| Главная » Книги |
Сумароков Александр Петрович - Эклоги, Страница 8
Сумароков Александр Петрович - Эклоги; Вскричала: Аристей, я стражду отъ тебя;
Къ тебѣ горячая сей злой любовь судьбою;
Я можетъ быть теперь умру передъ тобою.
Прости любезная пустыня на всегда,
Луга и быстрыхъ струй журчащая вода:
Простите берега крутыя етой рѣчки
И птички рощей сихъ и вы мои овѣчки!
Живи любезная, когда тебѣ я милъ!
Любовь согласная довольно дастъ намъ силъ,
Сему насил³ю, горя, сопротивляться:
О страсть пора тебѣ съ обѣихъ странъ являться!
Что я толь щастливъ былъ, не вѣдалъ я по днесь.
Отецъ ко мнѣ идетъ; совмѣстникъ твой съ нимъ здѣсь.
Родитель не могу своей противясь долѣ,
Любя ево твоей повиноваться волѣ:
И всѣ твои уже приказы мнѣ вотще:
Я жертвовала имъ не вѣдая еще,
Колико лютое усил³е мнѣ злобно,
И что влюбненную и онъ любиль подобно.
И прежде тихъ Зефиръ потоки возмутитъ,
Китъ тяжк³й изъ валовъ на воздухъ возлетитъ,
Совьють во глубинѣ сихъ рощей птицы гнѣзды,
На землю ниспадутъ блистающ³я звѣзды,
Ахъ! Нежель я въ любви съ Филинтомъ соглашусь,
И ради я ево любовника лишусь.
Любезныхъ чадъ отцы въ бѣдахь не покидаютъ:
И тигры лютыя птенцовь не поядають:
Щадить дѣтей своихъ свирѣпая змѣя,
И я, родитель мой, любезна дочь твоя.
Съ ея желан³емъ толико онъ согласенъ,
Колико оный часъ Филинту былъ ужасенъ.
Въ одну минуту въ немь перемѣнился видь:
Невѣрнымь дружествомъ навлекъ себѣ онъ стыдъ:
Плодомъ который имъ безстыдно насаждался,
Бездѣльство учинивъ, Филинтъ не наслаждался.
Бѣжитъ какъ дик³й звѣрь ко темнымъ онъ лѣсамъ,
И яму другу рывъ, въ ту яму палъ онъ самъ.
А Гименъ и Еротъ любящихся спрягаютъ:
Любовннки утѣхъ желанныхъ достигають:
И стона своево скончавъ печальны дни,
Въ готовомъ шалашѣ осталися одни:
И вмѣсто прежн³я любовныя отравы,
Тамъ чувствовали всѣ цитерск³я забавы.
ВИРГИНIЯ.
Горамъ вѣщалъ медонъ: мой духъ изнемогаетъ;
Виргин³ю любовь со Мопсомъ сопрягаетъ.
Конечно скоро волкъ, колико ни жестокъ,
Пойдетъ со агницей на чистый пить потокъ,
И серна побѣжитъ отъ струй на грязны воды.
Намѣдни дѣвушки сошлися въ короводы:
А я для пляски имъ, въ волынку тутъ игралъ.
Рабѣя Мопсъ тогда къ Виргин³и взираль:
И изъ за дерева мою къ ней видя ласку,
Онъ пристально смотрѣлъ на дѣвушкину пляску,
Я мыслилъ: Мопсу ли въ надеждѣ быти той,
Чтобъ могъ когда владѣть онъ етой красотой!
Виргин³я ума и памяти лишилась:
И наглая ево надежда совершилась.
Что мыслью присвоилъ Мопсъ я давно себѣ,
Безумствомъ дѣвушки то отдано тебѣ.
Я помню ясно то, хотя прошли дни многи,
Какъ мыла въ сей рѣкѣ свои пастушка ноги,
Что думалъ я тогда, зря нѣжность ногъ ея:
Я чаялъ: будеть ты Виргин³я моя.
Съ того часа, мой духъ вседневно распалялся,
И пламень во крови на часъ не утолялся.
Она мою узнавь горячую любовь,
Взаимно и свою воспламеняла кровь.
Почто ты грудь моя такъ долго мѣдля льстилась!
Въ единый къ Мопсу мигъ Виргин³я пустилась.
О горы, горы вамь твержу мою тоску!
Погибли сѣмена мои въ сухомь пѣску!
Во огородахъ такъ незапныя морозы,
Губятъ цвѣтущ³я благоуханны розы.
Когда стремлен³е плотину разорветъ,
И токи хрусталя въ долины пол³етъ:
Какъ быстрыя струи побѣгнутъ невозвратно,
И мѣсто бывшее смотрен³ю приятно,
Оставятъ убѣжавъ и осуша до дна:
Тогда тамъ рытвина останется одна.
Моя увы! Любовь, коль часть моя толь злобна,
Сл³янному пруду и рытвинѣ подобна.
Отъ мѣста онаго не въ далекѣ была
Виргин³я, и скотъ поить она гнала:
И къ пастуху подшедъ она остановилась.
Во подозрѣн³и надежда обновилась.
По бурѣ зыблется такъ тихая рѣка,
С³яетъ солнца лучъ сквозь темны облака.
Медонъ, я цѣлый день, какъ фур³я, сердилась,
Услыша рѣчь со всѣмъ котора не годилась.
Но смогъ ли подлый Мопсъ языка привязать!
А мопсъ отважился мнѣ Мопсъ люблю сказать.
Ослу ли финики на пальмѣ созрѣваютъ,
И вишни сочныя румянясь поспѣвають!
Чѣмъ болѣе кто подлъ, и наглъ тѣмъ болѣ онъ.
Мнѣ етова сказать не смѣетъ и Медонъ.
А ежели Медонъ языка не привяжетъ:
И то жъ отважася тебѣ языкъ мой скажетъ?
Медонъ, я за ето хотя не разсержусь:
А прочь уйду, и впредь тебѣ не покажусь.
Ступай Виргин³я, ступай отселѣ нынѣ,
Оставь оплакивать меня тоску въ пустынѣ:
Оставь меня въ моей напасти на всегда,
И не кажи очей Медону никогда;
Лишай меня, лишай прелѣстнаго мнѣ взора!
Взойдетъ ли въ небеса прекрасная Аѵрора,
Иль солнце спустится ко западнымъ водамъ,
Въ отдохновен³е пасущимся стадамъ,
Шатаясь по лѣсамъ на каждой тамъ ступени,
Плачевны принесу моей судьбѣ я пѣни:
Не буду зрѣть ни гдѣ спокойнаго часа:
Наполню жалобой и рощи и лѣса:
А ехо тамъ мое стѣнанье усугубитъ:
Твердя: нещастнаго Виргин³я не любитъ.
Не тѣ сей нимфѣ я слова употреблю:
Тверди мой ехо гласъ: Медона я люблю:
Что молвила она, то ехо разносило,
И по дубровѣ той, люблю, люблю, гласило.
ЮНIЯ.
Багрѣютъ небеса с³ян³емъ Аѵроры,
И освѣщаются луга, лѣса и горы:
Встречаетъ пѣн³емъ богиию соловей,
И Флора нѣжится, Зефиръ ликуетъ съ ней.
Пекрасна Юн³я воставъ отъ сна не дремлетъ;
Но пѣснѣъ соловья уже она не внемлетъ.
Ей все олно твердитъ и бдѣн³е и сонъ:
Въ крови пастушки жаръ, на мысли Коридонъ.
О какь бы, говоритъ, я нынѣ утѣшалась,
Когда бъ я лутч³я забавы не лишалась!
Къ чему на нивѣ сѣяъ, коль нивы кто не жнетъ,
А дѣвкѣ красота, когда любови нѣтъ?
И сочный виноградъ не празно ль лѣто грѣетъ,
Когда ни для ково сей сладк³й плодъ созрѣетъ?
Выходитъ на луга: увидѣла тово,
Кто ей на свѣтѣ семъ любезняе всево.
Окончились часы на паствѣ темной ночи,
И видятъ пастуха ея влюбленны очи.
Свое онъ стадо гналъ къ потоку чистыхъ водъ:
Пастушка погнала туда жъ поити скотъ:
Пришла и какь струя во бреги зыбко плещетъ,
И сердце зыбляся подобно въ ней трепѣщеть.
Перемѣнялся въ ней ежемгновенно видь:
Присутствуеть любовь, присутствуетъ и стыдъ.
Открыти таинство стремится, унываетъ,
Отваживается, безмолвна пребываетъ.
Премѣнна предъ вѣсной погода такова;
Освобождается когда отъ узъ трава,
Когда на вышкахъ горъ еще снѣга не таютъ,
И въ рощахъ жавронки единыя летаютъ.
Не знаешь ты пастухъ въ чемь мысль теперь моя:
Не знаешь, Коридонъ, что тщуся молвить я.
Въ молчан³и моемь довольно я терпѣла:
Мной кровь твоя кипитъ, моя тобой вскипѣла.
