| Главная » Книги |
Шуф Владимир Александрович - Сварогов, Страница 17
Шуф Владимир Александрович - Сварогов XXI
- Анна! Солнце закатилось...
Не видать его лучей,
Но оно мне в сердце скрылось
И горит в груди моей.
Там в сияющем покое
Ярко блещет образ твой...
Это солнце золотое -
Вечный свет любви живой!
Ночь была, и безотрадно
Я искал живых лучей...
Вот они... ловлю их жадно...
Все светлей, все горячей!
Будь любовь благословенна!
Счастьем вновь душа полна,
Чаша жизни драгоценна...
Мир, молитва, тишина!
ХХII
- Но найдет, быть может, туча,
И забудется любовь?..
Может быть, тебе наскуча,
Я одна останусь вновь...
Слушай, Дмитрий... дай мне слово!
Разлюбив меня, друг мой,
Скажешь правду мне сурово
Ты с мужскою прямотой.
Это сердца превосходство
Я люблю, ценя в тебе...
Знаешь ли, в прошедшем сходство
Есть у нас с тобой в судьбе.
Я тебе все рассказала,
Без раздумья став твоей,
И взамен прошу так мало...
А теперь - идем... скорей!
ХХIII
Поцелуй, прощанья ласка...
- Уж приехали за мной! -
Анна шепчет, - вон коляска! -
За калиткой садовой.
Анна села, вспрыгнув ловко,
И, назад оборотясь,
Крикнула, кивнув головкой:
- Приходите к нам! Жду вас!
Как-то сразу опустело
Все кругом... ушла она...
Сад смотрел осиротело,
Вечер стих, встает луна.
Слышен в ветках вздох печали,
Под деревьями темней,
Пятна лунные упали
На траву среди теней.
XXIV
"Как ласкала, целовала,
Как нас яблоня в саду
Белым цветом осыпала!.." -
Вспомнил Дмитрий на беду
Пенье Анны... Тихий, грустный,
Шел он по саду один,
В листьях шепот был стоустный,
Ночь вздыхала, пахнул тмин.
В месячном сиянье белом,
Полусломана, гнила,
Мхом покрыта поседелым,
Старая скамья была...
Дмитрий сел на ней, на руки
Тихо голову склонив, -
Счастье ласки, грусть разлуки
Вспоминал ему мотив.
XXV
Вдруг с ним, молча, села рядом
Tень от месяца... Бледна,
В белом платье, грустным взглядом
Смотрит на него она.
Призрак, сон, воспоминанье.
Тень прошедшего пред ним,
Но они глядят в молчанье
Друг на друга... Недвижим,
Дмитрий видит образ странный.
Точно!.. Так... шесть лет назад,
Здесь в саду, где был он с Анной,
Он такой же видел взгляд,
Та ж улыбка, те же речи,
Тот же милый, нежный вид,
И условленные встречи
На скамье, где он сидит.
![[]](/img/s/shuf_w_a/text_0130/11.jpg) XXVI
- Дмитрий! - тихо тень сказала,
Помнишь месяца лучи?
Здесь с тобою мы, бывало,
Отдыхали... - О, молчи! -
- На груди своей качая
Нежно голову мою,
Ты, смеясь, шутя, лаская,
Пел мне баюшки-баю!
- Стася! - Да, меня так звали,
Если ты не позабыл...
Помнишь ли?.. Теперь - едва ли!..
- Крестик твой я сохранил!
- И носи его, мой милый!
Мы крестом обручены
К новой встрече за могилой,
Где мы свидеться должны!
XXVII
Сон исчез... лишь месяц, тени...
Сад молчит... скамья пуста...
И дрожа, как лист осенний,
Сдвинув бледные уста,
Дмитрий бросился с рыданьем
Вон из сада, сном гоним,
Тишиной, воспоминаньем,
Тихо кравшимся за ним.
- Эй, Мамут! Скорей! Где кони?
- Лошадь рвется, господин!
Жду давно! - Как от погони,
По краям крутых стремнин,
Дмитрий мчится, убегая
От мучительного сна...
Вот пред ним скала нагая
Над дорогою видна*.
______________
*) Скала на пути к деревне Дерекой.
XXVIII
Молочай и терн колючий
Вкруг нее... уступы скал...
Мнилось, будто лев могучий,
Изогнув хребет, лежал
Над оврагом... изваянье,
Грубый образ из камней.
"Джин-Кая" - скалы названье,
Камень духов и теней.
Робко мимо всадник скачет,
И обходить пешеход:
Ночью тут ребенок плачет,
Кто-то кличет и зовет.
И коня сдержав уздою,
Дмитрий сталь перед скалой,
Неподвижною, седою,
Озаренною луной.
![[]](/img/s/shuf_w_a/text_0130/12.jpg) XXIX
- Барин! Место здесь худое,
Поспеши! - шепнул Мамут.
- Что же, страхи здесь? Пустое!.. -
Смотрит Дмитрий. - Эблис тут! -
- Эх, Мамут! Страшней бывает!
Шевелятся волоса...
Кто-то стонет и рыдает
В самом сердце... Голоса
Плачут жалобно и тонко,
Нам напоминая вновь
То любимого ребенка,
То забытую любовь!
Смерть, печали, огорченья -
Не забыть их, не уйти!
И кивают нам виденья,
Став печально на пути!..
XXX
- Уж давно я примечаю,
Барин, джин тебя следит,
Враг твой, дух!.. - Мой враг? Не знаю...
- Смысл созвездий мне открыт.
В книге я смотрел старинной,
Книге звезд, "Эльдыз-Намэ"...
Видишь там, за тучей длинной,
Господин, звезда во тьме?
Вот она - с Хурван-Хураном,
Золотистою звездой,
Путеводной караванам!
Та звезда грозит бедой.
То - Хазмер, твое светило!
Возвещает смерть оно...
Так предсказано мне было.
- Э, Мамут! Не все ль равно?..
XXXI
- Предначертано от веку, -
Сулейман сказал, пророк, -
Каждому дан человеку
Спутник, враг, недобрый рок...
Есть и твой... Его жилище -
Ветер ночи... Он с тобой
В пустырях и на кладбище...
Берегись, где дом пустой!
Он в развалинах ютится,
Он приходит тайно в храм,
Он летает точно птица!..
Он с тобой!.. где ты - он там!
- Мне о нем знакома повесть.
Да, он ходит по пятам...
Этот враг - упреки, совесть...
Он со мной! где я - он там!..
XXXII
И, коня пустив, Сварогов
От скалы несется прочь.
Вдоль холмов, вдоль их отрогов!
Лунная светлеет ночь...
И за Дмитрием, туманно
Пробегая там и тут,
Скачет следом неустанно
Тенью черною Мамут.
Стук подков, немолчный топот,
Храп встревоженных коней -
Ночи, ветра смутный шепот,
Шорох трав среди камней...
Дальше, дальше Дмитрий скачет,
Но за ним в туманной мгле,
Мнится, кто-то кличет, плачет
На покинутой скале.
XXXIII
Вот огни... исчезли тени
За оградой городской.
Шепчет здесь мольбы и пени
Лишь один прибой морской.
И по набережной длинной
Едет Дмитрий, где горят
С пестротою магазинной
Окон и эстампов ряд.
Шум, движение, коляски,
Хохот дам, толпа повес...
Те же лица - те же маски!
Грубo их слепил Зевес!
Пошлость, помыслы пустые,
Тупоумие на них...
Дмитрий, сумрачный впервые,
Ехал шагом, зол и тих.
XXXIV
Моря шум звучал печальней,
Грустен плеск был сонных вод.
Дмитрий вдруг перед купальней
Увидал в кружке народ:
- Барин, утонул здесь кто-то!
Поглядим! - шепнул Мамут.
- Ну, а нам что за забота?
- Вон шумят, спешат, идут!..
Что-то робко заблестело,
Вспыхнул бледный свет огня,
И утопленницы тело
Дмитрий увидал с коня.
Там, на груди обнаженной,
Как надежда, слаб и мал,
Синий пламень - спирт зажженный,
Точно светлый дух, порхал!
XXXV
Мнилось, будто бы из тела,
Чуть удержана на нем,
В небеса душа летела
Этим трепетным огнем.
Утонувшая лежала,
И в безмолвье красоты,
Странен был без покрывала
Вид холодной наготы.
Дмитрий видел профиль тонкий,
Очерк бледного лица.
Повернув коня сторонкой,
Ждал с волненьем он конца.
Мыслью странной осветилась
Сцена ночи перед ним,
И была знакома, мнилось,
Мертвая... с лицом немым!
XXXVI
Часто жизнь чужую губим
Мы не собственной виной,
И кого всех больше любим,
Горестью дарим одной!
Ничего страшней, быть может,
Зла слепого в мире нет!..
Дни идут... нас совесть гложет,
Нам печален жизни свет!
Без вины - есть преступленья...
Совершая тайный суд,
Угрызенья и мученья
Эвмениды нам несут.
Что минуло - оживает,
Не умчат его года!
Прошлое не умирает
В нашем сердце никогда.
![[]](/img/s/shuf_w_a/text_0130/13.jpg) ГЛАВА ВОСЬМАЯ СМЕРТЬ "Ον οί θεοί ψίλοϋσιν, άποθνήσχοι νεος".
Μενάνδρος.
Fratelli, a un tempo stesso, amore e morte
Ingenere la sorte.
Leopardi.
I
О, напрасно тайный голос
Заглушаем в сердце мы!
О, напрасно мысль боролась
Светлой искрой в безднах тьмы!
Гаснут мысли и желанья,
Набегают мрак и тень...
Отогнать воспоминанья
Вновь не может юный день!
Поздно, солнце золотое,
Ты взошло, - мой свет потух!..
Лишь в безмолвье, лишь в покое
Отдохнет усталый дух.
Ни любовь, ни мир прекрасный,
Ни далекие края
Заглушить в души не властны,
Что живет в ней, смерть тая!
II
Бросив все, в чем счастье было,
Бледной памятью гоним,
Дмитрий горько и уныло
Навсегда оставил Крым.
Волн немолчная тревога
В нем звучала с сердцем в лад.
Дальше путь! Скорей, дорога!..
Он не смел взглянуть назад.
Лишь от берега умчаться
Можем мы, - он скрылся вдаль...
Думы те же в нас таятся,
Всюду встретит нас печаль!
Светят звезды, море смутно,
И на палубе пустой
Дмитрий ходит бесприютно,
Полный грустною мечтой.
III
Видел он, больной бродяга,
Пропонтиду и Босфор,
Островов Архипелага
Проплывал воздушный хор.
Точно небо, волны ясны,
И в лазури тихих вод,
Отраженный и прекрасный
Остров на море встает.
Мнится, меж водой и небом
Он повиснул, голубой,
Озаренный светлым Фебом,
И любуется собой.
Тает он, и очертанья
Скал сливаются вдали...
Если б так воспоминанья
Промелькнули и ушли!
IV
В знойный день Эвбеи дикой
Видел Дмитрий берега.
Края Греции великой
Почва бедная нага.
Вот и Сунион... Белея,
На скале Минервы храм
Про скитанья Одиссея
Дмитрию напомнил там.
Вот шумит Пирей торговый...
Бросив гавань для Афин,
Холм Акрополя суровый
Дмитрий посетил один:
Всюду впадины развалин,
Весь в обломках Парфенон...
Мрамор желтый гол, печален,
Точно череп, смотрит он.
V
Дмитрий видел знаменитый
Элевзис, мистерий храм,
И головку Афродиты
Он нашел в музее там.
Он глядит, - она прекрасна,
Но разбит ее кумир,
И в душе уже напрасно
Воскрешать погибший мир!
На пути из Элевзиса
Дмитрий встретил фабрик ряд:
Хитроумного Улисса
Внуки мыло там варят.
И печально в лунном свете
Тень Дианы по ночам,
Все охотясь на Гимете,
Дмитрию являлась там...
VI
Он в Фессалии прекрасной
Увидал Олимп седой.
Вечен полог туч ненастный
Над божественной горой.
Там богов престол старинный,
Недоступна вышина,
И незримою вершиной
В небеса ушла она.
Вдруг раздернулась завеса,
И среди нависших туч,
В снег упав, чертог Зевеса
Озарил сиявший луч.
Было пусто там и странно,
Нет богов, исчезнул миф, -
И давно Олимп туманный -
Скучной древности архив.
VII
Вся Фессалия - овчарня,
Глуп Пеней, нет хуже рек,
На Парнасе - сыроварня,
И противен жадный грек.
Тошнота в Эгейском море,
Саламина вид уныл...
Грецию покинув вскоре,
Дмитрий Смирну посетил.
Там Восток, пестреют краски,
Малой Азии дары,
Сталь, клейменая в Дамаске,
Четки, смирнские ковры.
Там проходят караваны,
У мечети стал верблюд...
Дмитрий, сумрачный и странный,
Крым далекий вспомнил тут.
VIII
"Эль-Кагира" быстролетный
Снова Дмитрия унес,
И на мачте, беззаботный,
Пел, качаясь, негр-матрос.
Спутник Дмитрия бессменный
С чемоданом тоже тут:
Позабыв красы вселенной,
Спал на палубе Мамут.
Тот же он. Руин старинных
И античных храмов враг,
Пил он в Смирне, пил в Афинах, -
Где мастику, где коньяк.
Только Дмитрий изменился,
Был задумчив он и тих.
Белый волос серебрился
В волосах его густых.
IX
Бури, полгода в дороге,
Не манили отдохнуть,
Но тоска, души тревоги
В нем сказались, - горький путь!
Снова Мраморное море,
Пестрых вод он видит гладь,
И на якоре в Босфоре
"Эль-Кагира" стал опять.
Берег знойный и прекрасный!
Кипарисов тень, олив...
Волн певучих хор согласный
Здесь бежит через пролив.
Здесь смирилась их тревога,
Волны, скрыв смятенье бурь,
В пристань Золотого Рога
Мечут жемчуг и лазурь.
X
И Стамбул, венчанный славой,
Здесь чалму свою склонил,
И в Босфоре, величавый,
Он мечети отразил, -
Минареты их седые,
Башни с греческой стеной,
Древний храм святой Софии
С мусульманскою луной.
Берега двух стран здесь близки.
Блещут в солнечном луче
Их дворцы и обелиски,
И киоск Долма-Бахче.
На развалинах Царь-Града
Сказочный Восток возник,
Но его Шехерезада
Досказала в этот миг.
XI
Дмитрий здесь застал волненья,
Смерть таилася в тени,
И убийства, избиенья,
Приближались злые дни.
Дни и ночь Варфоломея...
Нет, страшней: пред ночью той,
Содрогнулся бы, бледнея,
Сам Варфоломей святой.
Уж давно потворством власти
Против гибнущих армян
Разжигались злые страсти
Фанатичных мусульман.
Чернь роптала, шли патрули,
Слухов улица полна,
Но была во всем Стамбуле
Перед бурей тишина.
ХII
Город смерти и развалин
Дышит кровью и тоской...
Как прекрасен и печален
Он в истории людской!
Дни коварной Византии,
Преступлений тайных ряд...
Магомет, вступив впервые,
Залил кровью Цареград...
Мрачный труп Палеолога,
Дни побед - кровавый сон!
У султанского порога
Янычаров страшный стон...
Умер здесь Мицкевич славный,
Умер бедный Адамьян,
И в истории недавней
Смерть замученных армян!
ХIII
В Пера номер взяв в отеле
И оставив вещи тут,
Марко разыскать хотели
Тотчас Дмитрий и Мамут.
Марко - их знакомец старый,
Черногорец-проводник -
Жил в Галате, где базары.
Дмитрий с ним бродить привык.
Был в Галате шум продажи.
Там по улицам крутым
Окна во втором этаже
Выступали над другим.
Переходы, переулки
И кофеен полумрак,
Шум движенья, окрик гулкий,
Море фесок, тьма собак.
XIV
Шли арабы, сербы, турки,
Под ружьем шел караул...
Грек сновал, торговец юркий,
Вез муллу дородный мул.
Стройный курд, в чалму одетый
И в наряде голубом,
Ятаган и пистолеты
Выставлял за кушаком.
Негр громадный, гаер старый,
Потный, точно в ваксе весь,
С неуклюжею гитарой
Танцевал то там, то здесь.
Ведьмы старые, гречанки
Зазывали на крыльцо,
И мелькала тень турчанки,
В черном вся, закрыв лицо.
XV
Но на всем был вид тревоги.
Окна сумрачно глядят -
Все в решетке, как в остроге,
И дверей железных ряд.
И в одну из них затвором
Звонко постучал Мамут.
Нет конца переговорам,
Цепью брякнули... Идут!
Марко вышел в шапке черной,
Фустанелле с кушаком,
В шитой курточки узорной,
С револьвером и ножом.
Подозрительный и смелый
В пришлецов свой взгляд вперив,
Черногорец загорелый
Живописно был красив.
XVI
- Здравствуй! - Дмитрий рассмеялся, -
Марко, не узнал? Смотри!
Я с тобою не видался,
Вероятно, года три!
Но уже признав знакомых,
Марко весело кивнул...
Вводит их... в пустых хоромах
Стол накрыт, подвинут стул.
Подается угощенье,
И, как водится всегда,
Из айвы и роз варенье
И холодная вода.
Смех, приветствия, расспросы:
Стали в городе дела,
На армян здесь смотрят косо...
- Где Атина? - Умерла!
ХVII
Дмитрий, думая остаться
Здесь недолго, под конец
Нынче же решил собраться
В Семибашенный дворец.
Лошадей наняв, все трое, -
Дмитрий, Марко и Мамут, -
За предместье городское
Выехали. Путь был крут.
И чернея величаво,
Мхом седым опушены,
Bcе в зубцах тянулись справа
Башни греческой стены.
Дальше поле зеленело,
Где жилища, где сады,
И виднелась без предела
Голубая зыбь воды.
XVIII
Семь высоких, мрачных башен
Рисовались в синей мгле:
Был таинствен, тих и страшен
Великан Ени-Хулэ.
Но сверкая на просторе,
За темнеющим дворцом
Блещет Мраморное море
&n 
| |
| Просмотров: 370 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры