| Главная » Книги |
Сумароков Александр Петрович - Эклоги
Сумароков Александр Петрович - ЭклогиПОЛНОЕ СОБРАН²Е ВСѢХЪ СОЧИНЕНIЙ въ СТИХАХЪ И ПРОЗѢ, ПОКОЙНАГО Дѣйствительнаго Статскаго Совѣтника, Ордена Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго ученаго Собран³я Члена, АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА СУМАРОКОВА. Собраны и изданы Въ удовольств³е Любителей Росс³йской Учености Николаемъ Новиковымъ, Членомъ Вольнаго Росс³йскаго Собран³я при Императорскомъ Московскомъ университетѣ. Издан³е Второе. Часть VIII. Въ МОСКВѢ. Въ Университетской Типограф³и у И. Новикова, 1787 года. ОГЛАВЛЕН²Е. ЕКЛОГИ. Ириса
Агнеса
Цефиза
Дориза
Пальмира
Филиса
Калиста
Белиза
Амаранта
Дельфира
Исмена
Дел³я
Сильв³я
Ниса
Флориса
Мелицерта
Дафна
Амарилла
Галатея
Феламира
Стратоника
Статира
Меланида
Нирена
Зенеида
Еглея
Октав³я.
Юл³я.
Енона
Тулл³я.
Цен³я.
Емил³я.
Олимп³я
Розал³я
Сильванира
Альцид³яна
Лив³я
Паулина
Климена
Маргарита
Целимена
Евген³я.
Орфиза.
Андромира
Юл³я
Парѳен³я
Кариклея
Дористея
Зелонида
Брадаманта
Мартез³я
Альцидал³я
Ликориса
Доримена
Констанц³я
Порц³я.
Пантениса
Аргел³я
Целестина
Заида
Лаура
ЕКЛОГИ ПРЕКРАСНОМУ РОСС²ЙСКАГО НАРОДА ЖЕНСКОМУ ПОЛУ. Я вамъ прекрасныя сей мой Трудъ посвящаю: а ежели кому изъ васъ подумается, что мои еклоги наполнены излишно любов³ю; такъ должно знати, что недостаточная любовь не была бы матер³ю поез³и: сверьхъ того должно и то вообразити, что во дни златаго вѣка не было ни бракосочетан³я ни обрядовъ къ оному принадлежащихъ: едина нѣжность только препровождаема жаромъ и вѣрностью была основан³емъ любовнаго блаженства. Говорятъ о воровствѣ, о уб³йствѣ, о грабежѣ и ябѣдничествѣ беззазорно во всякихъ бесѣдахъ; не уже ли так³я разговоры благородняе рѣчей любовныхъ? А особливо когда не о скотской и не о непостоянной говорится любви. Въ еклогахъ моихъ возвѣщается нѣжность и вѣрность, а не злопристойное сластолюб³е, и нѣтъ таковыхъ рѣчей, кои бы слуху были противны. Презрѣнна любовь имущая едино сластолюб³е во основан³и: презрѣнны любовники устремляющ³яся обманывати слабыхъ женщинъ: подверженны нѣкоторому поношен³ю и женщины въ обманъ давш³яся: презрѣнно неблагородное сластолюб³е; но любовныя нѣжность и вѣрность отъ начала мира были почтенны и до скончан³я мира почтенны будутъ. Любовь источникъ и основан³е всякаго дыхан³я: а въ добавокъ сему источникъ и основан³е поез³и; такъ можно ли со.чиняти еклоги, естьли п³итъ ужаснется глупыхъ предварен³й и неикусныхъ кривотолкован³й. А вы, прекрасныя помните только то, что неблагопристойная любовь и не постоянство стыдны , поносны , врѣдны и пагубны, а не любовь, и что любов³ю наполненныя эклоги и основанныя на нѣжности подпертой честност³ю и вѣрност³ю читательницамъ соблазна, точною чертою, принести не могутъ; хотя и нѣтъ ни какога блага, изъ котораго бы не могло быти злоупотреблен³я. Что почтенняе правосуд³я; но колико изъ него происходитъ ябѣдъ и крючкотворен³й; а слѣдовательно утѣснен³й и погибели роду человѣческому? И что почтенняе, еклоги ли составлять наполненныя любовнымъ жаромъ и пишемыя хорошимъ складомъ или тяжебныя ябѣдниковъ письма наполненныя плутвствомъ и складомъ писанныя скареднымъ.
