| Главная » Книги |
Мей Лев Александрович - Стихотворения, Страница 2
Мей Лев Александрович - Стихотворениятарая основой
Надежде старой будет вновь,
И, перезрев в беде суровой,
Пускай войдет к вам гостьей новой
Одна любовь.
(1851-1854?)
"О господи, пошли долготерпенье..."
О господи, пошли долготерпенье!
Ночь целую сижу я напролет,
Неволю мысль цензуре в угожденье,
Неволю дух - напрасно! Не сойдет
Ко мне твое святое вдохновенье.
Нет, на кого житейская нужда
Тяжелые вериги наложила,
Тот - вечный раб поденного труда,
И творчества живительная сила
Ему в удел не дастся никогда.
Но, господи, ты первенцев природы
Людьми, а не рабами создавал.
Завет любви, и братства, и свободы
Ты в их душе бессмертной начертал,
А твой завет нарушен в род и роды.
Суди же тех всеправедным судом,
Кто губит мысль людскую без возврата,
Кощунствует над сердцем и умом -
И ближнего, и кровного, и брата
Признал своим бессмысленным рабом.
(1855)
ПОДРАЖАНИЕ ВОСТОЧНЫМ
(Н. И. Кролю)
Храни поученье отцово,
Мой сын, и в скрижали души
Мое заповедное слово
Отныне навеки впиши:
Пребудь безбоязен душою,
Но господа бойся и чти;
Премудрость зови ты сестрою
И разум себе просвети.
И речи греха и обмана
Не будут нам, мудрым, властны,
И в разуме будет охрана
Тебе от лукавой жены.
Взгляни!.. Не находит на ложе
Она ни покоя, ни сна,
И ночью сидит настор'оже,
Сидит и глядит из окна -
Не бродит ли где в околотке
Случайно глупец молодой?
Не слышно ли праздной походки?
Не слышно ли песни ночной?
Увидит - услышит далече,
И выйдет, и станет ласкать,
И станет коварные речи
С бесстыдным лицом лепетать:
"Сегодня должна, по обету,
Я мирную жертву свершить,
А гостя любимого нету
Трап'езу мою разделить.
Тебя я искала, искала -
Ждала от вечерней поры:
Завесила одр и постлала
Египта двойные ковры,
Посыпала ложе шафраном,
Корицей посыпала пол -
Войди и в веселье желанном
Возляжем за трапезный стол.
Мой муж отлучился далеко
И много унес серебра -
Унес и ревнивое око: -
Пробудь у меня до утра... "
Прельстила беседою грешной,
Тенётами уст привлекла, -
И вслед за женою поспешно
Безумная жертва пошла:
Идет он, как вол на закланье,
Идет он, как к привязи пес,
Забыв, что души достоянье
На жертву блуднице принес.
(1856)
КРАСАВИЦЕ
Природа севера за ним, от колыбели,
Суровой нянькою ходила много лет:
Ни песен для него уста ее не пели,
Не улыбалися отзывно на привет,
И только с каждым днем мертвее и мертвее
Слагалися черты старухина лица,
И на сердце его всё было холоднее,
И он не понимал ни жизни, ни творца...
Не понимал он слов - "тревога, страсть, желанье...
Блаженство и восторг... "Но - встретилася ты -
В природе мертвенной познал он обаянье
И вековечный строй любви и красоты.
(6 октября 1856 г.)
ПОКОЙНЫМ
Когда раскинет ночи мерцающие сени
И полы темные небесного шатра,
Толпой у моего бессонного одра
Сбираетеся вы, возлюбленные тени...
Незримы для других, неслышимы другим,
Вы взору моему являетеся ясно
В бесплотных призраках и внятно, хоть безгласно
Мне шепчете: "усни - отраден сон живым".
Не засыпаю я, но в области мечтанья
Какой-то двойственной я жизнию живу -
Не здесь, но и не там, ни в сне ни наяву:
То греза памяти, то сон воспоминанья...
И будто волшебством всё оживает вновь,
Чем сердце некогда и билось и жило,
Что некогда оно, страдая, схоронило -
Желания, мечты, надежды и любовь.
Летучей чередой, падучею звездою
Мелькают предо мной знакомые черты;
Отец, младенец-брат и ты, родная, ты, -
Бледна, болезненна, под ранней сединою,
Вконец истомлена неравною борьбою,
Но незнакомая с упреком и с укором,
Но с всепрощающей улыбкою и взором,
Переглянувшимся отчаянно с судьбой.
О мать моя, скажи, скажи мне: для чего же
Печально ты глядишь в загадочную высь
И словно молвишь мне: "бедняжка, не борись -
Для силы есть предел и для терпенья тоже! "
Но нет, я не забыл примера твоего:
Я помню, как в тебе двоились силы прежде
При первом отдыхе от горя, при надежде
На милость божию и на покров его.
Мгновенно домик наш и все мы веселели
В беседе дружеской, за трапезой простой
Звучали за-полночь и смех и голос твой,
А чудные глаза пылали и темнели.
Мой милый Сашенька, с тобою связан я
Всей братской памятью от самой колыбели,
И много раз к моей горячечной постели
Охранным ангелом слетала тень твоя.
Вот как теперь гляжу на детскую: о стекла
Дробится солнышко в рассыпчатых лучах;
Ты прыгаешь, смеясь, у няньки на руках;
Игрушка в ротике пурпуровом намокла;
Глазенки светятся весельем неземным;
Под тонкой кожей кровь играет в каждой жилке,
Как будто никогда ей не остыть в могилке
Под вешней муравой и камнем гробовым...
Отец мой, и к тебе судьба была сурова
И в полном цвете сил свела нежданно в гроб.
Ребенком я глядел на твой остывший лоб,
На впалые глаза и на парчу покрова...
Спокойно я тебя поцеловал в уста,
Спокойно подошел к могиле за толпою
И видел, как тебя засыпали землею,
И как поверх легла тяжелая плита.
И были новы мне - весенняя погода,
Кудрявые верхи кладбищенских берез,
И голос дьякона, и резкий скрип колес,
И запах ладана, и скопище народа.
Потом я позабыл надолго о тебе,
А если вспоминал, - случайно, на мгновенье,
Как грёзу сонную, как смутное виденье,
Безместное в моей безвыходной судьбе.
Теперь ты знаешь сам, в душе моей другое.
Воспоминания мне сладостней всего,
И часто думой я у гроба твоего...
Отец, простил ли ты дитя свое родное?..
Но тени новые... И ближе всех одна...
Как нежны очерки лица и шеи белой,
Как горделив изгиб у этой брови смелой,
Как молодая грудь легко округлена!
Красавица, с земли на небо улетая,
Ты одохнула ль там тревожною душой.
Забыла ль прошлое, иль в небо за тобой
Бессменной спутницей умчалась страсть земная?
Бывало, вечером, - все сумрак обовьет,
За кровлями заря край неба нарумянит,
И первая звезда слезою крупной канет
На темную лазурь с неведомых высот, -
К раскрытому окну припасть с тупой истомой,
Поникнуть головой, дыханье затая,
Ты слушаешь: реки ленивая струя
Не донесла ль к тебе и благовест знакомый,
Иль мерный бой часов того монастыря,
Где скрыла от тебя таинственная ряса
Празднолюбивого ханжу и ловеласа...
Ты слушаешь - горишь и гаснешь, как заря...
Как угасает все прекрасное на свете...
Две бабушки мои... Одна, как на портрете,
В роброне с кружевом и с лентой голубой
Поверх напудренной прически величавой;
Вся - молодость и жизнь; усмешка на губах;
Сапфира перелив в разнеженных глазах,
Полузавешенных ресницею лукавой...
Другая бабушка отцветшую красу
Прикрыла, как могла под скадками капота,
Под одногорбыми очками на носу.
Прямою сверстницей невозмутимых Парок,
Старушка тянет нить из вечного мотка...
И спицами стучит, и пятку у чулка
Спускает бережно... Давно оплыл огарок;
Давно внучата спят... Не спит из них один:
Упорно он глядит на блещущие спицы,
На чепчик бабушки, на белые ресницы,
На губы сжатые и впадины морщин.
О, многое с тех пор для внука миновало,
И много прожил он и дум, и чувств, и дней;
Но как жалеет он о бабушке своей
И скромной комнатке, где п'од вечер всё спало!
И вы, в толпе теней, друзья моей весны,
Былые спутники на жизненной дороге!
Сошлися весело на школьном мы пороге
И смело в путь пошли, судьбой увлечены.
Я отставал от вас: одни вслед за другими,
Умчалися вы в даль и скрылися из глаз,
Но след ваш свеж еще, и догоню я вас
У общей пристани, за гранями земными.
Последним перегнал меня недавно - ты,
Поклонник пламенный и мученик искусства:
Не мог ты подчинить труду живого чувства,
Рассудком обуздать не мог своей мечты -
И пел, что пелося, без ладу, без разбора,
Как малое дитя, едва ли разумев,
Что есть условный строй, наслушанный напев...
Не мог перенести ты злого приговора
Заносчивых судей; доверчивый поэт,
Ты видел в г'аере Ахилла гнев и силу,
И - грустно вымолвить - сложил тебя в могилу
Нахальной выходкой журнальный пустоцвет.
Но суд потомства чужд служения кумиру;
Над урною твоей, непризнанный певец,
Повесит он и твой поруганный венец
И робкою рукой настроенную лиру.
Мир праху твоему!
Отшельник старый, дед...
Завален грудой книг в невзрачном кабинете...
Науки труженик, запутавшийся в сети
Сухой схоластики, ты мистицизма бред
Считал за истину, конечную идею
Искал в среде, где нет начала и конца,
И солнцем признавал лампаду мудреца...
Ты истину узнал, представши перел нею...
Поникшее чело, из-под склоненных век
Едва приметный взор, не прежний, горделивый,
А взор сознания, спокойно прозорливый,
Всё говорит в тебе: "безумен человек! "
Две тени, две сестры... Одна - дитя душой,
С слепою верою в прекрасное, благое,
В земное счастие, в призвание земное,
В любовь, в поэзию - во всё, что у другой
Тяжелым опытом навек убито было,
Во что поверила когда-то и она,
Но что в ней осмеял рассудок - сатана,
Что сердце прокляло, презрело и забыло.
Проносится она, несхожая чета,
Как воплощение насмешки и восторга,
Порыва и любви, презрения и торга, -
Жизнь - как была, и жизнь - как светлая мечта...
Мечтою жизнь была и для тебя, мой милый,
Мой незабвенный друг, товарищ бурных лет,
Загадка, для какой разгадки даже нет...
Порою юноша, порою старец хилый,
Порою твердый муж совета и труда,
Порой изнеженный, ребячливый сангвиник,
В душе христианин, в привычках истый циник,
Раскошный цвет ума, увядший без плода!
Ты всех спокойнее... ты, окруженный сонмом
Полуночных теней, попрежнему мне мил,
Ты будто говоришь: "Я верил и любил -
Я верю и люблю... Помолимся и вонмем! "
И следом за тобой мелькают все они,
Все, сердцу моему знакомые, родные, -
Былые образы и призраки былые.
Как над могилами блудящие огни,
Они колеблются и теплются уныло,
И в этих огоньках и в каждой вспышке их
Горит частица дум, частица чувств моих,
Упавшая слезой над свежею могилой.
Толпой у моего бессонного одра
Сбираетеся вы, возлюбленные тени,
Когда раскинет ночь мерцающие сени
И полы темные небесного шатра.
Все вы вокруг меня, вы живы, вы воскресли.
Не правда ли - вы здесь, вы не обман пустой?
Но... если вы - мечта и вызваны мечтой?
Но если нет вас здесь и нет нигде... Но если...
Молчи, лукавый ум, сомнений не буди:
Я верю пламенно в присутствие не сущих,
Я верю - есть союз меж живших и живущих,
Как есть бессмертие и вечность впереди!
(16 декабря 1856 г.)
ТЫ ПЕЧАЛЬНА
(кому-то)
Ты печальна, ты тоскуешь,
Ты в слезах, моя краса...
А слыхала ль в старой песне:
"Слезы девичьи - роса"?
Поутру на поле пала,
А к полудню нет следа...
Так и слезы молодые
Улетают навсегда,
Словно росы полевые, -
Знает бог один - куда.
Развевает их и сушит
Жарким пламенем в крови
Вихорь юности мятежной,
Солнце красное любви.
(с. Кораллово. 30 июля 1857 г.)
"Убей меня, боже всесильный..."
Убей меня, боже всесильный,
Предвечною правдой своей,
Всей грозною тайной могильной
И всем нарекомым убей -
Любви ты во мне не погубишь,
Не сдержишь к бессмертью порыв:
Люблю я - затем, что ты любишь,
Бессмертен - затем, что ты жив!
(19 октября 1857 г.)
ЦЕРЕРА
(посвящается графу Григорию Александровичу)
(Кушелеву - Безбородко)
(Rachette me feeit.)
Октябрь... Клубятся в небе облака,
Уж утренник осеребрил слегка
Поблекшие листы березы и осины,
И окораллил кисть поспелую рябины,
И притупил иголки по соснам...
Пойти к пруду: там воды мертво-сонны,
Там в круг сошлись под куполом колонны,
И всепечальнице земли воздвигнут храм,
Храм миродержице - Церере...
Там
Я часто по вечерним вечерам,
Сидел один на каменной ступени
И в высь глядел, и в темной той выс'и
Одна звезда спадала с небеси,
Вслед за другой мне прямо в душу... Тени
Ложилися на тихий пруд тогда -
Так тихо, что не слышала вода.
Не слышали и темные аллеи
И на воде заснувшие лилеи...
Одни лишь сойка с иволгой не спят:
Тревожат песней задремавший сад, -
И этой песне нет конца и меры...
Но вечно нем громадный лик Цереры...
На мраморном подножии, в венце
Из стен зубчатых, из бойниц и башен, -
Стоит под куполом, величественно-страшен,
Спокоен, и на бронзовом лице
Небесная гроза не изменит улыбки...
А очертания так женственны и гибки,
И так дрожат в руках богини ключ
И пук колосьев, что сама природа,
А не художник, кажется, дала
Ей жизнь и будто смертным предрекла:
"Склонитесь перед ней - вот сила и свобода! "
Но вот, без мысли, цели и забот,
Обходит храм, по праздникам, народ:
На изваяние не взглянет ни единый,
И разве сторожил, к соседу обратясь,
Укажет: "Вон гляди ! беседку эту князь
Велел построить в честь Екатерины".
Загадка
Развязанные, вполне живые разговоры,
Язвительный намек и шуточка подчас,
Блестящие, как сталь отпущенная, взоры
И мягкий голос ваш смущают бедных нас.
Но угадайте, что поистине у вас
Очаровательно и сердце обольщает?
В раздумье вы ?.. Так я шепчу вам на ушко:
Кто знает вкус мой, тем и угадать легко,
А кто не знает, пусть посмотрит: угадает...
"Не верю, господи, чтоб ты меня забыл..."
Не верю, господи, чтоб ты меня забыл,
Не верю, господи, чтоб ты меня отринул:
Я твой талант в душе лукаво не зарыл,
И хищный тать его из недр моих не вынул.
Нет ! в лоне у тебя, всесильного творца,
Почиет Красота и ныне и от века,
И ты простишь грехи раба и человека
За песни Красоте свободного певца.
Малиновке
Да! Ты клетки ненавидишь,
Ты с тоской глядишь в окно;
Воли просишь... только, видишь,
Право, рано: холодн'о
Пережди снега и вьюгу:
Вот олиствятся леса,
Вот рассыпется по лугу
Влажным бисером роса!
Клетку я тогда открою
Ранним - рано по утру -
И порхай, господь с тобою,
В крупноягодном бору.
Птичке весело на поле
И в лесу, да веселей
Жить на воле, петь на воле
С красных зорек до ночей...
Не тужи: весною веет;
Пахнет в воздухе гнездом:
Алый гребень так и рдеет
Над крикливым петухом;
Уж летят твои сестрицы
К нам из-за моря сюда:
Жди-же, жди весны-царицы,
Теплой ночи и гнезда.
Я пущу тебя на волю;
Но, послушай, заведешь
Ты мне песенку, чт'о полю
И темн'ым лесам поешь ?
Знашь, ту, чт'о полюбили
Волны, звезды и цветы,
А задумали - сложили
Ночи вешние да ты.
Ответ фельетонисту
Я горжусь 44-м
За нее, за страсть мою:
Для чего ж пером истертым
Нацарапал ты статью ?
Чт'о глумишься над собратом,
Как мальчишка - хи - хи - хи ?
Вспомни, милый, в 35 - м
Я прощал тебе стихи;
Так, конечно, обороны
И отместки не ищу
И, конечно, фельетоны
В 57 - м прощу.
Сумерки
Оттепель... Поле чернеет;
Кровля на церкви обмокла;
Так вот и веет, и веет -
Пахнет весною сквозь стекла.
С каждою новой ложбинкой
В'одополь всё прибывает,
И ограниченной льдинкой
Вешняя звездочка тает.
Тени в углах шевельнулись,
Темные, сонные тени
Вдоль по стенам потянулись,
На пол ложатся от лени...
Сон и меня так и клонит...
Тени за тенями - грезы...
Дума в неведомом тонет...
Н'а сердце - крупные слезы.
Ох, если б крылья да крылья,
Если бы доля, да доля,
Не было б мысли - "бессилья".
Не было б слова - "неволя".
Арашка
Дворовые зовут его Арашкой...
Ученые назвали бы ар'а;
Граф не зовет никак, а дачники милашкой
И попенькой...
Бывало, я с утра
Росистою дорожкою по саду
Пойду гулять, - он, на одной ноге,
Стоит на крыше и кричит: "Эге! "
Потом хохочет до упаду,
За клюв схватившись лапою кривой
И красною качает головой.
Никто не помнит, как, когда, откуда
Явился в дом Арашка ?.. Говорят,
Что будто с коробля какого-то, как чудо,
Добыл его сиятельный...
Навряд !
Мне кажется, Арашку подарили -
Или визирь, или не знаю кто?
Быть может, что сама
Державина бессмертная Фелица?..
Положим - так...
А попугай - все птица...
Он не забыл Америки своей, -
И пальмовых лесов, лиановых сетей
И солнца жаркого, и паутины хочет,
И над березами и соснами хохочет.
Не знаю, почему припомнилось...
Читал
Когда-то я индийское преданье
О племени... Забыл теперь названье,
Но только был героем попугай...
Вот видите... в Америке есть край,
На берегах - пожалуй - Ориноко.
Там ток воды прорыл свой путь глубоко
Сквозь кручу скал... И брызжут, и гремят,
И в прорезь рвутся волны... Водопад...
Сюда-то в незапамятное время,
Укрылося войной встревоженное племя,
Затем, чтоб, с трубкой мира, отдохнуть,
В тени утесов и пещер прибрежных
От дней, вигвамам тяжких и мятежных;
Пришло сюда и кончило свой путь...
И спит теперь от мала до велика
В пещере: - всех горячка унесла...
Но нет, не всех: осталася улика,
Что был народ какой-то, что была
Когда-то жизнь и здесь...
Над водопадом,
На выступе гранитных скал, сидит
Седой ара и с потускневшим взглядом
На языке утраченном кричит
Какие-то слова...
И наотмашку
Гребет веслом испуганный дикарь;
Всё - мертвецы, а были люди встарь...
(25 мая 1853 г.)
ОДУВАНЧИКИ
(ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ БАРЫШНЯМ)
Расточительно-щедра,
Сыплет вас, за грудой груду,
Наземь вешняя пора,
Сыплет вас она повсюду;
Где хоть горсточка земли, -
Вы уж, верно, расцвели.
Ваши листья так росисты,
И цветки так золотисты!
Надломи вас хоть легко, -
Так и брызнет молоко...
Вы всегда в рою веселом
Перелетных мотыльков,
Вы в расцвет - под ореолом
Серебристых лепестков,
Хороши вы в день венчальный;
Но... подует ветерок,
И останется печальный,
Обнаженный стебелек...
Он цветка, конечно, сп'орей:
Можно выделать цикорий!
(30 мая 1858 г.)
ПРИ ПОСЫЛКЕ СТИХОВ (КАТЕ МЕЙ)
Года прошли с тех пор обычным чередом,
Как, силы юные в семейной лени тратя,
С тобою вечера просиживал я, Катя,
В глуши Хамовников и на крылечке том,
Где дружба и любовь давно порог обила,
Откуда смерть сама раздумчиво сходила...
Года прошли, но ты, не правда ли, все та?
Все так же для тебя любезны те места,
Где в праздник, вечером, умчась из пансиона,
Ты песню слушала доверчиво мою
И знала, что пою - не зная, что пою,
Под звучный перелив знакомого нам звона?
Возьми же, вот тебе тетрадь моих стихов,
На память молодых и прожитых годов...
Когда нас Чур стерег, дымилась вечно трубка,
И жизнь цвела цветком, как ты, моя голубка!
(1858)
ПОЛЕЖАЕВСКОЙ ФАРАОНКЕ
Ох, не лги, не лги,
Даром глазок не жги,
Вороватая!
Лучше спой про свое,
Про девичье житье
Распроклятое:
Как в зеленом саду
Соловей на беду,
Расыстомную
Песню пел - распевал -
С милым спать не давал
Ночку темную...
(27 января 1859 г.)
ФЕЙРВЕРК
Много взвивалось потешных огней,
Брошенных смелой рукою людей, -
Дна допроситься у неба;
Да неизведанно дно в небеси,
И в бирюзовой бездонной выси
Звезды, сопутницы Феба,
Не увидали взлетевших ракет,
Будто их не было в небе и нет,
Будто из темного сада,
С каждого дерева, с ветки, с листка,
Не разбросала их чья - то рука,
И не глядела дриада?..
Нет: меж ветвей не глядит уж она...
Но, как богиня лесов, зелена -
В дымке струится хитона,
Вся, как цветок, создана для венца,
Кисти и песен, струны и резца,
Ты поглядела с балкона,
Вслед за ракетой, и быстрой мечтой
Обогнала ее в мгле голубой,
Выше надзвездной границы,
И замечталася - бог весть о чем?..
Между тем тени вставали кругом
Из повседневной гробницы;
Шли по аллеям, дорожкам, кустам,
По закурённым до сна цветникам
Ладаном ночи; скользили -
Где меж толпы, обогнувшей балкон,
Где меж далеко белевших колонн
Черный свой саван спустили,
Где охватили, припавши за куст,
Мраморный цоколь иль бронзовый бюст,
Или предсение храма...
Вот и бенгальские гаснут огни -
И потонуло в росистой тени
Всё - и картина и рама...
Всё... Воцарилась ночная краса...
Что ж ты пытливо глядишь в небеса,
Что же не сводишь с них взора?
Что тебе звезды с небес говорят?
То ли, что гаснет и огненный взгляд
Так же безвременно-скоро,
Как и ракета, что в их вышине
Дщерям земли недоступны оне,
И что лазурной стезею
Много земных звезд умчалось туда,
Только назад ни одна никогда
С неба не спала звездою?
То ли они говорят, что, пока
Летний день долог и ночь коротка,
Надо ловить наслажденья;
Что пред святым алтарем красоты
Надо кошницами сыпать цветы,
Жечь фимиам воскуренья;
Что потому-то всё дышит кругом
И красоты и любви торжеством:
Пышные эти палаты,
Статуи, куполы, арки, столпы,
Шелест внизу изумленной толпы,
Стройные звуки сонаты,
Сдержанный шопот привычных похвал,
Вся эта роскошь, весь блеск и весь бал -
| |
| Просмотров: 460 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры