| Главная » Книги |
Бенедиктов Владимир Григорьевич - Стихотворения, Страница 11
Бенедиктов Владимир Григорьевич - Стихотворенияv align="justify">
И думаю: "Более! как ясен был он!
Да, полно, во сне ль это было?"
Между 1850 и 1856
225. ПРОМЕТЕЙ
Стянут цепию железной,
Кто с бессмертьем на челе
Над разинутою бездной
Пригвожден к крутой скале?
То Юпитером казнимый
С похитительного дня -
Прометей неукротимый,
Тать небесного огня!
Цепь из кузницы Вулкана
10 В члены мощного титана
Вгрызлась, резкое кольцо
Сводит выгнутые руки,
С выраженьем гордой муки
Опрокинуто лицо;
Тело сдавленное ноет
Под железной полосой,
Горный ветер дерзко роет
Кудри, взмытые росой;
И страдальца вид ужасен,
20 Он в томленье изнемог,
Но и в муке он прекрасен,
И в оковах - всё он бог!
Всё он твердо к небу взводит
Силу взора своего,
И стенанья не исходит
Из поблеклых уст его.
Вдруг - откуда так приветно
Что-то веет? - Чуть заметно
Крыл движенье, легкий шум,
30 Уст незримых легкий шепот
Прерывает тайный ропот
Прометея мрачных дум.
Это - группа нимф воздушных,
Сердца голосу послушных
Дев лазурной стороны,
Из пределов жизни сладкой
В область дольних мук украдкой
- Низлетела с вышины, -
И страдалец легче дышит,
40 Взор отрадою горит.
"Успокойся! - вдруг он слышит,
Точно воздух говорит. -
Успокойся - и смиреньем
Гнев Юпитера смири!
Бедный узник! Говори,
Поделись твоим мученьем
С нами, вольными, - за что
Ты наказан, как никто
Из бессмертных не наказан?
50 Ты узлом железным связан
И прикован на земле
К этой сумрачной скале".
"Вам доступно состраданье, -
Начал он, - внимайте ж мне
И мое повествованье
Скройте сердца в глубине!
Меж богами, в их совете,
Раз Юпитер объявил,
Что весь род людской на свете
60 Истребить он рассудил.
"Род, подобный насекомым!
Люди! - рек он. - Жалкий род!
Я вас молнией и громом
Разражу с моих высот.
Недостойные творенья!
Не заметно в вас стремленья
К светлой области небес,
Нет в вас выспреннего чувства,
Вас не двигают искусства,
70 Весь ваш мир - дремучий лес".
Молча сонм богов безгласных,
Громоносному подвластных,
Сим словам его внимал,
Все склонились - я восстал.
О, как гневно, как сурово
Он взглянул на мой порыв!
Он умолк, я начал слово:
"Грозный! ты несправедлив.
Страшный замысл твой - обида
80 Правосудью твоему? -
Ты ли будешь враг ему?
Грозный! Мать моя - Фемида
Мне вложила в плоть и кровь
К правосудию любовь.
Где же жить оно посмеет,
Где же место для него,
Если правда онемеет
У престола твоего?
Насекомому подобен
90 Смертный в свой короткий век,
Но и к творчеству способен
Этот бренный человек.
Вспомни мира малолетство!
Силы спят еще в зерне.
Погоди! Найдется средство -
И воздействуют оне".
Я сказал. Он стал ворочать
Стрелы рдяные в руках!
Гнев висел в его бровях,
100 "Я готов мой гром отсрочить!" -
Возгласил он - и восстал.
Гром отсрочен. Льется время.
Как спасти людское племя?
Непрерывно я искал.
Чем в суровой их отчизне
Двигнуть смертных к высшей жизни?
И загадка для меня
Разрешилась: дать огня!
Дать огня им - крошку света -
110 Искру в пепле и золе -
И воспрянет, разогрета,
Жизнь иная на земле.
В дольнем прахе, в дольнем хламе
Искра та гореть пойдет,
И торжественное пламя
Небо заревом зальет.
Я размыслил - и насытил
Горней пищей дольний мир, -
Искру с неба я похитил,
120 И промчал через эфир,
Скрыв ее в коре древесной,
И на землю опустил,
И, раздув огонь небесный,
Смертных небом угостил.
Я достиг желанной цели:
Искра миром принята -
И искусства закипели,
Застучали молота;
Застонал металл упорный
130 И, оставив мрак затворный,
Где от века он лежал,
Чуя огнь, из жилы горной
Рдяной кровью побежал.
Как на тайну чародея,
Смертный кинулся смотреть,
Как железо гнется, рдея,
И волнами хлещет медь.
Взвыли горны кузниц мира,
Плуг поля просек браздой,
140 В дикий лес пошла секира,
Взвизгнул камень под пилой;
Камень в храмы сгромоздился,
Мрамор с бронзой обручился,
И, паря над темным дном,
В море вдался волнорезом
Лес, прохваченный железом,
Окрыленный полотном.
Лир серебряные струны
Гимн воспели небесам,
150 И в восторге стали юны
Старцы, вняв их голосам.
Вот за что я на терзанье
Пригвожден к скале земной!
Эти цепи - наказанье
За высокий подвиг мой.
Мне предведенье внушало,
Что меня постигнет казнь,
Но меня не удержала
Мук предвиденных боязнь,
160 И с Юпитерова свода
Жребий мой меня послал,
Чтоб для блага смертных рода
Я, бессмертный, пострадал".
Полный муки непрерывной,
Так вещал страдалец дивный,
И, внимая речи той,
Нимфы легкие на воле
Об его злосчастной доле
Нежной плакали душой
170 И, на язвы Прометея,
Как прохладным ветерком,
Свежих уст дыханьем вея,
Целовали их тайком.
Между 1850 и 1856
226. ДИОНИСИЙ И ФИЛОКСЕН
Вступает - на диво и смех Сиракузам -
Тиран Дионисий в служители музам:
Он лиру хватает, он пишет стихи;
Но музы не любят тиранов холодных, -
Творит он лишь груды рапсодий негодных,
Исполненных вялой, сухой чепухи.
Читает. В собранье все внемлют с боязнью.
Зевать запретил он под смертною казнью,
Лишь плакать дозволил, а те наконец
Зевоту с таким напряженьем глотают,
Что крупные слезы из глаз выступают,
И, видя те слезы, доволен певец.
Вот, думает, тронул! - Окончилось чтенье.
Кругом восклицанья, хвалы, одобренье:
"Прекрасно!" - И новый служитель камен,
Чтоб выслушать суд знатока просвещенный,
Зовет - и приходит к нему вдохновенный
Творец дифирамбов, поэт - Филоксен.
"Я снова взлетел на парнасские выси
И создал поэму, - сказал Дионисий. -
Прослушай - и мненья не скрой своего!"
И вот - он читает. Тот выслушал строго:
"Что? много ль красот и достоинств?" -
"Не много".
- "А! Ты недоволен. В темницу его!"
Сказал. Отвели Филоксена в темницу,
От взоров поэта сокрыли денницу,
И долго томился несчастный. Но вот
Свободу ему возвращают и снова
Зовут к Дионисию. "Слушай! Готова
Другая поэма, - тут бездна красот".
И новой поэмы, достоинством бедной,
Он слушает чтенье, измученный, бледный,
Мутятся глаза его, хочется спать.
Тот кончил. "Ну что? Хорошо ли?" - Ни слова
Ему Филоксен, - отвернулся сурово
И крикнул: "Эй! Стража! В темницу опять!"
Между 1850 и 1856
228. ОТЗЫВ НА ВЫЗОВ
(ТЕМ ЖЕ ДЕВИЦАМ)
Вдоль жизни проходя средь терний, я привык
Спокойно попирать колючую дорогу,
Но чувствую в душе невольную тревогу,
Когда вокруг меня колышется цветник,
И девы юные - земные херувимы -
В своих движениях легки, неуловимы,
Живым подобием роскошного венка
Свиваются вокруг поэта-старика,
И зыблющийся круг существ полуэфирных
Ждет песен от меня и свежих звуков лирных,
А я, растерянный, смотрю, боясь дохнуть
Тлетворным холодом на их цветистый путь,
Боюсь на их восторг - невинных душ одежду -
Набросить невзначай угрюмой мысли тень,
Мечту их подломить или измять надежду
И сумраком задеть их восходящий день...
Нет! Нет, не требуйте, цветущие созданья,
От ослабелых струн могучего бряцанья!
Всё поле жизни вам я скоро уступлю,
А сам, как ветеран, уж утомленный битвой,
Безмолвно, с тайною сердечною молитвой,
Вас, дети, трепетной рукой благословлю.
Между 1850 и 1856
229. ПИСЬМО АВДЕЛЬ-КАДЕРА
В плену у французов - светило Алжира -
Эмир знаменитый. Содержат эмира
Они в Амбуазе, где замка стена
Крепка и надежна, - и пленник, доныне
Летавший на бурном коне по пустыне,
Уныло глядит в амбразуру окна.
И вдруг под окном, как другая денница,
Блестящая юной красою девица
Несется на белом арабском коне,
И взор - _коя-нур_ - этот пламенник мира -
Девицею брошен в окно на эмира, -
И вспыхнула дева, и рдеет в огне.
И завтра опять проезжает, и снова
Взглянула, краснеет. Не надобно слова, -
Тут сердце открыто - смотри и читай!
Упрямится конь, но с отвагою ловкой
Наездница с поднятой гордо головкой
Его укрощает: эмир, замечай!
И смотрит он, смотрит, с улыбкой любуясь,
Как милая скачет, картинно рисуясь;
Блеснул в его взоре невольный привет,
Замеченный ею... Как быстро и круто
Она повернула! - Такая минута
И в сумраке плена для пленника - свет,
Сн сам уже ждет ее завтра, и взгляды
Кидает в окно, в ожиданье отрады,
И светлым явленьем утешен опять;
Но ревностью зоркой подмечена скоро
Цель выездов девы, - и строгость надзора
Спешила немые свиданья прервать.
Эмир с этих пор в заключенье два года
Не мог ее видеть. Когда же свобода
Ему возвратилась, узнал он потом,
Кто та, кем бывал он так радуем, пленный,
И в память ей перстень прислал драгоценный
С исполненным кроткого чувства письмом.
"Хвала тебе, - пишет он, - ангел прелестный!
Аллах да хранит в тебе дар свой небесный -
Святую невинность! - О ангел любви!
Прими без смущенья привет иноверца!
В очах твоих - небо, ночь - в области сердца.
О, будь осторожна, в молитве живи!
О белая горлица! Бел, как лилея,
Твой конь аравийский, но лик твой белее.
Врага берегись: он и вкрадчив и тих,
Но хищен и лют, хоть прикрашен любовью:
Неопытной девы ползя к изголовью,
Он девственных прелестей жаждет твоих.
Змий хочет подкрасться и перси младые
Твои опозорить: отталкивай змия,
Доколе аллах не пошлет, как жену,
Тебя с благодатью к супружеской сени!
Прими этот перстень на память мгновений,
Блеснувших мне радостью чистой в плену.
Пред хитрым соблазном, пред низким обманом -
Сей перстень да будет тебе талисманом!
Сама ль поколеблешься ты - и тогда
Скажи себе: "Нет! Быть хочу непреклонной.
Нет, сердце, ты лжешь; пыл любви незаконной -
Напиток позора и праздник стыда".
И буди - светило домашнего круга,
Хранящая верность супругу супруга!
Будь добрая матерь и чадам упрочь
И радость, и счастье! Когда не забудешь
Священного долга - жить в вечности будешь,
Младая аллаха прекрасная дочь!"
Между 1850 и 1856
230. РЕБЕНКУ
Дитя! Твой милый, детский лепет
И сладость взгляда твоего
Меня кидают в жар и трепет -
Я сам не знаю - отчего.
Зачем, порывом нежной ласки
К земному ангелу влеком,
Твои заплаканные глазки
&nb 
| |
| Просмотров: 499 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры