| Главная » Книги |
Мей Лев Александрович - Стихотворения, Страница 8
Мей Лев Александрович - Стихотворенияy"> Мужа нет, стало быть, нет и разума,
А что люди у нас разгулялися,
По твоей же, по княжеской милости".
Шапкой оземь ударил:
"Послушай же:
Ты полюбишь аль нет нас, Ульяна Андреевна?
Коль не волей возьму, так уж силою
И в охапке снесу на перину пуховую".
Как промолвил, она развернулася,
И откуда взялся у ней нож - богу ведомо,
Только в грудь не попала князь Юрию,
А насквозь пронизала ему руку левую...
"Так-то?" - только и вымолвил - вон пошел...
А поутру княгиню Ульяну Андреевну
Взяли из дому сыщики княжеские,
Обобрали весь дом, где рука взяла,
А ее самое в поруб кинули
Да уж кстати пришибли Буяна дубиною:
Не пускал из ворот ее вынести.
Весел князь Семеон, весел - радошен,
Правит к Новому Торгу по залесью,
А за ним целый стан на возах так и тянется:
Все с добром не нажитым, не купленным -
Бердышом и мечом с поля добытым.
Весел князь - видно, слышал пословицу:
Удался бы наезд, уж удастся приезд.
Ой, неправда!.. Гляди, из-за кустика,
Почитай - что у самой околицы,
Двое вышли на путь на дороженьку...
Видит князь: конюх Борька и с Яковом - стольником
Подбегают и в ноги ему поклонилися,
Бьют челом под копытами конскими...
"Что вы, что вы, ребята, рехнулися,
Аль бежали с чего - нибудь из дому?"
- "Осударь, - молвил Яков, - уж впрямь, что
рехнулися,
Не гадав под беду подвернулися:
Ведь бедою у нас ворота растворилися,
Все от мамушки Мавры Терентьевны...
Я обухом ее и пришиб, ведьму старую,
Да повинен, что раньше рука не поднялася..."
И рассказывать князю стал на ухо,
Чтобы лишнее ухо не слышало.
Конюх Борька ему подговаривает:
"И Буяна ни за что ни про что ухлопали..."
Закусил губы князь. "Ладно!.. С версту осталося?.."
- "Меньше, князь - осударь, тут рукой бы подать".
Уж ударил же князь аргамака острогами -
Вихорь - вихрем влетел он на двор к князю Юрию.
А уж тот на крыльце дожидается,
Слезть с коня помогает, взял за руку,
Поклонился до самого пояса, речь повел:
"Так-то мне, Семеон, ты послуживаешь?
Бабе, сдуру-то, волю дал этакую,
Что пыряет ножом князя стольного!
Ну, спасибо!.. И сам я за службу пожалую!"
Да как хватит его засапожником под сердце,
Так снопом и свалился князь Вяземский,
Словно громом убило... А Юрий - князь
И не дрогнул: глядит туча - тучею,
Индо старый за малого прячется.
Да уж тут же, с сердцов, повелел он из поруба
И княгиню Ульяну Андреевну выволочь
За ее темно - русую косыньку,
Руки - ноги отсечь повелел ей без жалости
И в Тверце утопить... Так и сбылося:
Сам стоял и глядел, словно каменный,
Как тонула головка победная,
Как Тверца алой кровью багровела...
Вече целое ахнуло с ужаса,
Хоть никто не оказал даже слова единого -
Потому Юрий - князь был досужливый,
На противное слово пригрозливый...
Только, знать, самого совесть зазрила:
С петухом собрался, не сказавшися,
Дом своею рукою поджег, не жалеючи,
И сбежал он в Орду тайно - тайною -
И поклона прощального не было
С Новым Торгом и с вечем поклончивым.
Уж догнал ли в Орду, нам неведомо,
А заезжие гости рассказывали,
Что пригнал под Рязанью он к пустыне,
Ко Петру - христолюбцу, игумену некоему,
Разболелся, да там и преставился,
В келье, иноком, в самое Вздвиженье,
На чужой земле, а не в отчине,
Не на княженьи, а в изгнании,
Без княгини своей и детей своих болезных...
