>
Гремела сталь мечей, стучали барабаны,
Вихрь, налетая, рвал лоскутья от знамен,
И ночь, глухая ночь, на путь со всех сторон
Сдвигала душный мрак, миазмы и туманы...
Стоустый вопль не молк над пестрою толпой.
Но люди шли и шли, враждуя и страдая,
Огнистым заревом, кровавою рекой
И трупами бойцов свой путь обозначая.
Тут в сердце их толпы врывалася война,
Там чахлая нужда, язвя, торжествовала,
А здесь, таинственна, незрима и мрачна,
Мильоны бледных жертв зараза похищала.
Смерть побеждала жизнь, жизнь нарождалась вновь,
И рядом с мрачными картинами мучений
Дарила поцелуй стыдливая любовь,
Звенели стройные созвучья песнопений,
И длилось шествие...
Далеко пред толпой,
Светя на путь ее дрожащими огнями,
Шли сильные умом и чуткие душой,
Шли тяжко, медленно, неверными шагами...
Немного было их... Ни суетный напев,
Ни беззаботный смех средь них не раздавался;
Вихрь разбивал о них свой первый мощный гнев
И дальше над толпой уж ослабелый мчался...
Суровой думы след на лицах их лежал,
Суровой грусти след, глубоко-человечной;
И шли они туда, где вдалеке сиял,
Сиял и звал вперед какой-то отблеск млечный...
То был неясный свет загадочного дня...
И длилось шествие...
Чу! гул толпы народной!
Взгляни: они идут, они зовут меня,
Зовут меня к себе, к семье своей свободной!
Как ясны взгляды их, как поступь их смела,
Как безбоязненны их речи и сужденья!
Здесь, во главе толпы, светлей и реже мгла,
И реже слышен крик печали и мученья!
Порадуйся за них и молви им вослед:
"Благословен ваш путь, счастливые народы,
Вас озарил уже познанья кроткий свет,
Для вас настал рассвет божественной свободы!"
Они прошли... И вот, сгибаясь под ярмом,
Идет еще толпа... Слова негодованья -
Зерно грядущих гроз, - как отдаленный гром,
Слышны уже над ней сквозь звуки ликованья...
Вулкан готовится извергнуть на врагов
Свой гнев, накопленный позорными веками,
И скоро цепь спадет с воскреснувших рабов...
Но сколько будет слез, и крови, и крестов,
И сколько жертв падет безвинно с палачами!
Еще толпа!.. Но здесь не слышно даже слов:
Здесь сон, тяжелый сон... Не многие дерзают
Тайком роптать на гнет мучительных оков
И, падая в борьбе, безмолвно погибают...
1885
* * *
Лицом к лицу, при свете дня
С врагом на бой сойтись отважный -
О, это б тешило меня!
Но биться с клеветой продажной,
Язвящей тайно, за углом, -
Не знаю хуже я мучений.
Так под оптическим стеклом
Ты в капле влаги мир творений
Увидишь - и не знаешь ты,
Что яд их, чуть заметный глазу,
Отраву вносит и заразу
В твой хлеб, под кровом темноты...
1885
* * *
Не хотел он идти, затерявшись в толпе,
Без лишений и жертв, по избитой тропе.
С детских лет он почувствовал в сердце своем,
Что на свет он родился могучим орлом.
"День за днем бесполезно и слепо влачить,
Жить, как все, - говорил он, - уж лучше не жить!..
Пусть же рано паду я, подломлен грозой,
Но навеки оставлю я след за собой.
Над людьми и землей, как стрела, я взовьюсь,
Как вином, я простором и светом упьюсь,
И вдали я обещанный рай разгляжу
И дорогу к блаженству толпе укажу!.."
1885
* * *
Чего тебе нужно, тихая ночь?
Зачем ты в открытые окна глядишь
И веешь теплом, и из комнаты прочь
Под звездное небо манишь?
Нет времени мне любоваться тобой!
Ты видишь, - я занят заветным трудом.
Я песню слагаю о скорби людской
И страданьи людском...
1885
НА МОГИЛЕ А. И. ГЕРЦЕНА
Посвящается Н. А. Белоголовому
1
На полдень от нашего скудного края,
Под небом цветущей страны,
Где в желтые скалы стучит, не смолкая,
Прибой средиземной волны,
Где лес апельсинов изломы и склоны
Зубчатых холмов осенил
И Ницца на солнце купает балконы
Своих беломраморных вилл, -
Есть хмурый утес: словно чуткая стая
На отдых слетевшихся птиц,
Белеет на нем, в цветниках утопая,
Семья молчаливых гробниц.
2
Едва на востоке заря просияет
За синею цепью холмов,
Туда она первый свой отблеск роняет -
На мрамор могильных крестов.
А ночью там дремлют туманы и тучи
Волнами клубящейся мглы,
Как флером, окутав изрытые кручи
Косматой и мрачной скалы.
И видно оттуда, как даль горизонта
Сливается с зыбью морской
И как серебрится на Альпах Пьемонта
В лазури покров снеговой.
И город оттуда видать: под ногами
Он весь, как игрушка, лежит,
Теснится к волнам, зеленеет садами,
И дышит, и жизнью кипит!..
3
Шумна многолюдная Ницца зимою:
Движенья и блеска полна,
Вдоль стройных бульваров нарядной толпою
За полночь пестреет она;
Гремят экипажи, снуют пешеходы,
Звенят мандолины певцов,
Взметают фонтаны жемчужные воды
В таинственном мраке садов.
И только скалистый утес, наклоненный
Над буйным прибоем волны,
Как сказочный витязь, стоит, погруженный
В свои одинокие сны...
Стоит он - и мрачные тени бросает
На радостно-светлый залив,
И знойный мистраль шелестит и вздыхает
В листве ее пышных олив.
4
Пришлец, северянин, - еще с колыбели
Привыкнув в отчизне моей
К тоскливым напевам декабрьской метели
И шуму осенних дождей, -
На роскошь изнеженной южной природы
Глядел я с холодной тоской,
И город богатства, тщеславья и моды
Казался мне душной тюрьмой...
Но был уголок в нем, где я забывался:
Бессильно смолкая у ног,
Докучливым шумом туда не врывался
Веселья и жизни поток.
То был уголок на утесе угрюмом:
Под сень его мирных могил
Я часто, отдавшись излюбленным думам,
От праздной толпы уходил.
5
Среди саркофагов и урн погребальных,
Среди обветшалых крестов
И мраморных женщин, красиво-печальных
В оградах своих цветников, -
Там ждал меня кто-то, как я, одинокий.
Как я, на чужих берегах
Страдальческий образ отчизны далекой
Хранивший в заветных мечтах.
Отлитый из меди, тяжелой пятою
На мраморный цоколь ступив,
Как будто живой он вставал предо мною
Под темным наметом олив.
В чертах - величавая грусть вдохновенья,
Раздумье во взоре немом,
И руки на медной груди без движенья
Прижаты широким крестом...
6
Так вот где, боец, утомленный борьбою,
Последний приют ты нашел!
Сюда не нагрянет жестокой грозою
Терзавший тебя произвол.
Из скорбной отчизны к тебе не домчится
Бряцанье позорных цепей.
Скажи ж мне: легко и спокойно ли спится
Тебе меж свободных людей?
Тебя я узнал. Ты в минувшие годы
Так долго, так гордо страдал!
Как колокол правды, добра и свободы,
С чужбины твой голос звучал.
Он совесть будил в нас, он звал на работу,
Он звал нас сплотиться тесней,
И был ненавистен насилью и гнету
Язык твоих смелых речей!..
1885-1886
ВЕСНОЙ
Опять меня томит знакомая печаль,
Опять меня зовет с неотразимой властью
Нарядная весна в заманчивую даль,
К безвестным берегам, к неведомому счастью...
Волшебница, молчи!.. Куда еще спешить,
Чего еще искать?.. Пред бурей испытаний
Изжита жизнь до дна! Назад не воротить
Заносчивых надежд и дерзких упований!
В минувшие года я верил в твой призыв,
Я отдавался весь твоим безумным чарам...
Как горд я был тогда, как был нетерпелив,
Как слепо подставлял я грудь мою ударам!
Я, как Икар, мечтал о ясных небесах!..
Напрасные мечты!.. Неопытные крылья
Сломились в вышине, и я упал во прах,
С сознанием стыда, печали и бессилья!
Довольно!.. Догорай неслышно, день за днем,
Надломленная жизнь! Тяжелою ценою
Достался опыт мне! За ярким мотыльком
Не брошусь я теперь, не увлекусь мечтою!
Пускай венки - побед других к себе влекут,
Тех, кто еще кипит отвагою орлиной,
А мне хватило б сил на мой заветный труд,
На незаметный труд, упорный, муравьиный!..
10 марта 1886
ОЛАФ И ЭСТРИЛЬДА
1
"Кто он, - молвил Гаральд, - тот певец-чародей,
Тот избранник, отмеченный божьим перстом,
Чьи напевы звучат по отчизне моей,
Зажигая сердца непонятным огнем?
Их поет поселянин, трудясь за сохой,
И поет их рыбак, выплывая в залив,
Белый парус над лоном волны голубой
Горделиво навстречу заре распустив;
Я слыхал их под грохот железных мечей,
На кровавых полях в беспощадном бою,
Я внимал им в лесу, у бивачных огней
Торжествуя с дружиной победу мою;
И хочу я услышать их в замке моем!..
Призовите ж певца!.. Пусть, спокоен и смел,
Он споет предо мной, пред своим королем,
То, что с дивною силой народу он пел!.."
2
Льют хрустальные люстры потоки лучей,
Шелк, алмазы и бархат блистают кругом,
И Гаральд, окруженный толпою гостей,
Восседает на троне своем золотом...
Распахнулась завеса - и вводят певца:
Он в крестьянском наряде и с лютней в руках;
Вьются кудри вокруг молодого лица,
Пышет знойный загар на румяных щеках...
Поклонился певец королю и гостям,
Огляделся вокруг - и смутился душой:
Слышит юный Олаф: пробежал по рядам
Тихий смех, словно моря далекий прибой;
Видит юный Олаф: сотни чуждых очей
На него любопытно и зорко глядят...
Льют хрустальные люстры потоки лучей,
Шелк, алмазы и бархат повсюду горят...
3
И взглянул он вперед, - оглушен, ослеплен
И испуган богатством, разлитым кругом...
Боже, что с ним такое?.. То явь или сон?
Кто там рядом, на троне, с его королем?
То Эстрильда-краса, королевская дочь...
Ярче вешних небес на Эстрильде наряд...
И не в силах волненья Олаф превозмочь,
И не в силах отвесть очарованный взгляд.
Как зеленая ель в заповедных лесах,
Молодая царевна гибка и стройна;
Как сверкающий снег на норвежских горах,
Молодая царевна печально-бледна.
По плечам разметались душистой волной
Золотистые кольца упрямых кудрей,
И, как море темно перед близкой грозой, -
Так темна глубина ее синих очей...
4
Не смеются они над смущенным певцом;
Нет, они говорят: "Я грустна... я больна...
Ах, зажги мое скорбное сердце огнем,
Разбуди мое скорбное сердце от сна!
Что мне роскошь дворца? Что мне пышный наряд?
Что мне льстивые речи корыстных рабов?
Я хотела бы в лес, где деревья шумят,
Я хотела б в поля, на ковер из цветов!..
Позабытая всеми, свободна, одна, -
Убежать я хотела б на берег морской,
Чтоб послушать, как дышит в тумане волна
И как ветер, ласкаясь, играет с волной...
Ненавистен и тяжек мне царский венец, -
Ненавистней тюрьмы и тяжеле цепей!..
Исцели ж мое бедное сердце, певец,
Исцели его сладкою песней своей!.."
5
И ударил Олаф по струнам и запел, -
Так запел, как доныне еще не певал:
Юный голос слезами печали звенел,
Зноем страсти и негой желаний дрожал.
Пел о солнце Олаф и о ясной весне,
О манящих улыбках и нежных очах;
Пел о том, как в весеннюю ночь, при луне,
Пляшут эльфы, резвясь на душистых цветах;
Пел о громких деяньях могучих вождей,
Пел о славных сраженьях и ранах бойцов,
О печали их жен, о любви матерей,
О смятеньи и страхе сраженных врагов, -
И была его песнь словно буря дика,
Словно буря ночная в родимых горах,
И была его песнь как молитва сладка,
Как молитва на детских, невинных устах!..
6
Не вернется Олаф. Как в былые года,
Из конца и в конец по отчизне своей
Не пройдет он опять никогда, никогда,
Не вернется Олаф из-за чуждых морей...
Не звучать его песне ни в царском дворце,
Ни в рыбачьем челне, ни в углу бедняка...
Плачь, родная страна, об угасшем певце!
Погубили Олафа любовь и тоска!..
Там, где жгучее солнце на море песков
С раскаленных небес беспощадно глядит;
Там, где пальмы качают короны листов
И гремучий ручей по корням их бежит, -
Там навеки затих наш родной соловей,
Там навеки затмилась Олафа звезда.
Плачь, родная страна! Из-за чуждых морей
Не вернется Олаф - никогда, никогда!..
1886
МАТЬ
Тяжелое детство мне пало на долю:
Из прихоти взятый чужою семьей,
По темным углам я наплакался вволю,
Изведав всю тяжесть подачки людской.
Меня окружало довольство; лишений
Не знал я, - зато и любви я не знал,
И в тихие ночи тревожных молений
Никто над кроваткой моей не шептал.
Я рос одиноко... я рос позабытым,
Пугливым ребенком, - угрюмый, больной,
С умом, не по-детски печалью развитым,
И с чуткой, болезненно-чуткой душой...
И стали слетать ко мне светлые грезы,
И стали мне дивные речи шептать