| Главная » Книги |
Шуф Владимир Александрович - Сварогов, Страница 7
Шуф Владимир Александрович - Сварогов>
Медицинское светило
Заменял убийца, враг!
Ассистент стал секундантом,
Шла не о здоровье речь...
Вивисекторским талантом
Обладал дуэльный меч!
Петр Ильич слыхал, как в тело
Сталь впилась... боль, кровь во рту...
Бледный весь, оторопело
На кровать он сел в поту.
- Петр Ильич! Что с вами, милый?
Секундант вскричал, взглянув:
Или изменяют силы?
Доктора, воды вам? - Уф!
XXII
- Да отложимте! Ну скажем,
Что больны вы? Есть предлог! -
Петр Ильич вздохнул. Куражом
Он похвастаться не мог.
Все же овладев собою,
"Долг священен!" - он сказал
И готовиться ста к бою:
Рукомойник свой нажал,
Осмотрительно подтяжки
Пристегнул у серых брюк,
Вставил запонки рубашки
И, кряхтя, надел сюртук.
- Я готов! - он величаво
Произнес и шляпу взял.
- Вы совсем Онегин, право,
Хладнокровья идеал!
ХIII
- Я сейчас! - и он в передней,
Встав на цыпочки, исчез.
Тихо в комнате соседней,
Над постелью - занавес...
Нина сон вкушает кроткий,
Дездемоны чистый сон.
Кружева и папильотки,
Щек румянец видит он,
Ножка свесилась нагая
На стоявший рядом пуф...
- Спит, не ведая, не зная!
Петр Ильич грустит, всплакнув.
Но стряхнувши перл слезинок,
Вновь он тверд, неколебим,
Он спешит на поединок,
Секундант идет за ним.
ХХIV
Секунданту, - ждет карета, -
Уделим один момент.
При профессоре был это
Вековечный ассистент.
Тень профессора, в науке
Шел он по его стопам.
Брал одно, другое в руки,
Что важней - не знал он сам.
То юрист, то археолог,
Все науки перебрав,
Он в решениях был долог
И скептичен до забав.
Став критическим педантом,
Сомневался он во всем...
Он в науке был бы Кантом,
Если б только Кант был в нем.
XXV
По торцам оледенелым
Стук раздался колеса.
Пробудясь при утре белом,
Смотрят храмы в небеса.
Вот Казанского собора
В полукруге ряд колонн...
Пешеход проходит скоро,
На карету смотрит он.
И с Кутузовым чугунным
Смотрит доблестный Барклай...
Тих собор при утре юном,
Весь в снегу карнизов край.
Ряд домов, как полк гвардейский,
Протянулся без границ,
И уже адмиралтейский
Заблестел на солнце шпиц.
XXVI
Петербург зимой прекрасен,
Вся Нева из серебра,
И над нею гордо ясен
Образ скачущий Петра.
На скале с конем могучим,
Приподнятым на дыбы,
Он простер к бегущим тучам
Длань властительной судьбы.
И по воле великана,
Над Невой во все концы
Выступают из тумана
Башни, храмы и дворцы.
Город встал при блеске новом,
В ясной свежести утра,
Будто к жизни вызван словом
С уст великого Петра.
XXVII
Но забыв мосты и арки,
Мы за город поспешим,
Где Сварогов в дачном парке
Ждет врага, и Сольский с ним.
Верховых коней в сторонке
Держит под уздцы Мамут.
Гол кругом кустарник тонкий,
Ели, сосны там и тут.
Всюду снежные сугробы,
Ветер хлопья рвет с ветвей...
Сольский зябнет, полный злобы:
- Хоть бы ехали скорей!
- Да, мороз сегодня чертов!
Дмитрий бродит под кустом
И рассеянно с ботфортов
Снег сбивает он хлыстом.
ХХVIII
Прежде, в этом самом парке,
С Ниной он гулял не раз...
Поцелуй он вспомнил жаркий...
Вниз дорожка здесь вилась.
Ждали здесь они друг друга...
Где деревьев туалет?
Занесла все листья вьюга,
Все прошло, - и следу нет!
На часы, в снегу шагая.
Смотрит Сольский, видом хмур.
- Наконец-то зрю врага я! -
Дмитрий крикнул. Ряд фигур
Пo сугробам приближался...
И Сварогов, сев на пень,
Пел: "Мальбрук в поход собрался,
Был под ним и конь игрень!"
XXIX
- Лорд Мальбрук на нем сражался,
Он сражался целый день!"
Сольский смехом откликался,
Подходивших видя тень.
Шел профессор, и шагали
Доктор с ним и секундант.
- Мы немного запоздали!..
- Да, в часах вы не педант!
- Извините! - Очень рады! -
- Место выбрали вы здесь?
И профессор мечет взгляды
На врага, являя спесь.
Вот длину измерив стали,
Утоптали снег кругом,
И, сюртук свой скинув, стали
В позе враг перед врагом.
XXX
Сольский закричал: "Сходитесь!"
Сделав шпагами салют,
С витязем сошелся витязь,
И, звеня, рапиры бьют.
В стороне медикаменты
Под сосною разложив,
Bcе сражения моменты
Наблюдает врач, чуть жив.
Корпия, бинты, примочки
И ланцетов ящик в ряд
На покрытой снегом кочке
В аккуратности стоят.
Два противника с отвагой
Подвигаются слегка,
Пристально следя за шпагой
Сталью быстрою клинка.
XXXI
Остолопов, строгих правил,
Балансировал рукой,
Но немного круп отставил,
Открывая корпус свой.
Дрался он неровно, боком,
Грациозно отступал, -
Фехтования уроком
Строгий бой его блистал.
Но играя, без рипоста,
Не входя в бою в азарт,
Дмитрий шпагой делал просто
Все парады в терц и карт.
XXXV
За сюжет главы фривольной
Извиниться должен я.
Но не лучше ль ранить больно,
Чем смертельно? Ах, друзья!
Зрите вы на сем примере
Всю опасность бранных сеч.
От сражений на барьере
Я хочу предостеречь.
И затем, скажу вам прямо:
Ранен Петр Ильич... так что ж?
Павшие не имут срама,
А удар ей-ей хорош!
Рогоносцам злым наука:
Не ревнуй, о командор!
Ревновать - плохая штука,
А дуэль - опасный вздор.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ЦИРЦЕЯ `Ενθα δ'έναίεν
Κίρχη εῦπλόχαμος δεινή
θεος αυδήεσσα
'Οδυσσείας χ.
I
Пел Гомер про остров Эю.
Вряд ли остров был такой.
Светлокудрую Цирцею
Мы встречаем на Морской.
Там живет богиня эта,
Дева, Гелиоса дочь,
И теперь сестра Аэта
Кознодействовать не прочь.
Как всегда, сладкоречива,
И поклонников в свиней
Обращать совсем не диво
Злой Цирцее наших дней.
II
Станом равная богине,
К нам она сошла с высот.
Примадонной стала ныне
И божественно поет.
О, волшебница опасна!
Кто избег коварных чар?
Влюблены в нее мы страстно
И волшебный ценим дар.
У нее талант вокальный.
Что Цирцея из певиц,
Подтверждает пунктуально
Текст Гомеровых страниц.
Комментатором став тонким,
Привожу тотчас пример:
"Голосом приятно-звонким
Пела", - говорит Гомер.
Значит, был театр на Эе,
Хор сирен и звуки лир...
Хрюкал там хвалу Цирцее
Рецензентов громкий клир.
III
Пусть твердят, что в апельсине
Вкуса клир сей не знавал,
Но сопрано у богини
Было выше всех похвал.
Что за тон, регистр, манера!
Что за школа! Сам Гомер...
Впрочем, выше из Гомера
Я привел уже пример.
Жить, соскучившись, на лоне
У природы, свет любя,
На Морской она в салоне
Поселилась у себя.
В стиле Louis XVI был ею
Пышно убран сей салон.
Голубой, весь в пальмах, - Эю
Мог легко напомнить он.
IV
Сумрак был в нем, точно тайна,
Грезы полные мечты...
В уголке рояль Бехштейна,
Всюду ленты и цветы,
Всюду милые затеи,
Бронза, севр и bibelots.
На стене портрет Цирцеи:
Роль Аиды, род tableau.
Был там в плюш переплетенный
"Фауст", где занесено:
"Маргарите несравненной!
Друг покойный ваш Гуно".
Но среди картин, ваяний,
Статуя была одна, -
Чудный мрамор! В тень латаний
Он поставлен у окна.
V
Сфинкс, смотревший с пьедестала,
Страж пустыни золотой.
Женщина полулежала
На спине его крутой.
Сфинкс поддерживал с улыбкой,
Полной чувственной мечты,
Стан нагой, волнистый, гибкий,
Стан античной красоты.
Это женственное тело -
И чудовище! Свой миф
Взял Эдип-художник смело,
Две загадки разрешив.
Сфинкса чувственные губы
И нагой богини вид, -
Вот природы образ грубый,
Страсть, где женщина царит!
VI
За драпри, с гостиной рядом,
Был коварный уголок,
Ароматным полный ядом.
Тканей цвет слегка поблек,
Освещал фонарь китайский
Бронзу, оникс у стола
И кушетку Пери райской.
Здесь мерцала полумгла.
Неги, вкуса и контраста
Полон был любви приют,
И влюбленных фея часто,
Ах, "доделывала" тут!
Здесь слезой блистали взоры,
Страсти слышались мольбы...
Ждали тут "адоратеры"
Счастья или злой судьбы.
VII
Всех поклонников богини
Перечесть мне недосуг -
Звезд небес, песка пустыни...
Это избранный был круг.
Журналисты и артисты,
Два поэта, адвокат
Знаменитый и речистый,
И гвардеец, светский фат.
В страсти пламенной не скрытен
И серьезный претендент,
В их толпе был Серж Никитин,
Музыкальный рецензент.
Рядом с ним, еще робея,
Был Ордынцев, юный граф.
Их отметила Цирцея,
В жертвы новые избрав.
VIII
Был еще поклонник тайный
И действительный глупец,
Селадон необычайный,
Департаментский делец.
Но теперь в салоне дивы
Двое их: Никитин Серж
И Ордынцев молчаливый, -
Pur et simple, comme une vierge.
Серж был впрямь великолепен
В черепаховом пенсне.
Ах, сюжет такой сам Репин
Не увидит и во сне!
В кресле развалясь небрежно,
Куафёров идеал,
Бороду рукою нежной
Он эффектно расправлял.
IX
Право, стоит в этой позе
Набросать его портрет.
Он судил о Берлиозе,
Вагнерист был в цвете лет.
Между музыкой старинной
И ученьем новых школ -
Термин немцев - мост ослиный,
"Eselsbrьcke" он провел.
Он не чужд речитатива,
Он немножко мелодист,
Симфонически красиво
Он писал, - газетный Лист.
Пусть смотрел он и в Шопены,
Но лишь музыкою фраз
Он в печати, в мире сцены
Был влиятелен у нас.
X
Юный граф в другом был стиле
Тонкий, бледный силуэт.
Все черты лица хранили
Вырожденья явный след.
С правильным, красивым носом,
С черным очерком бровей,
Был он чуть не альбиносом, -
Этот маленький Арей.
Томик декадентских песен
Издал он недавно в свет.
Но совсем неинтересен
Был, как воин и поэт.
Он имел плохие средства.
Только титулом богат.
Но на днях мильон наследства
Юный ждал аристократ.
XI
В ожидании Цирцеи,
Совершавшей туалет,
Серж высказывал идеи,
И внимал ему поэт.
- Граф! В любви я физиолог!
Серж сказал, - я фразы враг.
Верьте, опыт мой был долог...
- Неужели это так?
Граф спросил. - Влюбленных грезы
В сердце, я не буду груб,
Расцветают, вроде розы,
После поцелуя губ.
- Но любовь метафизична!..
- И воздушна? Как взглянуть!
Если рассуждать практично,
То лишь в физике вся суть!
А Мадонна, Форнарина,
Беатриче? - Старый вздор!
По теории Дарвина
Страсть есть половой подбор.
Женщины мне не в новинку
И понятны, как врачу.
По духам ее блондинку
От брюнетки отличу.
Впрочем, если уж хотите,
Воздадим любви мы честь:
В страсти так же, как в сюите,
Мелодичность чувства есть! -
Серж с величьем Голиафа
Улыбнулся свысока.
Как соперника, он графа
Недолюбливал слегка.
XIII
Наконец веселым звоном
Огласился зал, и в дверь
Вышла в ткани дивной, тонкой
Дева, Гелиоса дщерь.
С Одиссеею согласно,
Ах, была облечена
Сей божественно прекрасной
Тканью тонкою она,
Тканью, что из рук выходит
Лишь богинь бессмертных, но -
Эти ткани производит
Суетный Париж давно.
И бессмертные богини,
Корифейки наших сцен,
Их заказывают ныне
Просто у madame Пакэн.
XIV
Подсознательно рифмуя
Valenciennes, Пакэн и трэн,
Как Цирцею опишу я?
Черт возьми, зову Камен!
Bcе сравненья были б плоски...
Был богини профиль строг,
А по греческой прическе
Кто б узнать ее не мог?
Чары... Как нам без ошибки
Указать, где чары те?
В позе, в голосе, в улыбке,
Или скрыты в декольте, -
Под божественной накидкой
Цвета сливок и зари,
Под жемчужной тонкой ниткой,
В кружевах и poudre de riz?
ХV
Стан богини стройно-гибкий
Был скульптуры идеал,
И, полуоткрыт улыбкой,
Рот был символично мал.
Вас, философы, спрошу я,
Что прелестней женских губ,
Созданных для поцелуя,
Если б даже был он груб,
Дерзко-крепок, слишком долог.
Даже не один, - а тьма!
Каждый строгий феминолог
Ценит поцелуй весьма.
Бесконечное в моментом
Тут слилось, и познаем
Тайну мы экспериментом,
Строгим опыта путем.
XVI
- Ах, друзья мои, простите!
Ждать заставила я вас! -
Фея шла к влюбленной свите,
Одарив улыбкой глаз.
У волшебницы коварной
Ручки две поцеловав,
Серж шутил комплиментарно,
И вздыхал смущенный граф.
- Говорил я о прибавке!
Сделал Серж унылый вид:
Там торгуются, как в лавке,
Не дирекция, а жид! -
Он замолкнул в гневном чувстве.
- Вздор... две тысячи... для вас!
Меркантильный счет в искусстве,
И коммерческий Парнас!
XVII
- Неудача... между нами? -
Подняла Цирцея бровь.
Серж слегка пожал плечами:
- Завтра попытаюсь вновь! -
- Да, Елена Николавна!
(Так Цирцею звал наш свет)
Из таможни я исправно
Ваш доставил туалет! -
Граф сказал, привстав на месте.
- Вы всегда добры ко мне! -
(A propos, целковых в двести
Доброта пришлась в цене).
- Но, однако, мы о прозе
Нынче говорим... я зла! -
И Цирцея в томной позе
В свой chaise-longue полулегла.
ХVIII
- Граф, подвиньте мне скамейку!..
Я смущен. Как быть? Опять
В этой позе чародейку
Вам я должен описать!
Запрокинулась головка,
Взгляд смотрел из-под ресниц.
Вот, протянутая ловко,
Ножка в туфельке цариц...
Шелк накидки падал низко
С кресла на пол, как волна...
Соблазнительного риска
Поза вся была полна.
Но изящна и небрежна
И с улыбкой на губах,
Утопала фея нежно
В мехе, в шелке, в кружевах.
XIX
Близостью и позой дивы
Вдохновленный до любви,
Впал в экстаз красноречивый
Серж, сидевший vis-a-vis.
Говорил он: "Это школа-с!
Вот артистки идеал!"
Дар ее, таланты, голос
Он эффектно восхвалял.
Зембрих... Нильсон... Лукка... Патти...
Берлиоз сказал, Сарсэ...
И, цитируя некстати,
Декламировал Мюссе.
Улыбалася Цирцея,
И пурпурный, точно мак,
Юный граф шептал, краснея:
- Неужели это так?
XX
- А! Никитин и Ордынцев?!
Дайте мне пенсне! Сама
Я хочу взглянуть на принцев,
Принцев крови и ума! -
Новая впорхнула фея
В очарованный салон.
- Сафочка! - кричит Цирцея.
Смех, лобзаний миллион.
Друг Цирцеи, злая роза,
Distinguйe et comme il faut...
Только имя - род курьеза:
Сафочка, Софи, Сафо.
Имя поясним сначала, -
Нет в нем капли чепухи:
Как Сафо, Софи писала
Очень милые стихи.
XXI
Фея, эльф страны небесной -
Скромный взор, невинный вид,
Но полишинель прелестный
Был в глазах лукаво скрыт.
Как бубенчик, звонкий голос,
Легкий фарс всегда готов,
И шалунья зло кололась
Остротой, шипами слов.
- Граф, вы руку жмете больно!
Граф, вы в люльке Геркулес! -
Вскрикнула Софи невольно:
Не рука у вас, а пресс!
- О, pardon! - Софи, ты кстати!
Бросила Цирцея взгляд.
- Просьба? Ради благодати!
- Угадаешь ты навряд!..
XXII
Сафочка, вняв знак условный,
Тотчас графа в кабинет
Увлекла беспрекословно:
- Я хочу вам tete-a-tete
Прочитать стихи. Названье, -
"Пламенный Эндимион!" -
И, покорное созданье,
Граф за нею вышел вон.
Подобрав искусно строки
Из Гюго, Коппе, Мюссе,
Сафочка букет жестокий
Извлекла во всей красе.
И над этим легким вздором,
Мистифирован чуть-чуть,
Мог критическим разбором
Граф-поэт пред ней блеснуть.
XXIII
- Наконец, богиня, с вами
Остаюсь наедине!
Серж влюбленными глазами
Посмотрел через пенсне.
- Граф так недогадлив, право!
- Просто глуп! - Злой человек!
Фея, посмотрев лукаво,
Опустила стрелы век.
- Дайте ж ручку м 
| |
| Просмотров: 323 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры