| Главная » Книги |
Шуф Владимир Александрович - Сварогов, Страница 3
Шуф Владимир Александрович - Сварогов;
Но была иною Нина...
Дмитрий как-то заглянул
В позабытый у камина
Нины плюшевый баул.
Нина бережно хранила
В нем батистовый платок,
Пудру, розовое мыло
И с духами пузырек.
В сей коллекции богатой
Отыскал тетрадку он:
Всевозможный цитаты, -
Шопенгауэр, Теннисон
Там с Копне смешались мило.
Нина в мудрость влюблена! -
Философию любила и поэзию она!
XXXIV
Дмитрий тут же, хоть неловко,
Нине в сердце заглянул:
Это сердце и головка
Были - плюшевый баул.
Чувств флакон, ума цитаты,
Парфюмерный каталог! -
Вот что он любил когда-то
И чего любить не мог!
Не сказал он ей ни слова,
С нею был, как прежде, мил,
Но привязанности снова
В сердце к ней не находил.
Рад он был порой разлуке,
С ней встречался, не любя,
Расставался, полный скуки,
И с досадой на себя.
XXXV
Неужель опять дорога,
Снова в путь, опять идти?
Дмитрию встречалось много
Милых женщин на пути.
Станций роль они играли:
Отдохнул и вновь вагон!
Чу, звонок докучный дали,
И спешит садиться он.
Вновь разлука, вновь свиданье,
Бьет на станции звонок,
И, махая на прощанье,
Чуть белеется платок.
Вдаль платформа уходила,
Милый образ вместе с ней.
Что ж, прощай! - и сердце ныло,
И в душе темней, темней...
XXXVI
Кто из нас ответит смело,
Что был счастлив он хоть раз.
Что любовь ему согрела
Однозвучной жизни час?
Все живем мы одиноко,
Для себя, самим собой,
Мы не чувствуем глубоко
И не боремся с судьбой.
Признаваясь без искусства,
Разбирая сердца быль,
Дмитрий думал, что без чувства
Жизнь - нелепый водевиль.
В сердце чувствовал он скуку,
Где же смысл, где жизни пыл?
Дмитрий тихо поднял руку:
Lo, ou est mon beau soleil!
![[]](/img/s/shuf_w_a/text_0130/04.jpg) ГЛАВА ТРЕТЬЯ ВЕЧЕРНИЕ ТЕНИ Волшебный край! Там в стары годы,
Сатиры смелой властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин.
"Евгений Онегин", Пушкин.
I
Флейт рулады, скрипок трели
И нестройных звуков ложь...
Перед сценою пестрели
Позолота, бархат лож.
В бенуаре, бельэтаже
Туалеты дам, гетер -
Точно розы на трельяже
Обвивали весь партер,
Спорил с люстрою хрустальной
Блеск аграфов, эполет...
В этой зале театральной
Были "свет" и "полусвет".
Свет, сиянье, ореолы,
И весь лысый первый ряд,
Точно римский череп голый
Или темя у ребят.
II
И войдя в театр в антракте,
Уважая муз предел,
В xopе струн, при первом такте,
В кресел ряд Сварогов сел.
Plebs в раю и ярус третий
Невнимательно презрев,
В свой бинокль, сказав "Кто эти?",
Осмотрел он жен и дев.
Вот Элен, горда, сурова,
Сольский шепчет ей, склонясь...
Вот графиня Ушакова,
Бирюков, вельможный князь...
Никсен, нимфа светлокудра...
Нина с мужем... Да, она!
Нездоровье или пудра?
Дмитрий думал: "Как бледна!".
III
Тут он вспомнил почему-то
Зимний вечер, лампы свет...
О, прелестная минута!
В жизни их немного, нет!
Ницше том, бася немножко,
Муж читал, склонясь челом.
Весь вниманье, Нине ножку
Жал Сварогов под столом.
Взор профессора был светел,
Нежен Нины был чулок,
И Сварогов вслух заметил:
- Ницше дерзок, но глубок!
- Нда-с? Вы думаете, право? -
Рек профессор: Ницше груб!
Нина щурилась лукаво
И края кусала губ.
IV
Но под звук оркестра плавно
Сцены занавесь взвилась...
Легкокрыла, своенравна,
Обстоятельно склонясь,
Точно тень, скользит Леньяни,
Вскинув ножку высоко,
В дымке газа, как в туман,
Обнажившую трико.
Пируэт,- и в па воздушном,
На пуантах улетев,
Скрылась в хоре, ей послушном,
Эльфов, фей, крылатых дев.
Рой цветов, фонтан алмазный
В золотистых брызгах бьет,
Точно сон разнообразный
Весь горит волшебный грот.
V
Но забыв богиню танца,
Разлюбили мы балет,
Даже Цукки и Брианца
Не пленяют строгий свет.
Став поклонниками драмы,
Вид филистерский приняв,
От нее лишь ждем добра мы,
И, быть может, суд наш прав.
Ах, за юбочкой балетной
Не летаем мы мечтой,
Восхищаясь лишь секретно
Балериной этой, той...
Образцовый, благородный
Вот вам муж. Не утаю:
Он содержит превосходно
Балерину и семью.
VI
Между тем кордебалету
Дмитрий хлопать был готов, -
Роз гирлянде и букету
Из летающих цветов.
Рой живых, порхавших лилий
И фиалок полукруг
Звуки вальса уносили,
Дождь цветов рассыпав вдруг.
Улетают балерины,
Легкий хор растет, цветет,
Клумбы, яркие куртины,
Пестрый вихрь, живой полет!
Им толпа рукоплескала,
И под крики "браво!", "bis!"
Дмитрий вышел вон из зала -
В сень знакомую кулис.
VII
Рамы, сдвинутые плотно,
Два пожарных, узкий ход...
Всюду серые полотна
И наряженный народ.
Балерина у кулисы
Поправляет свой корсаж,
И целуются актрисы:
С милой нимфой юный паж.
Нимфа, в юбочки из газа,
Паж, в берете и трико,
Пыл влюбленного экстаза
Пародируют легко.
Смех и шутки, - и высоко
Между балок без конца,
Опускают с визгом блока
Декорации дворца.
VIII
Оступаясь вдоль порогов
И пройдя чрез коридор,
"Можно?" - постучал Сварогов
В дверь уборной. "Si, signer!"
Он вошел. У туалета
С электрическим рожком.
В юбочке, полуодета,
Нимфа пудрилась пушком.
Ряд картонок на диване,
Шкаф раскрытый, башмачки...
Просит сесть его Леньяни
Жестом маленькой руки.
Он, болтая, нимфе розу
Приколол, и, в зеркала
Улыбаясь, дива позу
На пуантах приняла.
IX
"Карашо?", и с легким смехом
Божество кристальных струй,
Опьяненное успехом,
Разрешило поцелуй.
Но свиданье было кратко.
Звук раздался флейт и лир,
И ему дана перчатка,
Надушенный сувенир.
Феи дар, предмет священный!
Ах, духами violette
Царство нимф и миг блаженный
Вновь напомнит сей предмет!
Он подобен талисману,
Он волшебницею дан, -
Да, волшебницей по стану,
Блеску глаз, огню румян!
X
Чтоб избегнуть толков ложных,
Кстати, молвим между дел,
Сувениров всевозможных
Дмитрий множество имел.
Алый бант, душистый локон, -
Милой юности дары! -
Вас, конечно, не берег он,
Не хранил до сей поры.
Вы печальные вздыханья,
Дней былых счастливый сон,
Тень любви, воспоминанья! -
Вас ценил не очень он.
Меж предметов нежных все же,
Драгоценных и святых,
Были два ему дороже
И священнее других.
XI
Это были: на цепочке
Польский крестик золотой,
И засохшие цветочки,
Полевой букет простой.
Пусть исчезли юность, вера,
Пусть лишь холод впереди
И в души темно и серо, -
Крест носил он на груди.
Символ скорби, друг надежде,
Дар любви, - с немой тоской
Он ему надет был прежде
Милой, нежною рукой...
Хоть спокойней сердце стало,
В черством сердце чувства нет,
Дмитрий носит, как бывало,
Дорогой ему предмет.
ХII
Дорогой не весом злата
И пригодностью в залог, -
Тенью бывшего когда-то,
Тем, что он забыть не мог.
Но в коллекции предметов
Был другой не меньше мил:
Дивам не даря букетов,
Сам букет он получил.
То не дар любви печальной, -
Засушенные цветы, -
Символ дружбы идеальной
Или пламенной мечты.
Нет, ценя прекрасный гений,
В старой книге он берег
Память светлых вдохновений
И случайных встреч залог.
XIII
Легкомысленный философ
И скептический поэт,
Без раздумий и вопросов
Он хранил сухой букет.
Да, вы помните едва ли
Дальний Крым и "дикий сад",
Где ему цветы сорвали
Вы при пении цикад.
Вдалеке синели горы,
Тихий сад шумел едва,
В плющ зеленый, как в уборы,
Наряжались дерева.
Чаща дикая, глухая, -
Бук, угрюмый кипарис...
Сладко пел, журчал, вздыхая,
Там ручей, сбегавший вниз.
XIV
Лучше храма Мельпомены
Был заглохший этот парк,
Где, забыв эффекты сцены,
Шли вы тихо, Жанна д'Арк!
Нет там ярких декораций.
Там не бьет "живой каскад",
Но приют Камен и Граций -
Этот полный тайны сад.
Листьев шепот, свет и тени,
И на камне в ручейке
Вы, подобная Камене,
Муза с зонтиком в руке!
И на память милой встречи
Дмитрий взял цветочки те,
Что ему напомнят речи
Об искусстве, красоте...
XV
Впрочем, не творя кумиров,
Все прекрасное ценя,
Он берег меж сувениров
Хвост любимого коня.
Конь могучий, благородный,
Несравненный Буцефал!
Где погиб ты, друг безродный,
Где ты жил и где ты пал?
Локон женщины прелестной
Не был Дмитрию так мил,
Как твой хвост, товарищ честный!
Хвост твой Дмитрий сохранил.
Ты средь бурь и непогоды
Был надежнее людей...
Конь, ты редкой был породы, -
Не изменник, не злодей!
XVI
Но уже играли скрипки
И оркестра шум порой
Покрывал, что голос гибкий,
Вьолончели звучный строй,
Человеческий тот голос
Одинок был и силен.
Словно море с ним боролось,
И в стихии звуков он
Выделялся бурно, страстно
В хоре волн, громовых нот,
В свисте флейт, где в хор согласный
Слит с гобоем был фагот.
Пред оркестром у барьера,
Прислонясь, Сварогов стал.
Перед ним - толпа партера,
Лож сверкающий овал.
ХVII
Залы пестрая громада,
И громадна, велика,
В ней толпа от стульев ряда
Подымалась до райка.
Взрыв порой рукоплесканий,
Шум входивших на места,
Жар от тысячи дыханий,
Духота и теснота.
Муравейника тревога,
Говор, звуки и слова, -
Дмитрий чувствовал немного,
Что кружилась голова.
Мнилось, в этой зале душной
Надвигался ряд на ряд...
Посторонний, равнодушный
На себе ловил он взгляд.
XVIII
Став лицом перед толпою,
Вспомнил он, как трудный путь
Он пробил в ней тяжко, с бою,
В жаркой схватке грудь на грудь.
В вихре жизни безрассудной
Все, что мог, отдав другим,
Он приехал в город людный
С кошельком совсем пустым.
И когда б не воли сила,
Не упрямство смелых дум, -
В нем толпа бы раздавила
Личность, душу, сердце, ум...
Оступись лишь, став ошибкой,
Ослабей, - и смят врагом!
Но Сварогов вскользь, с улыбкой,
Осмотрел театр кругом.
XIX
В этих креслах, в ложах, в стале
Та же пестрая толпа.
Первый ряд, и в нем блистали
Лысых "римлян" черепа.
В ложе Бетси Бирюкова,
С ней супруг, вельможный князь.
Вот графиня Ушакова,
Никсен Сольским занялась...
В бельэтаже нимфы, феи...
И голов все меньше ряд,
А в райке совсем пигмеи
Копошатся, говорят.
В хрусталях дробя сиянье,
Озаряет люстры свет
Это пестрое собранье
Декольте и эполет.
XX
Пел оркестр. Под такт мотива
Дмитрий тихо вышел вон.
- Виноват! Pardon! Учтиво
Сквозь толпу пробрался он.
В дымном облаке "курилки"
В тусклой зале, где буфет,
Разговор был слышен пылкий.
Толковали про балет.
Два балетных журналиста,
Стоя с рюмкой коньяка,
Спорили весьма речисто
Про пуанты, сталь носка...
Возле них вел спор упрямо
С фраком вышитый мундир.
- Устарел балет! но драма...
- Да, Шекспир!.. Ах, что Шекспир!
XXI
О, театр Александрийский,
Где диктаторски царят
Карпов, Гнедич исполинский,
Драматургов славных ряд,
Где Крылов венец лавровый
Получил от мух и муз,
Где освистан с пьесой новой
Эхов пал, придя в конфуз, -
Беллетрист велики Эхов,
Наш Гюи де Мопассан,
Что средь славы и успехов
Получил в кредит свой сан!
Презрим рока вероломство! -
Оправдав надежды вдруг,
Даст шедевр его потомство,
Хоть не он, так сын и внук.
XXII
О, театр Александрийский,
Где артистов гибнет дар,
Где madame Неметти-Линской
Водворен репертуар!
Там, не слушая резонов,
Пустячки порой играл
Наш талантливый Сазонов,
"Первой Мухи" генерал.
Там, преклонных лет не выдав,
Также Савина мила,
И с Мичуриной Давыдов
Не творят добра и зла.
Там давно по воле неба
Превосходно заменен
Исправлявшим должность Феба
Аполлонским-Аполлон.
XXIII
Драматический в столице
Есть еще Theatre Michel.
Там на перце и горчице
Пьес французских вермишель.
Хороша артистка эта,
Хороша артистка та,
Но едва ли нимф балета
Превосходит Бадетта.
Есть театр - литературно-
Артистический театр.
Там Яворской плещут бурно,
В Холмской прелесть Клеопатр.
Там ростановская пьеса,
В черном фраке Кор-де-Ляс,
И Суворин гром Зевеса
Там рукою мощной тряс.
XXIV
Есть легенда. По столице,
Бросив здания фронтон,
В театральной колеснице
Ночью ездит Аполлон.
Ездит Феб, зовет и свищет,
И напрасно кличет муз,
И напрасно драму ищет,
Приходя совсем в конфуз.
Наконец, сломавши спицу
В захромавшем колесе,
Он сажает в колесницу
Отеро в нагой красе.
- Что ж! Не муза - все же дама!
Говорит, смеясь, плут он
И к Кюба увозит прямо
Прозерпину, как Плутон.
XXV
Нашу оперу ценю я.
Вот Чернов де Корневилль,
Вот и Долина - статуя...
Кто с ней? Тартаков, не вы ль,
Наш певец ерусалимский?
Но, хваленье небесам,
Корсаков наш - прямо Римский,
А Кюи - тот Цезарь сам!
Вдохновенные кучкисты
Совершили ряд побед,
Наши дивы голосисты,
И в певцах не вижу бед.
Будем петь, пока поется!
У меня же скверный слух
И нередко мне сдается
Вместо Фигнера - петух!
XXVI
О, Медея! Всех растрогав,
Пой под звуки лир, цевниц!..
Пение любил Сварогов
И особенно - певиц.
Нравились ему дуэты.
Говорил шутливо он:
"Если бы морально это,
Я б хотел иметь двух жен.
Двух: контральто и сопрано,
И, конечно, в цвете лет.
Хорошо под фортепьяно
Слушать дома их дуэт.
Та блондинка, та брюнетка,
Роль Амнерис и Аид...
Но концерт такой нередко
Для семьи - совсем Аид!
XXVII
Но в театр вернемся. В позе
Скучной Дмитрий там стоял,
И гремел в апофеозе
Заключительный финал.
Дмитрий уж одеться вышел,
Вдруг, настигнутый судьбой,
Быстрые шаги услышал
В коридоре за собой.
Ручка женская в перчатке
На плечо легла ему...
От предчувствия, догадки,
Сам не зная почему,
Дмитрий вздрогнул... В самом деле,
Точно, Нина! Как бледна!
Нервно, с легкой дрожью в теле,
В мех свой куталась она.
XXVIII
- Что ты? - Тише, ради Бога!
Я должна предупредить...
Муж все знает... Слишком много!
Нас успели проследить!
Слезы... горестная мина...
Дмитрий думал: "Вот сюрприз!"
Но, кивнув головкой, Нина
С лестницы скользнула вниз.
От нее оттерт толпою,
Дмитрий бросился вперед,
Но отстал. Брал платье с бою
Возле вешалок народ.
Капельдинеру: "Где шуба?"
Наконец, опомнясь, он,
Бросив номер, крикнул грубо,
И поспешно вышел вон.
XXIX
Шум, подъезд театра длинный,
У колонн огни карет,
И над площадью пустынной
Звезд холодных зимний свет.
И охваченный морозом,
Размышлял Сварогов: "Ба!
Не всегда ж идти по розам,
Вот и тернии... Судьба!
Что-то Нина? Если прямо -
Горе, муж, разлад немой?
Ах, какая же тут драма!
Драма с Ниной! Боже мой!
Две супружеские сцены,
Слезы, крики, злобный лай...
Похищение Елены
И рогатый Менелай!"
XXX
Дмитрий все ж нашел, что нужен
Для рассеянья тревог
У Кюба веселый ужин:
Натощак хандрить он мог.
Очутясь в знакомой зале,
Где диванов красный ряд,
И на окнах, как вуали,
Кружева гардин висят,
Он татарину-лакею
Заказал меню, как вдруг
Увидал "Картинку". С нею
Сольский был, коварный друг.
Как всегда, одетый с шиком,
Мил, завит и надушен,
Он беспечно, светел ликом,
Пил с "Картинкою" крюшон.
XXXI
Но "Картинки", без сомненья,
Имя непонятно вам.
Тут потребно объясненье.
Я его охотно дам.
| |
| Просмотров: 354 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры