bsp; ѲЕЛАМИРА.
Часы пр³ятнаго при вѣчерѣ зефира,
Рвала себѣ цвѣты младая Ѳеламира,
Къ пастушкѣ подошелъ влюбивш³йся пастухъ,
Котораго ей былъ давно покоренъ духъ.
Пастушка и сама была любви покорна,
Хотя въ наружности казалася упорна:
И пламень чувствуя къ Леяндру во крови,
Уснливалася противиться любви:
Колико было льзя сей пламень истребляла;
Но истреблен³емъ ево усугубляла;
И тщася иногда Леяндра забывать,
Старалася огня пыланье задувать;
Чѣмъ болѣе огонь задуть она желаетъ,
Тѣмъ больше силится и больше онъ пылаетъ.
За чѣмь, за чѣмъ ко мнѣ сюда приходишь ты.
Мѣшаешь ты мнѣ рвать, ко завтрему цвѣты:
Во взавтрешн³й мнѣ день, на самомъ на разсвѣтѣ;
Шестнатцать будетъ лѣтъ, какъ я живу на свѣтѣ.
На что жъ рабячишься ты памятуя то,
Сердяся на меня не вѣдомо за что?
Я дѣло дѣлаю; а ты мнѣ въ томъ мѣшаешь.
На что себя, на что цвѣтами украшаешь,
Когда влюбившихся прельщаешь ты круша?
Да ты жъ и безъ цвѣтовъ довольно хороша.
Севоднешн³й вѣнокъ ко завтрему увянетъ,
И перьвой мнѣ Леяндръ смѣяться взавтрѣ станетъ.
Не смѣхъ въ умѣ моемъ; тобой животъ гублю,
За ту одну вину, что я тебя люблю.
Когда тебя я гдѣ, дражайшая, не вижу,
Потоки и луга и рощи ненавижу;
Но къ мукѣ иногда узрѣть тебя хочу:
Узрѣвъ бесчувствую, не движусь и молчу:
Въ очахъ моихъ туманъ, на сердцѣ тяжк³й камень.
И зжетъ мою всю кровь тончайш³й самый пламень,
Блѣднѣ.ю и дрожу и хладный потъ л³ю,
И кажется, что я кончаю жизнь мою.
И я бъ тебя, Леяндръ, подобно полюбила,
Когда бы я въ любви себя не позабыла;
Но я слыхала то, что дѣвушка любя,
Не помнитъ иногда, въ любви сама себя:
Въ жару забудется, себя не умѣряетъ,
И что хранила въ вѣкъ, въ минуту то тѣряетъ.
На что жъ орателю пахать и сѣять рожь,
Когда ея не жать, и трудъ ево на что жъ?
На что траву косить: иль только ради тлѣна,
Когда бы изъ нея не дѣлали мы сѣна?
Не должны яблоии въ садахъ имѣти мѣстъ,
Коль съ вѣтв³й ихъ ни кто ни яблок.а не съѣстъ,
А въ красотѣ еще сугубыя успѣхи;
Дая она другимъ даетъ себѣ утѣхи.
Но твой я вслушалась понятно разговоръ;
Да естьли яблоки сорветъ со древа воръ.
Сорвавъ плоды, когда плодами сытъ воръ станетъ,
На обнаженное онъ древо и но взглянетъ.
Ахъ, естьли бъ яблонь та чувствительна была,
Отъ горести бы впредь во вѣкъ не расцвѣла!
А естьли чувств³е мое не лицемѣрно;
Твое суровство мнѣ излишно и чрезмѣрно,
Оставь меня, Леяндръ, оставь ты мнѣ покой!
На что утѣхи мнѣ смѣшенныя съ тоской?
Хочу забавами другими наслаждаться,
И въ вѣкъ любов³ю ни чьей не побѣждаться.
Не зжетъ не холодитъ пр³ятная весна,
Безстрастная такъ жизнь покойна и красна;
Не трогай ты меня, и скрой свои мнѣ пѣни!
Любовникъ падаетъ предь нею на колѣни:
Я пѣней ни какихъ тебѣ не говорю,
Лишь только мучуся и въ пламени горю:
И естьли я съ тобой въ сей часъ не соглашуся;
Въ сей часъ и жизни я передъ тобой лишуся.
Чѣмъ имя здѣсь твое на коркахъ я черчу,
Сей ножъ я кров³ю своею омочу.
И къ утолѣн³ю жесток³я напасти,
Онъ хочетъ передъ ней, ножемъ произенный, пасти.
Пастушка вскрикнула всю память погубя::
Отчаянный Леяндръ? Люблю, люблю тебя.
Онъ бросилъ ножъ и съ нимъ свою отбросилъ муку,
И Ѳеламирину, сто кратъ, цѣлуетъ руку.
Шеснатцать въ оный день кончается ей лѣтъ,
Въ семнатцатомъ году суровости въ ней нѣтъ.
СТРАТОНИКА.
Наставшая весна дубровы украшала,
И быстрая рѣка долины орошала:
Дни хладны кончились: зима была лиха;
Пастушка преждѣ такъ была до пастуха.
И флора и любовь на паствѣ тутъ ликуетъ.
Довольный Ликомидъ ужь больше не тоскуетъ:
И не осталося желать ему чево;
Ужь любитъ всей душей Стратоника ево.
Но вдругъ онъ новое мучен³е находитъ:
Къ нимъ нѣкто на луга изъ далека приходитъ,
Ково хотѣлъ отець, неволѣю, женить;
Бѣглецъ судьбу свою печется премѣнить.
Стратоника всегда съ нимъ купно; что же чаять!
Не льзя любовнику то зрѣть и нѣжно таять.
Не допускаетъ такъ пр³ятнѣйшихъ погодъ
Пристойныхъ майскимъ днямъ въ луга ненастный годъ.
Долины гладк³я очей не утѣшаютъ,
Какъ ихъ осенни дни зѣлености лишаютъ:
Не громко соловей, и жалобно поетъ,
Когда совмѣстника въ любви своей найдетъ.
Мятется Ликомидъ, мятется и стонаетъ,
И что ему зачать, онъ самъ того не знаетъ.
У рѣчки, на брегу, подъ тѣн³ю древесъ,
Кропитъ зѣленый брегъ струями горькихъ слезъ,
И грусть, которую на сордцѣ ощущаетъ,
Во жалобѣ своей онъ рощѣ возвѣщаетъ:
Когда бъ Стратоникой я сласти не вкушаль,
Слезами бъ мѣньше я лужайку орошалъ:
Преобратилися во грусти самы люты,
Мои нѣжнѣйш³я, сладчайт³я минуты:
Воображаются тѣ радостны часы,
Когда ввѣряла мнѣ Стратоника красы.
Сравнительно ли что съ несносной скорбью сею:
Другой владѣти сталъ любовницей моею!
Пастушка въ этотъ часъ за ягодами шла,
И шедши тутъ ево въ унын³и нашла.
Во ревности ему вопросъ ея нахаленъ:
О чемъ возлюбленный, о чемъ ты такъ печаленъ?
О чемъ печаленъ я, и спрашивать на что,
Коль больше и меня тебѣ извѣстно то?
Вопросы дѣвушкамъ так³я тѣмъ годятся,
Которы измѣнять, ни мало, не стыдятся.
На сихъ мѣстахъ, на сихъ, въ любовномъ томъ огнѣ;
Томима нѣжностью, клялась пастушка мнѣ,
Что преждѣ сей потокъ къ вершинѣ обратится,
Ахъ, нежель чьимъ твой духъ другимъ огнемъ польстится.
Взгляни на токъ воды, л³ется онъ туда жъ:
Ты видишь тужъ рѣку: а ты уже не та жъ:
Теченья своево рѣка не премѣнила:
А ты своей ко мнѣ любви не сохранила:
Зефиръ любуяся смотря на красоту,
Внималъ во оный часъ твою мнѣ клятву ту:
Струи вниман³ю подобно прилѣжали:
Онъ съ клятвой улетѣлъ, съ ней воды убѣжали.
Коль ты не вѣришь мнѣ имѣй неправу мысль:
А ты утѣхами мои вздыханья числь.
Ты прочь идешь, побудь: ты симъ тоску сугубишь.
Иду полна тобой; да ты меня не любишь.
Нѣтъ я люблю еще, къ невѣрной жаръ храня,
Когда невѣрна я; такъ ты оставь меня.
Ушла - ахъ, естьли бъ я возмогъ ее оставить,
Не долженъ ли бъ я былъ свою побѣду славить!
Но въ сердце такъ ея вперенна красота,
Что легче, легче мнѣ лишиться живота.
Ни чѣмъ себя въ тоскѣ пастухъ не услаждаетъ,
Въ тоскѣ до сумерекъ онъ время провождаетъ,
И послѣ говоритъ: пойду я къ ней, пойду: -
Ахъ, естьли съ нею я совмѣстника найду!
То жатва моему всегдашнему раченью,
Скошенье радостей, сѣвъ вѣчному мученью.