ИРИСА.
Въ день красный нѣкогда, какъ содице уклонялось,
И небо свѣтлое во мрачно премѣнялось:
Когда краснѣлися и горы и лѣса,
Луна готовилась ийти на небеса,
Ириса при водахъ по камешкамъ бѣгущихъ,
Въ кустарникѣ, гдѣ гласъ былъ слышанъ Нимфъ поющихь,
Вѣщала таинство тутъ будучи одна,
И вотъ какую рѣчь вѣщала тутъ она:
Въ сей годъ рабятска жизнь мнѣ больше не являлась,
Въ которую я здѣсь цвѣтами забавлялась.
Какъ только лишъ пришла весенняя краса,
И отрасли свои пустили древеса,
Природа нѣк³я мнѣ новости вдохнула,
Лишъ я на пастуха прекраснаго взглянула,
Который въ прошлый годъ мнѣ ягодъ приносилъ,
И всякой разъ тогда за трудъ себѣ просилъ,
Чтобъ я ево за то пять разъ поцѣловала:
По прозьбѣ я ево безспорна пребывала.
Вообразивъ себѣ дни года я тово,
Отворотилася я тотчасъ отъ нево.
Куда рабятска жизнь одной зимою дѣлась!
Я то воспомиила, а вспомнивъ то зардѣлась.
Гдѣ скрылась матерня изъ памяти гроза!
Пустила къ Гиласу я мысли и глаза.
Ево желая зрѣть, я видя убѣгала:
А бывша безъ нево, со всѣмъ изнемогала:
Съ утра до вѣчера, по саму темну нощь
Влачила зракъ ево съ собой въ средину рощь.
Лицо ево по всѣмъ мѣстамъ очамъ мѣчталось:
И мысли кромѣ сей друг³я не осталось.
Богиня паствъ и дѣвъ! Въ тѣ гдѣ ты дни была
Какъ я на всякой часъ тебя къ себѣ звала?
Я часто муравы журчащей етой рѣчки,
Кропила токомъ слезъ: а васъ мои овечки
Когда вы бѣгали вокругъ меня блея,
Трепѣщущей рукой не гладила ужъ я.
А онъ терзаяся ко мнѣ любовью злосно,
Пѣнялъ: доколь тобой страдати мнѣ не сносно?
Я день и нощь горя любов³ю, грущу,
И бѣгая, по всѣмъ тебя мѣстамъ ищу.
Левъ гонитъ Волка, волкъ стремится за козою,
Голодная коза любуется лозою:
Куда стремлен³е; такъ то и повлечетъ;
Потокъ на верьхъ горы во вѣкъ не потечетъ.
Не знала я тогда, въ котору рѣчь пускаться?
Престала я уже упорностью ласкаться,
Сказала: коль любя по всей моей борьбѣ,
Пренебрегая стыдъ я ввѣрюся тебѣ:
А ты надъ слабою сталъ нынѣ полновластенъ,
Перемѣнишься мнѣ, другой пастушкой страстенъ:
И буду видѣтъ я плѣненны взоры мной,
Тобой обращены къ любовницѣ иной?
Въ вѣкъ розы, отвѣчалъ мнѣ онъ мои пусть вянутъ,
И бѣлы лил³и родиться впредь не станутъ:
Отъ ядовитыхъ травъ и отъ болотныхъ водъ,
Пускай зачахнетъ мой и весь издохнетъ скотъ,
Сей клятвой надо мной побѣда ускорилась:
А я ему душей и тѣломъ покорилась.
АГНЕСА.
Не отпускала мать Агнесу прочь отъ стада;
Агнеса животу была тогда не рада:
Пусти меня, пусти, она просила мать:
На половину дня по рощамъ погулять.
Лишъ выпросилася; подружкѣ то сказала,
И Титиру прийти во рощу приказала.
Играло все тогда у Титира въ глазахъ,
Прекрасняй и цвѣты казались на лугахъ:
Играли пастухи согласняй во свирѣли,
И птички на кустахъ согласняй пѣсни пѣли.
Казалася сочней и зѣленей трава,
Прямея древеса и мягче мурава:
Онъ помнитъ веселясь, чьимъ сердцемъ онъ владѣетъ:
О коей онъ и кто о немъ сама радѣетъ.
Воображаетъ онъ утѣхи прежнихъ дней,
Которы онъ имѣлъ во сластолюбьи съ ней:
Напоминаньемъ симъ желанье умножаетъ,
И сласть любви еще живей воображаетъ.
Пришелъ ко сторонѣ пр³ятной и пусто.й;
Прийди подъ тѣнь древесъ, въ березникъ сей густой,
Вздыхая говоритъ и будто какъ не вѣритъ,
И правда кажется въ любови лицемѣритъ,
Твоя любезна тѣнь ни на единый часъ,
Не можетъ отступить отъ омраченныхъ глазь.
Когда краснѣются въ дали высоки горы,
Востокомъ въ небеса прекрасныя авроры,
И златозарный къ намъ приходитъ паки день,
Снимая съ небеси густу ночную тѣнь,
День въ паство, я въ тоску: въ любви къ тебѣ згараю,
И въ жалостну свирѣль, не помню, что играю.
Насотупитъ полдень жаркъ, послѣдуетъ трудамь
Отдохновенный часъ, пасущимъ и стадамъ,
Пастушки, пастухи, покоятся прохладно,
А я смущаяся крушуся безотрадно.
Садится дневное свѣтило за лѣса,
Или уже луна восходитъ въ небеса,
Товарищи мои любовницъ лобызаютъ:
Меня единаго здѣсь горести терзаютъ:
И только я грущу вздыхан³е губя,
И просыпаюся зря въ тонкомъ снѣ тебя;
А пробудившися тебя не обретаю,
И лишъ едину тѣнь руками я хватаю.
Цефиза, иль тебѣ меня уже не жаль?
Коль жаль, прийди ко мнѣ, скончай мою печаль!
Какъ птицамъ радостна весна, и всей природѣ
И нимфамъ красный день по дождевой погодѣ,
Такъ веселъ былъ бы мнѣ желаемый сей часъ,
Въ который бъ я тебя узрѣлъ во перьвый разъ.
Цефиза знаетъ ли, колико вздоховъ трачу:
Какъ горько по тебѣ безперестанно плачу?
О вѣтры! вы могли на небеса вознесть,
Къ Венерѣ тающей печальную ту вѣсть,
Что все богини сей сокровище дражайше,
Адонисъ, съ кѣмъ она во ѣремя пресладчайше,
Имѣла множество утѣхъ средь темныхъ рощь,
Незапнымъ дѣйств³емъ, пожалъ противну мощь!
Когда вы станете то мѣсто прелетати;
Цефизѣ гдѣ теперь сужденно обитати;
Остановитеся вдыхните въ уши ей,
Хоть часть къ извѣст³ю сея тоски моей:
Скажите, что по ней и духъ и сердце стонетъ.
Мой свѣтъ! когда тебѣ власы вѣтръ легк³й тронетъ,
А ты почувствуешь смятен³е въ себѣ,
Такъ знай, что вѣстникъ то, что плачу по тебѣ.
Но вся с³я тоска Лисандра тщетно клонитъ;
Уже ево къ нему Цефиза стадо гонитъ.
Зритъ прежню онъ красу во солнечныхъ лучахъ:
С³яетъ горизонтъ въ Лисандровыхъ очахъ:
Играютъ быстрыя струи ближайшей рѣчки,
И весело блѣютъ Лисандровы овечки.
О треблаженный часъ! любовиикъ воп³етъ,
И слезы радостны съ ней купно онъ л³етъ:
И послѣ какъ они потоки слезны лили,
Скорбящ³я сердца въ день тотъ же исцѣлили.
ДОРИЗА.
Еще ночь мрачная тьмы въ море не сводила,
Еще прекрасная аврора не всходила,
Корабль покоился на якорѣ въ водахъ,
И земледѣлецъ былъ въ снѣ крѣпкомъ по трудахъ,
Сатиры по горамъ не бѣгали лѣсами,
А нимфы спали всѣ храпя подъ древесами:
И вдругъ восталъ злой вѣтръ, и воды возмущалъ,
Сердитый валъ морской пучину восхищалъ,
Громъ страшно возгремѣлъ и молн³и сверкали,
Луна на небеси и звѣзды померкали:
Cокрыли небеса и звѣзды и луну,
Левъ въ лѣсъ бѣжалъ густой, а китъ во глубину
Орелъ подъ хворостомъ отъ страха укрывался,
Подобно и Дамонъ во страхъ тогда вдавался:
Рѣкою падалъ дождь въ ужасный оный часъ:
А онъ безъ шалаша свою скотину пасъ.
Дамонъ не зналъ куда отъ безпокойства дѣться:
Бѣжалъ сушить себя и вновь по томъ одѣться:
Всѣхъ ближе шалашей, шалашъ пастушкинъ былъ,
Котору онъ предъ тѣмъ недавно полюбилъ,
Котора и въ нево влюбилася подобно,
Хоть сердце въ ней къ нему казалося и злобно;
Она таила то, что чувствовалъ въ ней духъ;
Но дерзновенный вшелъ въ шалашъ ея, пастухъ;
Однако какъ тогда зла буря ни сердилась,
Прекрасная ево отъ сна не пробудилась,
И лежа въ шалпшѣ на мягкой муравѣ,
Что съ вечера она имѣла въ головѣ,
То видитъ и во снѣ: ей кажется, милуетъ,
Кто въ явѣ въ оный часъ, горя, ее цѣлуетъ.
Проснулася она: мѣчтою сонъ не лгалъ.
Пастухъ вину свою на бурю возлагалъ:
Дориза отъ себя Дамона посылала
А что бы съ ней онъ былъ, сама того желала.
Не можетъ утаить любви ея притворъ,
И шлетъ Дамона вонь и входитъ въ разговоръ,
Ни слова изъ рѣчей ево не примѣчаетъ,
И на вопросъ ево другое отвѣчаетъ.
Драгая! не могу въ молчан³и горѣть,
И скоро будешь ты мою кончину зрѣть.
Но ахъ! Вѣщаешь ты и громко мнѣ и смѣло!..
Опомнися, Дамонъ, какое ето дѣло!
Ну естьли кто зайдетъ; какой явлю я видъ,
И ахъ, какой тогда ты дѣлаешь мнѣ стыдь,
Не прилагай слѣдовъ ко мнѣ ты громкимъ гласомъ,
И что быть хочешь милъ, скажи инымъ мнѣ часомъ.
Въ пристойно ль мѣсто ты склонять меня зашелъ!
Такой ли, объявлять любовь, ты часъ нашелъ!
Дамонъ отвѣтствовалъ на нѣжныя тѣ пѣни,
Передъ любезной ставъ своею на колѣни,
Цѣлуя руку ей, прнявъ тишайш³й гласъ:
Способно мѣсто здѣсь къ любви, способенъ часъ,
И естьли сердце мнѣ твое не будотъ злобно;
Такъ все намъ, что ни есть, любезная способно.
Что дѣлать ей! Дамонъ ийти не хочетъ прочь!
Взвела на небо взоръ, о ночь, о темна ночь,
Усугубляй свой зракъ; жаръ разумъ возмущаетъ,
И скрой мое лицо! Вздыхаючи вѣщаетъ.
Дамонъ! мучитель мой! Я мню что мой шалашъ
Смѣется зря меня и слыша голосъ нашъ.
Глуша ево слова, шумите вы о рощи,
И возвратись покрыть насъ темность полунощи,
Ей мнилося о нихъ вѣсть паствомъ понеслась!
И мнилося, что вся подъ ней земля тряслась.
Не знаючи любви, люблю, сказать не смѣетъ;
Сказала: множество забавъ она имѣетъ,
Которы чувствуетъ взаимно и Дамонъ;
Збылся, пастушка, твой, збылся пр³ятный сонъ.
Но семъ изъ волнъ морскихъ аѵрора свѣтъ рождала,
И спящихъ въ рощахъ нимфъ играя возбуждала
Зефиръ по камешкамъ на ключевыхъ водахъ
Журчалъ, и нѣжился въ пологихъ берегахъ:
Лѣса, поля, луга, с³яньемъ освѣщались,
И горы въ далекѣ аѵророй озлащрялись.
Съ любезной нощ³ю разсталася луна:
Съ любезнымъ пастухомъ разсталась и она.
ПАЛЬМИРА.
Годъ цѣлый Тирсисъ былъ съ Пальмирою въ разлукѣ,
Годъ цѣлый воздыхалъ, живя въ несносной скукѣ:
Въ деревнѣ жалостно воспоминалъ стада,
И о любовницѣ онъ плакалъ иногда.
Ни что ихъ тамъ утѣхъ тогда не разрушало,
И все ихъ прежде тамъ въ любови утѣшало.
Кончаетъ солнце кругь, весна въ луга идетъ,
Увеселяетъ тварь, и обновляетъ свѣтъ.
Сокрылся снѣгъ, зефиръ на паствѣ повѣваеть:
Источники журчать, и жавронокъ вспѣваетъ.
Приближилися тѣ дражайш³я часы,
Чтобъ видѣть пастуху пастушкины красы.
Къ желанной многи дни стѣнящаго отрадѣ,
Отецъ нарекъ опять быть Тирсису при стадѣ.
Все паство на умѣ и милый взоръ очей,
Все мыслитъ, какъ опять увидится онъ съ ней.
День щастья настаетъ, и мысли утѣшаеть:
Въ луга отходитъ онъ, и къ паству поспѣшаетъ.
Шелъ цѣлый день, пришелъ, зритъ ясную луку,
Свѣтило дневное сошло во глубину.
Но ясныя ночи тоя ему начало,
Знакомую ему пустыню означало:
Повсюду взоръ ему туть радости сулитъ;
И тропка Тирсиса въ семъ мѣстѣ веселить.
Вотъ роща, гдѣ моя любезная бываетъ:
Вотъ рѣчка, гдѣ она сей образъ умываетъ.
Подъ древомъ тамо съ ней я нѣкогда сидѣлъ,
Съ высокой сей горы въ долины съ ней глядѣль,
Въ пещерѣ сей она въ жары со мной бывала,
И часто тамъ меня объемля цѣловала:
Гдѣ лежа на ея колѣняхъ я леж.ллъ,
И руки мягк³я въ рукахъ своихъ держалъ.
Сей мысл³ю свой духъ въ пустынѣ онъ питаетъ:
И седце нѣжное ево въ надеждѣ таетъ.
Приходитъ на конецъ ко стаду онъ тому,
Которо отъ отца поручено ему;
Но Тирсисова мысль и тутъ еще мутилась:
Ну естьли мыслитъ онъ, Пальмира превратилась,
И новы радости имѣя въ сей странѣ,
Въ невѣрности своей не помнитъ обо мнѣ!
Я знаю, что она меня не ненавидитъ;
Но чая, что уже здѣсь больше не увидитъ,
| |
| Просмотров: 823 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры