fy">
Кулик просвистал - и опять тишина.
Что ж смолкнул наш хор? Пусть широкой волною
Прокатится песня, тиха и стройна.
1884
* * *
Есть у свободы враг опаснее цепей,
Страшней насилия, страданья и гоненья;
Тот враг неотразим, он - в сердце у людей,
Он - всем врожденная способность примиренья.
Пусть цепь раба тяжка... Пусть мощная душа,
Тоскуя под ярмом, стремится к лучшей доле,
Но жизнь еще вокруг так чудно хороша,
И в ней так много благ и кроме гордой воли!
..
1884
* * *
Ты сердишься, когда я опускаю руки,
Когда, наскучивши напрасною борьбой,
Я сознаю умом, как бесполезны звуки,
Рожденные моей страдальческой душой.
Ты говоришь мне: мысль не может дать спасенья:
Давно бессильная и смолкнуть и сиять,
Мысль - цепь невольной лжи, круговорот сомненья,
И ей из хаоса пути не указать.
Да, ты права, мой друг. Пойти на зов страданья,
Смотря в лицо ему, свой ужас превозмочь
И молвить без тревог, без дум и колебанья:
"Ты знаешь истину и должен ей помочь!"
Не веря в гордый ум и тщетно не стараясь
Решить вопрос "к чему", жить чувством и душой,
Всей силою любви, всей страстью отзываясь
На каждый братский зов, на каждый стон больной!
1884
* * *
Певец, восстань! Мы ждем тебя - восстань!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не бойся, что вокруг - глухая тишина,
То - тишина перед грозою...
Она не спит, твоя родная сторона,
Она готовится к решительному бою!
Все честные сердца кругом потрясены...
Растет народный гнев, как буря в океане...
И пусть пока враги беспечны и сильны,
Их пир -безумцев пир на пышущем вулкане!
Пускай же песнь твоя, как отдаленный гром,
Грядущую грозу свободно возвещает,
Звучит пророчеством и с гордым торжеством
Врага язвит и поражает!..
1884
* * *
В больные наши дни, в дни скорби и сомнений,
Когда так холодно и мертвенно в груди,
Не нужен ты толпе - неверующий гений,
Пророк погибели, грозящей впереди.
Пусть истина тебе слова твои внушает,
Пусть нам исхода нет, - не веруй, но молчи...
И так уж ночь вокруг свой сумрак надвигает,
И так уж гасит день последние лучи...
Пускай иной пророк, - пророк, быть может, лживый,
Но только верящий, нам песнями гремит,
Пускай его обман, нарядный и красивый,
Хотя на краткий миг нам сердце оживит...
1884
* * *
Нет, я лгать не хочу - не случайно тебя
Я суровым упреком моим оскорбил;
Я обдумал его - но обдумал любя,
А любя глубоко - глубоко и язвил.
Пусть другие послушно идут за толпой,
Я не стану их звать к позабытым богам,
Но тебя, с этой ясной, как небо, душой,
О, тебя я так скоро толпе не отдам!..
Ты нужна... Не для пошлых и низких страстей
Ты копила на сердце богатства свои, -
Ты нужна для страдающих братьев-людей,
Для великого, общего дела любви.
1884
У КРОВАТКИ
Часто ты шепчешь, дитя, засыпая
В теплой и мягкой кроватке своей:
"Боже, когда же я буду большая?..
О, если б только расти поскорей!
Скучных уроков уж я б не учила,
Скучных бы гамм я не стала играть:
Всё по знакомым бы в гости ходила,
Всё бы я в сад убегала гулять!"
С грустной улыбкой, склонясь за работой,
Молча речам я внимаю твоим...
Спи, моя радость, покуда с заботой
Ты не знакома под кровом родным...
Спи, моя птичка! Суровое время -
Быстро летит, - не щадит и не ждет.
Жизнь - это часто тяжелое бремя,
Светлое детство как праздник мелькнет...
Как бы я рад был с тобой поменяться,
Чтобы, как ты, и резвиться и петь,
Чтобы, как ты, беззаботно смеяться,
Шумно играть и беспечно глядеть!
1884
* * *
Он к нам переехал прошедшей весною,
Угрюмый и бледный лицом, как мертвец...
"У вас, говорит, отдохну я душою, -
Здесь тихо..." И зажил наш новый жилец.
Был май, кое-где уж сирень зацветала...
Тенистый наш садик давно зеленел;
И, глядя, как в небе заря догорала,
Он в нем по часам неподвижно сидел.
Сидит, да порой про себя напевает,
Да смотрит вперед с просветленным лицом.
А ветер ему волоса колыхает
И кротко его обвевает теплом.
Покой, тишина... Ни столичного грома,
Ни крика торговцев кругом не слыхать;
За садом, почти что от самого дома,
Раскинулась взморья спокойная гладь.
Порой заглядишься - и жаль оторваться...
А воздух-то, воздух душистый какой!
А зелень, а солнце!.. И стал поправляться
И стал оживать наш отпетый больной.
Я скоро, как сына, его полюбила, -
Так кроток был звук его тихих речей,
Такая всегда задушевность сквозила
Во взгляде его темно-карих очей...
1884
* * *
Тихо дремлет малютка в кроватке своей,
Мягким блеском луны озаренной,
И плывут вереницы туманных теней
Над головкой его утомленной...
Целый сказочный мир развернулся пред ним:
Вот на птице стрелою он мчится,
Вот под ним перекинулась волком седым
И по лесу несет его птица.
Вот он входит на звездный, ночной небосвод
И в коралловый замок русалки идет
По жемчужным пескам океана...
И везде он герой, и везде он мечом
Путь-дорогу себе пролагает,
И косматых чудовищ, кишащих кругом,
Гордой силе своей покоряет.
1884
* * *
Любви, одной любви! Как нищий подаянья,
Как странник, на пути застигнутый грозой,
У крова чуждого молящий состраданья,
Так я молю любви с тревогой и тоской.
1884
СТАРЫЙ ДОМ
Посвящается А. Я. Надсон
Как уцелел ты здесь, деревянный старый дом,
Одноэтажный дом, убогий и невидный?
Чертоги и дворцы, стоящие кругом,
Глядят в лицо твое с брезгливостью обидной:
Им стыдно за тебя... Твой простодушный вид
И странен и смешон в семье их франтоватой.
И им как будто жаль, что солнце золотит
Равно своим лучом красу их карьятид
И твой фасад с его недавнею заплатой.
Взгляни: прильнув к тебе гранитною стеной,
Но высясь над тобой, как над цветком стыдливым,
Дуб высится в лесу косматой головой, -
Стоит гигант-дворец в величьи горделивом.
На строй колонн его лег мраморный портал;
Смеясь, из ниш глядят амуры, как живые;
А там, за окнами, - там роскошь пышных зал,
Цветы, и зеркала, и ткани дорогие.
Как чудно он хорош, твой чопорный сосед,
Когда румяная, как дева молодая,
Вечерняя заря коралловый отсвет
Бросает на него, в лазури угасая!
Как чудно ой хорош и в тихий час ночной,
Весь, сверху донизу осыпанный огнями,
Гремящий музыкой, наполненный толпой,
Манящий издали зеркальными дверями...
А ты?.. Глубокой мглой окутан, как плащом,
Ты крепко спишь у ног блистательной громады;
И лишь одно окно трепещет огоньком,
Неверным огоньком полуночной лампады.
Под шум чужих пиров ненарушим твой сон;
Ты равнодушен к ним, ты полон мглой обычной,
И кажется, что ты лишь чудом занесен
Из дремлющей глуши в водоворот столичный!..
1884
* * *
В минуты унынья, борьбы и ненастья,
За дружбу и свет ободряющих слов,
Всю душу, не знавшую с детства участья,
Отдать, как ребенок, я страстно готов.
Под ласку их в сердце смолкают тревоги
И снова в нем вера сияет тепло,
И тернии трудной и знойной дороги,
Как свежие розы, ласкают чело.
И рад я страданью за то, что страданье
Сказалось любовью, - и в силах опять
Я песнью моею людское сознанье
К свободе, к любви и к труду пробуждать.
Но ласки иной, беззаветней, нежнее,
Чем братская ласка, - у жизни порой
Прошу я всей страстью и волей моею,
С надеждою робкой и жгучей тоской...
1884
* * *
Чу, кричит буревестник!.. Крепи паруса!
И грозна, и окутана мглою,
Буря гневным челом уперлась в небеса
И на волны ступила пятою.
В ризе туч, опоясана беглым огнем
Ярких молний вкруг мощного стана,
Грозно сыплет она свой рокочущий гром
На свинцовый простор океана.
Как прекрасен и грозен немой ее лик!
Как сильны ее черные крылья!
Будь же, путник, как враг твой, бесстрашно
велик.
1884
* * *
Когда вокруг меня сдвигается теснее
Гнетущий круг борьбы, сомнений и невзгод,
И громче слышится мне голос фарисея,
И стон страдающих внятней меня зовет;
Когда с смирением, как нищий подаянья,
Я о любви молю - и нахожу кругом
Злорадный смех слепца над святостью страданья,
Глумленье пошлости над светом и добром, -
Я мир вдвойне люблю, и не огонь презренья,
Не малодушный гнев мою волнует кровь,
А пламенный порыв святого сожаленья,
Святая, чистая, прекрасная любовь.
Мне жалко их, больных, окованных цепями,
Враждой безжалостной озлобленных людей...
1884
* * *
Снова лунная ночь, только лунная ночь на чужбине.
Весь облит серебром потонувший в тумане залив;
Синих гор полукруг наклонился к цветущей долине,
И чуть дышит листва кипарисов, и пальм, и олив.
Я ушел бы бродить, - и бродить и дышать ароматом,
Я б на взморье ушел, где волна за волною шумит,
Где спускается берег кремнистым, сверкающим скатом
И жемчужная пена каменья его серебрит;
Да не тянет меня красота этой чудной природы,
Не зовет эта даль, не пьянит этот воздух морской,
И, как узник в тюрьме жаждет света и жаждет свободы,
Так я жажду отчизны, отчизны моей дорогой!
9 (21) января 1885
Ницца
* * *
Жалко стройных кипарисов -
Как они зазеленели!
Для чего, дитя, к их веткам
Привязала ты качели?
Не ломай душистых веток,
Отнеси качель к обрыву,
На акацию густую
И на пыльную оливу.
Там и море будет видно:
Чуть доска твоя качнется,
А оно тебе сквозь зелень
В блеске солнца засмеется,
С белым парусом в тумане,
С белой чайкой, в даль летящей,
С белой пеною, каймою
Вдоль по берегу лежащей.
Начало 1885
Ницца
* * *
Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни;
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..
Тщетно в сердце, уставшем от мук и тревог,
Исцеляющих звуков я жадно ищу:
Он растоптан и смят, мой душистый венок,
Я без песни борюсь и без песни грущу!..
А в былые года сколько тайн и чудес
Совершалось в убогой каморке моей:
Захочу - и сверкающий купол небес
Надо мной развернется в потоках лучей,
И раскинется даль серебристых озер,
И блеснут колоннады роскошных дворцов,
И подымут в лазурь свой зубчатый узор
Снеговые вершины гранитных хребтов!..
А теперь - я один... Неприютно, темно
Опустевший мой угол в глаза мне глядит;
Словно черная птица, пугливо в окно
Непогодная полночь крылами стучит...
Мрамор пышных дворцов разлетелся в туман
Величавые горы рассыпались в прах -
И истерзано сердце от скорби и рай,
И бессильные слезы сверкают в очах!..
Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни;
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..
Март 1885
У МОРЯ
Так вот оно, море!.. Горит бирюзой,
Жемчужною пеной сверкает!..
На влажную отмель волна за волной
Тревожно и тяжко взбегает...
Взгляни, он живет, этот зыбкий хрусталь,
Он стонет, грозит, негодует...
А даль-то какая!.. О, как эта даль
Усталые взоры чарует!
Сын края метелей, туманов и вьюг,
Сын хмурой и бледной природы,
Как пылко, как жадно я рвался на юг,
К вам, мерно шумящие воды!..
Первая половина 1885
* * *
Закралась в угол мой тайком,
Мои бумаги раскидала,
Тут росчерк сделала пером,
Там чей-то профиль набросала;
К моим стихам чужой куплет
Приписан беглою рукою,
А бедный, пышный мой букет
Ощипан будто саранчою!..
Разбой, грабеж!.. Я не нашел
На месте ничего: всё сбито,
Как будто ливень здесь прошел
Неудержимо и сердито.
Открыты двери на балкон,
Газетный лист к кровати свеян...
О, как ты нагло оскорблен,
Мой мирный труд, и как осмеян!
А только встретимся, - сейчас
Польются звонко извиненья:
"Простите, - я была у вас...
Хотела книгу взять для чтенья...
Да трудно что-то и читать:
Жара... брожу почти без чувства....
А вы к себе?.. творить?.. мечтать?..
О бедный труженик искусства!"
И ждет, склонив лукавый взгляд,
Грозы сурового ответа, -
А на груди еще дрожат
Цветы из моего букета!..
Первая половина 1885
* * *
Кипит веселье карнавала!
На мостовой, на площадях,
(Везде земля, как после бала,
В кокардах, лентах и цветах.
Bataille des fleurs!.. {*} Летят букеты...
{* Битва цветов (франц.). - Ред.}