justify"> Скал, отточенных остро...
Вот, склонясь к траве, Сварогов
Взял орлиное перо.
Лежа здесь, в нагорном поле,
Оброненное в камнях,
Говорит оно о воле,
О безбрежных небесах.
VII
Здесь орел, взлетев над прахом,
Направлял среди высот
Сильных крыл могучим взмахом
Гордый, царственный полет!
Не за ним ли дух стремится
К солнцу, в бледную лазурь,
Крылья развернув, как птица,
В облаках, навстречу бурь?
О, свобода, туч пределы,
Голубые небеса!
Дум высоких отклик смелый
Будят ваши голоса!
Скучный сон ушел далеко...
И Сварогов, как трофей,
Привязал перо высоко
К шляпе войлочной своей.
VIII
Здесь не раз шумела буря
У него над головой,
Туча шла, чело нахмуря,
Взор бросая огневой.
Ночь металась в страхе диком,
Но не билось сердце в нем
Перед этим гневным ликом,
Перед громом и огнем!..
Но уж горы опадали,
Реже сосны, чаще бук,
И открылся в синей дали
Шири горной полукруг.
В котловине углубленной
Там селение татар,
И был слышен отдаленный
Лай собак и скрип мажар.
IX
- Гей, Мамут! Свернем направо,
Здесь нам ближе в Узен-Баш!
Семь часов! Недолог, право,
Через горы путь был наш! -
И кремнистою дорогой
Дмитрий вновь пустился вскачь.
Слева шел плетень убогий
И ветвистый карагач.
Минарет виднелся старый,
Кровель плоские ряды...
К ним чабан спешил с отарой,
И слышней стал шум воды.
Сладко все зовет к покою...
Сели кругом старики,
Где два камня над рекою, -
Узен-Баш - "Исток реки!"
X
Отдых, мирная отрада,
Вод журчанье в тишине,
Сакли белые в два ряда
Словно дремлют в полусне.
Солнце село над долиной,
Уходя за гребни гор,
И на улице пустынной
Стал шумнее разговор.
Черноусые уланы*
Собрались, спеша с полей...
Светлый сумрак, час желанный,
Час, в который веселей
Песни, пестрые наряды,
Чуть бряцающий сааз,
За решеткой в окнах взгляды
Любопытных женских глаз.
__________
*) Улан, по-татарски - парень, молодец.
XI
В сакле с полусгнившей ставней
Жил улан Сеид-Али,
Дмитрия приятель давний.
Их случайности свели.
Был Сеид-Али в напасти.
Он любил свою Фатьму,
Но любви нет без несчастий,
И калым внести ему
Нечем было. Горе тяжко!
Целых десять золотых!
Плакала Фатьма-бедняжка,
Тосковал бедняк-жених.
Сердцем добрым обладая,
Дмитрий внес любви залог.
В счастье пара молодая! -
Он жениться им помог.
XII
Счастье истинное было,
Стоило пустяк всего.
Нежная чета любила, -
Он - ее, она - его.
И клянусь, Аллах свидетель,
Что не трудно щедрым быть,
И, где нужно, добродетель
К благу ближних проявить.
Подвиг прямо "бесконечный",
Но с Фатьмой Сеид-Али
В благодарности сердечной
Дмитрия превознесли.
И с тех пор в их сакле отчей
Дмитрий свой был человек,
И сошлись они короче,
Дружбой связаны на век.
ХIII
И теперь весь дом в тревоге.
Дмитрий встречен у ворот.
Лошадей во двор убогий
Сам Сеид-Али ведет.
Черноусый, опаленный
Солнцем, с радостным лицом,
Смотрит в курточке зеленой
Он уланом-молодцом.
- Хошь-хельды!* - Фатьма стыдливо,
Встав, приветствует гостей.
Дмитрий свой, но все же - диво
Говорить с мужчиной ей.
И хорошенькой татарке,
Подозвав ее к себе,
Дмитрий достает подарки
Из дорожного эйбэ**.
____________
* Хошь-хельды! - С приездом!
** Эйбэ - переметная сумка.
XIV
Смех, приветствия, расспросы...
Сев на войлок кое-как,
Дмитрий курит папиросы,
Кофе пьет, берет каймак.
Угощение хозяйка
Подает ему сама.
- Ну, Али мой, отвечай-ка,
Бил Фатьму? - Якши Фатьма! -
Все здесь Дмитрию знакомо:
Печь, кувшин, в чадрах стена,
И приветливого дома
Беззаботность, тишина.
В окна смотрят дуб и слива
И в саду журчит ручей...
Славно тут, любовь счастлива,
Задушевен смысл речей...
XV
И Фатьма прелестна, право!
Не глаза, а ясный луч!
На босой ноге лукаво
Соскользнул сафьяы папуч*...
Брови чуть лишь подсурмила...
Стройный стань чадрой одет,
Грудь и шапочка так мило
Убраны кружком монет.
"Цветик, белая гвоздичка,
Сладкий мед - твои уста,
Ты полей весенних птичка!" -
Песнь татарская проста,
Но певец, перебирая
Говорливый свой сааз,
Песенку Бахчисарая
Спел бы про Фатьму не раз.
_________________
*) Папучи - татарские туфли.
XVI
Взяв овес - в ауле редкий, -
Шел Али кормить коней.
Об Айше, ее соседке,
Дмитрий речь заводит с ней.
- Э, Айше? - Фатьма трунила,
Сделав ясный знак рукой, -
В простоте наивно-милой
Не был грубым жест такой.
- Так придет? - Фатьма кивнула
И, смеясь, скользнула вон.
Побродить среди аула
Дмитрий вышел... Ночь и сон!
Лунный свет в горах печальных,
Тополей чернеет ряд.
Тени резки... в саклях дальних
Огоньки, дрожа, горят.
ХVII
Путь белеет в лунном свете,
Блещет речка, тучек нет...
Минарета и мечети
Строен черный силуэт.
Тихо все, лишь где-то, где-то
Чабана свирель поет,
Да скользнет, чадрой одета,
Тень татарки у ворот.
Старшины Абу-Бекира
Освещен богатый дом...
Отделенная от мира,
Между гор, в кольце седом,
Спит деревня, жизни старой
Сохраняя обиход.
Дней Гиреевых татары,
Верный прадедам народ!
XVIII
Как во время Авраама,
Пастухи приносят вновь
В праздники Курбан-Байрама
Агнцев жертвенную кровь,
И библейского Корана
Правоверные сыны
Краж не ведают, обмана,
Непокорности жены.
Дети чтут отца веленья,
Здесь священна седина,
Просты счастье, огорченья,
Смерть сама не так страшна.
Ключ здесь жизни первобытной, -
Узен-Баш, исток живой!
Дух измученный и скрытный
Здесь смиряет ропот свой.
XIX
Что за ночь! Как сказки джина*,
Вся таинственна она!
Спит в туманах гор вершина,
И над ней встает луна.
Собрались там, без сомненья,
В разных видах духи гор:
Джины, шаткие виденья
И таифов бледный хор.
То целительные травы
Льют свой пряный аромат,
И в скале зарок кровавый
Охраняет верный кдад.
И покойников жилище
Белых призраков полно, -
Все в чалмах... лежит кладбище,
Месяцем озарено.
____________
*) Джины - духи, таифы - призраки.
XX
Веет свежестью прохладной
Мгла туманная в лицо,
И, вдыхая воздух жадно,
Дмитрий входит на крыльцо.
Дверь скрипит, и в сакле сонной
На пол постлана постель;
Сквозь окно неугомонно
Слышится цикады трель,
Совка свищет ту же нотку,
Сакля тихая темна, -
На стену окна решетку
Ярко бросила луна.
Завернувшись в одеяло,
На верблюжьем тюфяке
Дмитрий задремал устало,
Вдруг смешок невдалеке...
XXI
Хохот сдавленный у двери,
Кто-то застучал в сенях...
- Ба, уж не моя ли пери?
Дмитрий крадется впотьмах.
Перед ним скользит виденье,
Призрак в белом фереджэ*.
Но его через мгновенье
Дмитрий обнимал уже.
Смех Айше черноволосой,
Поцелуй под кровом тьмы
На мешках пшена и проса,
За кадушкою язмы**.
Прока нет в свиданье длинном,
Дмитрий вновь вкушает сон,
Петухом и муэдзином
Рано утром пробужден.
______________
*) Фереджэ - женская накидка.
**) Язма - овечье молоко.
XXII
- Нынче красные шальвары
Видел я, Али, во сне! -
Шутит он. - Приятель старый,
Дай куман умыться мне! -
Быстро ледяной водою
Освежает он лицо.
Между тем, уж чередою
Входят гости на крыльцо.
Старики идут, уланы,
Сакля говором полна,
И бузы напиток пьяный
Пьют кувшинами до дна.
Появились чебуреки*,
Жирный суп украсил стол,
Есть две вилки - две калеки, -
И горою пир пошел.
______________
*) Чебуреки - татарские пирожки.
XXIII
Дмитрий шлет посла к цыганам,
Музыкантов он зовет.
Как на свадьбу, барабаном
Созывается народ.
Бубен, скрипка... Песни стары:
"Кер-Оглу", "Шарки", "Эльмаз"...
Улыбаются татары
У иных слеза из глаз.
- Поняли мы в Узен-Баше,
Кто ты, Дмитрий-господин!
Да, ты любишь песни наши! -
Говорит старик один.
Мерно разводя руками,
Два улана в пляс пошли,
И одобрен стариками
Был лихой Сеид-Али.
XXIV
- Эй, "Шарки"! - Поют, танцуя:
- "Где Амет наш и Мемет?"
- "Хоть и видел, не скажу я!"
- "Хоть и встретил я, их нет!" -
В сакле тесно, и гурьбою
Шумно высыпал народ,
Музыку ведут с собою,
И вдоль улиц хор идет.
Вот уланы стали кругом,
Бьет даул*, гудит труба...
Два борца сошлись друг с другом, -
Начинается борьба!
Но уж вечер. День приятный
Скрылся, горы тени ткут,
И, простившись, в путь обратный
Едут Дмитрий и Мамут.
______________
*) Даул - барабан.
XXV
Гор пустыня. Звонко камне
Отдается стук копыт.
- Эй, Мамут! Давай огня мне! -
Дмитрий громче говорит.
- Барин, а не ладно с нами!
- Что там? - Нынче муж Айше
Насмерть бил ее вожжами! -
И у Дмитрия в душе
Смолкло все... "Как глупы, дики,
Он подумал наконец,
Муэдзинов этих крики
И блеяние овец!
Что за глупые бараны
Узен-Баша старики!..
Всюду горе, сердца раны,
Всюду призраки тоски!"
XXVI
И как серые виденья,
Омрачая небосклон,
Полз туман из отдаленья,
Набегал со всех сторон.
Туч обрывки пеленою
Одевали степь, холмы,
Скрылись бездны под ногою...
- Стойте, барин! Сбились мы! -
Сумрак слева, сумрак справа,
Тень скалы ползет во мгле,
Облака бегут лукаво,
Смутно в небе, на земле.
- Не видать ни зги, однако!
Так дороги не найдешь! -
- Чу! залаяла собака!
Здесь чабанский близок кош!
XXVII
Лошадь плетью погоняя,
Едут путники на лай,
И летит овчаров стая,
Слышен крик: "Долай-долай!"*
Вот угрюмая фигура
Появилась сквозь туман, -
На пришельцев смотрит хмуро
Недоверчивый чабан.
Но под кров гостеприимный
Молча он гостей ведет.
Из каменьев, низкий, дымный,
Шалаша печален свод.
Две овцы в углу, кадушки...
Сев на корточках кругом,
Пьют катык** из общей кружки
Чабаны пред очагом.
_______________
*) Долай - прочь!
**) Катык - кислое молоко.
ХХVIII
Вот еще один с отарой
Подошел издалека...
Завернувшись буркой старой,
Дмитрий лег у огонька.
Бродят тени, мрачны лица,
Кош печальный - точно сон...
Но Сварогову не спится,
И печально грезит он.
Бесприютно, тяжко... где вы,
Родина, любовь, друзья!
Ветер лишь ведет напевы,
Да унылы гор края.
Одинокий, он отрады
На груди родной не знал...
Нет прощенья, нет пощады, -
Только гул да отклик скал!
XXIX
Ночь прошла, прошли туманы.
Кош покинув чабанов,
Через горы и поляны
Дмитрий снова в путь готов.
Двадцать верст, и он у моря,
Где прибой волны морской
Набегает, вечно споря
С шумом жизни городской.
- Дмитрий Павлович! Откуда?
Вас не видно до сих пор!
Что за дикая причуда
Кочевать по гребням гор?
Вы родилися номадом!
- Просто я фланер, mesdames!-
У Вернэ, присевших рядом,
Развлекал Сварогов дам.
XXX
- Что за день! Тепло и ясно!
Бирюза и жемчуг волн...
- Да, проехаться прекрасно,
Сев под парус в утлый челн!
- Вот один плывет, не плачьте! -
Чтоб отделаться скорей
И узнав баркас по мачте,
Дмитрий кличет рыбарей:
- Эладо!* - Баркас на веслах
К павильону подошел.
Были в нем два грека рослых:
Афанасий и Орел.
Прозванный "Орлом", по чести
Был отчаянный моряк:
Нипочем ему все вместе
Бури, мели и коньяк!
____________
*) Эладо! - по-гречески - Сюда!
XXXI
С Афанасием Стамати,
Черноусым рыбаком
(И контрабандистом, кстати),
Дмитрий был давно знаком.
Залетев на берег носом.
Лодка стала меж камней,
И, перескочив к матросам,
Дмитрий мигом был на ней.
- Право руль! - Канат отдай-ка! -
Развернулись паруса,
И баркас летит, как чайка,
Море, волны, небеса!
Горизонт раскрыт пустыней,
И в дали прибрежных вод
Палевый, лазурный, синий.
Из-за мыса мыс встает.
XXXII
Быстрый бег! Баркас, ныряя,
Мчится, ветром накренен.
Волн играющая стая
Брызжет, бьет со всех сторон.
Солнце жжет, и вод пучина
Тяжело вздымает грудь,
Вот прыгнули два дельфина,
Перерезав лодке путь...
- Будет буря! Не свищите,
На море свистать нельзя! -
Просят греки... Там, в зените.
Облачко плыло, грозя.
И, чреватое громами,
Молний вспышками полно,
Голубыми небесами
Проносилося оно.
XXXIII
Но на борт склонясь беспечно,
Дмитрий смотрит в глубину:
Там прозрачно, бесконечно,
Смутному подобно сну,
Водоросль сквозит порою,
Прошмыгнет медуз грибок,
И, подернут волн игрою,
Мир подводный тих, глубок.
Так душа неизмерима,
И туманна, и темна.
Пробежит порою мимо
Чувства бурного волна,
И опять в покое странном
Обнимает душу сон, -
Чем-то грустным, несказанным,
Глубоко исполнен он.
XXXIV
- Эй, Орел! Запой-ка, милый.
Песню греческую мне, -
И, грустя, напев унылый
Вдаль пронесся по волне.
Понт Эвксинский слышал снова
Звуки эллинских речей,
Хоры волн, звуча сурово,
Бились о борта звончей...
Тенор пел, и вторил басом
Грек другой, и ветер пел
В мачте, в реях над баркасом,
И напев был грустно-смел.
Встало бывшее когда-то, -
Пели так у берегов
Греки, старые пираты,
Деды этих рыбаков.
XXXV
- Дмитрий Павлович! Ведь надо
Горло промочить! - Орел
Несколько бутылок "яда"
Под скамейкою обрел.
Пил из горлышка он прямо,
Запрокинувшись назад,
Позабыв, что нимфа - дама,
И шокируя наяд.
Позавидовавши пиру,
Облизнулся Посейдон...
- Дай сюда маслин и сыру! -
Крикнул Дмитрий, - Пробки вон!
Словно пушечным салютом,
Пробок частою пальбой
Вал потрясся в гребне вздутом
И свалился сам собой.
XXXVI
Опустевшие бутыли,
Сев по горлышко в волне,
Как утопленницы плыли,
Захлебнувшись в глубине.
Песнь неслась в веселом хоре
Гулко, стройно и пьяно:
- Нелюдимо наше море
День и ночь шумит оно! -
На корму вскочив с бутылкой,
Полон дикой красоты,
Пел Орел, танцуя пылко:
- Элла, Элла, фундуты!* -
Волны весело плясали,
И баркас пустился в пляс,
А меж тем из темной дали
Гром гремел, и день погас.
_____________
*) Припев греческой песни.
XXXVII
Фонари зажгли цветные
На баркасе моряки,
И в померкнувшей стихии
Отразились огоньки.
Мачта, алая от света,
Синий блик на парусах...
И, шипя, летит ракета,
Рассыпаясь в небесах.
Вдруг, в ответ на вызов смелый,
Прогневившийся Зевес
Сноп зигзагов, пламя, стрелы
Бросил с грохотом с небес.
Ветер бешеный со свистом
Фонари гасил и рвал, -
На баркас в хаосе мглистом
Налетел внезапный шквал.
ХХХVIII
- Парус левый! - и, как птица,
Под привычною рукой
Лодка прыгает и мчится
По распутице морской.
Близок берег, и слободки
Засветились огоньки.
- Гей! Стамати! Целы в лодке? -
Кличут, машут рыбаки.
Все слободки населенье
Собирается гурьбой:
Крик, объятья, поздравленья,
И вино - само собой!
И вдоль улиц, напевая,
Фонари в руках держа,
Шла процессия живая
В пьяном шуме кутежа.
Prima tuae menti veniat fiducia, cunctas
Posse capi: capies tu modo tende plagas.
Ovidius Naso "Ars amandi".
I
Похождений кончив сагу,
До любви дошел я - уф!
Поспешимте к Аю-Дагу,
В обольстительный Гур