Провожали его честно, по-княжески.
Да и мы за его душу грешную
Богу нашему вкупе помолимся:
Подаждь, господи, ради святой богородицы,
Правоверным князьям и княжение мирное,
Тихо - кроткое и не мятежное,
И не завистное, и не раздорное,
И не раскольное, и бескрамольное,
Чтобы тихо и нам в тишине их пожилося!
Что летит буйный ветер по берегу;
Что летит и Тверца по-под берегом,
Да летит она - брызжет слезами горючими...
(1857 - 1858)
ОБОРОТЕНЬ
(посвящается Надежде Андреевне Загуляевой)
Дело то было давно, не теперь,
Истинно было... Кто хочет, не верь...
Только ведь правды нигде не схоронишь -
В землю не спрячешь, конем не догонишь, -
В щелку пролезет, из рук улетит,
В море не тонет, в огне не горит...
Ладно и речь не о ней... А срубили,
В старое время, село мужички,
И довелось им - знать, пришлые были -
В самом лесу жить, у Камы-реки.
Ну и живут они там, поживают,
Церковь построили, - правят свой толк
Да на досуге зверишек стреляют...
Вечер, а парня в избе не видать...
"Что так? Далеко зайти бы не надо:
Тут до трущобы до самой с версту,
А молодежник - кусты на счету;
Тут и девчонкам дорога знакома...
Знать, загулял? Будет к завтрему дома".
Завтра в ворота, а Митьки всё нет:
Кажется, парню прийти бы чем свет,
Ан не идет... А метелица стала,
Где по колено сугроб наметала,
Где и под з'астреху... "Да! - говорят: -
Пусть погулял бы, а если плутает?
Да ведь и волк-то не то - что свой брат!
Вон пономарь со двора выезжает:
Хоть обокликнул бы, что ли, в лесу..."
Ну, пономарь, видно, где покуликал:
"Кликал, мол, братцы, я Митьку-то, кликал -
Не отозвался... Вот то-то оно:
Уж не того ли он? Вишь - холодн'о!"
Бабы послушали: "Страхи какие!
Батюшки! Слышали? - в голос ревут! -
Митька замерз! Вон, никак и везут!
Точно: из стана везут... понятые..."
Подлинно: ехали два мужика.
С р'озвальней Митьку в избу притащили,
Шубой накрыли, на печь уложили...
Три дня ворочать не мог языка,
Три дня метался на печке, покуда
Знахаря миром ему не нашли.
И уж откуда добыли, - откуда -
Бог весть!.. Отрыли из самой земли...
Вот, - как поправился Митька, - на сходке
То рассказал, что во всем околотке
Просто никто не поверил ему...
Верит просвирня, и то потому,
Что с прихожанами разного толка...
Вот что рассказывал Митька про волка:
"Всуе побожишься - ох, тяжело!
Как побожился, в нутре заскребло...
Мне бы и в лес не впервой, да и зверя -
Стало бы дело за спором теперя,
Правду сказать, я не то что ружьем, -
Просто: давай - пришибу кулаком.
Значит, уж с волком играть мне не в прятки.
Как подвернулся - я щелк да и щелк, -
Взвел - а душа-то и спряталась в пятки...
Вижу я: ровно и волк - да не волк:
Как огрызнется, да так-то негоже,
Инда морозом подрало по коже!
Это бы что!.. Как взревет, супостат,
Да ведь во весь человеческий голос:
"Что ж ты? Ружье не заряжено, брат?"
Как уж я выстрелил, как угодил
Прямо ему под лопатку - бог знает!
Видел, что лытки ему подкосил.
Да самого меня так и шатает,
Так и шатает... Упадавай - пришибу кулаком.
В лес без оглядки нечесанным волком.
Вот тебе сказ мой и полно... Прощай!"
Я с ним простился - и прямо к зазнобе;
Пеночкой в садик ее прилетел...
Вижу - гуляют сестрицы, и обе
Садика краше... Я им и запел:
"Ох, вы, девицы - лукавицы!
Не гуляйте по цветам,
Не ревнуйте их, красавицы,
Ко сокольим ко глазам.
Сокол гонит за лебедкою,
Парень думает о том,
Как бы девицке молодкою
Под его вздремнуть крылом?"
Спел я, а красным-то слово приятно:
"Что это пеночка нонече внятно
Песню заводит?.. Да, правда, пора
Гнездышко вить ей с утра до утра..."
Так-то она... А сестра-то: "И елка
Словно в цвету?.. Посмотри:
Вот и пчелка
Так и жужжит..." А жужжит не пчела -
Я их морочу с досады и зла,
Я им жужжу, уж была - не была:
"Ох, вы, зорьки несподобные!
Клетка к клетке пригнан сот;
Обвощен; что слезы дробные,
Из-под каждой каплет мед;
А пройдет пора медовая:
Улей скутан, выбран сот,
Пчелки спят, - и чернобровая
Хоть и с милым, - а заснет..."
Всё прожужжал я, а им-то приятно...
Что это пчелка-то нонече внятно,
Словно бы реки какие, жужжит?.." -
Так - то она... А сестра говорит:
"Видишь, настала какая погода?
Чай из цветов-то повысосет меда,
Чует, что скоро и липовый сот,
Вот ей на солнце и весело стало...
Надо-быть, скоро Иван-то Купало?" -
"Скоро... А на сердце кошка скребет...
Только подумать, что, много с неделю,
Стлать мне с тобою в светелке постелю,
Словно кто под бок мне хватит ножом..."
Как услыхал я, - повис пауком;
С вяза спустил паутину - другую,
Будто основу сновал бы какую,
Так вот и мычусь по ней челноком.
"Глянь-ка! Паук-то какой! Со крестом!
Вот в пузырек бы его, да потом
В землю зарыть бы под волчьим кустом:
Три года жди, а в Ивана-Купала
Вынешь жемчужину с мелкий орех". -
Так-то она, а сестра ей: "Ведь грех
Душу живьем зарывать... - "Угадала!
Нешто паук-то показан в душах?
Хоть раздави, да и то в барышах...
Сказано: гадина! Вот посмотри-ка:
Я его - разом!"
Творец мой владыка!
Свету невзвидел я! Знать, уж с тоски,
Веткою хлысть поперек-то щеки!..
Так и сомлела, что снег побелела,
Прыгнула - ветку-то, видно, достать,
Ан не лостала ее: улетела
Дымом ли? Пылью ли? Чем? - И не знать
Вечером села она у окошка,
И невдогад ей, что против сторожка:
Я кузнецом в лопухе стрекочу,
Глаз не свожу с ней, а к ней не скачу...
Вот и сидит она, будто горюет -
Н'а небо смотрит, колечко целует...
Я - как скачуся падучей звездой, -
Крикнула: "Звездочка! Стой же ты, стой!
Ворога в омут, и с камнем на шее,
А для него, для милого дружка,
Выдерни с телом серьгу из ушка!"
Ну, уж и зверь не бывал меня злее:
Кажется, вырвал бы деду язык...
"Так - то меня научил ты, старик?
Что тебе, лысому, н'авек достало,
Нашему брату и на день-то мало.
Вишь, запгал ни с того ни с сего! -
Не побоюсь же как есть ничего,
Только дождаться б Ивановой ночи..."
Ждал и дождался, хоть не было мочи:
Знал, что она-то купаться пойдет...
ПЕСНЯ ПРО БОЯРИНА ЕВПАТИЯ КОЛОВРАТА
На святой Руси быль и была,
Только быльем давно поросла...
Ох вы, зорюшки-зори!
Не один год в поднебесья вы зажигаетесь,
Не впервой в синем море купаетесь:
Посветите с поднебесья, красные,
На бывалые дни, на ненастные!..
Вы, курганы, курганы седые!
Насыпные курганы, степные!
Вы над кем, подгорюнившись, стонете,
Чьи вы белые кости хороните?
Расскажите, как русскую силу
Клала русская удаль в могилу!..
1
К городу Рязани
Катят трое сани,
Сани развальные -
Дуги расписные;
Вожжи на отлете;
Кони на разлете;
Колокольчик плачет -
За версту маячит.
Первые-то сани -
Все-то поезжане,
Все-то северяне,
В рукавицах новых,
В охабнях бобровых.
А вторые санки -
Все-то поезжанки,
Все-то северянки,
В шапочках горлатных,
В жемчугах окатных.
А что третьи сани
К городу Рязани
Подкатили сами
Всеми полозами.
Подлетели птицей
С красной царь-девицей,
С греческой царевной -
Душой Евпраксевной.
У Рязанского князя, у Юрия Ингоревича,
Во его терему новорубленном,
Светлый свадебный пир, ликование:
Сына старшего, княжича Федора,
Повенчал он с царевной Евпраксией
И добром своим княжеским кланялся;
А добро-то накоплено исстари:
Похвалила бы сваха досужная,
В полу-глаз поглядя, мимо идучи.
Во полу-столе, во полу-пиру
Молодых гостей чествовать учали,
На венечное место их глядючи,
Да смешки про себя затеваючи:
Словно стольный бы князь их не жалует -
Горький мед им из погреба выкатил,
А не свадебный!.. "Ин подсластили бы!"
А кому подсластить-то?.. Уж ведомо:
Молодым...
Молодые встают и целуются.
И румянцем они, что ни раз, чередуются,
Будто солнышко с зорькой вечернею.
И гостям и хозяину весело:
Чарка с чаркой у них обгоняются,
То и знай-через край наливаются.
Только нет веселей поезжанина,
И смешливее нет, и речистее
Супротив княженецкого тысяцкого -
Афанасия Прокшича Нездилы.
А с лица непригож он и немолод:
Голова у него, что ладонь, вся-то лысая,
Борода у него клином, рыжая,
А глаза - что у волка, лукавые,
Врозь глядят - так вот и бегают.
Был он княжеским думцем в Чернигове,
Да теперь, за царевной Евпраксией,
Перебрался в Рязань к князю Юрию
Целым домом, со всею боярскою челядью.
А на смену ему Юрий Ингоревич
Отпустил что ни лучших дружинников,
И боярина с ними Евпатия
Коловрата, рязанского витязя,
Князя Федора брата крестового!
Не пустил бы князь Юрий Евпатия,
Если б сам не просился:
"Прискучило
Мне на печке сидеть, а ходить по гостям
Неохоч я, - про то самому тебе ведомо".
Попытал было князь отговаривать:
"Подожди, мол: вот свадьбу отпразднуем".
Так стоит на своем: "Не погневайся:
Я зарок себе дал перед образом
Самому не жениться, не бабиться,
Да и вчуже на свадьбе не праздновать,
Хоть пришлось бы у брата крестового.
Да и то, что хотел бы в Чернигове
Повидать осударь-князя Игоря:
Может, вместе сходил бы на половцев..."
Замолчал князь. А княжичу Федору
И перечить не след другу милому;
Только обнял его крепко-накрепко,
И обоим глаза затуманила
Дорогая слеза молодецкая.
И уехал боярин Евпатий с дружиною...
Провожали удалого витязя
Горожане и люди посельные,
А почетные гости рязанские
Хлебом-солью ему поклонилися,
А молодки и красные девицы
Долго-долго стояли, задумавшись,
В теремах под окошком косящатым.
Даже свахи - и те подгорюнились,
Хоть ни ходу, ни следу им не было
Во дубовые сени Евпатьевы,
Во его во боярскую гридницу.
А сам витязь-то словно не ведает,
Какова есть на свете зазнобушка
И кручина - истома сердечная:
Подавай для него, что для ясного сокола,
Только вольный простор вкруг да около.
Отсидели столы гости званые;
Поезжане свой поезд управили;
Караваем князь Федор, с княгинею,
Со своей ненаглядной молодушкой,
Старшим родичам в пояс откланялся,
Помолился в соборе Заступнице
И поехал из стольного города
В свой удел...
На горе на обрывистой.
Над рекой Осетром, над излучиной,
Строен терем князь Федора Юрьича.
Бор дремучий кругом понавесился
Вековыми дубами и соснами,
Сполз с горы, перебрался и за реку,
Точно вброд перешел, и раскинулся
В неоглядную даль, в необъездную...
Зажил князь с молодою княгинею
В терему, что на ветке прилюбчивой
Сизый голубь с голубкою ласковой.
И уж так-то ласкала княгиня Евпраксия,
Так-то крепко любила милого хозяина,
Что и слов про такую любовь не подобрано.
А сама из себя - всем красавица:
И собольею бровью, и поступью,
И румяной щекой, и речами приветными.
Будет год по десятому месяцу -
Родила она первенца-княжича...
Окрестили его на Ивана Крестителя
И назвали Иваном, а прозвали Постником,
Для того что ни в середу княжич, ни в пятниц:
Не брал груди у матери...
Федор-князь,
На такой на великой на радости
В новоставленный храм Николая Святителя,
Чудотворца Корсунского, вкладу внес
Полказны золотой своей княжеской...
2
По рязанским лесам и по пустошам
Завелося под осень недоброе.
Кто их знает там: марево, али и - зарево?
Вот: встает тебе к небу, с полуночи,
Красный столп сполыньей беломорскою;
Вот: калякает кто-то, калякает...
По деревьям топор ровно звякает...
А кому там и быть, коль не лешему?
Нет дороги ни конному там и ни пешему...
Раскидали рассыльных - вернулися,
Говорят: "Нас вперед не посылывать,
А не то уж не ждать: со полуночи
Мы того навидались-наслышались,
Что храни нас святые угодники!..
Вы послушайте - что починается!..
От царя, от Батыя безбожного,
Есть на русскую землю нашествие.
Слышь: стрелой громоносною-молнийной
Спал он к нам, а отколе - незнаемо...
Саранча агарян с ним бессчетная:
Так про это и знайте, и ведайте..."
3
Было сказано... Следом и прибыли
Два ордынца, с женой-чародейницей,
Все ж к великому князю Рязанскому
И к другим князьям - Пронским и Муромским
"Так и так: десятиной нам кланяйтесь
С животов, со скотов и со прочего".
Снесся князь с Володимером-городом
И с другими, да знать уж, что втепоры
Гнев господен казнил Русь без милости:
Отступились со страхом и трепетом...
Ну, тогда старый князь князя Федора
Повещает, что вот, мол, безвременье...
"Поезжай ты с великим молением
И с дарами к нему, нечестивому...
Бей челом, чтоб свернул он с Воронежа
Не в Рязанскую землю, а в Русскую...
О хозяйке твоей озаботимся..."
Федор-князь и поехал...
4
И вот что случилося:
Ехал Нездила Прокшич с князь Федором
И за ними рязанские вершники, шестеро,
В стан Батыев... проехали островом
Подгородным; проехали далее,
Островами другими, немеренными,
И уж дело-то было к полуночи...
Все - сосняк, березняк да осинник... Промеж
листвы
Издалека им стало посвечивать...
Едут по лесу, на свет, - прогалина:
Луг и речка; за речкой раскинуты
Сплошь и рядом шатры полосатые -
Стан и стан неоглядный... Кишма-кишат
Люди - не люди, нет на них образа божьего.
А какое-то племя проклятое,
Как зверье окаянное якобы...
Кто в гуне просмоленной, кто в панцире,
Кто в верблюжую шкуру закутался...
Узкоглазые все и скуластые,
А лицо словно в вениках крашено.
Шум и гам! Все лепечут по-своему;
Где заржет жеребец остреноженный,
Где верблюд всею пастью прорявкает...
Тут кобылу доят; там маханину
Пожирают, что волки несытые;
А другие ковшами да чашками
Тянут что-то такое похмельное
И хохочут, друг друга подталкивая...
Вдоль по речке топливо навалено
И пылают костры неугасные.
Сторожа в камышах притаилися...
Обокликнули князя и с Нездилой, -
Отозвались они и поехали
Через весь стан к намету Батыеву.
Всполошилась орда некрещеная:
Сотен с пять побежало у стремени...
Князь с боярином едут - не морщатся -
Меж кибиток распряженных войлочных;
Стременной Ополоница сердится,
А другие дружинные вершники
Только крестятся, в сторону сплевывая:
На Руси этой нечисти с роду не видано...
Закраснелась и ставка Батыева:
Багрецовые ткани натянуты
Вкруг столпа весь как есть золоченого.
Одаль ставки, а кто и при пологе,
Стали целой гурьбою улусники -
Все в кольчугах и в шлемах с ковыль-травой;
За плечами колчаны; за поясом
Заткнут нож, закаленный с отравою,
На один только взмах и подшептанный.
Князя в ставку впустили и с Нездилой.
Хан сидит на ковре; ноги скрещены;
На плечах у него пестрый роспашень,
А на темени самом скуфейка парчовая.
По бокам знать, вельможи ордынские,
Все в таких же скуфейках и роспашнях...
Стал челом бить ему, нечестивому,
Федор-князь, а покудова Нездила
Подмигнул одному из приспешников
И отвел его в сторону.
Молит князь:
"Не воюй-де, царь, нашей ты волости,
А воюй что иное и прочее:
С нас и взять-то прийдется по малости,
А что загодя вот - мы поминками
Кой-какими тебе поклонилися".
Хан подумал-подумал и вымолвил:
"Подожди: я теперь посоветуюсь...
Выйди вон ты на время на малое -
Позову..."
Вышел Федор-князь - позвали...
Говорит ему хан: "Согласуюся
И поминки приму, только - знаешь ли? -
Мало их... (Толмачами взаимными
Были Нездила с тем же ордынцем
подмигнутым.)
Мало их, - говорит князю Федору
Царь Батый,- а коль хочешь уладиться,
Дай красы мне княгинины видети".
Помертвел Федор-князь сперва-наперво,
А потом как зардеется:
"Нет, мол, хан!
Христианам к тебе, нечестивому,
Жен на блуд не водить, а твоя возьмет,
Ну, владей всем, коль только достанется!"
Разъярился тут хан, крикнул батырям:
"Разнимите ножами противника на части!.."
И розняли...
Потом и на вершников,
Словно лютые звери, накинулись:
Всех - в куски, лишь один стременной
Ополоница
Из поганого омута выбрался...
А боярина Нездилы пальцем не тронули...
5
Воротился боярин в Рязань, к князю Юрию,
Доложил, что принял хан дары княженецкие,
Что покончится якобы дело, как вздумано,
А от князя поехал к княгине Евпраксии
Забавлять прибаутками, шутками, россказнями,
Чтоб по муже не больно уж ей встосковалося.
Говорит: "Князем Юрием Ингоревичем
К твоему княженецкому здравию
Послан я, чтобы вестью порадовать.
Федор-князь у царя у Батыя - состольником;
Пополам и веселье и бражничанье;
Отклонил бог беду неминучую:
Воевать нас татаре заклялися
И уйдут все по слову князь Федора.
А какие они безобразные!"
И пошел, и пошел он балясничать,
Да ведь как: что ни слово - присловие.
Показались те речи княгине занятными,
Учала она Нездилу опрашивать:
"Что за люд такой, что за исчадие?
Вместо дома телега... А женщины
С ними, что ли?.. Какие ж с обличия?"
- "А такие, что смеху подобные,
Из-за войлока выглянет - смуглая,
Очи словно травинкой прорезаны;
Брови черные; скулы навыпяте;
Зубы дегтем уж, что ли, намазаны..."
Балагурит он так, балагурит-то,
| |
| Просмотров: 465 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры