Лондон Джек - Потомок Мак-Коя

   Лондон Д. Собрание повестей и рассказов (1911-1916). М., "Престиж Бук", 2011.

  

   Шхуна "Пиренеи", под тяжестью груза пшеницы глубоко осев железными бортами в воду, лениво покачивалась, и человек без труда взбирался на нее с маленького каноэ. Когда он поравнялся с перилами и мог заглянуть внутрь, ему показалось, что он видит легкий, еле заметный туман. Это казалось скорее обманом зрения: словно какая-то пленка внезапно покрыла его глаза. Он почувствовал желание сорвать ее и в этот момент подумал, что уже стареет и пришла пора посылать в Сан-Франциско за парой очков.

   Шагая через борт, он бросил взгляд вверх на высокие мачты и затем на помпы. Они бездействовали. На этом огромном судне, казалось, все было в порядке, и он недоумевал, почему оно подняло сигнал бедствия. Он подумал о своих счастливых островитянах и надеялся, что это не болезнь. Может быть, шхуна терпела недостаток в воде или провизии. Он пожал руку капитану, исхудавшее лицо которого и утомленные, озабоченные глаза ясно говорили о каком-то большом затруднении. В ту же минуту вновь прибывший почувствовал слабый, трудно определимый запах, напоминавший запах горелого хлеба, и все же иной.

   С любопытством он посмотрел вокруг. В двадцати шагах от него матрос с изнуренным лицом конопатил палубу. Взгляд его остановился на этом человеке, и внезапно он увидел поднявшуюся из-под его рук тонкую дымящуюся спираль, которая, клубясь, взвивалась и таяла. Наконец он вступил на палубу. Слабый жар охватил его голые ноги, быстро пронизывая затверделые, огрубевшие ступни. Теперь он понял, что постигло шхуну. Он быстро оглядел многочисленную толпу истощенных матросов, нетерпеливо уставившихся на него. Взгляд его ласковых карих глаз коснулся их, точно благословение, укрощая и окутывая их как бы мантией великого покоя.

   - С каких пор она горит, капитан? - спросил он, и голос его был так мягок и спокоен, что походил на голубиное воркование.

   Сначала капитан поддался овладевшему им чувству покоя и умиротворения, но сознание всего, что он вытерпел и терпит, больно ударило, и злобное раздражение охватило его. Чего ради этот оборванец в грязных штанах и бумажной рубахе внушает ему - измученному и изнемогающему - такие вещи, как мир и покорность? Капитан не старался разобраться в этом; бессознательное волнение, испытанное им, вызывало в нем досаду.

   - Пятнадцать дней, - коротко ответил он. - Кто вы?

   - Мое имя - Мак-Кой, - последовал ответ, и в тоне слышалось участие и соболезнование.

   - Я спрашиваю, вы лоцман?

   Мак-Кой обратил свой умиротворяющий взгляд на высокого, широкоплечего человека с угрюмым, небритым лицом, который подошел к капитану.

   - Я такой же лоцман, как и всякий, - был ответ Мак-Коя. - Мы все здесь лоцманы, капитан, и я знаю каждый дюйм этих вод.

   Но капитан горел нетерпением.

   - Мне нужно кого-нибудь из начальства. Я хочу переговорить с ними, и как можно скорей.

   - Тогда я и в этом могу вам служить.

   Опять это коварное внушение покоя, а под ногами яростное горнило корабля! Брови капитана нетерпеливо и нервно поднялись, и кулак сжался, словно для удара.

   - Кто вы, черт возьми? - спросил он.

   - Я здесь главное должностное лицо, - был ответ, и голоса мягче и нежней нельзя было вообразить.

   Крупный широкоплечий человек разразился грубым хохотом, звучавшим скорее истерично, чем весело. Оба - он и капитан - недоверчиво и удивленно рассматривали Мак-Коя. Было невероятно, что этот босоногий поселенец занимал такой высокий пост. Его грубая бумажная блуза без пуговиц открывала обросшую седыми волосами грудь и обнаруживала полнейшее отсутствие рубахи. Старая соломенная шляпа едва покрывала его седые растрепанные волосы, до половины груди спускалась нечесаная патриархальная борода. В любой лавке готового платья за два шиллинга его одели бы совершенно так же, как он стоял сейчас перед ними.

   - Родственник Мак-Коя с "Боунти"? - спросил капитан.

   - Он мой прадед.

   - А! - сказал капитан и затем, опомнившись, прибавил: - Мое имя Давенпорт, а это мой первый помощник, мистер Кониг.

   Они обменялись рукопожатием.

   - А теперь к делу.

   Капитан говорил быстро: необходимость крайней спешки заставляла его быть немногословным.

   - Под нами огонь уже больше двух недель. Каждую минуту этот ад может вырваться наружу. Вот почему я держал на Питкэрн. Я хочу ее доставить на берег или просверлить ее и спасти корпус.

   - В таком случае вы ошиблись, капитан, - сказал Мак-Кой. - Вам следовало бы направиться к Мангареву. Там прекрасный берег в лагуне, где вода точно в мельничной запруде.

   - Но мы ведь здесь, разве не так? - спросил помощник. - И в этом все дело. Мы здесь, и мы должны что-нибудь предпринять.

   Мак-Кой добродушно покачал головой.

   - Здесь вы ничего не сделаете. Здесь негде пристать, даже негде бросить якорь.