Отходитъ и нашелъ ее между кустовъ.
Увы! Совмѣстникъ тутъ: - журчить ихъ тайна словъ.
Сердитый мнитъ пастухъ, что онъ любовь отмѣщетъ:
А въ немъ она сильняй, и грудь ево трепѣщетъ.
Пастушка говоритъ: пойди, пойди на задъ;
Смягчится нашъ отецъ, возлюбленный мой братъ;
Ты сынъ ему; такъ онъ вить ето воспомянетъ,
И нудити тебя къ женидьбѣ перестанетъ.
Гнутался Ликомидъ ошибки своея,
Что брата онъ почелъ любовникомъ ея.
Луна на небеси свѣтляй ему являлась:
Горячность нѣжная опять возобновлялась.
СТАТИРА.
Статира въ пастухѣ кровь жарко распаляла;
И жара нѣжныя любви не утоляла,
Любя какъ онъ ее подобно и ево;
Да не было въ любви ихъ больше ни чево.
Пастушка не была въ сей страсти горделива,
И нечувствительна, но скромна и стыдлива.
Не мучитъ золъ борей такъ долго тихихъ водъ;
Какой же отъ сея любови ихъ имъ плодъ?
Пастухъ пѣняетъ ей, и ей даетъ совѣты,
На жертву приносить любви младыя лѣты:
Когда сокроются пр³ятности очей,
И заражающихъ литашся въ вѣкъ лучей,
Какъ старость окружитъ и время непр³ятно,
Въ уныньи скажешь ты тогда, не однократно:
Прошелъ мой вѣкъ драгой, насталъ вѣкъ нынѣ лютъ:
Колико много я потратила минутъ,
Колико времени я тщетно погубила!
Пропали тѣ дни всѣ, я въ кои не любила.
Ты все въ лѣсахъ одна; оставь, оставь лѣса,
Почувствуй жаръ любви: цвѣтетъ на то краса.
Она отвѣтствуетъ: пастушка та нещастна,
Которая, лишась ума, любовью страстна;
Къ любьи порядочной, не годенъ сердца шумъ;
Когда не властвуетъ надъ дѣвкой здравый умъ;
Вить дѣвка иногда собою не владѣя,
Въ любовиикѣ найдетъ обманщика, злодѣя.
Нѣтъ лѣсти ни какой къ тебѣ въ любви моей.
Клянуся я тебѣ скотиною своей:
Пускай колодязь мой и прудъ окаменѣютъ,
Мой садъ и цвѣтники во вѣкъ не зѣленѣютъ,
Увянутъ лил³и, кусты прекрасныхъ розъ
Побьетъ и обнажитъ нежалостный морозъ.
Во клятвахъ иногда обманщикъ не запнется;
Не знаю и лишилъ во правдѣ ли клянется;
Такъ дай одуматься: я отповѣдь скажу,
Какое я сему рѣшенье положу.
Какъ вѣчеръ сей и ночь пройдутъ, прийди къ разсвѣту,
Услышать мой отвѣтъ, подъ дальну липу ету:
И ежели меня, когда туда прийдешь,
Ты для свидан³я подъ липою найдешь;
Отвѣтъ зараняе, что я твоя повсюду:
А ежели не такъ; такъ я туда не буду.
Лициду никогда тобою не владѣть;
Откладываешь ты, чтобъ только охладѣть.
Отбрось отъ своево ты сердца ето бремя;
Отчаянью еще не наступило время.
Идуща отъ нея Лицида страхъ мутитъ,
И веселить ево надѣянью претитъ:
Спокойств³е пути далеко убѣжало:
Тревожилася мысль и сердце въ немъ дрожало:
Во жаркой тако день густѣя облака;
Хоть малый слышанъ трескъ когда изъ далека,
Боящихся грозы въ смятен³е приводитъ,
Хоть громы съ молн³ей ни мало не подходятъ.
Тревоженъ вѣчеръ весь и беспокойна ночь:
И сонъ волнен³я не отгоняетъ прочь:
Вертится онъ въ одрѣ: то склонну мнитъ любезну
То вдругъ ввѣргается, въ отчаян³я безну,
То свѣтомъ окружень, то вдругъ настанетъ мракъ
Перемѣняется въ апрѣлѣ воздухъ такъ,
Когда сражается съ весною время смутно.
Боязнь боролася съ надеждой всеминутно.
Услышавъ по зарѣ въ дубровѣ птич³й гласъ,
И сходьбишу пришелъ опредѣленный часъ.
Колико пастуха то время утѣшаетъ,
Стократно болѣе Лицида устрашаетъ.
Не здравую тогда росу земля п³етъ,
И ехо въ рощахъ тамъ унывно воп³етъ,.
Идетъ онъ чистыми и гладкими лугами;
Но кажется ему, что кочки подъ ногами:
Легчайш³й дуетъ вѣтръ; и тотъ ему жестокъ.
Шумитъ въ ушахъ ево едва журчащ³й токъ.
Чѣмъ болѣе себя онъ къ липѣ приближаетъ,
Тѣмъ болѣе ево страхъ липы поражаетъ.
Дрожа и трепеща, до древа снъ дошелъ;
Но ахъ любезныя подъ липой не нашелъ,
Въ немъ сердце смертною отравой огорчилось!
Тряслась подъ нимъ земля и небо помрачилось.
Онъ громко возопилъ: ступай изъ тѣла духь!
Умри на мѣстѣ семъ нещастливый пастухъ!
Не чаешь ты змѣя, какъ я тобою стражду;
Прийди и утоли ты варварскую жажду:
За все усерд³е. За искренню любовь,
Пролѣй своей рукой пылающую кровь.
Не надобна была къ погибели сей сила,
Какъ млгкую траву ты жизнь мою скосила.
Но кое зрѣлище предъ очи предстаеть!
Пастушка ближится и къ липѣ той идетъ
Лицидъ изъ пропасти до неба восхищценный,
Успокояеть духъ любовью возмущенный.
За темныя лѣса тоска ево бѣжить;
А онъ отъ радостей уже однихъ дрожить,
Которыя ево въ то время побѣждають,
Какъ нимфу Грац³и къ нему препровождають.
Вручаются ему прелѣстныя красы,
И начинаются дражайш³и часы,
Хотя прекрасная пастушка и стыдится;
Но не упорствуетъ она и не гордится.
МЕЛАНИДА.
Дни зимн³я прошли, на паствѣ нѣтъ мороза,
Выходитъ изъ пучка едва прекрасна роза,
Едва зѣленостью покрылися лѣса,
И обнаженныя одѣлись древеса,
Едва очистились, по льдамъ, отъ грязи воды,
Зефиры на луга, пастушки въ короводы.
Со Меланидой взросъ Акантъ съ ней бывъ всегда,
Да съ ней не говорилъ любовно никогда;
Но вдругъ онъ нѣкогда нечаннно смутился,
Не зная самъ тово: что ею онъ прельстился.
Сбираясь многи дни къ побѣдѣ сей Еротъ:
На крыльяхъ вѣтра онъ летѣлъ во короводъ.
Къ тому способствуетъ ему весна и Флора,
А паче Грац³и и съ ними Терпсихора.
И какъ въ очахъ огонь любовный заблисталъ,
Пастушки своея Акантъ чужаться сталъ.
На всѣ онъ спросы ей печально отвѣчаетъ:
Вседневно ето въ немъ пастушка примѣчаетъ,
И послѣ на нево сердиться начала.
Какую я тебѣ причину подала,
И чѣмъ передъ тобой я нынѣ провинилась,
Что вся твоя душа ко мнѣ перемѣнилась?
Несмѣлый ей Акантъ то таинство таитъ.
Нѣтъ, нѣтъ, скажи, она упорно въ томъ стоитъ,
Коль я тебѣ скажу; такъ будучи ли безспорна.
Колико ты теперь во спросѣ семъ упорна?
Не то ли? Нѣкогда, не помню въ день какой,
Собачку я твою ударила рукой
Какъ бросяся она ягненка испугала?
Вить етимъ я тебя Акантъ не обругала,
Могло ль бы то смутить досадою меня,
И сталъ ли бъ отъ того крушиться я стеня!
Или что зяблицу твою взяла во клѣткѣ.
Которая была повѣшена на вѣткѣ?
Владѣй ты зяблицей: и, то прощаю я;
На что и клѣтка мнѣ и зяблица моя?
Внимай ты таинство; да только не сердися:
А паче и того, внимай и не зардися.
Молчи! Ты хочешь мнѣ сказати о любви.
Тобой пылаетъ огнь во всей моей крови.
Не кажетъ пастуху за ето гнѣвна вида,
Хотя и прочь пошла вздохнувша Меланида.
Тихъ вѣчоръ наступилъ, вѣчорняя заря,
Багрила небеса надъ рощами горя;
Лучи пылающа свѣтила не с³яли,
И овцы вшедш³я въ загоны не блѣяли:
Аканта жаръ любви къ красавицѣ ведетъ:
&n