;
Я вижу дубы, сосны, ели,
Там - зев дупла, там - мох седой,
Коры растрескавшейся щели,
И пни, и кочки под ногой.
При ветре здесь витийством шума
Я упоен, а в тишине
Как величаво смотрит дума
С деревьев этих в душу мне!
И в час, как солнце близ заката
И меркнет день, душа моя
Здесь дивным таинством объята
И новым чувством бытия, -
И, с миром бренным, миром пыльным
Как бы навек разделена,
В союзе с миром замогильным
Здесь богу молится она, -
И лес является мне храмом,
Шум листьев - гимном торжества,
Смолистый запах - фимиамом,
А сумрак - тайной божества.
Спускает ночь свою завесу -
И мне мерещится тот век,
Как был родным родному лесу
Перворожденный человек.
Мне грезится тот возраст мира,
Как смертный мирно почивал,
Не заходила в лес секира,
Над ним огонь не пировал.
И где тот мир и та беспечность?
Вот мир с секирой и огнем,
Заботы, труд, могила, вечность...
Откуда мы? Куда идем?.
Лесная тень из отдаленья
Идет, ко мне наклонена,
Как будто слово разуменья
Мне хочет высказать она, -
И пробираюсь я украдкой,
Как будто встретиться боюсь
С великой жизненной разгадкой,
К которой мыслями стремлюсь;
Древесных листьев сонный лепет
Робею выслушать вполне,
Боюсь понять... невольный трепет
Вдруг проникает в сердце мне.
Бурлит игра воображенья,
И, как в магическом кругу,
Здесь духа тьмы и все виденья,
Сдается, вызвать я могу, -
И страшно мне, как сыну праха,
Ужасно мне под этой тьмой,
Но как-то рад я чувству страха
И мне приятен ужас мой.
<1857>
274. ОН
Посвящено тем,
которые его помнят и чтят его память
Я помню: был старик - высокий, худощавый,
Лик бледный, свод чела разумно-величавый,
Весь лысый, на висках седых волос клочки,
Глаза под зонтиком и темные очки.
Правительственный сан! Огромные заботы!
Согбен под колесом полезной всем работы,
Угодничества чужд, он был во весь свой век
Советный муж везде и всюду - человек,
Всегда доступен всем для нужд, и просьб, и жалоб,
10 Выслушивает всех, очки поднимет на лоб,
И видится, как мысль бьет в виде двух лучей
Из синих, наискось приподнятых очей;
Иного ободрит улыбкою привета,
Другому, ждущему на свой вопрос ответа,
На иностранный лад слова произнося,
Спокойно говорит: "Нет, патушка, нелься" {*}.
{* "Нет, батюшка, нельзя".}
Народным голосом и милостью престольной
Увенчанный старик, под шляпой треугольной,
В шинели серенькой, надетой в рукава,
20 В прогулке утренней протащится сперва -
И возвращается в свой кабинет рабочий,
Где труд его кипит с утра до поздней ночи.
Угодно ль заглянуть вам в этот кабинет?
Здесь нету роскоши, удобств излишних нет,
Всё дышит простотой студентской кельи скромной:
Здесь к спинке кресел сам хозяин экономный,
Чтоб слабых глаз его свет лишний не терзал,
Большой картонный лист бечевкой привязал;
Тут - груды книг, бумаг, а тут запас дешевых
30 Неслиндовских сигар и трубок тростниковых,
Линейки, циркули; а дальше - на полу -
Различных свертков ряд, уставленный в углу:
Там планы, чертежи, таблицы, счеты, сметы;
Здесь - письменный прибор. Вот все почти предметы!
И посреди всего -он сам, едва живой,
Он - пара тощих ног с могучей головой!
Крест-накрест две руки, двух метких глаз оглядка
Да тонко сжатых губ изогнутая складка -
Вот всё! - Но он тут - вождь, он тут душа всего,
40 А там орудия и армия его:
Вокруг него кишат и движутся, как тени,
Директоры, главы различных отделений,
Вице-начальники, светила разных мест,
Навыйные кресты и сотни лент и звезд;
Те в деле уж под ним, а те на изготовке,
Те перьями скрипят и пишут по диктовке,
А он, по комнате печатая свой шаг,
Проходит, не смотря на бренный склад бумаг,
С сигарою в зубах, в исканье целей важных,
50 Дум нечернильных полн и мыслей небумажных.
Вдруг: "Болен, - говорят, - подагрой поражен", -
И подчиненный мир в унынье погружен,
Собрались поутру в приемной, - словно ропот
Смятенных волн морских - вопросы, говор, шепот:
"Что? - Как? - Не лучше ли? - Недосланных ночей
Последствие! - Упрям! Не слушает врачей.
Он всем необходим; сам царь его так ценит!
Что, если он... того... ну кто его заменит?"
Между 1845 и 1857
275. НА НОВЫЙ 1857-й
Полночь бьет. - Готово!
Старый год - домой!
Что-то скажет новый
Пятьдесят седьмой?
Не судите строго, -
Старый год - наш друг
Сделал хоть немного,
Да нельзя же вдруг.
Мы и то уважим,
Что он был не дик,
И спасибо скажем, -
Добрый был старик.
Не был он взволнован
Лютою войной.
В нем был коронован
Царь земли родной.
С многих лиц унылость
Давняя сошла,
Царственная милость
Падших подняла.
Кое-что сказалось
С разных уголков,
Много завязалось
Новых узелков.
В ход пошли вопросы,
А ответы им,
Кривы или косы, -
Мы их распрямим.
Добрых действий семя
Сеет добрый царь;
Кипятится время,
Что дремало встарь.
Год как пронесется -
В год-то втиснут век.
Так вперед и рвется,
Лезет человек.
Кто, измят дорогой,
На минутку стал,
Да вздремнул немного -
Глядь! - уж и отстал.
Ну - и будь в последних,
Коль догнать не хват, -
Только уж передних
Не тяни назад!
Не вводи в свет знанья
С темной стороны
Духа отрицанья,
Духа сатаны.
Человек хлопочет,
Чтоб разлился свет, -
Недоимки хочет
Сгладить прошлых лет.
Ну - и слава богу!
Нам не надо тьмы,
Тщетно бьют тревогу
Задние умы.
"Как всё стало гласно! -
Говорят они. -
Это ведь опасно -
Боже сохрани!
Тех, что мысль колышут,
Надо бы связать.
Пишут, пишут, пишут...
А зачем писать?
Стало всё научно,
К свету рвется тварь,
Мы ж благополучно
Шли на ощупь встарь.
Тьма и впредь спасла бы
Нас от разных бед.
Мы же зреньем слабы, -
Нам и вреден свет". ~-
Но друзья ль тут Руси
С гласностью в борьбе?
Нет - ведь это гуси
На уме себе!
В маске патриотов
Мраколюбцы тут
Из своих расчетов
Голос подают.
Недруг просвещенья
Вопреки добру
Жаждет воспрещенья
Слову и перу;
В умственном движенье,
В правде честных слов -
"Тайное броженье"
Видеть он готов.
Где нечисто дело,
Там противен свет,
Страшно всё, что смело
Говорит поэт.
Там, где руки емки
В гуще барыша,
Норовит в потемки
Темная душа,
Жмется, лицемерит,
Вопиет к богам...
Только Русь не верит
Этим господам.
Время полюбило
Правду наголо.
Правде ж дай, чтоб было -
Всё вокруг светло!
Действуй, правду множа!
Будь хоть чином мал,
Да умом вельможа,
Сердцем генерал!
Бедствий чрезвычайных
Не сули нам, гусь!
Нет здесь ковов тайных, -
Не стращай же Русь!
Русь идет не труся
К свету через мглу.
Видно, голос гуся -
Не указ орлу.
Русь и в ус не дует,
Полная надежд,
Что восторжествует
Над судом невежд, -
Что венок лавровый
В стычке с этой тьмой
Принесет ей новый
Пятьдесят седьмой, -
И не одолеют
Чуждых стран мечи
Царства, где светлеют
Истины лучи, -
И разумной славы
Проблеснет заря
Нам из-под державы
Светлого царя.
Декабрь 1856 или январь 1857
276. Н. Ф. ЩЕРБИНЕ
Была пора - сияли храмы,
Под небо шли ряды колонн,
Благоухали фимиамы,
Венчался славой Парфенон, -
И всё, что в мире мысль проникла,
Что ум питало, сердце жгло,
В златом отечестве Перикла
На почве греческой цвело;
И быт богов, и быт народа
Встречались там один в другом,
И человечилась природа,
Обожествленная кругом.
Прошли века - умолк оракул,
Богов низринул человек -
И над могилой их оплакал
Свою свободу новый грек.
Ничто судеб не сдержит хода,
Но не погибла жизнь народа,
Который столько рьяных сил
В стремленьях духа проявил;
Под охранительною сенью
Сплетенных славою венков
Та жизнь широкою ступенью
Осталась в лестнице веков,
Осталась в мраморе, в обломках,
В скрижалях, в буквах вековых
И отразилась на потомках
В изящных образах своих...
И там, где льются наши слезы
О падших греческих богах,
Цветут аттические розы
Порой на северных снегах, -
И жизнью той, поэт-художник,
В тебе усилен сердца бой,
И вещей Пифии треножник
Огнем обхвачен под тобой.
27 января 1857
277. ВХОД ВОСПРЕЩАЕТСЯ
Посв<ящено> И. К. Гебгардту
"Вход воспрещается" - как часто надпись эту
Встречаешь на вратах, где хочешь ты войти,
Где входят многие, тебе ж, посмотришь, нету
Свободного пути!
Там - кабинет чудес, там - редкостей палата!
Хотел бы посмотреть! Туда навезено
Диковин множество и мрамора, и злата, -
Пойдешь - воспрещено!
Там, смотришь, голова! Прекрасной мысли, знанья
Ты пробуешь ввести в нее отрадный свет -
Напрасно! Тут на лбу, как на фронтоне зданья,
Отметка: "Впуска нет".
А там - храм счастия, кругом толпы народа,
Иные входят внутрь, ты хочешь проскользнуть,
Но стража грозная, стоящая у входа,
Твой заграждает путь.