   - Ерунда! - сказал помощник. - Ерунда! - повторил он, когда капитан сделал ему знак выражаться помягче. - Не говорите мне таких нелепостей. Где же причаливают ваши лодки, шхуны, катера - что у вас там имеется? Ну, отвечайте же мне на это.

   Мак-Кой улыбнулся так же мягко, как он говорил. Его улыбка была лаской, объятием, обвивавшим усталого матроса и пытающимся приобщить его к тишине и спокойствию безмятежной души Мак-Коя.

   - У нас нет шхун или катеров, - возразил он. - И мы втаскиваем наши каноэ на вершину скалы.

   - Не продемонстрируете ли вы это? - фыркнул помощник. - Каким же образом вы плаваете дальше, к другим островам, а? Расскажите мне!

   - Мы далеко не заходим. Как губернатор Питкэрна, я иногда путешествую. Когда я был помоложе, я совершал много поездок - иногда на торговых шхунах, а чаще на миссионерском бриге. Но теперь он ушел, и мы зависим от идущих мимо судов. Иногда их здесь проходит немало - до шести в год. В другое время за целый год, а не то и больше, не проходит ни одного. Ваше - первое за семь месяцев.

   - И вы хотите мне рассказать... - начал помощник. Но капитан Давенпорт вмешался:

   - Довольно об этом. Мы теряем время. Что можно предпринять, мистер Мак-Кой?

   Старик обратил свои карие, ласковые, как у женщины, глаза по направлению к берегу, и оба - капитан и помощник - следили за его взглядом, вернувшимся от одинокой скалы Питкэрна к матросам на баке, и тревожно ждали объявления какого-нибудь определенного решения. Мак-Кой не торопился. Он обдумывал спокойно и медленно, как человек, который никогда не подвергался мучительному издевательству жизни.

   - Ветер сейчас слабый, - наконец сказал он. - Здесь сильное течение к западу.

   - Вот это нас и отнесло к подветренной стороне, - прервал его капитан, желая засвидетельствовать свою опытность в морском деле.

   - Да, это вас и отнесло, - продолжал Мак-Кой. - Хорошо, но сейчас вам не удастся пробраться против течения. А если и пройдете, здесь негде пристать. Ваша шхуна погибнет.

   Он смолк; капитан и помощник обменялись взглядом, полным отчаяния.

   - Но я скажу вам, что вы можете сделать. Бриз посвежеет сегодня ночью, приблизительно около полуночи. Видите те перистые облака и их скопление на подветренной стороне вон там? Оттуда, с юго-востока, и придет сильный ветер. До Мангаревы триста миль. Отправляйтесь туда! Там прекрасное ложе для вашей шхуны.

   Помощник покачал головой.

   - Зайдем в каюту и посмотрим на карту, - сказал капитан.

   В маленькой каюте Мак-Коя охватила удушливая, ядовитая атмосфера. Проникавшие сюда струи невидимого газа щипали и разъедали ему глаза. Пол был горячий, почти невыносимо горячий для его голых ног. Тело его покрылось потом. Почти с испугом оглядывался он вокруг. Эта жара внутри поражала. Казалось невероятным, что каюта до сих пор не загорелась. Он чувствовал себя словно в раскаленной печи, где жара с каждым моментом могла еще больше усилиться и иссушить его, как стебелек травы.

   Когда он поднял одну ногу и потер горячую ступню о свои штаны, помощник озлобленно засмеялся.

   - Преддверие ада, - сказал он. - Преисподняя прямо внизу, под вашими ногами.

   - Большая жара! - вскрикнул Мак-Кой, вытирая лицо ярким носовым платком.

   - Вот Мангарева, - произнес капитан, наклоняясь над столом и указывая черную точку на карте. - А здесь на пути лежит другой остров. Почему бы нам не направиться к нему?

   Мак-Кой не смотрел на карту.

   - Это остров Кресчент, - ответил он. - Он необитаем и поднимается всего лишь на два-три фута над водой. Есть лагуна, но входа в нее нет. Нет, Мангарева - ближайший пункт, пригодный для вас.

   - Итак, пусть Мангарева, - сказал капитан, прерывая ворчливое возражение помощника. - Ладно. Созовите команду на корму, мистер Кониг!

   Матросы повиновались, устало волоча ноги по палубе, с трудом пытаясь ускорить шаги. Полное изнеможение проглядывало в каждом их движении. Вышел послушать и кок из своего камбуза; возле него приютился юнга.

   Когда капитан Давенпорт разъяснил положение и объявил о своем намерении плыть к Мангареве, поднялся шум. Среди гула встревоженных голосов слышались неотчетливые выкрики возмущения, из некоторых групп ясно доносились проклятия, отдельные слова и целые фразы. На момент выделился резкий голос кокни, заглушая остальных, он взволнованно кричал:

   - Радуйтесь! Пятнадцать дней мы на этом плавучем аду, и он хочет теперь снова заставить нас плыть на нем в море.

   Капитан не мог усмирить их, но присутствие Мак-Коя на них подействовало, и они стали спокойней. Ропот и проклятия замерли. Вся толпа, кроме нескольких с тревогой обращенных на капитана лиц, молчаливо и печально повернулась к зеленеющим вершинам и крутым берегам Питкэрна.

   Нежный, как дуновение зефира, раздался голос Мак-Коя:

   - Капитан, мне казалось, я слышал, кто-то говорил, что они голодают.

   - Ну да, и мы тоже! - был ответ. - За последние два дня я съел один сухарь и кусочек лососины. Мы всю провизию поделили. Видите ли, обнаружив огонь, мы немедленно заколотили все входы вниз, чтобы потушить его. А уже после выяснилось, как мало провизии оставалось в кладовой. Но было слишком поздно. Мы не посмели проникнуть в трюм. Они голодные? Я не меньше их голоден.

   Он снова заговорил с матросами, и опять поднялся ропот и послышались проклятия. Лица их были искажены животной яростью. Второй и третий помощники присоединились к капитану и стали позади него на юте. Их лица были сосредоточены и бесстрастны. Бунт команды, казалось, надоел им больше, чем кому-либо. Капитан Давенпорт вопросительно посмотрел на старшего помощника, а тот только пожал плечами в знак своего полного бессилия.

   - Вы видите, - сказал капитан Мак-Кою, - немыслимо заставить матросов покинуть спасительную землю и уйти в море на горящем судне. Он был для них плавучим гробом больше двух недель. Они выбились из сил и изголодались; достаточно уже вытерпели они на этой шхуне. Мы постараемся добраться до Питкэрна.

   Но ветер был слабый, подводная часть "Пиренеи" была окутана водорослями, и шхуна не могла двигаться против сильного западного течения. К концу второго часа она была отнесена на три мили назад. Матросы работали ревностно, как будто их усилия могли помочь шхуне в борьбе с враждебными стихиями. Но упорно - и на левом и на правом галсе - ее уносило к западу. Капитан беспокойно ходил вперед и назад, иногда останавливаясь, чтобы понаблюдать за вьющимися струйками дыма и проследить их до тех участков палубы, откуда они вырывались. Плотнику было поручено разыскивать такие места, и, когда ему удавалось найти, он старательно, все плотней и плотней их конопатил.

   - Ну, что же вы думаете? - спросил наконец капитан Мак-Коя, наблюдавшего работу плотника с детским интересом и любопытством.

   - Я думаю, было бы лучше отправиться на Мангареву. С ветром, который уже приближается, вы будете там завтра вечером.

   - Но что, если огонь вырвется наружу? Это возможно каждую минуту.

   - У вас ведь наготове шлюпки. Тот же ветер пригонит ваши шлюпки к Мангареве, если судно запылает.

   Капитан Давенпорт на момент задумался, а затем Мак-Кой услыхал вопрос; этот вопрос он не хотел бы слышать, но знал, что он непременно последует.

   - У меня нет карты Мангаревы. На общей карте это только мушиное пятнышко. Я не знаю, где искать вход в лагуну. Не можете ли вы поехать и вести шхуну вместо меня?

   Спокойствие Мак-Коя было невозмутимо.

   - Хорошо, капитан, - сказал он с такой непринужденностью и беспечностью, как будто принимал приглашение на обед. - Я пойду с вами на Мангареву.

   Снова команда была созвана на корму, и капитан с выступа юта обратился к ней с речью:

   - Мы старались справиться со шхуной, но вы видите, насколько нас отнесло. Ее подхватило течение скоростью в два узла. Этот джентльмен, уважаемый Мак-Кой - главное должностное лицо и губернатор острова Питкэрн. Он отправится с нами на Мангареву. Итак, вы видите - положение не столь уже опасно. Он не предложил бы этого, если бы полагал, что может проститься с жизнью. Положим даже, что это риск, но, если он по своей воле пришел к нам и принял его, - тем более это обязывает нас. Что вы скажете о Мангареве?

   На этот раз возмущения не последовало. Присутствие Мак-Коя, его уверенность и спокойствие производили должное впечатление. Команда тихо совещалась. Убеждать ее почти не пришлось. Матросы были настроены единодушно и своим депутатом выставили кокни. Этот почтенный человек был подавлен сознанием героизма, проявленного им и его товарищами, и с горящими воодушевлением глазами он закричал:

   - Клянусь Богом! Если он готов, - и мы готовы! - Слышалось одобрительное бормотание расходящейся команды.

   - Один момент, капитан - сказал Мак-Кой, когда тот отвернулся, отдавая приказания помощнику. - Я должен сначала съездить на берег.

   Мистер Кониг, как пораженный громом, уставился на сумасшедшего, по его мнению, Мак-Коя.

   - Ехать на берег! - воскликнул капитан. - Но зачем? Плыть туда на вашем каноэ? Ведь это отнимет у вас по крайней мере три часа.

   Мак-Кой, измерив глазами расстояние до земли, подтвердил:

   - Да, сейчас шесть часов. Мне нужно быть на берегу до девяти. Раньше десяти народ не соберется. Ночью ветер начнет свежеть, и вы можете двинуться к берегу и завтра на рассвете подобрать меня.

   - Во имя здравого смысла и рассудка, - вспылил капитан, - для чего вам собирать народ? Разве вы не знаете, что моя шхуна горит?

   Мак-Кой оставался ласковым, подобно морю в летний день, тихую гладь которого ничто не могло смутить.

   - Конечно, капитан, - мирно произнес он воркующим голосом, - я знаю, что ваша шхуна горит. Поэтому я и еду с вами на Мангареву. Но я должен получить разрешение ехать с вами. Это наш обычай. Губернатор оставляет остров только в самых крайних случаях. Интересы народа поставлены на карту, и поэтому он - народ - имеет право запретить или позволить. Но он разрешит, я это знаю.

   - Вы уверены?

   - Вполне уверен.

   - Ну а если вы заранее знаете, что народ позволит, зачем же хлопотать и добиваться этого? Подумайте о задержке - ведь целая ночь.

   - Это наш обычай, - был невозмутимый ответ. - Я губернатор и должен сделать распоряжения относительно управления островом в мое отсутствие.

   - Но до Мангаревы всего лишь двадцать четыре часа пути, - заметил капитан. - Предположите, что на обратный путь против ветра вам потребуется в шесть раз больше времени, и все же вы вернетесь к концу недели.

   Мак-Кой улыбнулся своею широкой, доброй улыбкой:

   - На Питкэрн идет очень мало кораблей - обычно из Сан-Франциско или со стороны мыса Горн. Мне повезет, если я вернусь через шесть месяцев. А очень возможно, что буду в отсутствии целый год, и, быть может, мне придется ехать в Сан-Франциско искать судно, которое доставит меня обратно. Мой отец однажды покинул Питкэрн с намерением вернуться через три месяца, и прошло два года, прежде чем мы его увидели. И наконец, ведь вы страдаете от недостатка провизии. Если вам придется пересесть в шлюпки и погода испортится, много дней пройдет, пока вы доберетесь до земли. Утром я могу привезти вам на двух каноэ провизии. Лучше всего будут сушеные бананы. Когда бриз начнет свежеть, вы правьте к берегу. Чем ближе вы будете, - тем больше провизии я смогу доставить вам. До свиданья!

   Он протянул руку, и капитан Давенпорт, сжав ее, медлил выпустить. Казалось, он цеплялся за него, как утопающий матрос за спасательный буй.

   - Могу ли я быть уверен, что вы вернетесь утром? - спросил он.

   - Да, вот именно! - вскричал помощник. - Разве мы можем знать, что он не удерет, спасая свою шкуру?

   Мак-Кой ничего не говорил. Он ласково и снисходительно смотрел на них, и казалось, непоколебимая уверенность его духа передается им.

   Капитан разжал руку, и Мак-Кой, бросив последний, как бы благословляющий взгляд на команду, перелез через фальшборт и спустился в каноэ.

  

   Ветер посвежел, и "Пиренеям", несмотря на свою грузную подводную часть, удалось отвоевать у западного течения шесть миль. Питкэрн находился с подветренной стороны на расстоянии трех миль. Капитан Давенпорт различил два идущих к шхуне каноэ. Снова Мак-Кой вскарабкался на борт и вступил на горячую палубу. За ним втащили массу связок сушеных бананов; каждая связка была обернута сухими листьями.

   - А теперь, капитан, - сказал он, - скорее в путь - спасать драгоценную жизнь. Вы видите, я не мореплаватель, - объяснял он спустя несколько минут, стоя на корме возле капитана, взгляд которого блуждал вверх и по сторонам, как бы оценивая проворство "Пиренеи". - Вы должны доставить ее к Мангареве. Когда мы станем приближаться к земле, я проведу ее туда. Какова сейчас ее скорость?

   - Одиннадцать узлов, - ответил капитан Давенпорт, бросив взгляд на бурлящую позади воду.

   - Одиннадцать! Дайте рассчитать: если она будет держаться этой скорости, мы увидим Мангареву завтра утром, между восемью и девятью часами. Проведу ее к берегу около десяти или - самое позднее - к одиннадцати. И тогда окончатся все ваши мучения.

   Капитану почти казалось, что благословенный момент уже наступил, - столько убедительности было в словах Мак-Коя. Больше двух недель находился он в страшном напряжении, управляя этим горящим судном, и начинал чувствовать, что этого довольно.

   Резкий порыв ветра ударил его в затылок и засвистел в ушах. Он мысленно измерил его силу и быстро посмотрел за борт.

   - Ветер все крепнет, - объявил он. - Наша старуха теперь уже ближе к двенадцати узлам, чем к одиннадцати. Если так будет продолжаться, мы высадимся на берег сегодня ночью.

   Весь день шхуна с грузом огня неслась по пенистому морю. С наступлением ночи бом-брамсели и брам-стеньги были спущены, и шхуна мчалась в темноте, преследуемая громким, все усиливающимся ревом волн. Попутный ветер оказал свое действие: на корме и на баке засветилась радостная надежда. Во вторую вахту какая-то беспечная душа затянула песню, а с восьми склянок пела вся команда. Капитан Давенпорт приказал принести ему одеяла и расстелить на палубе над кают-компанией.

   - Я забыл, что значит сон, - объявил он Мак-Кою. - Я измучился. Но вы будите меня каждый раз, когда сочтете нужным.

   В три часа утра осторожное прикосновение руки Мак-Коя разбудило его. Он быстро вскочил, придерживаясь за люк, еще оцепенелый от тяжелого сна. Ветер гремел свою боевую песнь в такелаже, и разъяренное море швыряло "Пиренеи". Все, что находилось на середине шхуны, перекатывалось от одного борта к другому, и палуба непрерывно заливалась водой.

   Мак-Кой что-то кричал, но что - он не мог расслышать. Он протянул руку, схватил того за плечо и привлек так близко, что ухо почти касалось губ Мак-Коя.

   - Теперь три часа, - донесся голос Мак-Коя, все еще напоминавший воркование, но странно заглушённый и далекий. - Мы прошли двести пятьдесят миль. Остров Кресчент лишь в тридцати милях где-то во мраке впереди. На нем нет огней. Если мы будем так нестись, то ударимся о него и погубим и себя и шхуну.

   - Вы думаете, следует лечь в дрейф?

   - Да, лечь в дрейф до рассвета. Это задержит нас всего только на четыре часа.

   Таким образом, шхуна "Пиренеи" со своим грузом, под щелкающими зубами шторма, легла в дрейф, сражаясь и рассекая налетающие волны. Это была скорлупа, наполненная пламенем; на ее поверхности цеплялась маленькая группа людей и выбивалась из сил, помогая ей бороться.

   - Это совсем необычно - этот шторм, - говорил Мак-Кой капитану, стоя под ветром возле каюты. - В это время года не должно быть штормов. Но с погодой творится что-то неладное. Пассатов сейчас не должно быть, а между тем они дуют. - Он указал рукой во мрак, точно его глаза пронизывали тьму на сотни миль. - Это идет с запада. Там где-то происходит нечто страшное: ураган или что-то вроде этого. Наше счастье, что мы так далеко к востоку. Но это еще небольшой порыв и не последний. Я могу вам сказать с уверенностью.

   К концу ночи сила ветра упала до нормального. Но при свете дня появилась новая опасность. Воздух мутнел. На море расстилался туман или, вернее, жемчужная мгла; сгущаясь, подобно туману, заволакивала зрение, пеленой укрывала море и переливалась, пронизанная солнцем, его лучезарным сиянием.

   Палуба "Пиренеи" дымилась значительно сильнее, чем в предыдущий день. Бодрое настроение капитана, его помощников и команды исчезло. С подветренной стороны камбуза слышалось всхлипывание юнги. Это было его первое путешествие, и смертельный страх сжимал его сердце. Капитан бродил как потерянная душа, нервно покусывая усы, и мрачно хмурился, тщетно стараясь найти какой-нибудь выход.

   - Что вы думаете? - спросил он, остановившись возле Мак-Коя, который приготовил себе завтрак из жареных бананов и кружки воды.

   Мак-Кой покончил с последним бананом, опорожнил кружку и неторопливо оглянулся вокруг. В его глазах светилась улыбка сочувствия, когда он сказал:

   - Что ж, капитан, шансы у нас равные - добиться своего или сгореть. Ваша палуба невечна, она не выдержит. В это утро она еще горячей. Нет ли у вас пары туфель для меня? Моим голым ногам становится невесело.

   Шхуна зачерпнула две большие волны и завертелась на месте. Первый помощник выразил желание всю эту воду спустить в трюм, если бы только это мыслимо было сделать, не поднимая люков. Мак-Кой наклонился над нактоузом и установил направление курса "Пиренеи".

   - Я бы держал ее больше к ветру, капитан, - сказал он. - Ее отнесло течением, когда она лежала в дрейфе.

   - Я уже повернул на румб, - был ответ. - Разве этого не достаточно?

   - Я бы взял на два румба, капитан. Этот ветер пришпорил западное течение, и оно гораздо быстрей, чем вы представляете.

   Капитан Давенпорт примирился на полутора румбах и затем, в сопровождении Мак-Коя и первого помощника, отправился наверх высматривать землю. Паруса были подняты, и шхуна шла со скоростью десяти узлов. Море позади нее заметно утихало, изнемогая. Но жемчужный туман не рассеивался, и около десяти часов капитан Давенпорт стал беспокоиться. Вся команда была на своих местах, готовая, при первом предупреждении о земле впереди, бешено налечь на работу и изменить курс "Пиренеи". Эта земля впереди, ее риф, омываемый бурунами, может неожиданно вынырнуть в таком тумане, и тогда гибель неизбежна.

   Прошел еще час. Три вахтенных наверху напряженно всматривались в жемчужную туманность.

   - Что, если мы пропустим Мангареву? - внезапно спросил капитан Давенпорт.

   Мак-Кой, не отводя взгляда, спокойно ответил:

   - Что ж, поплывем дальше. Нам больше ничего не остается делать. Весь Паумоту перед нами. Мы можем плыть тысячу миль среди рифов и атоллов. Где-нибудь мы должны будем высадиться.

   - Пусть так, будем плыть. - Капитан Давенпорт объявил о своем намерении спуститься на палубу. - Мы прошли мимо Мангаревы. Бог один знает, где лежит ближайшая земля. Я жалею, что не повернул ее еще на ту половину румба, - признался он через момент. - Это проклятое течение дьявольски забавляется над мореплавателем.

   - Старые моряки называли Паумоту - Опасным Архипелагом, - сказал Мак-Кой, вернувшись на корму, - и отчасти благодаря этому самому течению.

   - Я однажды беседовал с одним бравым моряком в Сиднее, - сказал мистер Кониг. - Он занимался торговлей в Паумоту и говорил мне, что за страховку платят восемнадцать процентов. Правда ли это?

   Мак-Кой улыбнулся и подтвердил.

   - Но они не страхуют, - объяснил он. - Судовладельцы ежегодно сбрасывают двадцать процентов со стоимости своих шхун.

   - Боже мой, - простонал капитан Давенпорт. - И значит - через пять лет шхуна ничего не стоит! - Он грустно покачал головой и пробормотал: - Скверные воды, скверные воды!

   Снова они вошли в каюту - для справки по большой карте; но ядовитые пары заставили их, задыхающихся, выскочить на палубу.

   - Здесь вот остров Моренгаут, - указал капитан на карту, разложив ее на палубе над каютой. - Он не дальше ста миль в подветренную сторону.

   - Сто десять. - Мак-Кой с сомнением покачал головой. - Сделать это возможно, но очень трудно. Я могу подвести ее к берегу, но рискую посадить на риф. Скверное место, очень скверное.

   - Мы рискнем, - решил капитан Давенпорт, принимаясь намечать курс.

   После полудня часть парусов была спущена из боязни пройти мимо земли ночью. Во вторую вахту команда снова обрела бодрость. Земля, казалось, была уже совсем близко, и утром их страдания должны были кончиться.

   И наступило утро - ясное, с пламенеющим тропическим солнцем. Юго-восточный пассат превратился в восточный и погнал "Пиренеи" по волнам со скоростью восьми узлов. Капитан произвел вычисления по лагу, особенное внимание уделяя скорости течения, и объявил, что остров Моренгаут находится на расстоянии десяти миль. Шхуна проплыла десять миль и затем еще десять, а вахтенные с верхушек трех мачт не видели ничего, кроме свободного простора моря, залитого солнцем.

   - Но земля там, я говорю вам, - кричал им с юта капитан Давенпорт.

   Мак-Кой снисходительно улыбнулся, но капитан грозно сверкнул на него обезумевшими глазами, схватил свой секстант и погрузился в хронометрические вычисления.

   - Я знал, что я прав, - почти кричал он, закончив вычисления. - Двадцать один градус пятьдесят пять минут южной, один градус тридцать шесть минут две секунды западной. Вы понимаете? Еще восемь миль под ветром. Какие итоги у вас, мистер Кониг?

   Старший помощник взглянул на свои цифры и тихо объявил:

   - Двадцать один, пятьдесят пять - правильно; но долгота у меня - один, тридцать шесть, сорок восемь. Это значительно приближает нас.

   Но недоверие капитана Давенпорта к его цифрам выразилось в таком презрительном молчании, что заставило мистера Конига заскрежетать зубами и неистово выругаться про себя.

   - Назад! - приказал капитан рулевому. - Три румба - и так держать! Так!

   Затем он вернулся к своим цифрам и проверил вычисления. С лица его струился пот. Он кусал свои усы, губы и карандаш, уставившись на цифры, точно человек, объятый ужасом перед лицом неведомого призрака. И внезапно с ожесточением он порывисто скомкал исчерченный лист в кулаке и, швырнув его, придавил ногой. Мистер Кониг засмеялся с гримасой злорадства и отвернулся, а капитан Давенпорт, прислонившись к каюте, в продолжение получаса не произнес ни слова, сосредоточенно и безнадежно следя за направлением ветра.

   - Мистер Мак-Кой, - резко прервал он наконец молчание. - На карте обозначена группа островов, но неизвестно, сколько их, - около сорока миль к норду или норд-норд-весту - группа Актеон. Что они собой представляют?

   - Там их четыре, все низменные, - отвечал Мак-Кой. - Первый, к юго-востоку, - Матуэри - необитаем, входа в лагуну нет. Затем идет Тенарунга. Там когда-то кое-кто жил; теперь, вероятно, они все переселились. Во всяком случае, для шхуны там нет входа, только для лодок, - всего шесть футов глубины. Вехауга и Теуа-Раро - два других. Пристать нельзя, жителей нет, острова очень низменные. Шхуна "Пиренеи" у этой группы пристать не может. Там она непременно разобьется.

   - Послушайте! - капитан Давенпорт был в бешенстве. - И жителей нет, и пристать нельзя. На какой же тогда черт существуют острова?.. Ну, хорошо, - зарычал он, точно разъяренный терьер, - карта указывает на целый рой островов к норд-весту. Что же относительно их? Можно ли пристать хоть к одному?

   Мак-Кой спокойно соображал. Он не обращал внимания на карту. Все эти острова, рифы, отмели, лагуны, проливы и расстояния были отмечены в его памяти. Он знал их, как горожанин - дома, улицы и переулки своего города.

   - Папакена и Ванавана находятся на вест или вест-норд-вест, в сотне миль, может быть - немного больше, - сказал он. - Один необитаем, и я слышал, что жители с другого переселились на остров Кадмус. И все равно - ни к одному пристать нельзя. Есть еще Ахунуи в ста милях к норд-весту. И тоже нельзя причалить, и людей нет.

   - Прекрасно, а еще два острова за сорок миль от них? - настойчиво спрашивал капитан, поднимая голову от карты.

   Мак-Кой покачал головой:

   - Парос и Манухунги - ни прохода к ним, ни жителей. Ненго-Ненго, в свою очередь, в сорока милях за ними; тоже нет жителей, и пристать нельзя. Но есть остров Хао. Это как раз то, что нам нужно. Лагуна протяжением тридцать миль и пять миль в глубь острова. Там народу немало. Вы свободно найдете лагуну. И любое судно в мире может пройти туда.

   Он кончил и участливо смотрел на капитана Давенпорта, который, наклонив голову над картой, с циркулем в руках глубоко вздыхал.

   - Может быть, есть где-нибудь еще лагуна, куда можно войти, - ближе, чем на острове Хао?

   - Нет, капитан; эта ближайшая.

