justify">
Хоть не блещет розой алой,
Но цветок, цветок завялый,
Живший только в свете дня.
Луч в него ты заронила,
Изменила - затемнила.
1817
К ПОЮЩЕЙ
Отрывок
Мой дух ладьею зачарованной,
Под звуки сладостного пения,
Скользит в гармонии взволнованной
Далёко, в область восхищения,
Под звуки сладостного пения
Скользит ладьею убегающей,
По всем излучинам течения
Реки, в туманах пропадающей.
1817
К МУЗЫКЕ
Отрывок
Целебных слез родник прозрачный!
К тебе прильнувши, дух наш пьет
Забвенье мук, скорбей, забот.
На берегу твоем Сомненья призрак мрачный
Заснул среди цветов, склонив свой лик
больной,
Во сне он сладким звукам внемлет
И, как ребенок, тихо дремлет
Под песню матери родной.
1817
МУЗЫКА
Отрывок
Нет, Музыку ты не зови
"Блаженной пищею Любви",
Иль разве, что Любовь питается собою,
Своею нежною душою,
Пока не станет наконец
Всем тем, о чем, рождая звуки,
Нам шепчет Музыка - для муки
И для блаженства всех сердец.
1817
* * *
Орел могучий, ты паришь
Над царством гор, где мгла и тишь,
Ты светлым облаком летишь
В просторе, лишь тебе знакомом,
Когда ж туманные леса
Рождают в буре голоса
И ночь сойдет на небеса,
Ты посмеваешься над громом.
1817
К ЛОРДУ КАНЦЛЕРУ,
по приговору которого у Шелли были
отняты дети от первого его брака
Ты проклят родиной, о, Гребень самый темный
Узлистого червя, чье имя - Змей Стоглав,
Проказа Ханжества! Предатель вероломный,
Ты Кладбищу служил, отжитки воссоздав.
Ты проклят. Продан Суд, все лживо и туманно,
В Природе все тобой поставлено вверх дном,
И груды золота, добытого обманно,
Пред троном Гибели вопят, шумят, как гром.
Но если медлит он, твой Ангел воздаянья,
И ждет, чтобы его Превратность позвала,
И лишь тогда ее исполнит приказанья, -
И если он тебе еще не сделал зла -
Пусть в дух твой крик отца войдет как бич
суровый.
Надежда дочери на гроб твой да сойдет,
И, к сединам прильнув, пусть тот клобук
свинцовый,
Проклятие, тебя до праха пригнетет.
Проклятие тебе, во имя оскорбленных
Отцовских чувств, надежд, лелеянных года,
Во имя нежности, скорбей, забот бессонных,
Которых в жесткости не знал ты никогда;
Во имя радости младенческих улыбок,
Сверкнувшей путнику лишь вспышкой очага,
Чей свет, средь вставшей мглы, был так
мгновенно зыбок,
Чья ласка так была для сердца дорога;
Во имя лепета неискушенной речи,
Которую отец хотел сложить в узор
Нежнейшей мудрости. Но больше нет нам
встречи.
_Ты_ тронешь лиру слов! О, ужас! о, позор!
Во имя счастья знать, как вырастают дети,
Полураскрывшийся цветок невинных лет,
Сплетенье радости и слез в единой сети,
Источник чаяний и самых горьких бед, -
Во имя скучных дней среди забот наемных,
Под гнетом чуждости холодного лица, -
О, вы, несчастные, вы, темные из темных,
Вы, что бедней сирот, хоть вы не без отца!
Во имя лживых слов, что на устах невинных
Нависнут, точно яд на лепестках цветов,
И суеверия, что в их путях пустынных
Всю жизнь отравит им, как тьма, как
гнет оков, -
Во имя твоего кощунственного Ада,
Где ужас, бешенство, преступность,
скорбь и страсть,
Во имя лжи твоей, в которой им - засада
Всех тех песков, на чем свою ты строишь
Власть, -
Во имя похоти и злобы, соучастных,
И жажды золота, и жажды слез чужих,
Во имя хитростей, всегда тебе подвластных,
И подлых происков, услады дней твоих, -
Во имя твоего вертепа, где - могила,
Где мерзкий смех твой жив, где западня
жива,
И лживых слез - ведь ты нежнее крокодила -
Тех слез, что для умов других - как
жернова, -
Во имя всей вражды, принудившей, на годы,
Отца не быть отцом и мучиться любя,
Во имя грубых рук, порвавших связь Природы,
И мук отчаянья - и самого тебя!
Да, мук отчаянья! Я не кричать не в силах:
"О, дети, вы мои и больше не мои!
Пусть кровь моя теперь волнуется в их жилах,
Но души их, Тиран, осквернены - твои!"
Будь проклят, жалкий раб, хотя чужда мне
злоба.
О, если б ад земной преобразил ты в рай,
Мое проклятие тебе у двери гроба
Благословением возникло бы. Прощай!
1817
К ВИЛЬЯМУ ШЕЛЛИ
Вкруг берега бьется тревожный прибой,
Челнок наш - и слабый, и тленный,
Под тучами скрыт небосвод голубой,
И буря над бездною пенной.
Бежим же со мной, дорогое дитя,
Пусть ветер сорвался, над морем свистя,
Бежим, а не то нам придется расстаться,
С рабами закона нам нужно считаться.
Они уж успели отнять у тебя
Сестру и товарища-брата,
Их слезы, улыбки и все, что, любя,
В их душах лелеял я свято.
Они прикуют их с младенческих лет
К той вере, где правды и совести нет,
И нас проклянут они детской душою,
За то, что мы вольны, бесстрашны с тобою.
Дитя дорогое, бежим же скорей,
Другое - у груди родимой,
У матери, ждущей улыбки твоей,
Мой мальчик, малютка любимый.
Что наше, то наше, гляди на него.
Веселья и смеха мы ждем твоего,
Ты встретишь в нем, в странах безвестных
и дальних,
Товарища в играх своих беспечальных.
Не бойся, что будут тираны всегда,
Покорные лжи и злословью;
Они над обрывом, бушует вода,
И волны окрашены кровью:
Взлелеяна тысячью темных низин,
Вкруг них возрастает свирепость пучин,
Я вижу, на зыби времен, как обломки,
Мечи их, венцы их - считают потомки.
Не плачь же, не плачь, дорогое дитя!
Испуган ты лодкою зыбкой,
И пеной, и ветром, что бьется, свистя?
Гляди же: мы смотрим с улыбкой.
Я знаю, и мать твоя знает, что мы
В волнах безопасней, меж ветра и тьмы,
Меж вод разъяренных, чем между рабами,
Которые гонятся злобно за нами.
Ты час этот вспомнишь душой молодой
Как призрак видений безбольных;
В Италии будем мы жить золотой,
Иль в Греции, Матери вольных.
Я Эллинским знанием дух твой зажгу,
Для снов о героях его сберегу,
И, к речи привыкнув борцов благородных,
Свободным ты вырастешь между свободных.
1817
О ФАННИ ГОДВИН,
которая кончила свою жизнь самоубийством
Дрожал ее голос, когда мы прощались,
Но я не видел, что это - душа
Дрожит в ней и меркнет, и так мы
расстались,
И я простился, небрежно, спеша.
Горе! Ты плачешь, плачешь - губя.
Мир этот слишком велик для тебя.
1817
СТРОКИ
Блаженных снов ушла звезда,
И вновь не вспыхнет никогда,
Назад мы взгляд кидаем.
Там жизнь твоя и жизнь моя.
И кто убил их? Ты и я.
Мы близ теней страдаем,
Навек лишив их бытия,
Бледнеем и рыдаем.
Бежит волна волне вослед,
И тем волнам возврата нет,
И нет от них ответа.
Но мы скорбим о прежних снах,
Но мы храним могильный прах
В пустыне без привета:
Как две могилы мы - в лучах
Туманного рассвета.
1817
СМЕРТЬ
Они умрут - и мертвым нет возврата.
К могиле их открытой Скорбь идет,
Седая, слабым голосом зовет
То друга, то любовника, то брата;
Напрасен плач, напрасен стон,
Они ушли - и нет для них возврата,
От них остался только ряд имен.
Как тяжела родных сердец утрата!
Не плачь, о, Скорбь, сестра души моей.
Не плачь!
Но ты не хочешь утешений.
Понятен мне весь гнет твоих мучений:
Не здесь ли ты, с толпой своих друзей,
В избытке сил весною наслаждалась?
О, как была ты молода,
И как заманчиво тогда
Тебе надежда улыбалась!
Непродолжительна была твоя весна,
Мечты волшебные умчались,
Ты поседела, ты - одна,
И от друзей твоих остались
Одни пустые имена.