Бенедиктов Владимир Григорьевич - Стихотворения, Страница 15 - Книги

утней ввел".

- "Тьфу! Несносная какая!

Убирайся ж!" -И пошел.

К звездоносцу-то лихому

Подошел и стал с ним в ряд.

Я потом к тому, к другому -

Нет, - и слушать не хотят:

Мы-де знаем эти сказки!

Подошла бы к одному,

Да кругом толпятся маски,

Нет и доступа к нему;

Те лишь прочь, уж те подскочут,

Те и те его хотят,

Рвут его, визжат, хохочут.

"Милый! Милый!" - говорят,

Это - нежный, легкокрылый

Друг веселья, скуки бич,

Был сын Курочкина милый,

Вечно милый Петр Ильич,

Между тем гроза висела

В черной туче надо мной, -

Те, кому я надоела,

Объяснились меж собой:

Так и так. Пошла огласка!

"Здесь, с другими зауряд,

Неприличная есть маска -

Надо вывесть, - говорят. -

Как змея с опасным жалом,

Здесь та маска с языком.

Надо вывесть со скандалом,

Сиречь - с полным торжеством,

Ишь, себя средь маскарада

Правдой дерзкая зовет!

Разыскать, разведать надо,

Где и как она живет".

Но по счастью, кров и пища

Мне менялись в день из дня,

Постоянного ж жилища

Не имелось у меня -

Не нашли. И рады были,

Что исчез мой в мире след,

И в газетах объявили:

"Успокойтесь! Правды нет;

Где-то без вести пропала,

Страхом быв поражена,

Так как прежде проживала

Всё без паспорта она

И при наглом самозванстве

Замечалась кое в чем,

Как-то: в пьянстве, и буянстве,

И шатании ночном.

Ныне - всё благополучно",

Я ж тихонько здесь и там

Укрывалась где сподручно -

По каморкам, по углам.

Вижу - бал. Под ночи дымкой

Люди пляшут до зари.

Что ж мне так быть - нелюдимкой?

Повернулась - раз-два-три -

И на бал влетела мухой -

И, чтоб скуки избежать,

Над танцующей старухой

Завертясь, давай жужжать:

"Стыдно! Стыдно! Из танцорок

Вышла, вышла, - ей жужжу. -

С лишком сорок! С лишком сорок!

Стыдно! Стыдно! Всем скажу".

Мучу бедную старуху:

Чуть немного отлечу,

Да опять, опять ей к уху,

И опять застрекочу.

Та смутилась, побледнела.

Кавалер ей: "Ах! Ваш вид...

Что вдруг с вами?" - "Зашумело

Что-то в ухе, - говорит, -

Что-то скверное такое...

Ах, несносно! Дурно мне!"

Я ж, прервав жужжанье злое,

Поскорее - к стороне.

Подлетела к молодежи:

Дай послушаю, что тут!

И прислушалась: о боже!

О творец мой! Страшно лгут!

Лгут мужчины без границы, -

Ну, уж те на то пошли!

Как же дамы, как девицы -

Эти ангелы земли?..

Одного со мною пола!

В подражанье, верно, мне

Кое-что у них и голо, -

И как бойко лгут оне!

Лгут - и нет средь бальной речи

Откровенности следа:

Только груди, только плечи

Откровенны хоть куда!

Всюду сплетни, ковы, путы,

Лепет женской клеветы;

Платья ж пышно, пышно вздуты

Полнотою пустоты.

Ложь - в глазах, в рукопожатьях, -

Ложь - и шепотом, и вслух!

Там - ломбардный запах в платьях,

В бриллиантах тот же дух.

В том углу долгами пахнет,

В этом - взятками несет,

Там карман, тут совесть чахнет;

Всех змей роскоши сосет.

Вот сошлись в сторонке двое.

Разговор их: "Что вы? как?"

- "Ничего". - "Нет - что такое?

Вы невеселы". - "Да так -

Скучно! Денег нет, признаться".

- "На себя должны пенять, -

Вам бы чем-нибудь заняться!"

- "Нет, мне лучше бы занять".

Там - девицы. Шепот: "Нина!

Как ты ласкова к тому!..

Разве любишь? - Старичина!

Можно ль чувствовать к нему?.."

"Quelle idee, ma chere! {*} Он сходен

С чертом! Гадок! Вижу я -

Для любви уж он не годен,

А годился бы в мужья!"

{* "Какая мысль, моя дорогая!" (Франц.). - Ред.}

Тошно стало мне на бале, -

Всё обман, как погляжу, -

И давай летать по зале

Я с жужжаньем - жу-жу-жу, -

Зашумела что есть духу...

Тут поднялся ропот злой -

Закричали: "Выгнать муху!"

И вошел лакей с метлой.

Я ж, все тайны обнаружив, -

Между лент и марабу,

Между блонд, цветов и кружев

Поскорей - в камин, в трубу -

И на воздух! - И помчалась,

Проклиная эту ложь,

И потом где ни металась-

В разных видах всюду то ж.

Там в театр я залетела

И на сцену забралась,

Да Шекспиром так взгремела,

Что вся зала потряслась.

Что же пользы? - Огневая

Без следов прошла гроза, -

Тот при выходе, зевая,

Протирал себе глаза,

Тот чихнул: стихом гигантским

Как Шекспир в него метал,

Он ему лишь, как шампанским,

Только нос пощекотал.

И любви моей и дружбы,

Словно тяжкого креста,

Все бегут. Искала службы, -

Не даются мне места.

Обращалась и к вельможам,

Говорят: "На этот раз

Вас принять к себе не можем;

Мы совсем не знаем вас.

Эдак бродят и беглянки!

Вы во что б пошли скорей?"

Говорю: "Хоть в гувернантки -

К воспитанию детей".

"А! Вы разве иностранка?"

- "Нет, мой край - и здесь, и там".

- "Что же вы за гувернантка?

Как детей доверить вам?

Вы б учили жить их в свете

По каким же образцам?"

- "Я б старалась-де, чтоб дети

Не подобились отцам".

"А! Так вот вы как хотите!

Люди! Эй!" - Пошел трезвон.

Раскричались: "Прогоните

Эту бешеную вон!"

Убралась. Потом попала

Я за дерзость в съезжий дом

И везде перебывала -

И в суде, и под судом.

Там - продажность, там - интриги, -

Всех язвят слова мои;

Я совалась уж и в книги,

И в журнальные статьи.

Прежде "Стой, - кричали, - дура!"

А теперь коё-куда

Благородная цензура

Пропускает иногда.

Место есть мне и в законе,

И в евангельских чертах,

Место - с кесарем на троне,

Место - в мыслях и словах.

Эта сфера мне готова,

Дальше ж, как ни стерегу -

Ни из мысли, ни из слова

В жизнь ворваться не могу;

Не могу вломиться в дело:

Не пускают. Тьма преград!

Всех нечестье одолело,

В деле правды не хотят.

Против этой лжи проклятой,

Чтоб пройти между теснин, -

Нужен мощный мне ходатай,

Нужен крепкий гражданин".

"От меня чего ж ты хочешь? -

Наконец я вопросил. -

Ждешь чего? О чем хлопочешь?

У меня не много сил.

Если бедный стихотворец

И пойдет, в твой рог трубя,

Воевать - он ратоборец

Ненадежный за тебя.

Он дороги не прорубит

Сквозь дремучий лес тебе,

А себя лишь только сгубит,

Наживет врагов себе.

Закричат: "Да он - несносный!

Он мутит наш мирный век,

На беду - звонкоголосный,

Беспокойный человек!"

Ты всё рвешься в безграничность,

Если ж нет тебе границ -

Ты как раз заденешь личность,

А коснись-ка только лиц!

И меня с тобой прогонят,

И меня с тобой убьют,

И с тобою похоронят,

Память вечную споют.

Мир на нас восстанет целый:

Он ведь лжи могучий сын.

На Руси твой голос смелый

Царь лишь выдержит один -

Оттого что, в высшей доле,

Рыцарь божьей правоты -

Он на царственном престоле

И высок и прям, как ты.

Не зови ж меня к тревогам!

Поздно! Дай мне отдохнуть!

Спать хочу я. С богом! С богом!

Отправляйся! Добрый путь!

Если ж хочешь - в извещенье,

Как с тобой я речь держу,

О твоем я посещенье

Добрым людям расскажу".

<1857>

253. СКАЖИТЕ

Скажите, я вам докучаю?

Скажите, я с ума схожу?

У вас, - скажите - умоляю, -

Не слишком часто ль я бываю?

Не слишком долго ли сижу?

Я надоел вам, я уверен,

При вас из рук я вон, хоть брось,

При вас я жалок и растерян,

При вас я туп и глуп насквозь.

Когда, обвороженный вами,

Впиваюсь жадно я глазами

В ваш ясный лик, а сам молчу -

Не страшно ль вам? Вы не дрожите?

Уж вам не кажется ль, скажите,

Что проглотить я вас хочу?

Порою зависть - эту муку -

Внушает мне исподтишка

Ваш столик - дерево - доска,

Когда покоит вашу руку

И прикасается к перстам,

Которые с таким томленьем,

С таким глубоким упоеньем

Прижал бы я к своим устам.

Тех уст иль дерева касаться

Рукой, отброшенной слегка, -

Вам всё равно бы, может статься,

Равно холодною остаться

Могла б лилейная рука.

Увы! Скажите, для чего же

И там мне счастья не дано,

Где всё равно вам было б тоже,

А мне - уж как не всё равно?

<1857>

254. НА ГУЛЯНЬЕ

Веет негой ночь лукавая,

В небесах луна горит

И, меж тучек тихо плавая,

Их волшебно серебрит.

Сад тенистый с изворотами

Темных липовых аллей,

Сад с беседками и гротами -

Полон множеством людей, -

И с июльским сладострастием

На гулянье дачном здесь

Дышит загородным счастием

Лиц пестреющая смесь.

Огневыми бриллиантами

Блещут сотни фонарей.

Вот - эстрада с музыкантами!

Капельмейстер-чародей

Рад смычок свой к небу взбрасывать,

Скрипку вдребезги разбить,

Приседать рад и приплясывать,

Чтоб оркестр одушевить.

Чу! Гремят рукоплескания;

Упоен народный слух, -

Я один среди собрания

Неподвижен, нем и глух.

Знать, одна лишь благодатная

Для больной души моей

Есть мне музыка понятная, -

Это - музыка речей!

Это, чуждые всесветного

Крика, шума, торжества,

Звуки горлышка заветного,

Уст пленительных слова,

Звуки ясные, родимые -

В царстве звучности цари,

Речи так произносимые,

Что прослушай - и умри!

Да меж горем и заботами