   - Итак, значит, триста сорок миль. - Капитан Давенпорт говорил спокойно, решительно. - На мне ответственность за жизнь этих людей, и я не хочу подвергать их опасности. Я доставлю шхуну, в каком бы она ни была состоянии, на Актеон. А она ведь - прекрасное судно, - с сожалением прибавил он, меняя курс корабля и уделив еще больше, чем когда-либо, внимания западному течению.

   Час спустя небо затянулось тучами. Юго-восточный пассат еще держался, но океан обратился в шахматную доску, на которой состязались шквалы.

   - Мы будем там в час, - уверенно заявил капитан Давенпорт. - В крайнем случае - в два часа. Мак-Кой, ведите ее к первому же берегу, где есть люди.

   Солнце больше не появлялось, и в час не было ни малейшего признака земли. Капитан Давенпорт смотрел за корму на кильватер изменившей направление шхуны.

   - Боже милостивый! - воскликнул он. - Восточное течение! Посмотрите же!

   Мистер Кониг не поверил. Мак-Кой был в нерешительности, хотя и сказал, что в Паумоту можно ждать и восточного течения. Через несколько минут шквал подхватил "Пиренеи" и повернул от ветра. С повисшими парусами тяжело закачалась она под боковыми ударами волн.

   - Где лот? Ну-ка, живей, вы там! - капитан Давенпорт держал бечевку лота и заметил отклонение к северо-востоку. - Да взгляните же! Держите ее сами!

   Мак-Кой и помощник попробовали и почувствовали натяжение и неистовое дрожание бечевки, увлекаемой стремительным течением.

   - Скорость - четыре узла, - сказал мистер Кониг.

   - Восточное течение вместо западного, - заметил капитан Давенпорт, бросая укоризненный, негодующий взгляд на Мак-Коя, как бы обвиняя его в этом.

   - Это одно из оснований, капитан, почему в этих водах за страховку берут восемнадцать процентов, - живо ответил Мак-Кой. - Вы никогда не можете быть уверены. Течения здесь постоянно меняются. Был тут человек, который писал книги, - забыл его имя, - на яхте "Каско". Он проплыл мимо Такароа, в тридцати милях от нее, и попал на Тикен, все благодаря перемене течений. Теперь вас отнесло в сторону, и вам лучше бы держать на пять румбов.

   - Но на сколько же это течение отнесло нас? - раздраженно спросил капитан. - Разве я могу теперь знать, на сколько надо повернуть?

   - Я не знаю, капитан, - очень вежливо сказал Мак-Кой.

   Ветер изменил направление, и шхуна с дымящейся палубой, мерцавшей в ясном сером свете, поплыла прямо в подветренную сторону. Но затем ее отнесло назад, и, поворачивая то на правый, то на левый галс, пересекая зигзагами свой след, она расчесывала море перед островами Актеон, которых вахтенные, наблюдая с мачты, не заметили.

   Капитан Давенпорт потерял всякое самообладание. Его ярость приняла форму мрачного молчания, и все послеполуденное время он провел, шагая по корме или стоя, прислонившись к мачте.

   С наступлением ночи он, даже не посоветовавшись с Мак-Коем, повернул шхуну, направив ее к северо-западу. Мистер Кониг, украдкой заглянув в карту и в нактоуз, и Мак-Кой, открыто и невинно исследовав компас, уже знали, что они плывут к острову Хао. В полночь шквалы прекратились, появились звезды. День обещал быть ясным, и капитан Давенпорт ободрился.

   - Утром я произведу наблюдения, - говорил он Мак-Кою, - хотя на какой мы широте - загадка. Но я применю метод Семнера и определю это. Знакомы ли вы с его методом?

   После этого он объяснял Мак-Кою метод Семнера во всех деталях.

   День оказался действительно ясным; пассат дул неизменно с востока, и шхуна так же неизменно забирала по девять узлов. Капитан и помощник определяли местоположение по методу Семнера; их вычисления совпали, в полдень они снова совпали, и они проверили утренние наблюдения полуденными.

   - Еще двадцать четыре часа, и мы будем там, - уверял капитан Мак-Коя. - Это чудо, что палуба нашей старухи держится. Но это не может так длиться. Она не выдержит. Посмотрите на нее, она дымится с каждым днем все сильней. А ведь какая это была крепкая палуба; она не так давно проконопачена заново во Фриско. Я был ошеломлен, когда первый раз прорвался огонь, и мы задраили люки. Посмотрите, что это!

   Он резко оборвал и, с отвисшей челюстью, уставился на спираль дыма, которая, клубясь, вилась с подветренной стороны бизань-мачты, в двадцати Футах от палубы.

   - Но как же он пробрался туда? - спросил он возмущенно.

   Внизу дыма не было. Прокрадываясь с палубы, защищенный от ветра мачтой, дым по какой-то прихоти уплотнялся и становился видимым только на этой высоте. Извиваясь, он пополз от мачты и на момент повис над головой капитана, точно какое-то угрожающее предзнаменование. В следующий момент ветер развеял его, и челюсть капитана Давенпорта водворилась на место.

   - Как я уже говорил, когда мы в первый раз задраили люки, - я был поражен. Такая крепкая палуба и все же пропускала дым, как решето. И с тех пор мы конопатили и конопатили ее. Давление внизу должно быть ужасным, выталкивая столько дыма.

   После полудня небо опять стало пасмурным, задули ветры и заморосил дождь. Ветер менял направление; он несся то с юго-востока, то с северо-востока, а в полночь шхуна внезапно была подхвачена резким порывом с юго-запада, откуда ветер и продолжал уже непрерывно дуть.

