"justify"> Ни черствого сердца, ни медного лба,
<1857>
247. КОГДА БЫ
Когда бы прихотью свободной
Вооружила ты свой взор,
И, в свет являясь дамой модной,
Любила слушать пошлый вздор,
И я, по наущенью беса,
С тобою б дерзостно болтал,
И, как бессовестный повеса,
Над всем священным хохотал,
И, сплетни света разработав,
Пускал в стократный оборот
Запас нескромных анекдотов
Иль соблазнительных острот, -
Меня бы общество щадило,
И кое-кто в наш вольный век
Еще б сказал: "Как это мило!
Какой приятный человек!"
А ныне свет своим сужденьем
Меня язвит, как погляжу,
За то, что я с благоговеньем
К тебе сердечным подхожу, -
За то, что, позволяя видеть
Своим глазам твои черты,
Боюсь и мыслию обидеть
В тебе святыню красоты,
-
За то, что с старческим сознаньем,
Не смея юность оскорбить,
Я, полный чистым обожаньем,
За грех бы счел тебя любить.
Увы! Наш мир мечтам не верит,
И, чужд их облачных вершин,
Все мысли он и чувства мерит
На свой предательский аршин.
Средь общей свалки грязной прозы
Смешны и неуместны в нем
Души божественные слезы
И сердца трепетного грезы
С их поэтическим огнем.
<1857>
248. Я ПОМНЮ
Я помню: была ты ребенком;
Бывало - ни в вихре затей,
Ни в играх, ни в хохоте звонком
Не слышно тебя меж детей.
Как звездочка в белом тумане -
Являлась ты в детстве, мила,
И тихо, как Пушкина Таня,
Без кукол его провела.
Бывало - в коротеньком платье,
В домашнем своем уголке,
Всегда ты в смиренном занятье -
С иголкой иль книжкой в руке, -
В гостях же - с опущенным взглядом,
Стыдливо склонясь головой,
Сидишь себе с маменькой рядом
Да щиплешь передничек свой.
Когда ты лишь жить начинала -
Уж молодость я доконал,
Еще ничего ты не знала,
Когда я уж многое знал.
Лет тридцать я взял уже с бою,
И, вольно, небрежно, шутя,
Бывало - любуюсь тобою
И думаю: "Прелесть дитя!
Да жаль, что мы пущены розно
В дорогу, - малютка, прости!
Зачем ты родилась так поздно?
Тебе ль до меня дорасти?"
И гордо, спокойно, бесстрастно
Я мимо тебя проходил,
Я знал, что ты будешь прекрасна
Тогда, как я буду уж хил.
Но мог ли я думать в то время,
Что после, как в виде цветка
Распустится чудное семя, -
С ума ты сведешь старика?
Во многом дожив до изъяна,
Теперь не могу не тужить,
Зачем я родился так рано,
Зачем торопился я жить.
Посмотришь на юность - завидно!
Судьбой всё не так решено, -
И всё бы я плакал, да стыдно,
И всё бы рыдал, да смешно.
<1857>
249. СТАРОМУ ПРИЯТЕЛЮ
Стыдись! Ведь от роду тебе уже полвека:
Тебе ли тешиться влюбленною мечтой
И пожилого человека
Достоинство ронять пред гордой красотой?
Ты жалок, ты смешон, отчаянный вздыхатель, -
И - знаешь, что еще? - уж не сердись, приятель:
Ты вор; у юности ты крадешь сердца жар.
Ты - старый арлекин, проказник седовласый,
В лоскутьях нежности дряхлеющий фигляр,
Ты дразнишь молодость предсмертною гримасой.
Тогда как в стороне родной
Хлопочут все об истребленье взяток
И всё отрадною блеснуло новизной -
Ты хочешь представлять минувшего остаток,
И там, где общество суровых просит дум
И дел, направленных к гражданскому порядку,
Ты ловишь призраки; сорвавши с сердца взятку,
Молчит подкупленный твой ум.
Когда и юноши, при всем разгаре крови,
В расчеты углубясь, так важно хмурят брови,
Тебе ль свой тусклый взор на милых обращать,
И, селадонствуя среди сердечных вспышек,
С позором поступать в разряд седых мальчишек,
И мадригалами красавиц угощать,
И, в жизни возводя ошибку на ошибку,
Весь век бродить, блуждать, и при его конце
То пресную слезу, то кислую улыбку
Уродливо носить на съеженном лице?
Опомнись наконец и силою открытой
Восстань на бред своей любви!
Сам опрокинь его насмешкой ядовитой
И твердою пятой рассудка раздави!
Взглянув прозревшими глазами,
Смой грех с своей души кровавыми слезами
И пред избранницей своей
Предстань не с сладеньким любовных песен томом,
Но всеоружный стань, грянь молнией и громом
И оправдайся перед ней!
"Я осудил себя, - скажи ей, - пред зерцалом
Суровой истины себя я осудил.
Тебя я чувством запоздалым,
Нелепым чувством оскорбил.
Прости меня! Я сам собой наказан,
Я сам себе пощады не давал!
Узлом, которым я был связан,
Себе я грудь избичевал -
И сердце рву теперь, как ветхий лист бумаги
С кривою жалобой подьячего-сутяги".
<1857>
250. ОСТАВЬ!
"Оставь ее: она чужая, -
Мне говорят, - у ней есть он.
Святыню храма уважая,
Изыди, оглашенный, вон!"
О, не гоните, не гоните!
Я не присвою не свою;
Я не во храме, посмотрите,
Ведь я на паперти стою...
Иль нет - я дальше, за оградой,
Где, как дозволенный приют,
Сажень земли с ее прохладой
Порой и мертвому дают.
Я - не кадило, я - не пламень,
Не светоч храма восковой,
Нет: я - согретый чувством камень,
Фундамент урны гробовой;
Я - тень; я - надпись роковая
На перекладине креста;
Я - надмогильная, живая,
Любовью полная плита.
Мной не нарушится святыня,
Не оскорбится мной она, -
И бог простит, что мне богиня -
Другого смертного жена.
<1857>
252. ПОСЕЩЕНИЕ
Как? и ночью нет покою!
Нет, уж это вон из рук!
Кто-то дерзкою рукою
Всё мне в двери стук да стук,
"Кто там?" - брызнув ярым взглядом,
Крикнул я, - и у дверей,
Вялый, заспанный, с докладом
Появился мой лакей.
"Кто там?" - "Женщина-с". - "Какая?"
- "Так - бабенка - ничего".
- "Что ей нужно? Молодая?"
- "Нет, уж так себе - того".
"Ну, впусти!" - Вошла, и села,
И беседу повела,
И неробко так глядела,
Словно званая была;
Словно старая знакомка,
Не сочтясь со мной в чинах,
Начала пускаться громко
В рассужденья о делах.
Речь вела она разумно
Про движенье и застой,
Только слишком вольнодумно...
"Э, голубушка, постой!
Понимаю". После стала
Порицать весь белый свет;
На судьбу свою роптала,
Что нигде ей ходу нет;
Говорила, что приюта
Нет ей в мире, нет житья,
Что везде гонима люто...
"А! - так вот что!" - думал я.
Вот сейчас же, верно, взбросит
Взор молящий к небесам
Да на бедность и попросит:
Откажу. Я беден сам.
Только - нет! Потом так твердо
На меня направя взор,
Посетительница гордо
Продолжала разговор.
Кто б такая?.. Не из граций,
И - конечно - не из муз!
Никаких рекомендаций!
Очень странно, признаюсь.
Хоть одета не по моде,
Но - пристойно, скважин нет,
Всё заветное в природе
Платьем взято под секрет.
Кто б такая? - Напоследок
(Кто ей дал на то права?)
Начала мне так и эдак
Сыпать резкие слова,
Хлещет бранью преобидной,
Словно градом с высоты:
Ты - такой, сякой, бесстыдный! -
И давай со мной на ты.
"Ну, беда мне: нажил гостью!"
Я уж смолк, глаза склоня, -
Ни гугу! - А та со злостью
Так и лезет на меня.
"Нет сомнения нисколько, -
Я размыслил, - как тут быть?
Сумасшедшая - и только!
Как мне бабу с рук-то сбыть?
Как спровадить? - Тут извольте
Дипломатику подвесть!"
Вот и начал я: "Позвольте...
То есть... с кем имею честь?..
Кто вы? Есть у вас родные?"
А она: "Мне бог - родня.
_Правда_ - имя мне; иные
Кличут _истиной_ меня".
"Вы себя принарядили, -
Не узнал вас оттого;
Прежде, кажется, ходили
Просто так - безо всего".
"Да, бывало мне привычно
Появляться в наготе,
Да сказали - неприлично!
Времена пошли не те.
Приоделась. Спорить с веком
Не хочу, а всё же - нет -
Не сошлась я с человеком,
Всё меня не любит свет.
Прежде многих гнула круто
При Великом я Петре,
И порою в виде шута
Появлялась при дворе.
Царь мою прощал мне дикость
И доволен был вполне.
Чем сильнее в ком великость,
Тем сильней любовь ко мне.
Говорю, бывало, грубо
И со злостью натощак, -
Многим было и не любо,
А терпели кое-как.
Ведь и нынче без уклонок
Правдолюбья полон царь,
Да уж свет стал больно тонок
И хитер - не то что встарь.
Уж к иным теперь и с лаской
Подойдешь - кричат: "Назад!"
Что тут делать? - Раз под маской
Забралась я в маскарад, -
И, под важностью пустою
Видя темные дела,
К господину со звездою
Там я с книксом подошла.
Он зевал, а тут от скуки
Обратился вмиг ко мне,
И дрожит, и жмет мне руки;
"Ah! Beau masque! Je te connais" {*}.
{* "Ax! Прекрасная маска!
Я тебя знаю" (франц.). - Ред.}
"Ты узнал меня, - я рада.
С откровенностью прямой
В пестрой свалке маскарада
Потолкуем, милый мой!
Правда - я. Со мной ты знался,
Обо мне ты хлопотал,
Как туда-сюда метался
Да бессилен был и мал.
А теперь, как вздул ты перья,
Что раскормленный петух,
Стал ты чужд ко мне доверья
И к моим намекам глух.
Обо мне где слово к речи,
Там ты мастер - ух какой -
Пожимать картинно плечи
Да помахивать рукой.
Здравствуй! Вот мы где столкнулись!
Тут я шепотом, тайком
Начала лишь... Отвернулись -
И пошли бочком, бочком.
Я к другому. То был тучный,
Ловкий, бойкий на язык
И весьма благополучный
Полновесный откупщик,
С виду добрый, круглолицый...
Хвать я под руку его
Да насчет винца с водицей...
Он смеется... "Ничего, -
Говорит, - такого рода
Это дельце... не могу...
Я-де нравственность народа
Этой штучкой берегу.
Я люблю мою отчизну, -
Говорит, - люблю я Русь;
Видя сплошь дороговизну,
Всё о бедных я пекусь.
Там сиротку, там вдовицу
Утешаю. Вот - вдвоем
Хочешь ехать за границу?
Едем! - Славно поживем".
"Бог с тобою! - говорю я. -
У меня в уме не то.
За границу не хочу я,
И тебе туда на что?
Ведь и здесь тебе знакома
Роскошь всех земных столиц.
За границу! - Ведь и дома
Ты выходишь из границ.
У тебя за чудом чудо,
Дом твой золотом горит".
- "Ну так что ж? А ты откуда
Здесь явилась?" - говорит,
"Да сейчас из кабака я,
Где ты много пл