Не столько муравѣ приятствуетъ роса,
И нимфамъ по зимѣ весенняя краса,
Ни лебедю струи, во озерѣ, прозрачны,
Колико пастуху часы с³и удачны.
Во восхищен³и не можетъ онъ молчать:
Не знаетъ и тово, какую рѣчь начать.
Источникъ! Моево ты щаст³я содѣтель;
Такъ будь и радости моей теперь свидѣтель!
Погибш³я ко мнѣ часы возвращены;
Стократно муки всѣ мои заплачены.
Я чаяль возростилъ на паствѣ я кропиву;
Но крупное пшено обогатило ниву.
Стократны мнѣ плоды терпѣн³е даетъ,
И день, желанный день, сей жатвы настаетъ.
Въ густой пойдемъ сей лѣсъ, по мысляхъ мы смятенныхъ.
Подъ вѣтв³е древесъ, покровомъ соплетенныхь,
И въ нѣжномъ пламени тамъ станемъ мы горѣть,
Что будетъ Купидонь единый только зрѣть.
О предражайш³й день, колико ты утѣшенъ!
Куда - за чѣмъ - ахъ! Нѣтъ - о какъ толь поспѣшенъ.
Взявъ за руку ее являетъ онъ пути:
Пастушкѣ хочется самой туда ийти.
Но сколько Коридонъ дорогу ни являетъ,
Любовь ее ведетъ, а стыдъ остановляетъ.
До соплетенныхъ древъ доходятъ на конецъ,
Гдѣ нѣтъ ни пастуховъ, пастушекъ ни овецъ,
Гдѣ солнечны лучи прохладѣ не мѣшаютъ.
И тамъ любовники желанье разрѣшаютъ.
Еротъ сопрягъ ихъ часть и къ матери летѣлъ,
Доставивъ пастуху, чево пастухъ хотѣлъ.
Любовники уже во полномъ жарѣ таютъ,
И поцѣлуями минуты исчитаютъ.
Утѣхи множатся, кровь тухнетъ и горитъ.
А Юн³я горя, сквозь зубы, говоритъ:
Кто нѣжную любовь стыдяся умѣряетъ.
Колико щаст³я и сладостей тѣряетъ!
ЕНОНА.
Любилъ Альфозибей прекрасную Енону:
Пастушка, чувствуя любовь на сердцѣ, ону,
Любила такъ какъ онъ подобно и ево,
Колико только льзя, и болѣе всево.
Она на пастуха со нѣжностью взирала,
И съ нимъ по всякой день рѣзвилась и играла.
Печется, для нево, красу превозвышать,
И грудь и голову цвѣтами украшать:
И миртныя листки, съ лавровыми листами,
Къ убору рветъ она ежедѣльно стами.
Альфезибей ее не рѣдко цѣловалъ:
И больше и того имѣти уповалъ.
И естьли онъ когда ее и осязаетъ,
Пастушка пастуха за ето не тазаетъ.
Но естьли дерзостенъ когда Альфезибей,
Бываетъ иногда досадно ето ей.
Толкаетъ дѣвушка любовникову руку,
И по среди утѣхъ ему приноситъ муку.
Во красны тако дни густыхъ набѣгомъ тучъ,
Скрывается отъ глазъ свѣтящ³й съ неба лучь,
Когда усильный жаръ долины огрѣваетъ,
А мракъ изъ облаковъ въ нихъ рѣки проливаетъ.
Но противлен³е такое не всегда;
Упорствуеть она и мѣньше иногда
Да и въ минуты тѣ когда она слабѣетъ,
Испуганный пастухъ еще, еще, рабѣеть,
И распален³е пастушки удалитъ.
Въ тотъ мигъ когда ей все исполнить жаръ велитъ.
Отъ робости ево утѣха убѣгаетъ:
А онъ лишъ болѣе тогда изнемогаетъ.
Всей преданъ мысл³ю и сордцемъ красотѣ,
Гдѣ только шла она, и тропки любитъ тѣ:
Къ Олимпу кажутся тропинки тѣ дороги:
И райск³я струи, она гдѣ моетъ ноги:
Тѣ слаще ягоды, она которы рветь,
И чище та вода котору съ ней онъ пьетъ.
Не тотъ потребняй песъ который съ паствомъ ладить,
Но тотъ которова ево Енона гладитъ.
Онъ мыслить: нѣтъ ни гдѣ такихъ прекрасныхъ лицъ.
И вытла изо всѣхъ любовь его границъ.
Не всякова Еротъ толико ранитъ мѣтко:
Стрѣляетъ онъ всегда, а сильно ранитъ рѣдко.
Играли, нѣкогда, во лѣтни тамо дни,
Въ гулючки пастухи, играли и они.