   - Мы не будем на Хао раньше десяти или одиннадцати часов, - жаловался капитан Давенпорт в семь часов утра, когда мимолетная надежда, вызванная появившимся солнцем, была сметена хмурыми облачными массами, надвинувшимися с востока. И в следующую минуту он жалобно спрашивал:

   - Что с этими течениями?

   Наблюдающие с верхушек мачт не могли дать извещений о земле, и день прошел в смене дождливых затиший и сильных шквалов. С наступлением ночи с запада начали набегать тяжелые бурные волны. Барометр упал до 29.50. Ветра не было, а зловещее волнение все усиливалось. Скоро шхуна бешено качалась на чудовищных валах, нескончаемой процессией выступавших из мрака на западе. Паруса убрали с такой быстротой, какая только была возможна при дружных усилиях обеих вахт. Когда работа была закончена, из толпы утомленной команды стали доноситься ропот и жалобы; голоса в полной тьме звучали особенно угрожающе. Вызванная на корму вахта со штирборта, чтобы все принайтовить и укрепить, открыто выражая свое озлобление, с большой неохотой взялась за работу. В каждом медленном, вялом движении матросов была угроза. Воздух стал влажным и вязким, точно слизь; ветра не было; и матросы, прерывисто дыша, казалось, мучительно томились и задыхались. На лицах и на руках выступил пот. А капитан Давенпорт, с лицом, еще более осунувшимся и измученным, с глазами, помутневшими и остановившимися, был подавлен предчувствием неминуемой беды.

   - Это все пройдет к западу, - сказал Мак-Кой, стараясь ободрить его. - В худшем случае, мы будем задеты лишь краем циклона.

   Но капитан Давенпорт не желал слушать утешений. При свете лампы он перечитывал главу в своем "Сокращенном курсе", разъясняющую правила поведения для командиров судна во время циклонов. Царившее молчание нарушалось заглушённым плачем юнги, доносившимся откуда-то со средины судна.

   - Замолчать! - проревел неожиданно капитан с такой силой, что все на борту вздрогнули, а перепуганный виновник от страха разразился диким воплем.

   - Мистер Кониг, - сказал капитан дрожавшим от ярости и раздражения голосом, - не будете ли вы добры пошевелиться и заткнуть глотку палубной шваброй этому мальчишке?

   Но туда пошел Мак-Кой, и через несколько минут успокоенный мальчик заснул.

   Незадолго до рассвета воздух заколебался от первых дуновений, появившихся с юго-востока; быстро крепли они и постепенно превращались в резкий бриз. Вся команда была на палубе в ожидании, что последует за этим.

   - Теперь все благополучно, капитан, - сказал Мак-Кой, став рядом с ним. - Ураган идет к западу, а мы к югу от него. Этот бриз только отголосок. Он не будет усиливаться. Вы можете поднять паруса.

   - Но какой толк в этом? Куда я буду держать? Это уже второй день без наблюдений; мы должны были увидеть остров Хао вчера утром. Какое взять направление: север, юг, восток? Ответьте мне, и я в один миг поставлю паруса.

   - Я не моряк, капитан, - сказал Мак-Кой своим спокойным голосом.

   - А я продолжал себя считать таковым, - был ответ, - пока не попал в Паумоту.

   В поддень с наблюдательного поста раздался крик: "Буруны впереди!" Шхуна повернула в сторону, и все паруса один за другим были спущены и убраны. Она скользила по волнам, борясь с течением, которое угрожало увлечь ее на буруны. Все работали как сумасшедшие, кок и юнга, сам капитан Давенпорт и Мак-Кой - все помогали. Еле-еле спаслись. Это была низкая отмель - мрачное гибельное место, над которым непрерывно разбивались волны, место, где ни один человек не мог жить, и даже ни одна морская птица не осмеливалась там спуститься. Шхуна приблизилась к ней на сто ярдов, прежде чем ветер отнес ее в сторону, и в этот момент измученная команда, закончив работу, разразилась потоком проклятий на голову Мак-Коя - Мак-Коя, который явился к ним, предложил плыть на Мангареву, обманом увлек их от безопасного острова Питкэрн на верную гибель в этом коварном, ужасном, необъятном море. Спокойная душа Мак-Коя оставалась невозмутимой. Он улыбался им с бесхитростной, ласковой благосклонностью, и благородство его и доброта, казалось, проникли в их омраченные, темные души, пристыдив их и успокоив. Смущенно замерли проклятия на их губах.

   - Скверные воды! Скверные воды! - бормотал капитан Давенпорт, пока шхуна прорывалась, но внезапно он остановился, увидев отмель, которая должна была находиться прямо за кормой и оказалась уже с наветренной стороны "Пиренеи", быстро приближаясь. Капитан сел и закрыл лицо руками. И старший помощник, и Мак-Кой, и вся команда увидели то, что видел он. Восточное течение, омывающее с юга эту отмель, влекло их на нее; а с севера от отмели такое же быстрое западное течение подхватило корабль и относило его дальше.

   - Я слышал об этом Паумоту прежде, - простонал капитан, отнимая руки от побледневшего лица. - Капитан Мойендель рассказывал мне о нем, после того как потерял здесь свое судно. Я тогда втихомолку смеялся над ним. Прости мне, Боже, я смеялся над ним! Что это за отмель? - оборвал о