лицо все бледно;
Хотя везде той славен, да платье столь бедно;
Устал сочинять рифмы, пожитки теряя,
Назанял во всех местах, чем платить не зная;
Нет ни денег, ни платья; что ж пришло начати?
10 Взяв одну свою бедность, умыслил бежати.
От приказов далеко в чистом поле бродит,
Ищет себе покоя - да нет, не находит.
Не ждет, чтоб судейская неприятна сила,
Поймавши, в тюрьму вечно его засадила;
15 Иль бы злы рассыльщики незапно напали,
Ругайся бесчестно, лавры с него сняли.
День, в который побежал, слабы, чуть дыхает,
Так, как великопостник пост свой скончавает,
А сердце трепещет с гневу; распаливши очи,
20 "Прости,-сказал печально, - терпеть нету мочи;
Если здесь моя муза не знает свободы,
Достоинство и разум не в те зашли годы, -
Говорит стихотворец и всех проклинает, -
Видно, что добродетель здесь жить не желает;
25 Пойдем где-нибудь искать каменные горы,
Там ни солдат, ни писец не прийдут, как воры;
Престанем просить небо, что сердце желает,
От злого времени там сень нас прикрывает;
Когда еще свободен своими делами,
30 Тело не скорчилося старыми годами,
Крепко ступают ноги, не хотят упасти,
Дней моих еще Паркам осталось что прясти,
В бедном своем несчастьи мыслить мне свободно;
Пусть живет здесь Фабиус, коль ему угодно:
35 Целый миллион денег он умел накрасти
И с последних копеек знал в гра?фы попасти;
Не замай и Тулия, что хитрость снедает
Больше, неж война и мир беды налагает;
Он все свои доходы по азбуке справил,
40 Так велики, что целый Калепин составил.
Пусть царствуют в местах сих; знать, для них есть право;
Мне что делать в Париже, коли жить не здраво:
Обманывать, лукавить, ни манить не знаю.
Хотя б сделать то и мог, да нет, не вступаю;
45 Склонности есть противно, чтобы мне трусити,
При глупце гордом для мзды век свой проводити.
Или стихи посылать то в Лондон, то в Вену,
Продавать их за деньги, кто даст больше цену.
В такой низкой степени спесивится муза -
50 Высокомерна душа живет у француза;
Именем все назову, та во мне примета,
Кличу я кошку кошкой, а вором - Ролета.
Угождать любовнику смысл не успевает,
Не знаю в том силы, что метрессу склоняет;
55 И здесь беден с печали, нету за мной дела;
Живу в Париже, власно как душа без тела.
Но почто добродетель, скажут, одичала?
Знать, она в богадельну куда забежала,
Богатому спесцою можно быть бесспорно,
60 А бедному нужно жить низко и проворно.
Тем творец себе найдет, чтоб люди любили,
Коли звезды бессчастна его учинили;
Видим, что предел странный железного века
Тотчас возвысил князем проста человека, -
65 Так-то добродетелью фортуна играет,
Часто доброго низит, злого возвышает;
Богатая ливрея с разными цветами,
Везут его в карете шестью лошадями,
Если б не в царских правах глупые советы
70 Несколько раз нанесли бессчастны наветы,
То б, чаю, непрестанно между нами зрился,
А теперь на время он отсель удалился.
Причина сему ссылка, что нету в параде;
Конечно, скоро опять проявится в граде
75 И, вступя в перву славу, снову всех обидит;
Не престает от зла, хоть небо гневно видит.
Иной, весь в грязи, клянет долю свою горьку,
По поварням бегает, где бы сыскать корку;
Можно сказать, что учен и многие любят, -
80 Да что ж делать, коль в целом Париже не ссудят.
Правда, что царска милость иногда бывает:
Видя музу в бедности, горесть утоляет;
Смотрит прилежно, чтобы науки не пали,
Часто самого Феба берет из шпитали;
85 Есть надежда ожидать всем благой премены,
Да что будет в Августе, коли нет Мессены!
И оставлен так, как я, от всех забыт ныне,
Кому дать случай нужно к счастливой причине.
Голодных стихотворцев как проникнуть можно,
90 Столько их много бегут все неосторожно,
И первые хвастают, лишь бы им попало,
Отъемля все то, что дать другим надлежало;
Как ленивые шмели, коль нечем кормиться,
То крадут мед, где пчела прилежно трудится.
95 Сие награждение престанем желати,
И, как достать не можно, коли не скучати.
Марк Антоен герардии взял разум от неба,
Да век свой изжил почти без платья, без хлеба;
Все тут богатство - войлок, зипун да шкатула;
100 Лучше сказать герардии не имел ни пула.
Устал в такой бедности всю жизнь провождати,
Заложил последнее, чем счастие искати,
Взял стихи для печати, в которы влюбился,
Надеждою ведомый, в дворце очутился.
105 Что же там приключилось его музе бедной?
Возвратился осмеян и покрыл стыд вредный;
Да пришла к нему фебра, где то жар, то холод,
Пригнали прежде к смерти, неж бы сделал голод.
Есть, что и стихотворцы часто были в моде,
110 Но дураками зовут их в нынешнем годе;
Хотя б был лучший разум и творец рассудны,
Пред Ангелием шутом вход ему есть трудный.
Разве, жизнь мне оставя, играть нову ролю,
Скучая Аполлоном, преходить к Бартолю?
115 Пербирая там листы, взять книги тяжелы,
Да с долгою епанчой в судах мести полы.
Когда только вздумаю, несносно то мнится;
К чему пристало там мне в делах очутиться,
Где обидимый всяк день чает обороны,
120 Пока еще сбирают Дедала законы.
Лукавые ябеды чудное есть дело:
И что видят все черно - у них станет бело.
Там худой стряпчий с криком пред славным гордится,
У него Цицероном можно научиться.
125 Если во мне мысль нову уставить премену,
То в Петровки увидят льдом покрыту Сену,
Папа, Рим град оставя, кальвинистом будет,
А езуит разумный лукавить забудет.
Лучше покинуть град сей - почто жити втуне!
130 Где вся честь уступает прелестной фортуне;
Здесь только злость едина приняла державу,
Митра на главу и жезл взяла в руку праву;
А наука печальна, нету места жити,
Сбита отвсюду, негде главу приклонити.
135 Будет честен и славен, не может пропасти
Тот, кто знает искусно, как много накрасти;
Каков бы ни терпелив был человек в нравах,
Удержаться не может, зря людей лукавых;
Сколько ему ни молчать, да пришло сказати,
140 Что злы, либо против их стихами писати.
Коли в таком случае что сказать на ссору,
Нет нужды тому войтить на парнасску гору
Иль бы искать возгласы приятного звона,-
Ярость только едина стоит Аполлона.
145 "Ты уже вправду, - скажут, - на всех рассердился,
Не злословь, но, молю тя, чтоб гнев утолился;
Иль войди на катедру, поучая сильно,
Где бы слышатели твои заснули умильно.
Там худо или добро расскажешь, что видел", -
150 Говорит такой, кого сатирой обидел.
Кто же в сей погрешности свободен бывает,
Если всех учителей грубость осмевает,
Видячи, что человек дрожит и слабеет,
Мнит, будто он надежду на бога имеет;
155 Коль гремит - руки к небу, в церковь спешно и?дет;
Стих воздух - смеется, что людей слабых видит,
И не верит бога всем всесильно владети:
Не можно всего мира причины имети;
Или есть жизнь будуша и по нашей смерти,
160 Ей, совестно, не скажет - хоть пилой растерти.
Я, когда здрав и в силе, дивлюсь, что жить вечно
И душа есть бессмертна бог гремит, конечно;
Удалиться от сего лучше будет, чаю;
Скажу Парижу: "Прости, тебя оставляю".
САТИРА ВТОРАЯ
К МОЛЬЕРУ
1 Дивны разум повсюду плод распростирает
И в самых делах трудных тягости не знает;
Ему же Аполлона тайны все открыты,
Он ведает, в какую форму стихи литы.
5 В прении разумном сильно всюду себя славишь,
Научи меня, Мольер, как ты рифмы ставишь;
Кажутся, тебя ищут, а не ты в них рвешься,
И никогда при конце стиха не споткнешься;
Без дальних слов, которы часто отвращают,
10 Лишь только б ты что сказал, сами ся вмещают.
А мне не так бывает: нека странна сила
За грех мой стихотворцем меня учинила;
Художество столь трудно все я имею,
Ни в чем не успеваю, напрасно потею;
15 Где с утра до вечера прилежу безмерно,
Коль хочу сказать бело - напишется черно.
Любителя описать, чтивость его злата -
Перо в рифму находит мне Пура аббата;
Или мышлю изъяснить творца без пороку,
20 Мысль говорит: Виргилий - Кинот идет в строку.
Наконец, что б ни делал, тому то мне дивно,
Как намерению все бывает противно;
И когда от ярости, что чинить, не знаю,
Печален, смущен, устал, мыслить оставляю,
25 Заклиная демона, что подал причину,
Обещаясь: навсегда, ей, писать покину.
Но когда всех добре клял, то музу, то Феба,
Вижу их пред собою, когда меньше треба;
Поневоле во мне огнь тогда распалится,
30 Взяв перо и бумагу, опять стал трудиться;
Суетные все клятвы скоро забываю,
Стих за стихом как придут, только ожидаю.
Если б чинить рифмы мя не допущало,
В трудах терпела б муза, что холодно стало,
35 И я бы сделал, как другой: нейдя в краи чужды,
Нашел бы чем сшить стихи безо всякой нужды.
Коли хвалю Филису, к дивности удобну,
Тотчас поставлю: в свете не найдешь подобну;
Или бы некую вещь славил добру сущу,
40 Напишу: паче солнца красоту имущу.
Одним словом, все звезды и свет несказанны,
Созданные от неба, в красоте избранны;
Подобными словами, невзначай прибравши,
Свободно мне составить, искусства не знавши,
45 Где то глагол, то имя сто раз пременяти,
Всего Мальерба в стихах могу я соткати.
Но разум выбирает все слова опасно,
Ни единого из них не скажет напрасно;
Невозможно стерпети, где падает сила,
50 Что б ни есть в конце стиха пустоту прикрыла.
Труды свои двадцать раз я вновь зачинаю,
Как три строчки напишу, то две замараю.
Будь проклят, кто выдумал первый не учити,
Как в стихе кратком мысль всю свою заключити,
55 Пространны слова в тюрьму тесну запирая,
Рассуждение с рифмой вместе сплетая.
Без сего б труда мысли покойно лежали,
Без зависти дни мои свободно б бежали;
Пил бы, ел и смеялся, отовсюду волен,
60 Как в монастыре жирный старец, вседоволен.
Проводил бы все время, веселяся разно,
И всю ночь крепко бы спал, а в день ходил праздно.
Беспечальное сердце, от страстей свободно
Размерно б желало все, что ему угодно.
65 Величество бегая, льстящее нас втуне,
В Лувер бы я не пошел кланяться фортуне.
Будучи так счастливый, конча б, ся спокоил,
Если б мя стихотворцем предел не устроил.
От часа того, когда мысль к трудам понудит,
70 Пира б густым смущенна, глава не рассудит;
И завидливый демон жизни, столь прохладной,
Возбуждает мя писать, чтобы слог был складной.
Поневоле каждый день, как гвоздем прибиты,
Черню листы иль слова, высправне забыты;
75 Всю жизнь так мне провождать печально, обидно,
Трудясь, Пелетиеву счастию завидно.
Счастлив есть и Скудери, его же всяк славит
За то, что каждый месяц волюмен составит.
Правда, все его стихи слабы и унылы,
80 Можно видеть - сочинял, не знаючи силы;
Однако ж, не бессчастны, можно то сказати,
Найдет купца продавать и глупца читати.
Когда рифмы при конце стиха положенны,
Не смотрят, достальные так ли совершенны.
85 Тысячью раз бессчастны, кто знати желает,
Как их правильно писать разум утруждает.
Невежда той всем своим доволен бывает,
Складно ль что придет - того он не разбирает;
Только б было все любить, ему добре мнится,
90 Смотря свою работу, прилежно дивится.
Когда ж разум высокий потеет без лени
И с трудом к совершенной приходит степени,
Мало веселится сам своими стихами
И, хотя всем угодить мнит, щетит похвалами;
95 Такой-то, во всех местах славен и почтенный,
Однако ж не хочет быти письмом отягченный.
А ты, муза, видишь все, почто ж в бездну плыти?
Молю тя, научи мя, как рифмы забыти,
Коли прилежность твоя не может исправить.
100 Мольер, укажи хоть ты, как стихи оставить.
САТИРА ТРЕТЬЯ
1 Кая нова причина тебя так смущает,
Нечаянная печаль откуды бывает?
Почто бледное лицо, как винны в приказе,
Когда пред судьею смерть сулена в указе?
5 Где красота цветуща и нежность безмерна?
Роза б той уступила, всяк бы сказал верна,
Прилежны взгляды очей на тя привлекала,
И где вино, как яхонт, прекрасно сияла.
А теперь смутны мысли тебя уступили.
10 Разве роскошь, подарки уже запретили?
Не дождь ли сильны побил твои винограды?
Не знал, что так печален, без всякой отрады.
Молю, скажи подробну, либ тебя покину.
- Постой, выслушай скорби моея причину.
15 Негде был я у глупца, тебе можно ведать,
Нечаянно удержал у себя обедать.
Прежде желал безмерно, как бы мне отбыти,
Когда за несколько дней стал к себе просити.
Но вчерась повстречался, взяв за обе руки:
20 "Приди завтра, государь, посидим от скуки,
Не медли ж; у меня есть двадцать три бутылки.
У купца вины стары, не будут так пылки;
Смело бьюся об заклад, кто б ни был, откуды,
Коли те отведает, скажет, что не худы.
25 Мольер Тартюфа ролю играть свою станет,
И Ламберт хоте там быти, кончи, не обманет;
Ты сам знаешь, каков он, лучше быть не можно". -
"Кто, Ламберт?" - "Да, Ламберт. Сам приди ж безотложно".
Ныне поутру не знай что меня прельстило,
30 Пошел после обедни, полдни уж пробило.
Еще не успел войтить, хозяин встречает,
Крепко руками обняв, усердно ласкает;
Видом приятно кажет веселые взгляды:
"Мольера, Ламберта нет, да мне и не нады;
35 Коль тебя вижу, мысли довольны бывают,
Честь мне велика; войди, все уж ожидают".
Тогда познал, но поздно, что в том сам виновен.
Пошел в палату наверх я, немногословен,
Где сквозь затворов лучи солнца проницали,
40 Горящую пещь среди лета сочиняли.
Там накрыта скатерть, чтоб были игры, смехи;
Увидал я двух дворян вместо всей утехи.
Великую честь отдали без всякой уроны,
Почти прочли Кируса, чиня мне поклоны.
45 Потом поставили суп красный на фарфоре,
Да петух показался в богатом уборе;
Перменил свое имя: столько видом странный,
Что смело от всех гостей каплуном названный.
По стороне две тарелки, одна з них убранна
50 Языками в похлебке, персиком венчанна;
На другой жирно мясо почти все сгорело,
Где прегорькое масло весь стол одолело.
Тотчас гости посели, накрепко стеснились,
За четвероугольный стол едва вместились;
55 И каждый неволею друг друга пихает,
Поворотясь налево, сам с блюда хватает.
Рассуди же ты, как мне там сидеть не грустно,
Кажется, что ни мясо, ни вино не вкусно;
Если бы при обеде так было свободно,
60 Как при худой предике, то бы всем выгодно.
Однак везде прилежно хозяин трудится,
Говорит: "Каков вкус вам супа быти мнится?
Слышите ль свежий лимон, где сок положенный
С яичными желтками приятно смешенный?
65 Будь здоров, Минот, добрым все тебя узнали".
Между тем мои власы на мне дыбом стали:
Понеже про Минота, чаю, весь свет знает,
Как он своим кушаньем многих оскверняет.
Однако ж я все хвалю, когда он сам славит,
70 Мысля, вось либо вино наконец поправит.
Для опыту я спросил, да и то напрасно;
Тотчас лакей нагло мне подал вино красно,
Где примешана не знай сандал, не знай сажа,
Которое куплено вместо эрмитажа.
75 Видом густо и темно, вкусом было сладко,
Лише только отведал - показалось гадко.
Узнать было нетрудно, что оно нецельно,
Для обману к продаже смешано бездельно;
Тогда принужден в него воду положите,
80 Дабы такой вкус странный могла утолити.
Кто же бы чаял, что и то скуку прибавляло,
Когда в жаркое время льду недоставало.
Боже мой, как нету льду в месяце июле!
Так уже я взбесился, сидючи на стуле,
85 Что мыслил лучше к черту весь обед отправить,
И сто раз подымался, как бы стол оставить.
Не так, чтоб един, хоть бы бранили и трое,
Конча б ушел, но тогда принесли жаркое.
Заяц да шесть цыпленков, видно эконома,
90 Да три зайчика мерших, вскормленные дома:
Знать, молоденьких в избе запертых держали,
Кормленные капустой, которой воняли.
Сверх того, что ни было мяса положенна:
Спица с жаворонками, тут же угнетенна,
95 Еще на том же блюде голуби лежали,
Где, можно сказать, сожгли, а не задержали.
По сторонь две тарелки: салата зелена
На одной, а на другой трава, так, как сена;
В них вонялое масло противно всем было,
100 Хоть с уксусом смешано, однак наверх всплыло.
Тотчас все мои глупцы вид свой перменили
И порядок банкета искусно хвалили;
А хозяин, видячи, тут приободрился,
"Извините меня прошу", - низко поклонился.
105 Не знай какой рассказчик, ни лица, ни стану,
Голодный, знать, за обед, конча, зашел спьяну,
Видно, что есть гуляка, в том себя не правит,
Со всех блюд почти берет и тем обед славит.
Смешно было мне смотреть, как он не стыдился:
110 В долгом галстуке сидит, парук развалился,
Морских зайцев ест, хвалит, сказывает - вкусно,
Смотри, как зажарены голуби искусно,
Хозяина веселя, и смотрит, что нравно, -
Глазами угождает, говорит исправно.
<Утерян лист.>
Творец! угнулся, она, летучи, попала
В стену; оттоль отскоча, назад отбежала.
По таком стыде не мог за столом сидети,
На недруга свирепым стал оком смотрети;
И хотя между ими осторожно стали,
Однако ж за волосы друг друга поймали.
Стол весь под ноги упал, блюды, ножи, вилки,
Кушанье все пролито, разбиты бутылки;
Напрасно слуги хотят все сбирать по блюду,
Быстрые ручьи текут от вина повсюду,
Наконец, как бы драку удержать, не знают,
Силятся вновь кричать, все опять разымают.
Тогда в них перву ярость тщились утишити,
Прилежно старалися, чтоб к миру склонити;
Казались быть согласны, почти все готова,-
А я до дверей добрался, не сказав ни слова,
С доброй клятвой присягнул впредь не очутиться
На пирах тех, где можно и ума лишиться.
Глупость свою наказать - стерплю что иное:
Вместо доброго вина пить бы мне худое,
А в Париже бы зимой дичь недоставало,
Хотя б в августе плодов в садах не бывало.
САТИРА ЧЕТВЕРТАЯ
К ГОСПОДИНУ АББАТУ БАЕРУ
1 Любезный мой Баер, откуду бывает,
Что всяк мудрость в едином себе только чает?
Прочих мнит всех безумных, и хотя не смыслит,
А своего соседа сумасшедшим числит.
5 Ученый спорит крепко, что знает науку,
Нужно по-гречески врать, приводит всех в скуку;
Разве изо ста творцов на память читает,
Со всем тем малоумным себя объявляет.
Мнит, что книга все может, и без Аристота
10 Рассудок мрачен, смысла падает доброта.
С другой страны любовник, - только за ним дела,
Что из двора да во двор всюду бегать смела;
В паруке светло-русом, чается, что кстати
Скучливыми речами весь свет утруждати.
15 Такой гонит науку, письмы ненавидит,
Незнание чтет за смысл, себя не обидит.
Придворным обыкность есть давать почет злату,
А ученых отсылать в другую палату.
Ханжа лукавый кажет везде себя честным,
20 Мнит и бога обмануть усердием лестным
И под видом святости страсти свои кроет,
Человеков всех винит, по-своему строит.
К тому ж иной безбожник, без души, без веры,
Волю свою чтит в закон, а там все химеры;
25 Демона и адский огнь не чает имети,
Мнит старинные басни, чтоб боялись дети.
Рачение то лишно; почто нудит нравы?
Чай, у всякого ханжи в главе мозг нездравы.
Единым словом сказать, никто не исчислит
30 Все обыкность и как кто различно мыслит.
Удобнее счесть людей, что одной весною
От докторов и лекарств покрыты землею;
Иль сколько девиц знатных чистоту теряют -
Замуж выходят честны, любимы бывают.
35 Почто изъяснять всуе все уже готова?
Мысль свою вмещу в стихах только чрез два слова:
Не в гнев глупцам греческим, мудрыми названным,
Что в сем свете в мудрости нельзя быть избранным, -
Ей, все люди безумны, как бы ни рачити,
40 Разнь та больше иль меньше в них кажется быти.
В пространнейшем лесу, где сто путей бывают,
Идучи тамо, себя незапно теряют;
Тот вправо, иной влево, но бегают праздно,
Ибо едина за?быть объемлет всех разно.
45 Всяк следует в мире сем путем неизвестным,
Где за?быть его водит игранием лестным;
Тот искусным ся ставит и нас презирает,
Кто под видом мудреца глупей всех бывает.
Хотя на сие точно пишется в сатире,
50 Но каждый в мудрость ставит глупость свою в мире,
Следуя во всем свому разуму кривому,
Добродетели имя нраву дает злому;
Убо желает ли всяк верно себя зрети,
Премудр тот есть, кто мудрость не чает имети;
55 И кто всегда с другими живет добронравно,
Знает сам себя, в делах все творит исправно,
Собственной погрешности не хранит в приязни
И нелестно нравом злым злые дает казни,
Но всякий сам за собой вину отпущает.
60 Скупой дрожит на деньги, мешки запирает,
И там ему голод, где изобильность зрится,
Дурачество разумом дивным быти мнится.
Кладет всю свою славу и счастье любезно
Собирать сокровище, себе неполезно.
65 Что больше множит, меньше то употребляет,
Скупость чудная есть страсть, смертными владает.
Другой столько ж кажется безумен немало,
Кидает свое добро кому ни попало;
Душа в нем неспокойна, сам о себе тужит
70 И скучает каждый день, что фортуна служит.
Кто ж из них двух глупее тебе быть возмнится?
По мне, знать, у обеих в главе мозг вертится,
Марки в зерновой избе лучше на то скажет,
В игре своей вседневной доводом покажет,
75 Четырнадцати либо семи ожидая,
Из рога слонова жизнь или смерть будет злая.
Несчастного предела хитростны наветы
Уничтожают часто игроков приметы;
В таком случае на нем дыбом власы станут,
80 С ужасом несказанным очи к небу взглянут.
Ей, беснующемуся подобится сильно,
За него же поп святых всех просит умильно.
Пусть его свяжут страшно, смотреть не в потребу,
Дабы сей новый титан не приступил к небу.
85 Но оставим свободна в такой злой боязни,
Глупость сама бывает вместо лютой казни.
Еще ина есть за?быть, в ней же яд приятный -
Наводя сладость, творит смысл наш весь развратный;
От любезна нектара память оставляет.
90 Иной стал стихотворцем; почто? - сам не знает.
И хотя слог весь грубый, рифмы не даются,
Чему во многих местах публично смеются,
На то мало взирает, труды свои хвалит,
Виргилия в Парнасе за спиною ставит.
95 Что б он учинил, увы! если б кто был в мочи
Открыть ему на беду ослепленны очи,
Показав стихи грубы, без красы, без силы,
На двух словах подняты, власно, как на вилы,
Речь безрассудна, одна с другой отдаленна,
100 Украшением гнусным к строке приплетенна, -
То б, чаю, проклял свои дни и душа познала,
Что приятно за?быти мысли потеряла.
К тому ж иной лицемер, и не вовсе глупый,
В странной своей болезни мозг столь имел тупый,
105 Что чаял, слышит духов в дому своем верно,
Гармонию дающих сладостну безмерно.
Один и доктор разумный, конче то я знаю,
Что вылечил искусством или по случаю,
Но когда стал требовать за то себе плату,
110 "Мне платить,- сказал больной, - деньгам чинить трату!
Прокляты буди тут же и наука злая,
Забыть мою излеча, да лишили рая!"
Гнев его похваляю; коли сказать внуже,
Из всей нашей худобы рассудок всех хуже,
115 Ибо страшит в той час, где веселье блистает,
Совесть угрызая, нам лежать воспрещает.
Он уж безмилосердно поступает с нами,
Будто учитель в школе, стоит за плечами,
Всегда нас журит, но мы о том мыслим мало,
120 Так как у попа время в казанье пропало.
Ей, всуе казнодей криком тем всечасным
Рассудок над чувством поставляют власным,
За божество на земле вменяя, конечно;
Верят, что и в небо он преселит нас вечно,
125 Мыслят, что той едины добро всяко учит.
Хорош рассудок в книге, читать не наскучит,
И я тож держу: но как кто ни размышляет,
А невежда чаще всех доволен бывает.
Из Вольтера
О ДВУХ ЛЮБВЯХ
К госпоже де ***
1 Есть дитя, которого с страхом всяк ласкает,
Сладостным злобу свою смешком прикрывает.
Всюду отбегает, то пред собою водит
Смехи и Веселие; но часто тащится
5 Лютая печаль за ним. В сердца наши входит
Гибко, покорно; когда там уже вселится -
Дерзко, гордо властвует; когда отлетает -
Того же гнушаяся сердца, презирает.
Есть и другая любовь, дочерь неоспорна
10 Чистого Почтения, в печалях покорна
И в желаниях своих непоколебима;
Добродетель силы ей придает любима,
И Чистосердечие ее ободряет;
Суровости одолеть знает терпеливно
15 И в утехах сладостных растет она дивно.
Сея любви хоть свеча не столько обильна
Блистанием, но весьма приятнее пламя.
Сея богини готов следовать я знамя.
Она мною властвовать самовластно сильна,
20 И подвластным ей мое сердце склонно быти,
Но для тебя лишь одной хочу ей служити.
Из неизвестного автора
<ДРАМАТИЧЕСКИЙ ОТРЫВОК>
ACTE 1
Сцена 1-я
В доме загородном у Доранта. Во Франции.
Филинт
Издавна иже ко мне любовь показуешь,
Ею же мя в вечность си и верность связуешь.
Лучшу милость показать надо мной не можешь,
Как когда печальному сердцу днесь поможешь.
Сестра моя, ея же почтенье известно
К тебе, сколь велико есть и сколь есть нелестно.
Мужа в сих любезного днях, бедна, лишилась,
Тужит, плачет, сетует - совсем сокрушилась.
Оставила общество, от людей отстала,
Ушла к себе в деревню, в горесть тяжку впала,
Заперлась в доме своем; в слезах унывая
Дни и ночи провождает, сердечно рыдая.
Ты своим присутствием можешь утешити:
Прошу, поедем мы к ней, потщись ускорити,
Уговори ю престать от суетной туги;
Велики чрезмерны мне будут те услуги.
&nb