Пастухъ прекрасную Енону обретаетъ:
Пастушка зря ево въ уединеньи таетъ.
Мѣжду развѣсистыхь нашлъ ее онъ липъ,
И какъ рѣпейникъ къ ней натедъ ее прилипъ
Енона склонныхъ словь хотя и не вѣщала,
Однако и ни въ чемъ ему не запрещала;
Такъ онъ отважася жарчае закипѣлъ.
На древѣ соловей ево побѣду пѣлъ;
Но слуху пастуха сей голосъ не внушался,
Пастухъ не пѣснями въ то время утѣшался.
ТУЛЛIЯ.
Жарь Тулл³я любви и силу презирала;
Но нѣкогда она со пастухомь играла,
И стала ощущать любовный сильный жаръ.
Колико могъ Еротъ, употребилъ ударъ.
Пастушкино лице незапно забагрѣлось,
Встревожилася мысль и сердце загорѣлось.
Забавы прежн³я пастушка брося прочь.
О Пер³яндрѣ мнитъ одномъ и день и ночь.
Ей кажется и жизнь безъ пастуха противна:
Когда гдѣ нѣтъ ево пастушка тамь унывна:
Волынка и свирѣль не трогають ушей,
Ни самъ на деревѣ поющ³й соловей:
И пѣсни зяблицы ушамъ ея не внятны,
Не зѣлены луга и рощи не приятны.
А естьли съ нею онъ; ясна ночная тѣнь,
И свѣтелъ пасмурный въ очахъ пастушки день:
Не страшны молн³и и мракъ подъ небесами,
Ни вѣтры бурныя колеблющи лѣсами,
Подъемлющи на верьхъ воды со дна пѣсокъ,
И возмущающи долину и потокъ.
Грачей противный крикъ ушей не отягчаеть,
Кокушка голосомъ унывнымъ не скучаетъ.
И какъ разгорячивъ Еротъ ее томилъ,
Пастухъ примѣтивъ то, что сталъ пастушкѣ милъ,
Къ ней нѣкогда въ шалашъ во сумѣрки приходитъ,
Вѣщая, что овцы любимой не находитъ.
Ну, ежели въ лѣсу теперь овца твоя!
Пойди ее искать, пойду съ тобой и я:
И ноги для нево имѣя не лѣнивы,
Преходить безъ труда весь лугъ и дальны нивы,
И не боясь волковь въ дремуч³й лѣсъ вошла;
Но Пер³яндровой овечки не нашла.
Исканье тщетное труда не ободряетъ,
Настала ночь: луна пустыню осребряетъ.
Пастушка, я овцы не тѣрявалъ, мой свѣтъ!
Не для овцы тебя любовникъ твой ведетъ:
Сей темный лѣсъ далекь отъ шалашей и стада;
Такъ буди моему страдан³ю отрада:
Склонися прохладить мою кипящу кровь,
И увѣнчай мою горячую любовь!
Такъ ради ты сево меня сюда велъ дѣла?
На то ли объ овцѣ твоей я такъ радѣла,
Что бъ ты меня возмогъ удобняй обуздать.
И ввѣрювшусь тебѣ себѣ на жертву дать?
Потребно много дней къ рѣшенью въ дѣлѣ колкомъ:
Безвинной агницей, я шла въ лѣса за волкомъ.
Волкъ хищный твоея овечки не унесъ;
Да ты влекъ агннцу съ собой въ сей темный лѣсъ;
Уединен³е любви моей опасно.
Не сѣтуй, Тулл³я, но сѣтуй ты напрасно!
Уединен³е насъ больше распалитъ.
И распаленныхъ насъ оно увеселитъ.
О какъ колеблется разсудокъ мой, ахъ, нынѣ.
Во младости, въ любви, во мракѣ и въ пустынѣ,
Въ смятеньи, въ слабости, любимой и тобой,
Потребно много силь, бороться мнѣ съ собой;
Противься ты моей, иль общей нѣжной страсти!
И жизнь моя и смерть въ твоей драгая власти.
Сокройся отъ очей ты Тулл³и луна,
Не зри съ небесъ, не зри, что дѣлаетъ она.
А вы затьмитеся блистающ³я звѣзды:
Умолкши соловьи сопрячтеся во гнѣзды;
Престаньте и струи въ источникахъ журчать.
Потщися, Тулл³я, жаръ жаромъ увѣнчать,
И утомленныя, ходьбою, въ лѣсъ сей, члѣны,
Спокой и преклони на муравы зѣлены!
Блаженству нашему ты общему строга.
& 
| |
| Просмотров: 416 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры